Читать книгу: «Сказки для взрослых. И не только…», страница 2

Курьер

Поток клиентов в отделении банка не ослабевал; начальницы сегодня не было, Вера с Людой отдувались вдвоём, с тоской поглядывая в окно на осенние листья, которые ветер крутил по тротуару. Перед обедом клиенты немного сбавили натиск; Вера наконец налила кофе, запах которого немного успокоил. Но неприятное чувство чего-то незавершённого, как внутренний шов на одежде, терзало и не отпускало.

Люда, хоть и работала здесь недавно, легко считала с лица настроение Веры, подошла и участливо спросила:

– Ты чего?

– Да вспомнила, у мамы день рождения сегодня, – как будто с досадой ответила Вера.

– Ну ничего, ещё же не поздно. Что-нибудь купишь в подарок, после работы заедешь, поздравишь…

– Не всё так просто… – Вера как будто сомневалась, стоит ли говорить об этом коллеге, с которой они не были особенно близки; убедившись, что лицо Люды выражало искренний интерес, продолжила: – Мы, как бы это сказать, не общаемся. Не разговариваем, не видимся – ничего.

Люда от удивления пролила на стол свой кофе:

– Ого… Вер, прости, я не знала. – Быстро достала салфетки и промокнула стол. – Фух, вроде ничего, без следов… А почему так вышло с мамой?

Вера задумалась, вздохнула:

– Долгая история. Она считала, я неправильно живу. Не с теми общаюсь, не стала в институт поступать… Она права была, конечно, – теперь-то я это понимаю. А тогда казалось, она меня не поддерживает, навязывает свой взгляд. А я не хотела жить по указке, тем более так, как она. Она постоянно мне твердила, что я должна делать, всегда знала, как правильно. Ну и как-то постепенно мы отдалились, перестали разговаривать; как только я начала работать официанткой, сразу съехала. – Она отхлебнула из чашки. – Так что теперь живём так, будто у меня нет матери, а у неё дочери.

Ошарашенная Люда, которая разговаривала с мамой каждый день больше, чем с мужем, уточнила:

– Ничего себе… И ты даже не знаешь, как она? Даже не созваниваетесь?

– И не хочу. Она звонила сначала. Но я не отвечала, мне нотации не нужны. А теперь привыкли.

– Ну ты даёшь… – Люда искренне не верила, что так бывает. – А чего тогда переживаешь по поводу подарка?

– Как-то так получилось, что подарки ко дню рождения мы друг другу дарим. Или через кого-то передаём, знакомых или соседей, или даже курьером. – Вера задумчиво смотрела куда-то в сторону.

– Ну так закажи или купи и вызови курьера.

– Точно. В цветочном напротив рассаду цветов куплю.

– Алло? Уже приехали? Мы же договаривались через час! У меня сейчас клиент, я не успею… Ладно, подругу попрошу выйти, передать.

Обернулась:

– Люд, сможешь курьеру передать подарок? Ко мне сейчас ещё Коврижкин придёт свои миллионы на счёт класть. И посмотри там, чтобы курьер приличный был, подарок всё-таки. Вот адрес.

– Давай. Сколько заплатить? Хорошо.

Люда накрасила губы, накинула пальто, взяла рассаду – красивые цветы! Вышла из офиса, огляделась. Увидела у входа старушку в потрёпанном коричневом пальтишке и нечистом когда-то цветастом платке. Её лицо вызывало почему-то жалость, глаза как будто просили, но при этом подбородок и плотно сжатые губы говорили о крутом нраве. Она беспокойно теребила рукой пуговицу на пальто; в другой руке держала пустой старый пакет.

Люда растерянно оглянулась, но больше рядом никого не было. Подошла к старушке:

– Это вы курьер?

– Я, дочка, я.

Люда втянула носом воздух: точно, пахнет спиртным.

– От вас же разит!

– Ты прости, дочка, не удержалась, отметила немного. Но вообще я не пью, правда, – придвинулась ближе, – ты не переживай, я довезу.

Люда с сомнением посмотрела на грязный платок, дырявый пакет:

– Я всё понимаю, но мне подарок нужно вручить. Маме подруги, у неё день рождения. Представьте, она обрадуется, если ей подарок вручит пьяненький курьер?

