Читать книгу: «Закат», страница 3

А что сделала я для него? Приезжала ли я сюда в отпуск? Нет. Всего на день. Приезжала утром с родителями, а вечером уезжала обратно в Тетюши, оставляя его в воротах машущего нам рукой и сдерживающего слезы, тревожащегося, что может видеть меня в последний раз. Я не думала тогда об этом. По какой-то причине эти мысли сейчас сами собой нашли брешь в моей голове и вышли из тени. Я не лучше этих родственников. А может быть даже хуже потому, что меня он считал своим маленьким другом. Друг, что возвращаясь с прогулки с Максом, рассказывает о каких-то следах, о каких-то паранормальных вещах.

Я тоже бросила его, тоже оставила одного в этом разваливающемся и умирающем доме.

Пока мама сервировала стол, чтобы выпить чая перед дорогой, она попросила меня сходить в огород за зеленым луком, который все еще не сдавался и спокойно себе зеленел на грядке. Солнце уже заползало за золотые поля на западе, но на улице все еще было тепло.

Я нарезала лук, но не торопилась возвращаться в дом. Я осторожно открыла низенькую дверь кладовой, где в погребе раньше старики хранили картошку и свеклу. Сейчас картошку там уже не хранят потому, что не сеют ее в таком количестве, да и свеклу тоже – надобность в ней исчезла после того, как продали всю скотину.

Под крышей все еще висели корзинки, которые дедушка когда-то плел сам. Пыльные и дырявые, они напоминали какие-то модные абажуры. В углу были приставлены ржавые лопаты, вилы, мотыги, а на полу на крышке старого погреба лежали исхудалые фуфайки, которыми когда-то накрывали вход. Все заволокло толстым слоем пыли, как в каком-то заброшенном музее.

Помню, как мы приезжали с родителями так же осенью по вечерам, дедушка заканчивал свои дела по двору, а бабушка сидела на маленьком деревянном стульчике в огороде среди куч свеклы и отрезала ботву, чтобы позже отправить всю свеклу в погреб. До сих пор отчетливо помню ее маленький силуэт в серой вылинявшей рабочей куртке с двумя слоями платков на голове, один из которых бордовый с золотистыми нитями. Она тогда не ждала нас, заработавшись и уйдя в свои мысли, она не слышала, как я на цыпочках подбираюсь к ней по раскопанным грядкам. Иногда я подбиралась к ней вплотную, а иногда она то ли услышав меня, то ли почувствовав своим любящим сердцем, оборачивалась и обнаруживала свою внучку. Тогда она вскрикивала от радости, а я обнимала ее теплую и так сладко пахнущую осенним яблоками и пылью. Мы начинали тараторить без умолку, я помогала ей накрыть свеклу ботвой на ночь, брала заботливо ее стульчик и, немного похромав из-за отекших ног, бабушка вела меня домой. А солнце медленно заползало за золотой горизонт еще не вспаханного поля, и в окне выходящем в огород загорался свет на кухне, где громко что-то говорил дедушка, где папа кивал с газетой в руках, уплетая что-то со стола, где мама сновала взад-вперед по кухне с едой, а бабушка стояла в центре кухни и, даже не сняв ни один из платков, пыталась доказать дедушке свою точку зрения на его историю.

На глазах наворачиваются слезы от обиды, что этого больше никогда не повторится, что тогда я даже подумать не могла, что нужно взять камеру и заснять каждый миг этого вечера, потратить всю память на телефоне только для того, чтобы этот миг остался не только в моей голове. Чтобы этот вечер не вымыло из меня никакое проклятое время, чтобы помнить какого цвета тогда были носки и передник у бабушки, чтобы запомнить ту хитрую ухмылку дедушки, когда он добивался своего и бабушка повышала голос потому, что он неправильно рассказывает, потому что он глухой, глухой и все тут.

Протерев слезы, не найдя никого в огороде, с тяжестью в груди я вошла домой, под угасающее эхо воспоминаний.

