Читать книгу: «Ночной воздух», страница 6

Я заметил на себе взгляд Ромы, такой понимающий, даже немного ласковый. Видимо, он какое-то время наблюдал за мной и понял, что что-то не так. Сашка, не замечая нашего безмолвного разговора и моего, по сути, отсутствия и улыбаясь, продолжала что-то там рассказывать. Я поцеловал её в шею и шепнул на ухо: «Я пойду подышу немного».

На улице было свежо, уже около двенадцати часов ночи, так что дневная жара окончательно спала, я сел на ступеньки крыльца, рядом присел Тасман. Напротив стоял Александр Сергеевич.

– Герман, неужели у тебя получилось?!

– Да, это оказалось не очень-то сложно. Причём я почему-то уверен, что остальные люди вас не увидят.

– Но зачем?

– Не знаю, ну не с ними же мне быть, – я кивнул головой в сторону дома. – У вас тоже так было?

– Да, иногда. Мы с тобой уже это обсуждали, ты немного другой, не стоит ждать, что вы найдёте общий язык.

Я вздохнул. Со всей ясность я осознал тем вечером, насколько мой потусторонний друг прав. Или это все они потусторонние, а он как раз более чем нормальный, здешний, скажем так? Тасман с интересом уставился на нового знакомого. Чрезвычайно умный кот. Почему-то меня не очень удивило, что он увидел мою проекцию, даже более того, он вполне спокойно на неё реагировал. Кот и мёртвый поэт, вот так, вот она, моя свита.

За спиной хлопнула дверь, это была Саша. Тасман быстренько шмыгнул обратно в дом, мы с ней остались наедине.

– У тебя такие глаза, будто в каждом по два зрачка, как у самых новых машин, – вспомнилась почему-то песня.

– Что? Герман, ты чего?

Какая-то горькая усмешка вырвалась сама собой.

– Ты в норме? Как себя чувствуешь? – Сашка выглядела какой-то взволнованной.

Да, всё хорошо, конечно, хорошо.

– Всё отлично, не переживай, пожалуйста.

Я поцеловал её, это был долгий поцелуй, мне не хотелось отпускать её, хотелось просто раствориться прямо сейчас, чтобы на этом закончилась моя жизнь, чтобы это было самое последнее, самое важное, единственное. Её горячая рука коснулась моей шеи, другой она нежно гладила мою голову. Где-то на фоне играла какая-то очередная популярная, ничем не отличающаяся от других мелодия. Кажется, начались танцы, значит, закончился алкоголь. Не знаю, почему меня тогда вдруг заинтересовало это.

Поцелуй был жаркий и влажный, в нос мягко прокрался запах вина. Ветра не было, ничего не было, так мне хотелось думать, но я слышал позвякивание каких-то пустых сосудов в доме, уж не знаю, что это было. А Саша уже не была продолжением меня. Раньше я не касался её, раньше мы просто сливались в одно целое, не надо было обнимать друг друга осознанно, всё происходило само собой, она была моя, а я – её. Тогда же я был вполне свой собственный, а девушка рядом была как-то отдельно, как деталька лего, которая случайно зацепилась за другую в коробке. Одной рукой она взъерошила мои волосы, другая рука была на моём колене, а мне всё ещё хотелось просто принять душ.

Всё когда-то происходит впервые, первый поцелуй, первое «я люблю тебя», тогда мы первый раз стали чужими. Я убрал её руки со своего тела, поднялся и на затёкших ногах пошёл обратно в дом.

– Ром, дашь денег на такси? Я последние на Тасмана потратил.

– Герман, ты чего? Что случилось?

– Нормально всё, не переживай. Я домой поеду, не хочу здесь быть. Извинись там перед всеми за меня, я всё равно их имена не запомнил.

***

Мы стояли у ворот. Саши было не видно, оно и к лучшему, видеть её совсем не хотелось. Было видно, что Рома хотел как-то подбодрить меня, что-то сказать, но слов не находил. Мы молчали, иногда молчание бывает лучше слов, намного чаще, чем мы думаем. Тишину нарушил звук подъезжающего автомобиля – Toyota Camry, до сих пор помню. Мы пожали друг другу руки, а потом я укутался в салон автомобиля.

Глава 4. Дирижабль.

Так непривычно было просыпаться дома.

Непривычно было быть одному. Я не знал, что сказать Саше, но совершенно ясно понимал: общего у нас больше ничего не было и быть не могло. На телефоне было 15 пропущенных от неё, похвальное упорство. «Заблокировать абонента», – тап. Была пара сообщений от Ромы, он переживал за меня, похоже, больше, чем я сам.

– Алло, Ром, извини, забыл вчера написать, что доехал. У меня всё нормально. – Я решил позвонить ему.

– Доброе утро, ладно, хорошо, что всё так закончилось. Слушай, я подумал, наверное, стоит нам пару дней отдохнуть, а то пашем, как проклятые, – его голос показался мне немного странным, но особого желания разбираться в причинах сего явления не было.

– Хорошо, напиши, когда приезжать в офис.

Кладя трубку, я уже совершенно чётко понимал, что ни в какой офис я больше не приду. Сварил себе кофе, достал ноутбук и стал писать. В голове было кое-что, что было необходимо записать, почему-то мне так показалось, во всяком случае. Часа два я стучал по клавишам, к полудню моя работа подошла к концу. Установил таймер публикации на восемь вечера. Это было стихотворение, которое должно был увидеть свет хотя бы в социальных сетях.

12:00

Дверь тихонько приоткрылась, вошёл отец. Наверное, он что-то хотел сказать, но, увидев моё лицо, осёкся.

– Доброе утро, – как-то неуверенно произнёс он.

Уж не знаю, чего такого он увидел в моём лице, но это здорово выбило его из колеи. Мысль как-то пропала из его глаз.

– Там мама блинчиков испекла, будешь?

– Может, позже.

Вдруг мне почему-то вспомнилась одна вещь. Стихотворение некоего Китова Д.Б., которое я тогда нашёл в библиотеке. Я пытался найти в интернете что-то об авторе, но в итоге только узнал много нового о китах. Я наизусть помнил ту строфу, так что просто прочёл её отцу и спросил, кто это такой.

Он выглядел удивлённым, даже несколько шокированным. Тяжёлый вздох, на его бледной, сероватой коже вдруг почему-то появился румянец. Он как-то смущённо улыбнулся каким-то своим мыслям, подумал немного и с блеском в глазах сказал:

– Это я, – это слова как-то так просто вылетели из его рта, что я подумал бы, что это шутка, но вряд ли от старого доброго Юрия Антоновича можно было такое ожидать.

– В смысле?

В смысле? Мне всегда казалось, что мой отец родился с Уголовным кодексом в руках и читать он учился именно по нему. Я ни разу не видел, как он читает художественную литературу, а уж чтобы писать стихи…

– Мне же тоже когда-то было восемнадцать, – он улыбнулся и похлопал меня по плечу. – Я тоже был молод, тоже хотелось всего, хотелось браться за всё, чтобы искры летели и горячий воздух жёг лицо. А потом я понял, что кроме себя у меня появилась твоя мама, мы с ней довольно рано познакомились, и я рано стал задумываться о браке, поэтому отбросил мечты, пока была возможность и начал много учиться, потом работать. Ну и писал стихи, конечно, закончил тогда. Большая их часть не сохранилась, но вот, видишь, кое-что всё ещё можно найти, да ещё и в довольно неожиданном месте. А Китов Д.Б. – мой псевдоним. Особой идеи в этом нет, просто в голову пришло. У меня даже сборник стихов небольшой был.

Последнее он сказал с некоторой гордостью, которая была заметна, хоть отец и пытался её скрыть. Вот так новость. Многое мне становилось понятно после его откровения, но не могу сказать, что это «многое» меня уже как-то очень сильно интересовало. В итоге моё восприятие ограничилось скромным «мой отец тоже был поэтом, ну прикольно».

– Ладно, я пойду, мне на работу пора. Вечером увидимся, – он пожал мне руку, развернулся и было начал уходить, но вдруг остановился в дверном проёме. – Тебе принести дело какое-нибудь интересное? Или, может, купить что-нибудь?

– Не знаю, нет, наверное, – я постарался улыбнуться.

Дверь закрылась, я взял гитару и стал играть «Лампами», этим и занимался, пока пальцы не начали болеть.

16:30

В комнате было душно и тесно. Ненавижу это время, когда последние следы утренней свежести испаряются на солнце, а облегчение заката ещё не скоро, в это время вся Москва устаёт. Кажется, ещё немного и совковых девятиэтажках можно будет разглядеть испарину. Решил поспать.

19:40

Проснулся. Небо ещё было светлым, но где-то рядом с горизонтом уже стали появляться алые слёзы заката. Чего это он, закат-то?

20:20

Поднялся на крышу, здесь дышать было легко и приятно, над всеми. Я всегда видел немного дальше, чем другие, и сейчас это обрело своё физическое воплощение. Мне никогда не было места среди них.

Впервые захотелось перечитать свои стихи, теперь они не казались мне такими ужасными, каждое было крупицей меня, каплей моей жизни. Не важно, хороша ли рифма, красив ли образ, это всё эмоции, а они ценны сами по себе. Тогда я понял, что можно было начать ценить их немного раньше, чем тогда, когда я мог о них лишь вспомнить.

Вот стихи о Саше. Придуманные стихи о придуманной Саше. Ну хоть моя фантазия в этом мире смогла себя сполна реализовать, а вот всё остальное сплоховало. В сказки я всегда верил, так что сочинить свою смог без особого труда, а затем и поверить в неё.

Было немного неловко, эту дверь хотелось закрыть так же тихо, как дверь в мою комнату закрывал отец, но такую дверь без грохота не закрыть, зато её потом и вскрыть никак не получится.

22:00

Через 2 часа будет опубликовано моё первое стихотворение. Никогда не мог набраться смелости публично показать свою писанину, но теперь уже не было никакой разницы. Это был мой магнум опус, моя песня. Первые да будут последними, какое интересное переосмысление. Многое я так и не узнал, например, как же расшифровывать эти циферки в скобках рядом с библейскими цитатами.

Над горизонтом ласково светила красная полоска заката, всё остальное небо уже было нежно-синего цвета. Может, и правда, глаз великана?

Прозвенел будильник. Я ненавидел делать что-то по будильнику, по графику, по указке, но в этот раз хотелось, даже было просто необходимо, сделать что-то немного неожиданное, даже для самого себя.

Я нажал «Отложить», как будто это имело смысл. Плевок через правое плечо. Шаг через бортки. Полёт.

Эпилог

Информация о моей смерти несколько преувеличена. Ну, если вы читаете это, значит, не так уж я и умер, правда? Ну то есть я умер, но не совсем. Пушкин тоже умер, а тем не менее я неоднократно говорил с ним, да и Тасман его видел. Как Александр Сергеевич очень правильно отметил, грань между сном и реальностью – штука очень условная. Так и со смертью, как выяснилось.

Я продолжил своё существование, только в более интересной форме – я переехал в Усадьбу. Насколько вообще можно судить о моём местоположении с учётом отсутствия у меня какого-либо физического воплощения, конечно. Я теперь везде, знаю всё и при этом совершенно мёртв, вот так.

Конечно, моя смерть была большим потрясением для близких, даже говорить об этом не хочу. Но потом всё как-то постепенно наладилось, насколько всё могло наладиться. Посмертно вышедшее стихотворение тогда мгновенно разлетелось по сети, его до сих пор периодически цитируют, а вот музыкальный альбом успеха почему-то не возымел. Да, Рома тогда довёл его до ума, выложил в сеть, его даже первое время пытались слушать, но очень быстро забыли о нём. Впрочем, я не расстроен. После меня кое-что да осталось, пусть это только лишь одно стихотворение.

Рома, кстати, женился на Саше. Видимо, общее горе их так сблизило, не знаю. У них всё отлично, Рома основал собственную компанию, они там делают какие-то умные технические штуки, Саша просто классная, ей не надо было для этого ничего основывать. Не очень хорошо всё получилось с Тасманом – оказалось, что у Валерия Дмитриевича, отца Саши, аллергия на котов, так что мой подарок чуть не отправился на мороз, но в итоге он остался у моих родителей, для них он память, да и животинка занимательная.

Вот так. Не знаю, что ещё сказать, у всех всё довольно обычно, так что… Прощайте. Ну, или до встречи!