Глядя на Люду снизу вверх, старушка тронула её за руку:

– Дочка, я довезу. Ей-Богу, довезу. Не откажи, а то меня уволят, меня предупреждали уже. А мне нужна эта работа. – Старушка достала из кармана скомканный платочек и промокнула покатившиеся по лицу слёзы.

Люда закусила губу. Взгляд её упал на такие красивые ростки цветов; она представила, как грязные старушечьи руки будут трогать их и непременно мять, отступила на полшага:

– Я сейчас. – Набрала Веру, объяснила. Кивнула трубке, обратилась к курьеру: – Простите, но это подарок. Будем ждать другого курьера. До свидания.

Заходя в офис, Люда оглянулась. Старушка всё так же стояла, невидящие глаза её смотрели сквозь проходящих мимо, а на ветру развевался пустой пакет.

Через некоторое время Вере позвонили из курьерской компании:

– Алло? Да, отказались. Да она же выпила! А скоро новый курьер приедет? Хорошо, жду. Получатель? Трифонова Зинаида Андреевна. Какое совпадение? При чём тут курьер? Как??? – Она, как во сне, положила телефон, продолжая смотреть куда-то в пространство. Потом снова взяла телефон, нашла звонок курьера, написала смс: «Мама, прости меня… С Днём рождения! Я приеду сегодня вечером, хорошо? Вера».

Внутреннее напряжение, мучившее её последние годы, медленно отступало. Вера закрыла лицо руками, медленно выдохнула, вытирая слёзы.

Куба – Россия

Мать Хорхе, Мария, выиграла Олимпийские игры 1980-го года в Москве по метанию копья. Никто и не думал, что её маленькая Куба выступит так хорошо и станет в медальном зачёте четвёртой! А в следующем году родился Хорхе, черноволосый, как мать, но голубоглазый.

Грубые соседки бесцеремонно спрашивали у неё:

– Мария, кто отец-то?

Она отвечала, дерзко глядя в глаза:

– Святой дух! – и гордо шла прочь.

Когда пришло время, сын спросил её:

– Мама, кто мой отец? Мальчишки в школе говорят, что то ли медведь, то ли ещё кто. Я их луплю, конечно. Но всё же?

Мария присела в кресло и взяла его за руку:

– Он русский. Его зовут Егор. Я назвала тебя Хорхе в его честь.

– Так я и думал.

– Мы встретились на олимпиаде, – она взглядом показала на медаль, висящую на стене, – я как-то заблудилась, вышла не на той станции метро. Он мне помог, оказалось, он немного знал испанский – изучал, сам не зная, зачем. Проводил до гостиницы, а на следующее утро ждал с цветами. Я не пошла на тренировку, и мы весь день гуляли. Меня предупреждали, что русские грубоваты, но он меня покорил. И не только внешностью, мы говорили о книгах, представляешь, он любит Маркеса! Мы говорили о Достоевском и Чехове. Ты вот недоумевал, зачем я заставляла тебя учить русский, читать русских классиков. Но придёт время – скажешь спасибо. Уже под вечер оказалось, что он тоже спортсмен, борец. Талантливый, но на олимпиаду не попал. Говорил, потому отчасти, что отказался пить таблетки, которые ему давал тренер. Тот так обозлился, когда узнал, что всё, что он давал Егору, он просто складывал в ящик стола – он мне показывал, там их столько! Он потом всё равно пробился, на чемпионате Европы был третьим. Я следила за ним по новостям. Но потом он исчез.

Хорхе забрался в кресло и устроился у матери на коленях:

– Почему вы расстались?

– Те дни… Это были самы счастливые дни моей жизни. Меня чуть не отстранили от выступлений – ещё бы, нарушить график тренировок! Но обошлось – к счастью, я слишком хорошо бросала это копьё, и меня некому было заменить. Потом… Потом олимпиада закончилась. Мы пели «До свидания, маленький мишка» и плакали. Весь стадион. Казалось, что весь мир. Мы с Егором смогли увидеться перед отъездом. Я ещё не знала, что беременна.

– Ты не пыталась его найти? А он?

– Сначала думала об этом. Но решила, кто знает. У него своя жизнь наверняка, семья – зачем всё рушить?

Прошли годы. Мария не удивилась, когда уже взрослый Хорхе как-то пришёл к ней и сказал:

– Я еду в Россию, – и поспешно добавил, – на чемпионат мира по футболу.

Она не стала в ответ напоминать, что футболом Хорхе не интересовался. Только подошла к нему и сказала спокойно:

– Он мечтал когда-нибудь поселиться в Переделкино, это такой посёлок под Москвой. Может, найдёшь его там.

Хорхе хотел что-то сказать, но промолчал.

Вот она, Москва. После пересадок в Мадриде и почему-то в Мюнхене. От количества людей рябило в глазах. Из толпы вдруг отделилась черноволосая девушка с голубыми глазами и окликнула его:

– Привет, голубоглазый брат! По-русски говоришь?

Хорхе сглотнул:

– Да.

– Заблудился? Пойдём, проведу к стоянке такси. Зовут-то тебя как?

– Хорхе, – он был в каком-то тумане, перелёты совершенно его дезориентировали, и он не успевал за сменой обстановки.

– Пока, Егор, – сказала она, поцеловала его в щёку и пошла обратно.

Ошеломлённый Хорхе потрогал влажную щёку. Он слышал, что русские девушки, как и кубинские, любят иностранцев, но одно дело слышать, а другое дело испытать самому. Если бы он сейчас обернулся, увидел бы, что девушку попытался приобнять загорелый таксист в большой плоской шляпе, но она не только увернулась, но и громко шикнуда:

– А ну, кыш! – и таксист прикинулся веником, насвистывая и глядя в другую сторону.

Поскольку Куба в чемпионате не участвовала, Хорхе решил болеть за братскую Мексику. Для приличия сходил на один её матч с Германией. С недоумением поглядывал на неистовых болельщиков, которые то и дело обращались к нему. Чувство единство трогало его, но не разбудило.

Теперь с чистой совестью можно было ехать к отцу. Он знал имя, фамилию и название посёлка – на Кубе этого точно бы хватило. Но не в России. Переделкино ему понравился – тихий, тенистый и одновременно солнечный. На третий день поисков, исходив Переделкино вдоль и поперёк, совершенно измотанный, он хотел было уже ехать в гостиницу, но решил спросить в последний раз. Из магазина неподалёку вышел мужчина неопределённого возраста в спортивном костюме. «Может, этот спортсмен?» – подумал Хорхе. К его удивлению, вопросу мужчина не удивился, а равнодушно сказал:

– Пойдём.

Они вскоре зашли в старые заколоченные, но, как выяснилось, незакрытые ворота, в которые до этого Хорхе посчитал бессмысленным стучать. Навстречу им поднялся со скамейки крепкий седеющий мужчина лет шестидесяти в такой же униформе, как и первый. «Это, наверное, посёлок спортсменов», – подумал Хорхе.

– Егор, к тебе, – кивнул первый в сторону Хорхе.

Он слушал молча. Хорхе уже закончил, а тот всё молчал. Потом произнёс:

– Сын, говоришь? – закурил, выпустил дым. – С Кубы? Бывает.

Докурив, он сказал:

– Сынок, как там тебя? Егорка? У тебя деньги есть?

Хорхе с готовностью стал рыться в кошельке, отец нетерпеливо вырвал кошелёк из его рук:

– Да не боись ты, давай. Вот молодец. Вот спасибо. Очень нужно. Я скоро верну.

Он молча взял под руку своего товарища, и они ушли.

Подождав около часа, Хорхе вышел на улицу. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь густые заросли старых деревьев, стал мягче, предвещая скорый закат. Спросил у соседки, поливавшую грядку из шланга.

– Егор? Так известно, где. Ты ему денег, что ли, дал? Так он, значит, в магазин и на рыбалку. Известно какую. Они, кажись, и удочки на неё не берут, вот какую.

Она плюнула и отвернулась.

Хорхе пошёл на остановку и, только войдя в автобус, вспомнил, что он не просто без денег, а совсем. Пытался объяснить загорелому водителю с раскосыми глазами, но тот коротко сказал:

– Плати или выходи.