Глава 4

Поставив точку в утренних страницах, заправив на этот раз постель, я взяла старенький термос, который нашла вечером в кладовке, залила в него травяной чай и отправилась на мою вторую одинокую утреннюю прогулку. Одиночество в ней совсем не карало и не было поводом для грусти и тоски, наоборот, мне было приятно находиться здесь одной и отдаться во власть вихря мыслей в голове. Этот вихрь немного подчистился утренними страницами и теперь в нем не было места для того негатива, что остался в запароленном документе на моем ноутбуке.

В первый день я переживала, что у дедушки больше нет трав для чая, но как же я вчера была рада, когда мама сказала, что она собрала травы летом и они готовы для того, чтобы их кто-то заварил. Просто дедушка немного обленился и не хочет этого делать. Так что в моем термосе плескался горячий чай, насыщенный солнцем и ароматом лета этого места.

Свежий воздух скользил в меня невероятно легко. Я тут же наполнилась бодростью, еще даже не успев отойти от дома. Сегодня я дойду до своей любимой сосновой рощи и проверю, все ли там на месте.

Забавно, что по пути в посадку сегодня, я заметила что не все в моих лугах изменилось. Оказывается, многое сохранилось таким же, как я это помнила, и даже тропинка, которая заросла за нашим домом, каким-то чудесным образом снова стала отчетливой там, где я вчера повернула назад. Она снова вынырнула из травы и повела меня вперед. Поспешно я разочаровалась и отчаялась в этих изменениях. Поспешно я попрощалась с местами моей юности. Никуда они не исчезли, не сравнялись с землей после стольких лет. Да, бывшие прутики стали деревьями, да, какие-то холмы съехали, но все эти изменения создали новый ландшафт, который теперь придется исследовать заново, снова пройтись по старым местам и заметить, как они преобразились.

Моя мама часто лжет своим друзьям, что у меня есть молодой человек и мы с ним чуть ли не живем вместе. Из-за это я даже перестала постить в соцсетях фотографии своей жизни. Я была категорически против ее лжи, но когда она начинала допрашивать меня о моих знакомых, я решила, что просто перестану так часто делиться личной жизнью. Я понимаю, почему она так делает. Мне не близка эта философия, но я понимаю ее.

Я уже взрослая женщина и почти все мои одноклассницы выскочили замуж и нарожали не одного ребенка, а я все еще в девках бегаю. После каждого моего расставания с очередным молодым человеком она расстраивалась больше меня. В какой-то момент мне даже начало казаться, что она одержима моим замужеством, внуками, будто вся ее жизнь только из этого и состоит. На мои попытки доказать, что для меня это тоже важно, но куда важнее разобраться в своей жизни и понять почему у меня ни с кем не клеится. Я не хочу торопиться только потому, что так заведено в консервативном обществе. На эти доводы мама только кивала головой будто соглашаясь со мной, но все равно стояла на своем.

Мне было так больно и так стыдно, когда она при встрече с какой-то знакомой при мне вдруг начинала лгать, что я живу с молодым человеком и мы задумываемся о свадьбе. В такие моменты я захлебывалась от обиды. Неужели, кричала я внутри себя, тебе куда важнее мнение этой женщины? Неужели тебе куда важнее чужое мнение и страх быть матерью девушки с другими взглядами на жизнь? Неужели так сложно принять и успокоиться, что несмотря на свой возраст, я могу все еще позволить себе не выскочить замуж? Мир сейчас другой, и у моего поколения другие взгляды. Да, мои одноклассницы вышли замуж, но люди из моего круга, некоторые даже старше меня, относятся к браку куда проще и полностью поглощены наслаждением жизнью, карьерой, путешествиями. В какой-то момент я даже начинаю подозревать, что давно перестала отстаивать свою точку зрения и перешла на оправдания. Я оправдываюсь перед ней и другими людьми, почему я такая. Я не отстаиваю свои границы, а лишь оправдываюсь, почему я не такая, как они.

Возможно, даже из-за этого я менее разборчива в выборе партнеров. Я начинаю отношения с первым, кто мне кажется подходящим для создания семьи, а потом разочаровываюсь, когда он не соответствует моим ожиданиям. И самое ужасное, что при расставании я еще и оскорбляю его за то, что он не тот самый. Потом я отчаиваюсь и думаю, что не найду никого другого, уже планирую, что мы с моим котом скоро заведем еще парочку мохнатых друзей и никто нам не будет нужен. А все почему? Потому что кто-то не может принять и успокоиться, что выходить замуж необязательно в двадцать лет. Мир не зациклился на одном этом.

Я зла и обижена на нее из-за этого, поэтому редко приезжаю домой к родителям. Обычно нам удается удержать мир и любовь только первые часы, а потом мы принимаемся кричать друг на друга. Потом мы еще час не разговариваем, а затем идем мириться друг к другу. Плачем иногда потому, что временами сказанные слова уж слишком жестокие. Прощаем друг друга и так до следующего раза пока она бесцеремонно не перешагнет мои границы.

Я люблю ее. Очень сильно люблю и за каждое сказанное слово я корю себя еще долгие недели. Мне невыносима картина, когда она приходит ко мне с красными выплаканными глазами извиняться. Приходит ко мне в комнату, садится у моих ног и начинает себя легонько ругать будто человек со стороны. Соглашается со мной, говорит, что конечно это нормально. Пересказывает мне мои же слова и подписывается под каждым, а потом вдруг случается неуловимое изменение и она переходит на снисхождение, которое, как мне кажется, она и сама не замечает. И именно от него мне становится больно и я понимаю, что все что она говорит, она говорит лишь для того, чтобы со мной помириться и не совсем верит в свои слова. Говорит их только для меня, но не для себя. Сама она считает все так же, как до этой ссоры. Она не говорит об этом открыто но, я улавливаю это в ее словах, в ее интонации и больше разочаровываюсь в себе и в ней. Потом я соглашаюсь с ней и даю то, что она ждет.

Я лежу на своей кровати, она сидит в моих ногах и я знаю, что все это повторится. Я знаю, что ее мировоззрение не изменилось. И в этот момент я чувствую, как умираю. Я чувствую, как мостик между нами разваливается и я закрываюсь. Перестаю чаще ей звонить, хотя казалось в последнее время мы стали ближе. Папа спрашивает почему я реже звоню маме, не понимая и не зная, что поменялось, а я не отвечаю ему. Это дело каждой из нас. Просто вместо того, чтобы принять свою дочь, моя мать пустила мне пыль в глаза и осталась при своем мнении. Осталась в своих рамках, в своих устоявшихся мыслях. Я могла бы порассуждать почему она так делает. Почему чужое мнение ей куда важнее вместо того, чтобы просто взять и встать на сторону своей дочери и согласиться с ее позицией. И мы отдаляемся, пока моя тяга к материнскому теплу не берет верх и я не налаживаю с ней контакт. Снова соглашаюсь с ней, даю то, что ей нужно. А может быть нужно было бы грубо ответить ей, отстоять свои границы и перестать кормить то, что разрушает меня изнутри. Но она моя мама, она меня родила, она меня любит, говорю я себе и пусть она поживет в грезах. Хотя иногда так и хочется сказать, чтобы она занималась своей жизнью, а не лезла в мою. Чтобы наконец-то поняла, что ухаживание за детьми, а потом за внуками не должно быть смыслом жизни человека. Это перекладывание ответственности на другого человека. Так нельзя. У нее должно быть свое дело, которое не зависит ни от меня, ни от папы, которым она должна заниматься, чтобы видеть в этом свой смысл жизни.

Ох, сложно это все. Иногда я всерьез думаю, что это я не в порядке. Иногда я всерьез думаю, что это мое видение мира и своей жизни ошибочно. Думаю так до тех пор, пока не чувствую радость от своего образа жизни. Если что-то доставляет удовольствие, и это не что-то плохое и зависимое, почему же мне нельзя этим наслаждаться и жить? Моя же радость не зависит от других людей. Кузнец своей радости я и только я.

Да, уж. Меня хлебом не корми, дай открыть рот во время вечеринок и болтать, не давая кому-либо высказать свое мнение. Возобновить бы сеансы у психолога, пока все не переросло в необходимость в психотерапевте.

Да и отношения, признаться честно, у меня навряд ли были здоровыми. Они быстро мне надоедали. Ну, конечно, что еще может быть, когда бросаешься на парня только потому, что он кажется тебе примерным семьянином. Я сначала делала их центром своей жизни, отдавалась им полностью, ставила их цели на первое место, а о себе забывала. Мои желания были лишь уделом свободной минуты. Мои попытки творчески развиваться находили себе место только тогда, когда выбивалась свободная минута от стирок, готовок и прочей бытовой ерунды.

