Читать книгу: «Черные подковы», страница 11

Все еще раз пожали ему руки, Степа и Тая отдельно поблагодарили его и договорились увидеться. Виктор повез Плаксиных, Гера – адвоката, Дубинкин с Насоном поехали за продуктами.

В небольшой квартирке за столом разместились с трудом, обсудили сразу – долго не сидим, через час-полтора Плаксиным надо забирать дочь из школы, и Степа не хотел выглядеть перед дочерью в неприглядном виде. Он быстренько сбегал под душ, пока Тая с ребятами накрывали стол, и вот уже, взяв рюмку водки, встал и посмотрел на собравшихся:

– Я долго этого ждал. Долго представлял, как все произойдет. И вот я дома. Тюрьма научила меня знать цену слову. Хочу сказать следующее: спасибо вам, ребята, за все, что вы сделали. Мы с Таей этого не забудем. И я обязательно сделаю все возможное для каждого из вас, если, не дай Бог, с кем-то из вас что-то случится. За вас!

Он пригубил рюмку, так же сделала Тая. Таможенники выпили по полной. Второй тост выпили за жену, тут уже Степе пришлось выпить до дна. Быстренько налили третью.

– Что дальше думаешь? Восстанавливаться будешь? – спросил Мосин.

– Да, у меня же полное оправдание, – сказал Степа. – Восстановиться обязательно надо. Получу на руки все документы – и сразу рвану к Замышляеву, решать.

За столом установилась почти гробовая тишина. Было только слышно, как пережевывается пища.

– А почему не в кадры? – посмотрев Степе в глаза, спросил Большой. – Не сразу к Филину?

Степа заерзал на стуле. Вопросы были явно неудобными.

– Вот что, – Гера поднял рюмку, – я хочу выпить за то, чтобы ты, Степа, никогда не забыл тех людей, которые тебе помогали помимо нас. Таких было немало, поверь мне. И они много сделали для тебя. Ты даже не представляешь, насколько много. Вот давайте за этих людей и выпьем.

– С ними надо обязательно встретиться, обязательно, – выпив, засуетился Степа. Он хотел встать, но Тая положила ему руку на плечо, и он как-то сразу обмяк.

– Ладно, мне пора, – засобирался Большов. – Давайте, Тая, Степа, еще увидимся. Дочке привет.

Все остальные тоже начали собираться. Виктор вышел сразу за Большим. На улице уже нервно курил Буянкин:

– К Замышляю он уже собрался, охереть! Вот что тут сказать?

– Так может, он ничего не знает про то, что они ничего для него не сделали за 15 месяцев? – предположил Дубинкин.

– Да с чего бы? Тайка к нему на свидания ходила, она ему обо всем рассказывала, точняк! Ни хрена его тюрьма не изменила. Как был идиотом, так и остался. Уж извините, – Гриша бросил окурок в кусты, – но у меня такое мнение.

Виктор посмотрел на Большова. Тот ничего не сказал, молча сел в машину и уехал.

Через три дня, в Мосинскую смену – и бывшую свою – Плаксин появился в аэропорту. Пообнимавшись со всеми, с кем можно было пообниматься, он скрылся в направлении руководства. Его приход от руководителей Мосин описывал так:

– Лапши навешали ему, всего и делов! Помогать не могли потому, что не было возможностей, ну не смех ли? И жене из-за этого ни разу не позвонили? И судьбой ни разу не поинтересовались? Я его спрашиваю, а Степа кивает, но по виду – ему поровну! Восстановят, конечно, обязаны, но работать-то не дадут, по-любому…

Так и вышло. Степу на месяц взяли обратно на «пассажирку», дальше на месяц перевели в грузовой отдел, а потом… потом Филинов лично, очень ласково намекнул ему про увольнение по собственному желанию. И Замышляев с Сеноваловой палец о палец не ударили, чтобы изменить что-то в Степиной судьбе.