Сидящий рядом неухоженный и, казалось, спящий мужичок с лохматой седой шевелюрой посмотрел на Хорхе, спросил:

– Испанец, что ли?

– Я с Кубы.

– А… – и вдруг продолжил на испанском почти без акцента, – Как тебе в России?

Хорхе никак не ожидал услышать здесь родную речь:

– Хорошо. Вы так хорошо говорите по-испански!

– Да, были причины выучить… Держи, – протянул деньги на билет. – Бывай! Но пасаран!

У турникета метро попросил контролёра пропустить, но та строго отказала, с подозрением оглядев его, ещё и в свисток свистнула.

Жуя, подошёл в развалку полицейский, по пути надевая фуражку. Из двери суетливо высунулся второй:

– Что там? Если без документов, оформляй сразу, шеф сказал, всех грести.

Напарник кивнул:

– Сейчас. Сержант Тищенко. Можно документы?

Хорхе стал рыться в рюкзаке, вытащил том «Тихого Дона» и всучил полицейскому, пока продолжал искать дальше. Тот с любопытством посмотрел на книгу.

– Нет. С собой нет. В гостинице, – расстроенный Хорхе уже понял, что так просто его не отпустят. Как он мог забыть паспорт?

– Ясно. Откуда вы?

– С Кубы…

– Шолохова любите?

– Да, хорошо написано, – и добавил с колебанием, – у меня отец русский.

– А чего без билета?

– У меня кошелёк… Потерял.

Полицейский сказал вполголоса:

– Я тоже Шолохова люблю. Какой язык, а? Музыка! – всучил книгу Хорхе обратно и сказал контролёру, – Семёновна, пропусти его.

– Спасибо! – крикнул Хорхе, встав на эскалатор и обернувшись.

Он слышал, как из двери донеслось:

– Ну что там?

– Порядок, он с документами.

В аэропорту Хорхе оказался в толпе мексиканцев – Мексика накануне проиграла Бразилии и вылетела с чемпионата, многие мексиканские болельщики возвращались. Посадку уже объявили; стоя в очереди на посадку в автобус вдруг опять увидел черноволосую девушку, сидящую в кафе неподалёку. Выскочил из очереди, робко подошёл:

– Привет, – и только теперь заметил, что она плачет.

– Привет, Егорка, – не удивившись, смахнув слезу, сказала она. – Улетаешь?

– Да… А вы… почему плачете?

– Ничего… С парнем поругались, он без меня уехал в отпуск. А я не смогла, на работе не отпустили…

– Как же он без вас? Как вас зовут, кстати?

– Инна… Я не знаю… Как он мог? – она опять заплакала.

– Вы простите, мне пора…

Она кивнула и махнула рукой.

Хорхе сел в автобус, с грустью проводил её взглядом. Автобус подъехал к самолёту. С десяток сотрудников аэропорта копошились возле лайнера, некоторые переговаривались по рации. Но двери автобуса так и не открылись. Постояв ещё немного, автобус тронулся и подъехал обратно к аэропорту. Настороженно вертящих головами пассажиров опять выпустили в зал ожидания.

Хорхе спросил у сотрудника аэропорта, что случилось. Оказалось, самолёт не был готов, и вылет отложили на сорок минут.

Хорхе радостно, пытаясь обойти впереди идущих пассажиров, ползущих, как сонные мухи, направился к столу, за которым, как он сразу заметил, всё ещё сидела Инна. Она уже не плакала и выводила на салфетке каллиграфическими буквами матерные ругательства мужского рода.

Вздрогнула, увидев его, спросила:

– Ты что, Егорка, передумал лететь?

– Проблемы с самолётом. Красиво, – показал он глазами на её каллиграфические упражнения.

– Правда? Люблю каллиграфию.

– Очень! – он воодушевленно заговорил. – Я как-то был в музее в Севилье, Генеральный архив Индий называется. Там куча средневековых документов, многие очень красиво написаны. Но то, как пишете вы – просто фантастика!

– Ну что ты, не преувеличивай. Ты не шутишь ли? Ты понимаешь, что здесь написано?

– Да, – Хорхе покраснел.

Но было видно, что его слова её тронули. Она внимательно посмотрела на него, вздохнула:

– А мой… парень говорит, хватит заниматься ерундой.

– Почему?! Так красиво получается, и вам нравится – да это же дар Божий! – он перекрестился, – это преступление так говорить!

– Ну скажешь тоже, дар, – взяла салфетку, написала что-то, – держи, вот моя электронная почта, найдёшь меня в сети. Напишешь мне?

– Конечно! – Хорхе бережно прижал салфетку к груди, – спасибо!

Инна прислушалась, сказала:

– Вот опять твой рейс объявляют.

Инна чмокнула его в щёку и подтолкнула.

На этот раз автобус благополучно довёз пассажиров до самолёта. Хорхе сразу написал Инне, ещё в самолёте. В первые минуты ответа не было, а потом пришлось отключить телефон. Но ничего. Хорхе умеет ждать. Даст Бог, дождётся.

Приземлившись, позвонил маме. Она спросила:

– Сынок, как дела? Нашёл отца?

Он ответил:

– Нет. Но это ничего. Всё будет хорошо.

Жаль, что собаки не говорят

«Где же хозяин запропастился? Самое главное же рядом: как зайдёшь, налево, и вот они – эти восхитительные банки с собачьей едой. Я её даже отсюда чувствую, а там, в магазине, у меня вообще уши крутит от блаженства. Хозяин поэтому и стал оставлять меня здесь, снаружи, чтобы я не чудил: как он выразился, чтобы у меня крышу не сносило. Ерунда какая-то: как крышу может снести? К тому же, у меня её нет, как и у него – так что он вообще может об этом знать?

Ну наконец-то, вот он, запах хозяина, идёт впереди него, как будто объявляет: «Вот он, хозяин идёт!» Но это не хозяин… Какой-то маленький человек. Пахнет много чем, но и запах хозяина есть. Наверное, его знакомая? Значит, и хозяин скоро выйдет, и мы наконец погуляем. Так гулять охота, хоть на луну вой. Не побегать уже, понимаю, что не солидно для моих десяти лет, но хотя бы походить, пусть даже на поводке: пролаять последние новости. Цапнуть при случае этого задиру бульдога. Других собак понюхать, себя дать понюхать. Так смешно: я от хозяина слышал, что люди говорят: «На других посмотреть, себя показать» – такая глупость! Что там можно увидеть? Вот запах – другое дело. А если ветер подует со стороны зоопарка – держите меня за четыре поводка: такая гамма запахов, что сердце, кажется, выпрыгнет и убежит. Туда, в зоопарк.

Эх, говорит что-то, а что? Ты бы не говорила, а взяла бы меня и погуляла со мной, пока хозяин в магазине. Смотрю на неё выразительно и всем видом показываю, что хочу гулять. С ней пойду, от неё хозяином пахнет. Ух ты, поняла! Догадливая…»

– Ну что же ты такой грустный, а? – девочка лет пяти обращается к огромному сенбернару, привязанному у входа в магазин.

Пёс вздыхает, смотрит на неё внимательно. Девочка опасливо делает шажок к собаке, замирает:

– Ты же хороший пёсик, да? – тот поворачивает голову на бок так, что ухо смешно повисает. Девочка тянет руку, но одёргивает её – пёс вдруг тянет носом воздух, резко встаёт и, вертя хвостом, пытается к ней приблизиться, натянув поводок.

Девочка пятится. Пёс садится и ловит её взгляд, как будто ждёт сигнала.

– Ты, наверное, хочешь погулять? – её собеседник издаёт жалобное скуление. – Ты же давно здесь сидишь. Я тебя видела, когда мы с мамой только пришли в магазин. Это же целый час назад было, наверное! Представляешь, мама в каждый отдел зашла – ну зачем? А потом, когда мы уже шли к кассе, она вспомнила, что не взяла пакеты для мусора. О, Господи, – она слышала это выражение от бабушки и страшно гордилась, что говорит, совсем как взрослая. – Ну зачем эти дурацкие пакеты? – ещё одно взрослое выражение, на этот раз, естественно, от папы.

Собака слушала, внимательно глядя в глаза девочки. Та опять осмелела и шагнула вперёд. Собака сжала волю в лапу и не дёрнулась, только хвост предательски шевельнулся. Девочка медленно протянула руку и погладила собаку – сначала ухо, потом голову. Собака лизнула её ладонь, девочка засмеялась.