Да, возможно это красивая картина, когда девушка встречает парня с работы в чистоте и с горячей едой. Они всегда были довольны этому, боготворили меня, а мне это нравилось потому, что я получала похвалу и ценность своих действий. Но никто из них не подозревал, до наших ссор или расставания, что я хочу совсем иного. Я хочу сесть с чашкой кофе на балконе и строчить что-то на своем ноутбуке, отдаваясь этому своему любимому делу. Я хочу создавать миры, хочу чтобы они жили не только в моей голове и при этом не хочу испытывать чувство вины за то, что не убралась, не приготовила есть. Ставить себя в центр. Ставить свои желания и мечты во главу стола и отталкиваться от них.

Наверное, я так пыталась угодить своим партнерам еще потому, что обычно они зарабатывали больше меня. Я даже как-то шутила с подругами, что мне пора открывать свой клуб «Как провинциальной простушке найти хахаля с квартирой и машиной в большом городе». В этом плане я конечно могу позволить себе без скромности сказать, что влюблять в себя в какой-то момент жизни я научилась довольно-таки неплохо. А вот любить и ценить себя все еще не научилась. И встречаясь с успешными людьми я всегда старалась помогать им развиваться, забирая бытовые проблемы на себя. Я помогала им развиваться, а в конечном счете мы расставались из-за этого и из-за ряда других причин. Возможно, не было бы этих расставаний и была бы счастливая семейная жизнь, умей я ставить себя на первое место. Они же и не были против этого. Как-то раз мне заявили, что это отлично, что я не обязана стирать, готовить и штопать, я вольна писать романы в свободное время, вольна сочинять музыку и ему это даже нравится. Его не нужно кормить и выхаживать. Но я решила, что мне нужно уйти. Мне было стыдно, что я наговорила человеку столько плохого только потому, что вовремя не смогла сказать нет и уделить время себе. Тот парень не был виноват в этом. Виновата была я. Но вместо того, чтобы изменить наши порядки и превратить их в то, что каждый из нас хочет без ущерба личных интересов, стать еще крепче вместе и развиваться вместе, я просто уходила. Уходила и снова заворачивалась в одеяло. Потом брала ноутбук, писала, писала, писала. Начинала чувствовать, что вот оно мое дорогое творческое одиночество, а потом как гром среди ясного неба появлялся кто-то новый.

Как же до меня раньше это не доходило?! Столько разбитых отношений, столько обвинений в чужой адрес, столько лет, а вот это одно утро заставило меня все увидеть иначе. Заставило меня открыть глаза. Прогуляйся я так раньше не было бы столько упущенных возможностей, столько обиды, столько боли, столько ошибок. Никто из них не виноват в том, что я не могу сказать «нет» и сказать то чего я действительно хочу. В этом только моя вина. Исключительно моя. Мне нужно было давно научиться быть независимой в своих желаниях. Мне давно пора было повзрослеть в этом плане. Я же взрослая женщина, я взрослая. Стала бы не взрослая женщина просыпаться с утра пораньше и в одиночестве бродить по этим лугам? Нет, не стала бы.

Я дошла до сосновой посадки и к своему удивлению обнаружила, что она совсем не изменилась. Все такая же. Сосны будто даже не подросли, новых деревьев будто даже не появилось, а холмы ни на миллиметр не стали пологими. Все так же, как я помню. Неужели в том мире, откуда она вынырнула, время не имеет движения? Неужели в том мире, где произошла брешь и он выплюнул сюда это чудное место, время замерло? Невероятно.

Я прошла между двумя молодыми деревьями, своего рода вход в это место, который мы обозначили с Максимом. Входить в эту сосновую лесопосадку можно было только так. Войдя по другому ты не пройдешь в магическое место. Эти два молодых дерева стояли в чистом поле рядом, как своего рода ворота. Врата туда, где время недвижимо, где при сильной метели зимой совсем не чувствуешь ветра. И только верхушки сосен медленно качаются и убаюкивают тебя прилечь и увидеть фантастические сны, которые должны открыть тебе глаза на правду мироздания.