Глава 19

Алдашев продолжал периодически появляться на «пассажирке». Это было не так часто, как в первое, «питейное» время, теперь он появлялся трезвый и днем. Возможно, до кого-то наверху дошли слухи о его ночных похождениях. Судя по всему, он пытался как можно доскональнее понять работу «пассажирки», для этого он не только присутствовал на рейсах, но и просил для чтения рабочие документы. Хорошо, что он еще не сильно разбирался, насколько тот или иной рейс «финансово важен» для работающей смены. Однако чувствовалось, что какая-то незримая рука его действия все-таки направляет. Отчасти это подтвердилось, когда перед прилетом турецкого рейса он появился вместе с куратором из ФСБ Говорковым. Кошмарыч с Говорковым активно общались, что говорило в пользу их хорошего знакомства, и руководившему в тот день Бородюку пришлось аккуратно засылать девчонок с перевозок в накопитель, вроде как под видом раннего начала выдачи багажа, а на самом деле – для оповещения прилетевших челноков о жестком досмотре. Но что еще больше удивило работавшую в тот день смену, так это то, что Говорков сам подошел к Бородюку и сказал, что ему требуется помощь при встрече пассажира. Пассажир оказался реальным, но незнакомым челноком, вез два чувала кожи, которые тут же были беспрепятственно выпущены. На вопрос куратора – не должны ли чего, Бородюк только ухмыльнулся. Говорков и Алдашев вежливо со всеми попрощались. Далее, по словам отслеживающих встречающих, челнок схватил один чувал, Кошмарыч – второй, Говорков пробежал до неприметного микроавтобуса, куда все с чувалами загрузились и – уехали. Бородюк выдержал «санитарную» паузу до вечерней смены Димы Мосина и, отказавшись от «клиентуры», быстренько свалил. Впрочем, Мосин на него не обиделся – еще раз проверив обстановку вокруг секторов, он выпустил сменой весь стамбульский багаж «под себя».

Документы смотрел не только Граф Елдашев – те же Замышляев с Сеноваловой периодически любили пошерстить наличие подписей под руководящими документами, папки с которыми находились в проходной комнате. Не важно ведь, что человек по какому-то документу работает уже с полгода-год, исполняет его требования, для начальников было главным поймать работника на нарушении установленных правил. За это, естественно, полагались дисциплинарные взыскания – в соответствии с законодательством, конечно. Периодически таможенникам стало «прилетать» – то замечание, а то и выговор. Еще более усугубило ситуацию с документами открытие более современного третьего международного сектора – универсального, через который можно было оформлять и вылеты (что было удобнее), и прилеты. Увеличилось количество таможенных комнат, появился отдельный кабинет начальника пассажирского отдела, где, впрочем, Валя Сеновалова сидела не так часто, оставляя это помещение для обитания и игры на компьютере своим помощникам Славину и Вестникову. Документы же теперь находились в нескольких местах, зачастую – в двух-трех экземплярах в разных папках, не считая тех, которые копировались таможенниками для себя. Это приводило к нелепым ситуациям, когда начальник по собственной глупости или глупости своих помощников, не сумев поймать нерадивого, как ему казалось, подчиненного, начинал таить злобу на того из-за каких-то мелочей.

Так случилось и с Большовым. Не найдя какой-то подписи в одном из документов, Замышляев попытался решить этот вопрос своей властью, но Гера мало того, что доказал свою правоту, но и в очередной раз поднял на смех постоянно пьяного руководителя. В итоге Замышляй на пару со своей благоверной Валей накопал целую кучу всякой мелкой дряни – отсутствие подписи, нахождение постороннего лица в таможенном помещении, нарушение формы одежды в рабочее время, и так далее – и начал отправлять это все в виде докладных на рассмотрение начальнику таможни. Виктор не понимал, как мог этот бородатый алкаш воздействовать на Филинова, но результатом всех этих инсинуаций стали три приказа начальника таможни – почти подряд! – после которых Большому объявили замечание, выговор и строгий выговор, и над ним реально зависла угроза увольнения. От руководства сменой Геру, естественно, отстранили. Однако Большой не скис. Он написал заявление в таможенную комиссию по трудовым спорам. И, несмотря на то, что председателем комиссии являлся Лимохин, лучший друг Замышляева, его сосед по площадке и первейший собутыльник, а представителем от администрации таможни, то есть главным «обвинителем», выступал ни кто иной, как господин Послов, с которым Большов уже имел проблемы на прежнем месте работы, – несмотря на это, Гера добился восстановления в статусе руководителя смены и отмены одного приказа, про «строгач».

Большов не распространялся о том, как он это сделал. Но Коля Ткачев, старый знакомый Виктора с Сосновки, работающий на грузовом секторе, входил в состав этой комиссии.

– Ты прикинь, Викто͑р, – как всегда, ударяя на «о», говорил он Гордееву. – Расселись мы у Филина в кабинете. Входит Гера, в руках черная папочка, с какими-то документами. На Послова, по ходу, эта черная папочка впечатление произвела как красная тряпка на быка, не знаю, может, он уже видел ее там, в городняке, он просто с ходу взбеленился. Ну и начали его вопросами давить, что да как. Но Большой очень вежливо от всех претензий отбрехался, а где не мог – признал, но сразу дал понять, что грубых нарушений нет, и из папочки – документики, один за другим, показывает в обоснование. Послов с Лимохиным на пару жмут, кадровика этого, Таракана, позвали, тот чего-то повякал. И ни хрена. Гера доказал – законодательно они не правы, и они это поняли, даже юриста не стали звать. Меня спросили – я в целом Большого поддержал. Но Гера – вообще молоток. Ведь не побоялся ни разу, подготовился!

Но Виктор понимал, что это не последний бой. С нового месяца таможня переходила на контракты – новую систему взаимоотношений между работником и работодателем. И здесь у руководства таможни были все возможности для того, чтобы отсеять ненужных и неугодных, используя различные уловки с организационно-штатными мероприятиями. Большая часть таможенников уже подписали контракты, кого-то тихо уволили, как Валеру Охромеева – видимо, вспомнили ему баночки с джином! И таких неудобных, неприятных для начальства, как Большов, несмотря на весь его опыт и умение, тоже захотят убрать в первую очередь.

С другой стороны, Витя четко осознавал – ему надо двигаться вперед. И Гера ему, как не поверни, здесь помеха. Время идет, а должности и звания в карман не сыпятся. Не все же время сидеть под Большим – вспомнил он фразу из разговора с комитетчиком Анатолием. Настроение от таких воспоминаний сразу портилось.

Выйдя с утра на смену, Виктор не обнаружил Большова, хотя машина уже стояла на стоянке.

– Он приехал раньше и сразу в «садик» ломанулся, – объяснил Бородюк. – Похоже, сегодня у него по контракту вопрос решается. Так что принимай смену.

Большого не было полдня. Наконец ближе к обеду он с усталой улыбкой ввалился в проходную комнату. В руках у него была черная кожаная папка.

– Ну что? – Все присутствующие обратили лица к нему.

– Нормально, заключил. – Гера сел на диван. – Фу-у! Вот же уроды. Нет им жизни, все бы помучать кого…

Виктор протянул ключи Большому. Тот посмотрел на них, как на что-то очень надоевшее.

– Оставь себе, Витя. По новому контракту я простой инспектор, так что теперь можете помыкать мной, как соблаговолите. Хотя меня наверняка к Грише перебросят, так понимаю.

Все обалдели.

– Ничего не понял, – Пашнин потянул за руку уже бывшего начальника смены. – Объясни толком.

– Дайте попить сначала.

Минералка явно облегчила состояние Большого.

– Фу-у, класс! В общем так. Они меня там мурыжили сначала, типа жди. Ну, я и сидел там в приемной. Мимо народ ходит, контракты заключают, радостные все. Часа два назад только и позвали к Филину, там все – Филин, Посол, Замышляев, Горьков с тоскою на лице, Валя, конечно. Тут мне и Филин выдает – контракта не будет, свободен. Я был готов, открываю папочку и достаю им документик – не имеете права, неверное обоснование, неправильная трактовка законодательства, если кратко. И вообще оснований нет, грубых нарушений не имею, поощрений от того же Филина полная трудовая – проверьте, говорю, сами писали, так ведь? Хотите – могу судиться, только потом ошибки тяжелее будет исправлять.

Они поговорили меж собой, потом меня выгнали, смотрю – юрист к ним пошел. Ладно, жду. Юрист вышел – меня зовут. Филин опять за свое – контракта не будет, извини, должностей нет, все разобраны. Я ему говорю – мне поровну, по закону положено, ищите, увольняйте кого-то, виновных находите в таком разгильдяйстве, ваша же вина, что начальник смены без контракта и должности остался. Послов тут как вскочил: а нет такой должности – начальник смены! Есть ведущий инспектор, а начальник смены – это простое назначение. Я ему отвечаю – неправда, есть, я же не просто так работал. Ох, они напустились! И орут, и подтрунивают, и смеются над моей глупостью. Только Горьков сидит спокойно и в глаза мне смотрит. Явно чует мой провал. Позвали они юриста – тот говорит: нет такой должности. Они говорят – вопрос закрыт. Я открываю папку, и они все умолкают. Филинов с Пословым прямо впились в папку глазами, чуть взглядами ее не сожгли. А я достаю листочек, – дай Бог здоровья девчонкам-кадровичкам, надо им тортик принести, – копию с моей трудовой книжки, им ее и показываю. Отдельно прописано назначение на должность ведущего инспектора, отдельно – на должность ведущего инспектора – начальника смены, оба назначения приказами Филина. У него чуть глаза не выпали! Как он стал на Таракана орать! Матом, при всех, при Сеноваловой. Типа ты, мудак, – извини, Маша, – меня подставил, и все такое – и все это при мне, как не стыдно! Таракан в ответ оправдывается, тут же спор с юристом, я внутри ржу, конечно, никогда такого бардака нигде не видел.

Короче, они поняли, что неправы. И Филин, косясь на мою папку, – вот не вру ни капли, ребята, чуть глаза не сломал, бедный, – начал он мне говорить: дескать, по новому расписанию такой должности нет, а ведущие все уже подписаны, остались только инспектора. Конечно, это уже была маленькая победа, но и тут я мог, если честно, откровенно залупиться…

– Димка-то Мосин ведь в больнице с ногой лежит, – сказал Виктор, – он физически ничего не мог подписать.

– Точно, – кивнул Большой, – знал я это. Остальные должности они кому-то раздали, и мне похрен, кому, но если бы я полез в бутылку из-за должности и руководства сменой, тогда Димка остался бы с инспекторским контрактом. И что мне было делать? Мудаком, – еще раз извини, Маша, – перед Димкой выставляться?

– Да ладно, Гера, – пролепетала Бревенникова. – Был повод поругаться…

– Ну да, – опять кивнул Большов. – Но позвонить я Диме не мог, да и не собирался, в общем, достало меня это все, поэтому я еще немножко их помучал, – папку пооткрывал, помолчал, – и в итоге сказал: хрен с вами, подпишу я этот инспекторский контракт, и пусть будет вам счастье.

– И подписал? – просипел Колосков.

– Да. Они там так шумно вздохнули, что шторы, наверно, до сих пор колышутся. А Горьков заулыбался, и лицо ладонями так прикрыл до глаз, и на меня смотрит. Хороший мужик, да. Вот и все. Так что, – Гера похлопал Колоскова по плечу, – некому теперь тебя будет за курой посылать…

Шутка никого не рассмешила.

– Так он же на год всего, инспекторский-то, – продолжил сипеть Борис. – А потом что?

– Так год еще прожить надо. А там… Будем решать вопросы по мере их поступления. Посмотрим: может ишак сдохнет, а может – падишах…

Большов был переведен и вышел в смену Буянкина уже в эту же ночь. Виктор официально был назначен начальником второй смены, и для него началась новая жизнь – теперь он поднялся в таможенной иерархии на ступеньку выше. И это отчасти грело его самолюбие. Приехав домой, он предложил жене обмыть назначение, что называется, «в узком кругу». Сидя за столом, они обсуждали перспективы. У Виктора от спиртного наступило некоторое расслабление, и он начал игриво подмигивать жене. Внезапно зазвенел мобильник. Номер не был определен, и Виктору это не понравилось.

– Слушаю.

– А почему такой голос? Его повысили, надо пить-гулять, а он грустный. Ты чего? Поздравления принимаешь?

– Это кто? – задал вопрос Виктор, уже подсознательно зная ответ.

– Не узнал? Богатым буду. С твоей помощью конечно, ха-ха. Это же Анатолий, помнишь ли меня? Как видишь, ты уже поднялся. А иначе и быть не могло, мы свои слова на ветер не бросаем. Так что поздравляю с назначением. Как-нибудь увидимся. Пора что-то сделать. До встречи!

– Кто тебе звонил? Ты побледнел… – Татьяна привстала с невыпитой рюмкой.

– Какой-то дебил, – промолвил Виктор. Игривое настроение у него пропало.

Значит, скоро придется ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ….

Глава 20

Руководство сменой оказалось не таким уж легким делом. Да, в целом Виктор делал практически то же, что и при Большове, но сейчас ко всему прибавлялось главное – ответственность. За все, что творится подчиненными. И это уже напрягало. Раньше он даже не замечал, к примеру, как часто на смене выпивают Боря Колосков и Витя Пашнин. А сейчас… Мало того, что они квасят каждый вечер, так они еще и за сменной «плодожоркой» на пару ухлестывают! Видимо, Гера давал им возможность повеселиться, но держал поводок натянутым, и на работе это никак не сказывалось. На Виктора же эти два Ромео не спешили обращать внимание – авторитет-то не тот! Начались опоздания на рейсы, на работу, споры и ссоры. Виктор немного погрузился в тему и узнал, что «плодожорка» – ее звали Вика, – была совсем не против подобного обхождения. Разведенка, симпатичная и бездетная, она смело шла навстречу ухаживаниям двух обходительных и не стоящих за тратами таможенников. Те же, как оказалось, поставили себе цель не просто ее охомутать, а трахнуть, и обязательно вдвоем, после чего спокойно отвалить. Не добившись ничего уговорами, Виктор решил дождаться развязки – авось по окончании «романа» оба нарушителя дисциплины придут в себя. Но действительность превзошла ожидания. Мужчины добились своего, и в смене наступило затишье. Однако все произошло не благодаря, а вопреки, и Виктор это понял, когда неделю спустя Пашнин сам подошел к нему за советом. Оказалось, что получившая двойное удовольствие Вика где-то нарыла домашний телефон Пашниных, после чего набрала его, позвала жену одного из своих «партнеров» и что-то ей рассказала. Что – Пашнин точно не знал, но догадываться и не собирался, ему хватило представления со стороны жены. На кону стоял брак. Колоскову несказанно повезло, что никто не позвонил домой ему, но Пашнин и за себя, и за своего «коллегу» клятвенно обещал – с пьянками-гулянками завязываем, только помоги, поговори с этой дурой!

Отказать Виктор не мог, и не только из-за того, что его просил хоть и провинившийся, но подчиненный. Он просто подумал о том, что так могла бы поступить Бревенникова. И что тогда произошло бы с ним?! Да, так МОГЛО произойти, но не произошло, и слава Богу. Виктор представил себя на месте тезки и, конечно же, поговорил. Сексапильная «плодожорка» долго улыбалась и даже пыталась кокетничать, но ее внезапно охладило предложение сообщить о произошедшем руководительнице, старшей «плодожорке». Виктория почему-то испугалась этого, из чего Витя сделал вывод, что данный случай – не первый, и стал дожимать. Пришли к общему решению – она звонит с искренними извинениями и заверениями в обмане и пьяном бреде жене Пашнина и на километр не приближается к таможенникам, таможенники в упор не видят ее. По возможности она сменит смену. Это устроило обе стороны. В семье Пашниных воцарился хрупкий мир, подкрепленный некими подарками со стороны мужа, и Гордееву впору было вздохнуть. Однако прошло всего пара месяцев, и братья-акробаты опять стали заливать «за шиворот». И Виктор стал снова искать причины этих действий. Ведь вся ответственность за последствия сейчас лежала только на нем.

Были и другие сложные моменты, но тут уже помогала выучка Большого. Виктору теперь легко давалось общение с любым пассажиром любого уровня – он знал, КАК нужно себя вести. Поэтому количество жалоб на смену было мизерным. Трудные случаи были, конечно, но, как правило, они заканчивались удачно, а иногда – просто невероятно. Так случилось, когда однажды прилетела группа телевизионщиков из Бразилии, которые должны были делать программу про городской цирк. Их встречал местный директор цирка Марковский, широко известный в прошлом артист. Как оказалось, он достаточно хорошо знал Послова, и ранее ему звонил по поводу бразильцев, однако Послов то ли забыл, то ли не счел нужным оповестить дежурную смену о прилете группы. А проблема с прилетом была – количество ввозимой телеаппаратуры было несчитаемо огромно, и никто из бразильцев не говорил ни по-русски, ни по-английски. И пока не пришел Марковский, Виктор думал о том, как всю эту аппаратуру оформлять. Разбирались они до пересменки, Марковский все пытался дозвониться до Послова и успокаивал бразильцев. Пришедшие Буянкин и Большов предложили разумный вариант – выпустить телевизионщиков просто так, без оформления.

– Так тут аппаратуры немеряно! Хоть временный ввоз нужно сделать. Иначе тот же Послов нас потом и поимеет. Как они потом вывозить будут?

Гера пообщался с Марковским.

– Короче, так, – Он подошел к Грише и Виктору. – Марковский отличный мужик, он все понимает. Но бразильцы уже на поносе. Мы их выпускаем, Марковский берет на себя все возможные проблемы с Пословым, а когда бразильцы будут вылетать, он сам притащит Послова на сектор, чтобы к ним не было вопросов. Это если не в нашу смену вылетать будут, хотя и предупредить можем, в общем-то. А еще с него контрамарки, прямо сейчас даст, и однозначно благодарности от руководства нам выбьет. Ну, так что? – заулыбался Большой.

Бразильцы ушли почти радостные, контрамарки на любой сеанс были получены незамедлительно. Виктор был удивлен, что машина у Марковского скромненькая – «Форд», зато номер круче некуда: о001оо!

– Повезло, первым в очереди стоял! – засмеялся тот, увидев Витины глаза.

Контрамарок хватило с лихвой на всех, в том числе на семьи. В цирке Виктор не был ни разу, и с детским удовольствием наблюдал за всеми выступлениями. Места были шикарные, вид – превосходный, взрослые и дети не жалели ладоней, аплодируя артистам.

– Надо хоть Марковскому спасибо еще раз сказать, – сказал Насон. – Так все классно было!

Но встретиться с директором цирка не удалось. А вот он ничего не забыл – благодарности от руководства «за отличную работу» получила вся смена и несколько человек у Буянкина. И, самое главное, никого не поругали. Более того, возможно, что именно подобное «отличие» вкупе с отсутствием взысканий помогло вскоре Большову снова заключить очередной годовой инспекторский контракт. Хотя один косяк за ним числился…

Большой пригнал с Калининграда себе новый автомобиль. Сам по себе, конечно, не новый – пятилетний «БМВ», но выглядела тачка шикарно. Серьезной каплей дегтя было то, что, по сути, приобретение такого автомобиля выглядело определенным вызовом – гляньте, на какую машину у меня есть деньги! Гера, безусловно, подстраховался: по приезду с документами поехал первым делом напрямую к Алдашеву – вот посмотрите, дескать, за сколько прежнюю продал, за сколько эту купил, кто денег взаймы дал, как растаможил, и так далее. Кошмарыч похвалил за рвение, посидел, прокатился, поцокал языком – класс! Вроде как проблем быть не должно. Тем более, что Большой обозначил сразу – если, к примеру, покупка подрывает устои там или все такое, продам нахрен в момент! Нет, ни Алдашев, ни кто-то из руководства ни слова не сказал. Но, что называется, в воздухе витало. Все-таки иномарка.

У таможенников была только одна машина, сопоставимая с «бэхой» Большого. Малафеев ездил на «саабе», не новом, но тоже далеко не «кислом». Однако у Малохи мама банкир, папа в далеком Питере немаленький человек, хоть и в разводе с мамой, но сынка не забывает, а у мамы есть «друг семьи» из ее же круга, который потенциального пасынка тоже не обижает. Потому Малоха взяток почти не берет, зато как домой ходит к Графу Елдашеву, а еще сбил вокруг себя компанию, траву курить начали. Буянкин гонять их замаялся. Как к нему в смену пришел Большов, Гриша решил с ним на пару попробовать выкинуть Малафейкина хотя бы из смены, поговорил на эту тему по пьяни с Замышляевым. Но Малафеев оказался не лыком шит – подписал у Филина отгулы на две смены, слетал к папе в Питер, нажаловался на всех до Замышляя включительно, вследствие чего всем немного «прилетело», о чем Замышляев конкретно высказал на очередной пьянке Грише. Что и удалось, так только разогнать по разным сменам любителей «травы», одного уволить по окончанию контракта, но вот избавиться от стукача в смене – не получилось. Впрочем, таких лучше знать в лицо.

Правда, еще одна интересная машина короткое время у таможенника на «пассажирке» была. Раз Виктор, заехав на стоянку перед вечерней сменой, увидел спускающегося к нему Шурика:

– Можешь мне объяснить, – без предисловий начал здоровяк, протягивая руку для приветствия, – чье это «ведро» стоит у меня?

Витя проследил за его взглядом. У самого забора стоял белоснежный «мерседес» в 202-м кузове, с неизвестным регионом на номере.

– Это не наш, – промолвил Виктор.

– Ваш, ваш, – засмеялся Шурик. – Приехал сегодня в обед и сигналит. Я вышел, а он сует мне удостоверение в нос – Летная таможня, мол. К вам на «пассажирку» пошел. И еще он – не поверишь – армянин.

Миша Саркисян действительно оказался высоким, улыбчивым и очень разговорчивым армянином, переведенным из Сочи, где жил с рождения. Случилось это «по жизненной необходимости», как он объяснил, вот он на машине и прикатил прямиком на место службы.

– Машину продам, да, – объяснял Миша, – понимаю, здесь не Сочи, не поймут.

И продал, достаточно быстро, кому-то из армянской диаспоры, которая вмиг окружила заботой «земляка». Впрочем, ни Виктор, ни кто-то другой на Мишу никогда не жаловались – мужик он был отличный и специалист толковый.

Сам же Виктор машину менять не спешил. Тем более, что удалось решить вопрос с покупкой квартиры. Двухкомнатная квартира была оформлена на тестя, который был только рад помочь любимой дочери. Старую «хату» пока решили не сдавать – мало ли что? Виктор сам про квартиру никому старался не говорить и жене с дочерью строго-настрого наказал: языками не трепать, дело серьезное, лишних слухов не надо. По этой же причине отказались от серьезного обмывания покупки. «Сосновские», конечно, были в курсе, поэтому у Насона компанией немного посидели, но этим дело и ограничилось. Место было выбрано очень хорошее, недаром жена столько информации просеяла: недалеко были магазины, рядом школа, транспорт, в десяти минутах ходьбы – Плаксины.

Степа Плаксин наконец-то устроился в нормальную контору, занимающуюся различными работами, связанными с таможней, – декларированием, транспортировкой грузов, – и был очень счастлив. Он предложил Виктору помощь в переезде, но Витя отказался под предлогом того, что все уже сделал. На самом деле он не хотел быть обязанным Степе, хотя и продолжал испытывать к нему определенную приятельскую привязанность. Оставался осадок от того, что произошло после Степиного освобождения. Понял ли Степа, что ошибся в своих «друзьях»? Виктору это было неведомо. Зато он ясно слышал, как расстраивался Большов, вспоминая о тех людях, которые помогали Плаксину во время нахождения в СИЗО. Он так никуда и не сходил, никого не поблагодарил. «Тем людям это не надо, но ведь должна быть совесть?» – сокрушался Большой. Благодаря им столько получилось, а ведь могло все по-иному выйти, и по здоровью и, быть может, – по жизни. Даже адвоката с днем рождения поздравил только после напоминания от Геры. Мудак этот Степа, констатировал Большой, и Виктор в целом с ним был согласен.

Послов все-таки сдвинул Филинова и возглавил Летную таможню. Виктор вспоминал разговор о Послове с Большим и понимал – Гера был прав, и теперь надо подстраиваться под нового начальника, со своими тараканами в голове. Да и не под него одного. В таможню пришла целая группа новых руководителей. Почти все они были переведены из Загорной таможни – оттуда своих людей во все структуры региона помаленьку раскидывал новый начальник таможенного управления Гуськов, сам выходец оттуда же. Так и в Летной таможне появились несколько человек. На освобожденное Пословым место заместителя назначили некоего Ниткина, а вместо ушедшего Горькова, о котором остались только хорошие воспоминания – