Читать книгу: «Зов пустоты», страница 6

14

Мелкий дождь наложил на окна казармы фильтр размытия, словно стараясь отгородить от внешнего мира этот оплот изучения насилия, поисков горькой правды.

Людивина склонилась над экраном компьютера. Она читала файл АСИОП о дилере, которому Лоран Брак звонил перед смертью. Настоящий отморозок. Он пророс в ядовитой почве, глубоко укоренился в ненависти и наркомании. По словам Ива, который пообщался с полицейскими из округа, где жил дилер, подозревали, что тот держит в кулаке свой городок в департаменте Сена-Сен-Дени. Наркоман, стремщик, посредник, дилер, привлекался за оскорбления личности, нападения, незаконное владение оружием – этот человек обладал всеми признаками будущего генерала, которого похоронят с почестями за то, что отдал себя без остатка своей войне.

Ив рассеянно погладил черные усы.

– За ним никто не следит, – признался он. – Я не знаю, где он был в пятницу вечером, и коллеги, с которыми я успел поговорить, тоже не знают. Мы можем запросить геолокацию его мобильного, чтобы получить представление о перемещениях, но такой человек не пошел бы на дело с телефоном в кармане. Тем более личным. Он же не идиот.

– Может, он заказал убийство? – предположил Сеньон.

Ив кивнул.

– Имени дилера нет в НБПН¹⁵, это нам на руку, – удовлетворенно заметил он.

– Почему? – удивленно спросил Марк Таллек.

– Если имя внесено в НБПН, мы не имеем права продолжать работу, не связавшись с отделом, который его туда внес, чтобы не мешать расследованию. А наши друзья-полицейские страшно любят вносить туда всех своих информаторов, чтобы их защитить. Порой это парализует нашу деятельность.

– Получается, мы вернулись к наркотикам, – подвел итог Гильем, взглянув на Людивину.

– Они еще когда-нибудь общались? – спросила она, не отрываясь от экрана.

Гильем пощелкал клавишами и покачал головой:

– Нет, тогда они разговаривали в первый и последний раз, по крайней мере по этим телефонам.

– Проверим звонки дилера, – решила Людивина. – Просмотрим все его контакты. Если у Брака была предоплаченная симка, она рано или поздно там всплывет.

– Погоди-ка, – вмешался Гильем. – Я сперва не обратил внимания: звонок был очень коротким. Всего три секунды.

– Ошибся номером? – неуверенно предположил Сеньон.

Людивина выпрямилась:

– Ошибся номером и позвонил дилеру, который живет в пятнадцати километрах от его дома, а потом на месте преступления мы обнаружили гору наркотиков? Нет, так не бывает. А дилер потом не перезвонил?

– У меня нет такой информации. Надо проверить его телефон, кому он звонил, если вообще звонил…

– Гильем, займешься этим? Найди все телефоны, так или иначе связанные с этим парнем, в том числе номера членов семьи. Он осторожен и явно не пользуется личным телефоном для дела. Прошерсти все как следует.

Молодой жандарм нахмурил брови, представив масштабы задачи.

– Ив, – взмолился он, – скажи, что вы у него на хвосте, что хотя бы сузили круг контактов!..

– Сочувствую, старик. Но мы тебе поможем. Если получится убить одним выстрелом двух зайцев…

Людивина, усевшись в свое кресло, переводила взгляд с одного коллеги на другого. Марк Таллек сидел на краю стола Гильема и внимательно слушал, как тот обсуждает с Ивом план действий.

Накануне Людивину вызвал полковник Жиан: он хотел повторить ей лично, что сотрудничество ГУВБ и жандармерии – дело исключительное, что оно должно развиваться в интересах обеих сторон и он надеется, что это сотрудничество окажется кратким, но плодотворным. Жиан руководил крупным отделом и не любил показывать свои эмоции. Это был решительный, умный офицер, прекрасный аналитик. Он знал, что его люди работают с оглядкой и что присутствие ГУВБ, на котором настояло его начальство, им непривычно. С учетом общей тревожности, воцарившейся в стране из-за терроризма, такое сотрудничество не предвещало ничего хорошего. Если нужно помочь предотвратить теракт, жандармерия должна сделать все от нее зависящее, пусть даже вслепую, поскольку ГУВБ не раскрывает подробности дела. Удивительно то, что ГУВБ не взяло расследование на себя и не отстранило ПО. Жиан, как и Людивина, пришел к выводу, что ГУВБ не знает наверняка, имеет ли убийство отношение к их службам, и потому перестраховывается. Хотя полковник этого не показывал, Людивина заметила, что ему не по себе.

– Обеспечьте всестороннее сотрудничество, – приказал он. – Но все же не забывайте, что правовая база вашего расследования отличается от базы, на которой работает Таллек. Не делайте ничего, что могло бы поставить вас в трудное положение, ясно, Ванкер?

Людивина кивнула, хотя обычно сломя голову бросалась на защиту истины и пострадавших, не слишком соблюдая формальности. Но в этот раз она была согласна с полковником. Спецслужбы в целом пользовались довольно скверной репутацией, и если в какой-то момент им потребуется козел отпущения, то в его роли – тут Людивина не питала иллюзий – окажется не Марк Таллек, а она.

В кармане завибрировал телефон, отвлекая ее от этих мыслей. Она с изумлением обнаружила два пропущенных вызова и отправила сообщение, чтобы узнать, срочное ли дело. Ответ пришел сразу же, и она вскочила.

– Я еду в Нантер, – объявила она. – Меня хочет видеть Филипп Николя – говорит, у него для меня кое-что есть.

– Что-то связанное с делом? – уточнил Марк.

– Посмотрим. Филипп Николя – координатор судебной экспертизы, я с ним часто работаю. Скажем так, он обеспечивает связь между нами и научной стороной расследования. У него выдающаяся компетенция в этой области.

– А главное, выдающееся эго, – пошутил Сеньон и тут же пояснил: – Но это правда, учитывая, что он иногда может раскопать.

– Я поеду с вами, – заявил Марк тоном, не терпящим возражений.

Выйдя из казармы, Людивина привела напарника на соседнюю парковку и указала на «Ауди ТТ РС»:

– Я поведу.

Марк Таллек восхищенно присвистнул:

– Ну и ну! У ПО, похоже, есть деньги!

– Это конфискованная машина. Некоторые бонусы выдают натурой.

– Вам нравятся гоночные?

– Я впервые села за руль спортивной машины случайно, во время большого расследования. С тех пор я даже потратила свои сбережения на подержанный «порше-бокстер», очень выгодно.

– И на покупку дома, – сказал Марк Таллек, пристегиваясь.

Людивина повернулась к нему.

– Это тоже было в вашем досье на меня? – сухо спросила она. – Вам обязательно так глубоко залезать в частную жизнь?

Таллек выдержал ее ледяной взгляд.

– Не принимайте близко к сердцу. Я должен знать, с кем имею дело. Через что на вас можно надавить.

– Кому надавить?

– Зависит от того, кто стоит за смертью Лорана Брака.

– Вы изучали мою интимную жизнь, чтобы понять, кто может запудрить мне мозги?

– Простите, Людивина, я обязан знать, с кем работаю.

– И что, я прошла проверку? Я достойна вашего доверия или остаюсь глупой блондиночкой, которую можно использовать, но увлекаться не стоит?

Бесстрастное лицо Марка Таллека внезапно изменилось, словно с него упала маска. Казалось, он искренне расстроился.

– Я знаю, что это неприятно. Приношу вам свои извинения.

Людивина тяжело вздохнула. Заурчал мотор, они выехали из казарм и влились в поток машин. К окружной дороге они двигались в гнетущей тишине.

Спустя несколько минут Людивина спросила слегка смягчившимся тоном:

– И как же на меня можно надавить?

Таллек с интересом взглянул на нее и ответил:

– Через ПОРОКИ.

– Будьте уверены, я стараюсь их обуздать!