Я присела на упавшую сосну и глотнула горячего травяного чая. Даже мечтать не могла о таком. И так чисто вдруг стало внутри. Так свободно, будто множество дверей в длинном и бесконечном коридоре распахнули от сильного шторма и ветер вынес затхлый воздух вон, а солнечные лучи, вырвавшиеся из-за закрытых дверей, все осветили. Тени ушли, ушло угнетение. Дышать стало так легко и сосновый запах пропитал каждую клеточку моего тела.

Что мне еще нравилось в этом месте, так это то, что деревья здесь были неидеальные, не все сосны были прямыми. По какой-то игре природы это место никогда не было совершенным, никогда не было раем для перфекциониста. Островки деревьев то и дело возникали в проплешинах в оврагах и на холмах, создавая свою волшебную локацию, как на карте в каком-то фэнтази. В овраге светлая березовая роща, чуть дальше через пересохшую летом реку на склоне стоят кривые жуткие невысокие сосны будто обиталище каких-то угрюмых существ. А дальше на холме разбросаны пучками кустарники, напоминающие что-то северное и холодное. И так тихо вокруг. Настолько тихо, что слышишь биение сердца. Ни зверей, ни птиц. Может быть, это не совсем хороший знак отсутствие живых существ, но мне так нравится больше, чем ниоткуда не возьмись вспархивающие куропатки. Это место чем-то даже напоминает зарождающийся мир, где еще не проснулись птицы, звери и человек. Будто какой-то таинственный Творец создал землю и деревья и взял небольшую паузу, чтобы налюбоваться этим. Или же это была его проба своих возможностей, крохотная карта мира, после создания которой он отправился творить грандиознее и масштабнее.

В детстве мы с Максимом как-то приходили сюда со сладостями, чтобы, после прочтения какой-то псевдоэнциклопедии, найти маленьких эльфов, живущих под корягами, в зарослях. Мы старались не шуметь, чтобы не спугнуть их в этот раз. Мы были уверены, что если они и существуют, то непременно здесь. Где же им существовать, как не в месте, что больше всего напоминает что-то неземное и фантастическое. Тогда мы разложили сладости и записочки во все места, где могли жить фантастические существа и долго ждали, когда они выйдут и заберут их, а если повезет, то и поблагодарят нас. Но, как мы посчитали позже, они настолько стеснительны, что точно не выдадут себя пока мы бродим здесь. Мы вернулись сюда на следующий день и обнаружили, что сладостей уже нет, но на записочках нет и ответа. Ну, конечно, осенило нас тогда, это же просто и легко объяснимо – они не умеют писать. Откуда же им тут научиться писать. Тогда мы были уверены на сто процентов, что так оно и есть. Мы были рады, что наконец-то смогли установить контакт с волшебными существами. И до конца летних каникул мы их подкармливали. Не всегда они забирали всю еду. Иногда что-то оставалось. К слову, бабушка тоже не торопилась объяснить нам, что наши сладости растаскали дикие звери. Она с серьезным лицом тогда давала нам советы и была абсолютно уверена, что мы говорим правду, как тогда, когда мы слышали голоса мамонтов, которые когда-то бродили и умирали в здешних местах.

Позади дома моей бабушке в свое время нашли много костей мамонтов, видимо их путь миграции проходил здесь и кто-то из них время от времени умирал в здешних краях. Когда мы с Максом узнали об этом, мы принялись искать их, чтобы наши имена тоже занесли в учебники истории, как самых молодых археологов. Тогда, роясь в земле в овраге, недалеко от бобровой плотины, мы вдруг услышали рев похожий на рев слонов. Мы были счастливы услышать их голоса из далекого прошлого. Скорее всего, фантазия одного из нас настолько разыгралась, что он выдумал себе звуки, а второй принял это за истину и тоже услышал их. Детская фантазия, особенно тех, кто рос с моей бабушкой, вещь невероятная и сильная. Бабушка всегда потакала нашим фантазиям и никогда нас не ругала за это. С ней было безопасно обсуждать волшебство, тайные тайны, загадки, легенды. Она была сказочницей и выдумщицей и такие восприимчивые дети, как мы были благодатной почвой для нее.

И не это ли главное в детстве найти отклик своих фантазий во взрослом человеке, который тебя не осудит, который не скажет, что ты все выдумал, что тебе показалось, что такого не бывает. Мы с Максимом всегда были правы, всегда знали больше всех остальных «слепых людей», у нас всегда интересовались, что мы нового нашли, что слышали. А еще бабушка хвасталась, что понимает язык животных и удивлялась, что мы до сих пор его не понимаем. Нас это тогда злило и подстегивало подслушивать животных во дворе, долго и настойчиво сидеть в засаде, ожидая, когда же мы их поймем!

Я так благодарна ей за такое детство. Иногда из-за этого всего мне хотелось бы вернуться в то прошлое и остаться там навсегда, где мир был таким простым и сложным одновременно. Где мир был наполнен чем-то необъяснимым, объяснений чему и не нужно было искать, достаточно было поверить и принять это. Не было взрослых проблем, не было ругани родителей, не было здесь злых одноклассников. Не было тогда и переживаний из-за отношений, работы, экологии и здоровья. Не было тогда и мыслей о смерти, а если кто-то из животных и умирал, то он уходил туда за горизонт, куда все животные уходят в конце жизни. А что там за горизонтом и бабушка не знает.

Наверное, теперь знает, но рассказать не сможет.

Тепло и ностальгия разлились внутри меня и я горько зарыдала, сидя на этой упавшей сосне одна, не стесняясь своих чувств в месте, которое укромно спрятано от чужих взглядов и осуждений.

Термос свалился в траву, но я даже не полезла за ним потому, что задыхалась от своих слез, от воспоминаний, от горечи потери, от невозможности обратить время вспять и вернуться сюда ребенком, когда бабушка была жива, а дедушка здоров и без слухового аппарата слушал мои фантастические истории.

Мне так горько, что этого больше не вернуть. Так горько, что сейчас я могла бы отдать все свои деньги, не задумываясь, чтобы меня навсегда вернули туда и чтобы лето никогда не кончалось, но некому мне их дать и некого мне попросить об этом.

Слезы продолжали меня душить и я вытирала их рукавом свитера уже пропитанного моими слезами и соплями. Я наконец-то могу зареветь навзрыд и не стесняться, что кто-то может меня обнаружить. Наконец-то я могу полностью выпустить всю ту боль, что роилась во мне, всю ту боль, что я утрамбовывала в себя все эти годы.

Почему же нельзя все вернуть, как было тогда? Почему же нельзя оказаться там, где было так хорошо? Почему все так несправедливо? Почему так больно…

Я вспомнила, как выглядели тогда бабушка и дедушка, когда мы залетали на кухню с Максимом, перебивая друг друга, иногда даже дрались за то, чтобы рассказать новую небылицу. Мы тогда подлетали к бабушке, которая стояла с какой-то посудой. Тогда еще мы смотрели на нее снизу вверх и тараторили не затыкаясь. Наш рассказ превращался в сплошной шум. Она удивленно смотрела на нас и, наверное, гадала, как бы нас утихомирить, а не чтобы нам соврать. Потом кто-то из нас подбегал к дедушке и тряс его рассказывая и указывая куда-то.

От этих воспоминаний слезы накатили на меня с новой силой. Я выла от боли, как зверь, не обращая внимания ни на что вокруг. Здесь меня спрятали и никто меня не обнаружит. Я выла и готова были чуть ли не рвать волосы на голове от отчаяния, от того, что бабушки больше нет. Столько лет прошло, а я все еще не выплакала всю свою боль. Столько лет прошло, а я все еще не отпустила ее и никто мне не мог помочь пережить эту утрату. Никто не смог осознать всей важности этого человека в моей жизни. Иногда я наивно полагала, что пережила эту утрату, что все слезы выплаканы, что вся боль уже вышла, но нет. Оказывается нет.

И взрослая женщина долго и горько рыдала в своем одиночестве, проклиная себя, сидя на поваленной сосне с термосом в ногах в окружении знакомых деревьев, трав и облаков в родном месте, но без родного человека, в куртке которого она была, с красивыми пуговками и веревочками в кармане, в платке повязанном на манер шарфа.