– Хочешь, немного погуляем? Тебя твой хозяин не заругает? Он же у тебя добрый? Мы недалеко, да? – она размотала поводок и крепко сжала его в обеих руках. Пёс, косясь на неё ухом, двинулся, держась от неё слева и на шаг впереди. Он направился было в ближайший подъезд, но девочка потянула его во двор.

Они вышли на пешеходный бульвар. Девочка казалась серьёзной и была, видимо, очень горда собой. Некоторые яжематери с детьми и колясками делали безумные глаза и шарахались от них, но нормальные родители, глядя, как уверенно девочка держала поводок и как послушно собака шла рядом, смогли взять себя в руки и не переживали.

Если бы кто-то спросил у сенбернара, тот бы поделился, как непросто было не отвлекаться на эти зовущие запахи других собак и ненавистных глупых котов, которые только и умели, что шипеть. Но он умел сдерживаться. Да и не спросил никто.

«Хорошо порезвились. Ох, здесь хозяин был недавно, судя по запаху. И всё, так обрывается, странно. Как бывает, когда он в эту большую самоходную миску садится с окнами. Но он же не мог без меня уехать! Слушай, человеческий детёныш Маугли, а пойдём вместе хозяина искать, а?»

Они обошли вокруг квартала и вернулись к магазину. Стоявшая у входа мама девочки с криком бросилась к ней:

– Ты где была? Отойди от собаки! Она укусит!

– Мама, не кричи. Ты что, не понимаешь, что собачке нужно было погулять? И вообще, собаки хозяев не кусают.

– Я чего только ни передумала, тебя же могли украсть! Я же говорила никуда не уходить!

– Ты говорила не уходить одной, но я же была не одна. Ну всё, успокойся, – она прижалась к матери и обняла её.

Мать перевела дух:

– А собака откуда? Она же больше тебя ростом! Что хозяин скажет?

– Она здесь была привязана. Я с ней прогулялась – она очень просилась. Мне хозяин спасибо скажет, вот что.

Мать совсем успокоилась, хоть и продолжала с опаской поглядывать на собаку. Обошла, подошла к дочери с другой стороны, присела на корточки:

– Представляешь, там в магазине одному мужчине плохо стало, по громкой связи объявили. Даже «Скорая помощь» приехала и его увезла. Ну, оставляй пса, пора ехать.

– Мамочка, давай хозяина дождёмся, я ему хочу сказать, чтобы он почаще с собакой гулял, хорошо?

– Ну давай, только не долго. А знаешь, я сейчас в магазин зайду и крикну спросить, чья собака.

Через несколько минут она вышла растерянная:

– Странно… Никто не отозвался. Слушай, а вдруг это как раз тот мужчина, которому плохо стало? И что нам теперь делать с псом?

– Мамочка, что значит «что делать»? Ты же мне сама говорила, что мы в ответе за тех, кого приручили.

– Это не я говорила… Впрочем, не важно. Ну при чём тут мы? В крайнем случае, отдадим её в приют. И вообще, почему мы? Оставим здесь. Привязывай.

– Мама, – сказала девочка жалобно и посмотрела маме в глаза. Та открыла рот, чтобы отругать дочь за такую абсурдную мысль, но какая-то струнка тонко лопнула. Вспомнила, как примерно в таком же возрасте просила у родителей собаку, но мама была категорически против; со временем всё реже просила, а потом как-то перехотелось. Или убедила себя, что не хотела. Мысль вдруг перестала казаться абсурдной.

– Хорошо, возьмём её. Но, – увидев в глазах дочки слишком большую радость, добавила поспешно, – но на время, поняла?

– Да, мама, – старалась не моргать, чтобы не спугнуть свалившееся на неё счастье. Оставили у магазина записку для хозяина со своими номерами телефонов, и через несколько часов, как и планировали, уехали на всё лето на дачу.

Пёс оказался воспитанным и никаких проблем не доставлял. С именем были сначала проблемы, он не реагировал ни на какое называемое имя. Но когда, уже отчаявшись, назвали вяло «Роберт», пёс поднял уши и внимательно посмотрел. С тех пор он стал Робертом.

«Так мы стали жить вместе. Я, конечно, скучал по хозяину, часто думал о нём, лёжа на большом подоконнике и глядя в окно. Иногда отвлекался на то, чтобы прогнать наглых голубей с карниза. Новая хозяйка была забавной. С ней мы больше гуляли. Точнее, больше двигались – она вообще не сидела на месте. К вечеру я ощущал себя старой тряпкой, лежавшей у двери. Бывало, я на ней и задрёмывал, не в силах идти дальше. А вот старый хозяин любил сидеть на скамейке в парке и читать. Иногда дымил своей вонючей трубкой. Я лежал рядом, голова на передних лапах, и смотрел на проходящих мимо. Много думал. Например, одна мысль не давала мне покоя. Люди почти всегда живут парами. А собаки нет – почему так? Хотя, вот мой хозяин тоже жил один. Может, он немного собака? Тогда понятно, почему мы с ним так хорошо ладим».

Но за всё лето никто так и не позвонил по поводу пса. Вернувшись в Москву, решили справиться о хозяине. С трудом, через знакомых на станции скорой помощи, узнали, куда его увезли тогда, и как же удивились, что его так и не выписали: инсульт, лежит частично парализованный. Стало отчего-то стыдно. Да, и бывают же совпадения: его фамилия тоже была Терентьев, как и её девичья.

Решили, не без колебаний, навестить его. Даже цветы купили. В регистратуре уточнили номер палаты. Боязливо открыла скрипучую дверь палаты. Вздрогнула и захлопнула её. Как?! Не может быть. Собралась с силами, сжала кулаки, зашла, ведя дочку за руку.

– Привет, папа!

– Ух ты, – седой мужчина лет семидесяти в старомодных очках оторвался от книги, бросив на неё взгляд, но при этом не пошевелившись, – вот так сюрприз! Привет, дочка. Рад видеть. Представишь меня этой мадемуазель?

– Знакомься, это… это твоя внучка. Диана, этот твой дедушка Роберт.

– Дедушка?! – девочка выпучила глаза и спряталась за мать. – Но ты же говорила, что он уехал?

– Да, говорила. Будем считать, что он приехал. Или мы. Неважно.

– Дедушка, ты болеешь? – девочка участливо посмотрела на него, подойдя.

– Ничего, внучка. Выздоровею.

– Давай выздоравливай, я тебе нашего Роберта покажу.

– Кого? – дедушка с трудом пошевелился, откладывая книгу одной рукой; вторая не двинулась.

– Собаку нашу, – она понизила голос, – ну, не совсем нашу, её хозяин оставил у магазина, а мы нашли и приютили.

– Надо же… Я тоже свою оставил у магазина, а потом мне плохо стало, меня и увезли, до сих пор не знаю, что с ней. Моего пса по-другому звали. Но почему-то мне кажется, что он меня узнает, – и он попытался подмигнуть, не очень успешно.

– Спасибо, что пришли. Диана прелесть, – сказал он дочери, когда они собрались уходить.

– Да… – закусила губу, чтобы не заплакать. – Выздоравливай, мы ещё придём. Ты прости, что мы… что я… Столько лет не виделись… Дурацкая обида – а как не обидеться, просила же продать дачу и мне купить квартиру, а ты упёрся, далась тебе эта дача… Потом гордость, а потом просто привыкла… А сейчас понимаю, как это было глупо… Ты же так любишь свою дачу, как я могла о таком просить? Да и хорошо, что так вышло, что сами потом квартиру купили, а не в подарок получили – так радовались и гордились собой!

– Ничего, дочка. Это жизнь. Я рад вас видеть. Буду ждать.

На следующий день она, прыгая через ступеньку, добежала до дверей палаты, перевела дух, постучала. Не дождавшись ответа, приоткрыла дверь. Отец лежал с закрытыми глазами и улыбался. Он был таким спокойным и счастливым, решила не будить его. Посмотрела с минуту, увидела, что цветы пожухли – завтра надо свежие принести. Вытерла слёзы и вышла. Напряжение спало, и пришло ощущение, что всё хорошо. Просто всё хорошо.