Таллек усмехнулся:

– Нет, это классический метод спецслужб, который используют, чтобы завербовать или использовать человека. ПОРОКИ – это подкуп, одержимость, раздутая (само)оценка, компрометирование и идеология. По сути, это поиск точки входа, способа получить от вас желаемое. Вам нужны деньги? Вы падки на лесть, красивые слова и обещание власти? Вас можно шантажировать? Вы патриотка, у вас твердые убеждения? У каждого из нас есть слабое место… В крайнем случае вам устраивают западню, и все сводится к компрометированию.

– Что бы вы использовали против меня?

– Честно?

– Говорите, поздно уже что-то от меня скрывать.

– Хорошую дозу идеологии со щепоткой самооценки. Работа у вас в крови, она фактически управляет вами, было бы легко расписать вам серьезные задачи и какую полезную, если не ключевую роль вы можете сыграть для всеобщего блага и спасения жизни.

– Неплохо. Самооценка – это о том, чтобы избавить меня от приступов меланхолии?

– Это о том, чтобы ценить себя. Вы исключительная девушка, вы добиваетесь экстраординарных результатов, но принижаете свои достоинства. Боюсь представить, чего можно было бы от вас добиться, будь вы полностью уверены в себе.

– Мои сомнения, душевные раны и слабости задают направление моим мыслям, что, собственно, и делает меня наблюдательной. Если вы уберете все это, я не смогу работать. И вы об этом знаете. Повышение самооценки – это чтобы лучше мною манипулировать. Чтобы добавить эмоций в общение – вы же знаете, что я эмоциональна.

Таллек вновь улыбнулся, но промолчал.

– В любом случае мне очень неприятно, что вы так много обо мне знаете. Я чувствую себя голой рядом с вами.

– Ну что вы, все совсем не так! Давайте вернемся к нашему делу. Как вам кажется, смерть Брака связана с наркотиками?

Людивина поняла, что ее обидела его реакция. Он вернулся к рабочим вопросам, не ответив ей, не сказав ничего приятного, пропустив мимо ушей ее слова – а ведь они не были невинными, особенно в таком тесном пространстве… Она вдруг осознала, что какая-то часть ее готова начать соблазнять Марка… Мои старые демоны… соблазнять, чтобы самоутвердиться… соблазнять, чтобы подчинять… чтобы наполнять себя, не бояться пустоты, не бояться остаться наедине с собой… Нет, она давно ушла от этого. Поработала над собой, повзрослела, изменилась. Теперь ощущения были более здоровыми, более… естественными, более физиологичными… О черт! Нет, Лулу, только не он! Он ей нравился. Надо сказать, что внешне он был очень даже ничего. Ты что, втрескалась? Быть не может! Не красавец, но на редкость обаятелен. Это всего лишь… физическое желание. И что? Это ведь нормально, нет? Я не говорю, что хочу его, просто он… В тесном салоне машины она вновь почувствовала его запах, этот животный парфюм, который так хорошо сочетается с его кожей, словно неумолимая волна несет тебя все ближе и ближе к берегу и бросает прямо на него…

– Людивина?

Как давно у нее не было секса? Постоянное одиночество, бесконечные ночи без капли нежности, без ласки, без объятий, без разговоров… Ясно, почему она так разволновалась из-за первого же симпатичного парня. Как нелепо. И как естественно… Особенно для того, кто считает, что живет в ладу со своими чувствами, со своим внутренним «я», с настоящей, чувственной стороной себя...

– Людивина!

Она моргнула, отвлекаясь от раздумий:

– Э-э… Да, извините. Я думала о…

Она сделала вид, будто ей надо сосредоточиться на дороге из-за оживленного движения. Пустоту между ними заполнило рычание пятицилиндрового двигателя, когда Людивина резко нажала на газ и проскочила между двумя машинами.

Она снова полностью владела собой.

– Не знаю, что думать об этом убийстве. Все говорит о дотошном, одержимом убийце с сильнейшими извращенными идеями и навязчивыми фантазиями. Иными словами, это неординарный преступник. Но при чем тут наркотики, звонок дилеру?.. Карты постоянно тасуются.

– Я и сам могу проанализировать факты. Я хочу услышать ваше личное мнение. Что подсказывает интуиция?

– Наркотики – это ложный след. Но убийца должен иметь хорошие связи, чтобы достать так много. Вряд ли он рискнул бы столько купить, будь он простым парнем с улицы. Его могли взять полицейские, могли ограбить не самые честные дилеры… Это на него не похоже, ведь он все заранее планирует, все контролирует, моет, склеивает, запутывает… Он осторожен, он не рискует. А значит, у него должны быть связи.

– Дилер из пригорода?

– Возможно. Но этим нельзя объяснить все. В нашем преступлении есть нечто парадоксальное. Почему убийца хотел, чтобы тело нашли так скоро? Почему подбросил так много наркотиков? Я не понимаю.

– А может, это гигантская инсценировка? Чтобы мы потеряли как можно больше времени?

Людивина постучала пальцами по рулю. Они застряли в вечерней пробке.

– И потратить на это столько усилий? Какой смысл? Если так, убийца совершенно двинутый.

– Или у него есть мотив…

– Какой? – спросила она, резко повернувшись к Марку.

Он долго смотрел на нее, словно собираясь признаться в чем-то важном. Наконец он слегка дернул подбородком, и было похоже, что он сдается.

– Ну ладно, пора показать вам общую картину, – выдохнул он. – Но это должно остаться между нами, информация строго секретна. Я уже какое-то время наблюдаю за неким Абдельмалеком Фиссумом. Это ключевая фигура среди радикальных исламистов, он всех знает, через него проходит огромное количество информации.

– Радикал – это в смысле… возможный террорист? – удивилась Людивина.

– Так или иначе, он собирает вокруг себя людей, которые вызывают у нас беспокойство, и проповедует радикальные идеи.

– Вы его не задержали?

– Нет, мы работаем иначе. Если я его посажу, то потеряю точку входа. Следя за ним, мы получаем доступ ко множеству новых лиц, открываем целые сети. Иными словами, нам полезнее использовать его как можно дольше и лишь потом обезвредить. В любом случае Фиссум – крупная рыба, он контролирует весь Иль-де-Франс и особенно район Аржантёя, в департаменте Валь-д’Уаз. Мы спокойно работали, пока в один прекрасный день рядом с ним не появился новый человек.

– Лоран Брак, – догадалась Людивина.

– Именно. Мы не знаем, как они познакомились, – может, через посредника в мечети Брака или через знакомых в районе, где он жил. Фиссум и Брак виделись раз десять за месяц, но раньше друг друга не знали, в этом мы уверены.

– О чем они говорили? Чем занимались?

– Мы не в курсе, Фиссум крайне осторожен. Ошибки совершает его окружение. Те немногие сведения, что у нас есть, мы получили благодаря им. Брак мог бы сойти за очередного новообращенного, который решил прибиться к радикалам, мы завели бы на него досье, и делу конец, но нас насторожило то, как часто они виделись. Прослушка заработала на полную мощность.

– Поясните.

– Вместе со спецслужбами стран-союзников мы постоянно следим за прямыми и непрямыми каналами коммуникации, которыми пользуются самые радикальные исламисты. Это более или менее закрытые форумы в интернете, телефоны, а также даркнет, который мы исследуем как можем…

– Даркнет – это тот самый параллельный интернет, который невозможно контролировать?

– И в котором практически ничего нельзя отследить. Да, это он. Но есть и другие сигналы тревоги: к примеру, если общий объем коммуникации резко возрастает. Электронные письма, сообщения, звонки, личные встречи… Даже если их содержание кажется нейтральным, они могут быть закодированы. Важно то, что внезапно их становится много. А значит, что-то происходит, сообщество радикальных исламистов всколыхнулось и где-то что-то взорвется. Это и случилось пять месяцев назад. Мы были начеку, но ничего не произошло. С тех пор Фиссум и Брак ни разу не виделись и не общались.

– Разругались? В этой среде такое бывает?

– Как вариант. Или же Фиссум понял, что наши службы засекли Брака…

– Или узнал, что за ним самим следят.

– Именно. В любом случае связь между ними оборвалась. И как по волшебству почти сразу вернулся обычный фоновый шум, пик активности спал. Собственно, тогда мы и пометили имя Лорана Брака в наших базах красным цветом.

– Почему вы перестали за ним следить? Если всего три месяца назад его имя всплыло в комментариях к пропагандистскому ролику?

– Потому что все меняется слишком быстро, сигналы тревоги поступают отовсюду, а мы не можем разорваться. Вот и решили приглядывать за ним, но все ресурсы бросить на более приоритетные цели. Брак ничего не делал, не встречался ни с кем подозрительным. Да, его комментарий к видео слегка встревожил, но у нас есть угрозы куда более реальные, чем экстремистские высказывания какого-то типа раз в пять месяцев. К тому же у него была семья, работа… Мы не могли позволить себе тратить силы на человека, столь далекого от преступного мира. На него имелись только встречи с Фиссумом ровно в то время, когда среди исламских фанатиков что-то творилось. И все же это объясняет, почему у нас замигала красная лампочка, когда вы принялись задавать всем вопросы и искать Брака в базах данных.

– А что все это время делал Фиссум?

– Он большая шишка, так что за ним мы продолжали наблюдать. Он жил обычной жизнью, с кем-то встречался, но вел себя скромнее, словно успокоился или понял, что за ним следят.

– Вы узнали, почему случился пик активности?

– Нет. Есть тысячи гипотез, и ни одного подтверждения. Моя работа полна разочарований.

– Итого наш покойник – это бывший преступник, который в тюрьме обрел веру. Он вышел на свободу и стал честным человеком, женился, завел ребенка, нашел работу и хорошо ее выполнял. За пять месяцев до смерти он недолго, но активно общался с опасным радикалом, а затем его переехал поезд рядом с сумкой, набитой наркотиками. Хрень какая-то…

– Теперь вы понимаете, почему я должен знать, кто и за что убил Лорана Брака?

– Но вы представляете, как сильно они старались? И ради чего?

– Ради того, чтобы мы не заметили главного.

«Ауди» въехала в туннель, и в полумраке взгляд Марка Таллека, который он не сводил с Людивины, блеснул – неярко, приглушенно, но дьявольски пронзительно.

15

Людивина не понимала, к чему клонит Марк Таллек.

– Чем сложнее преступление, тем сильнее убийца рискует оставить след, – проговорила она. – И мы этот след найдем. Даже если потратим на это два месяца вместо трех недель. Я не вижу…

– Вы не видите главного, Людивина. Вас интересует только «кто» и «почему», и, учитывая то, как выглядело место преступления, именно этого мы вправе от вас ожидать. Такое преступление привлекает все внимание и ресурсы к автору содеянного, потому что он нестандартный. И это заставляет вас думать, что жертва была выбрана случайно. Лоран Брак оказался не в том месте и не в то время, попался на глаза извращенцу. А если этого объяснения вам мало, есть еще наркотики.

Рассуждения Марка Таллека наконец-то обрели смысл, и Людивина продолжила его мысль:

– Все эти элементы отвлекают нас от самой простой гипотезы: Лорана Брака убили за то, кем он был, а убийца не хочет, чтобы мы слишком быстро стали копать в этом направлении.

Марк одобрительно щелкнул пальцами.

– Его убила подпольная сеть, – добавил он. – Нас хотят отвлечь и пичкают псевдоуликами, чтобы мы отправились на поиски мифического жуткого извращенца. И это не просто сеть, это ячейка радикальных исламистов.

– Брак собирался их сдать?

– Возможно. Он что-то знал или о чем-то догадался. В любом случае дело было настолько серьезным, что они рискнули его убить.

Людивина задумалась и недовольно скривилась:

– Не знаю. Тогда почему они просто не закопали труп в лесу? Ну или где угодно, чтобы его еще долго не нашли… Да, жена Брака заявила бы об исчезновении, но, пока органы правосудия всерьез взялись бы за это дело, учитывая судимость Брака, прошло бы очень много времени! А они, наоборот, привлекли наше внимание. Вы не думали, что у вас профессиональная деформация и вы повсюду видите терроризм?

– Может, и так. Вот почему вы здесь. Говорить мне, о чем думать.

Осознав, насколько высоки ставки, Людивина вдруг ощутила непомерный груз ответственности.

– Ладно, пока давайте действовать по-моему: работать с тем, что есть, – ответила она, сворачивая на улицу Нантер, где стояло здание ЦУБН.

Центральное управление по борьбе с насилием подчинялось уголовной полиции, но в том же здании находилась и группа САС, где полицейские и военные из жандармерии работали вместе для удобства координации. В коридорах и кабинетах царил удивительный покой. Людивина постучалась в приоткрытую дверь маленькой комнаты, где было жарко от компьютеров и принтеров. Ей навстречу тут же поднялся мужчина, выделявшийся на фоне коллег. Напомаженные, аккуратно зачесанные назад волосы, загар серфера, странный для середины ноября, лиловая футболка поло «Лакост» под ярко-синим кардиганом – все в нем выдавало культ молодости и красоты, в том числе парфюмированный крем для лица, который он явно мазал на себя литрами.

– Я рад, что ты приехала, – сказал он, старательно жуя жевательную резинку.

– Филипп Николя, наш любимый координатор судебной экспертизы. Познакомься с Марком Таллеком, мы сейчас работаем вместе. С каких пор ты руководишь группой САС?

Координатор склонился к Людивине и ответил доверительным тоном:

– Тут в бюро работает одна цыпочка, ничего серьезного, но помогает отвлечься. Так что я частенько здесь торчу… Когда я увидел твой запрос, то решил заглянуть сам.

Людивина удивленно вздернула брови и решила пояснить происходящее Марку Таллеку:

– С учетом необычности некоторых деталей нашего места преступления я сразу решила поискать в базе САС. В двух словах: это программа, в которой хранятся точные данные обо всех убийствах, изнасилованиях, пытках, варварстве, отравлениях, похищениях, пропаже людей и так далее, а также о попытках совершения таких преступлений. Все записано в мельчайших подробностях. Когда следователь, находящийся в любой точке Франции, начинает подозревать, что преступление, над которым он работает, связано с другими, он может заполнить форму САС и подать запрос на проверку. Аналитики вводят данные в программу, сравнивают результаты и делают выводы.

– Вы подали запрос сразу, как обнаружили труп? – удивился Марк Таллек.

– Вы тут говорили о моей интуиции, а я прислушиваюсь к ней с самого начала. Нечто странное, набор мелких особенностей. Ты что-то нашел, Филипп?

– Программа выдала два дела с явными совпадениями, хотя есть существенные различия. Может, это ерунда, но… в общем, сама посмотри.

Он взял со стола две цветные папки и небрежно их раскрыл, – без сомнения, он уже прекрасно знал все детали.

– Прежде всего, – начал он, – жертвы кардинально отличаются от твоей. В обоих случаях это женщины. Еще неожиданнее то, что их изнасиловали.

– На месте преступления находили наркотики? – спросил Марк.

– Нет, не находили. И в крови жертв тоже.

– Тогда почему программа сообщила о совпадениях? – не поняла Людивина.

– Обеих девушек бросили на железнодорожных путях, оба тела были полностью вымыты с дезинфицирующим средством.

Людивина забрала у криминалиста папки.

– Это он, – сказала она, быстро пролистав бумаги. – Вне всякого сомнения, преступник один и тот же. У нас серийный убийца.

Дождь барабанил по крыше террасы, размывая редкие уличные огни, которые обычно пробивались сквозь заросли. Людивина чувствовала себя отрезанной от всего мира. Она включила в гостиной несколько ламп, чтобы прогнать ночь, и прошлась босиком по прохладному паркету. Приезжая домой, она старалась соблюдать хотя бы минимум ритуалов, чтобы профессиональная жизнь не поглотила без остатка ту женщину, которой она все же оставалась. Поэтому она поднималась в спальню, переодевалась в мягкие свободные пижамные штаны и любимый свитер, стягивала волосы резинкой, убирала пистолет в сейф, а затем шла вниз разжечь огонь в камине.

Чашка чая, который она заварила, успела остыть и больше не дымилась. Людивина сделала шаг назад, любуясь своим творением. За спиной потрескивали угли. 3D-Париж Фаззино был снят и поставлен лицом к стене – на его месте висели несколько больших флипчартов, склеенных скотчем в одну огромную доску, которую Людивина расчертила на три столбца.

По одному на каждую жертву, от первой до последней.

Имя, возраст, общие сведения.

Причина смерти.

Сходства и различия между преступлениями.

Людивине удалось связаться с руководителями расследований из РУСП¹⁶ и узнать основные детали первых двух убийств. Двое общительных полицейских, удрученных тем, что не раскрыли свои дела, любезно согласились неофициально поделиться информацией и даже передать досье при условии, что она будет держать их в курсе. Она сердилась на себя за то, что не сообщила им друг о друге, и поклялась сделать это потом, когда ей будет известно больше. В конце концов, связь между убийствами обнаружила именно она.

Три загубленные жизни. Разрушенные. Уничтоженные навечно.

Все три жертвы были убиты, тщательно вымыты дезинфицирующим средством и выброшены на пути, где поворачивают рельсы. Во всех трех случаях их разрезал на куски проходящий поезд.

Несмотря на все различия, одной этой детали почерка хватило бы для того, чтобы Людивина предположила, что обеих женщин и Лорана Брака убил один и тот же человек. Но окончательно ее убедила причина смерти: удушение тремя-четырьмя тонкими прочными предметами, затянутыми так сильно, что они впились глубоко в плоть, и убийца, срезая их, даже оставил на тканях следы ножниц. Без сомнения, это были пластиковые хомуты, которые все чаще использует вместо наручников полицейский спецназ, ПСВР и ГВНЖ¹⁷.

Медленная смерть.

Безобразная смерть.

Хомуты на теле второй жертвы были затянуты так сильно, что порвали яремную вену.

Утрата контроля? Приступ ярости? Фрустрация?

Людивина кропотливо анализировала данные.

Этот человек убил уже троих.

Как минимум.

Между первым и вторым убийством случилось обострение. Второй жертве нанесли многочисленные удары, в том числе и в основном после смерти. Сломанные ребра, множество синяков, которые не успели проявиться на коже, но обнаруживались, когда судмедэксперт делал проколы скальпелем, чтобы увидеть поврежденные сосуды.

Почему преступник изменился после убийства двух женщин? О чем говорит приступ ненависти, которую он обрушил на вторую? О том, что его фрустрация усилилась?

Решил попробовать что-то новое, дать волю фантазии?

Повреждения влагалища и ануса свидетельствовали о крайне жестоких, возможно, неоднократных актах насилия, хотя ткани, по большей части поврежденные «из-за тщательного промывания дезинфицирующим средством», не позволяли утверждать это с уверенностью. В случае с женщинами речь, вне всякого сомнения, шла об изнасиловании: проникновение было не случайностью, не результатом неконтролируемого гнева, а причиной нападения, основным мотивом. Напротив, в случае с Лораном Браком признаков изнасилования не наблюдалось.

Почему ты взялся за мужчину? Выбрал жертву, способную дать отпор?

Нет, тут что-то не сходится. Людивина не сомневалась, что ключевым моментом первых двух убийств было насилие. Между ними прошло восемь месяцев – восемь месяцев, на протяжении которых убийца наверняка прокручивал в голове воспоминания о своем первом разе. Восемь месяцев фантазии становились изощреннее, а злость подавлялась. Поэтому он и накинулся на вторую жертву? Заставил заплатить за то, что слишком долго ждал?

Людивина встряхнула головой. Нет. У него с жертвами прямая связь, он использует их, чтобы утолить свою жажду, но не сажает под замок на несколько дней.

Похищены, изнасилованы, убиты и выброшены менее чем за сутки. Настоящие сексуальные извращенцы, которые в первую очередь действуют ради удовольствия и умеют себя контролировать, обычно создают себе сексуального раба. Они похищают жертву и держат ее взаперти на протяжении по крайней мере дней, удовлетворяют все свои фантазии, а потом убивают.

Но он предпочитает действовать быстро. Несколько проникновений за пару часов, затем смерть. Он не сожительствует с будущей жертвой, удерживает ее лишь короткое время, сводит к минимуму контакт, не хочет наслаждаться ею, просто удовлетворяет неудержимый позыв. Но при этом крайне осторожен…

Он объективирует женщин до крайности. Они стали одноразовыми.

Во тьме сознания Людивины вдруг забрезжил свет. Крошечная точка засияла, словно маяк в ночи.

Фантазии сильнее, чем наслаждение. Он фрустрирован. Он разочарован, разгневан. Вот почему он быстро убивает. После первого раза он продержался восемь месяцев, потому что все прошло хуже, чем он представлял. Когда желания стали слишком навязчивыми, он вновь взялся за дело, но на этот раз все прошло еще менее удачно, и он впал в ярость. Он бил вторую жертву снова и снова, стремясь выместить на ней всю свою фрустрацию…

После этого он продержался еще почти два года и взялся за мужчину – Лорана Брака.

Нет, сексуальное желание – это главный мотив, повторяла себе она, но Брака он не насиловал. Значит, есть какой-то еще мотив, кроме секса.

К тому же два года ожидания – долгий срок для извращенцев, настроенных так решительно. Обычно наоборот: по мере обретения уверенности такие преступники все охотнее идут на поводу у фантазий, все чаще переходят к действию…

Может, те два года он провел в тюрьме? С Лораном Браком?

Как вариант. К тому же убийца работал настолько аккуратно, настолько выверенно, что Людивина не сомневалась: каждый раз все повторялось в точности. Первые два раза его не поймали, так что у него не было причин изобретать что-то другое. Столь уникальный метод сам по себе казался воплощением фантазий, частью почерка преступника, изменить его было бы нелегко. Нет, других преступлений, помимо этих трех, он не совершал.

Если только другие случаи не сочли суицидом и по-быстрому не сляпали дело, не заметив следов сексуализированного насилия, и не закрыли его как есть, без расследования…

Людивина отметила себе, что надо копнуть глубже, составить список всех самоубийств на железной дороге, изучить профиль жертв и разузнать подробности.

И все же это не объясняло, почему он убил мужчину, действуя по той же очень личной схеме, но без сексуализированного насилия, важного элемента динамики его преступлений.

Может, Марк Таллек прав? Может, это убийство совершила исламистская сеть?

Нет, этот человек слишком эгоистичен, он убивает в одиночку. Он делает это ради себя, ради собственного удовольствия, ради удовлетворения своих нужд – этим нельзя делиться с другими.

А может, это заказное убийство?

Людивина вздохнула. Маньяк становится киллером? Безумная идея.

Так бывает разве что в кино. Настоящий извращенец откликается только на глубинные сокровенные желания, он раб своей патологии и уж точно не способен использовать ее ради оказания услуг или ради денег!

Полная нелепица. Потому она и не любила сериал «Декстер» и другие фильмы такого рода. Сплошной Голливуд, ни капли достоверности, полное непонимание психологических механизмов, превращающих человека в убийцу.

Но почему же поменялся профиль жертвы? Почему Лоран Брак? Он хотел убить именно его или Брак просто попался под руку?

Людивина решила отвлечься и принялась расхаживать по своей просторной гостиной. Огонь в камине уже догорал, и она пошевелила угли кочергой, чтобы его оживить. Ее лицо осветилось красным светом, в зрачках отразились язычки пламени.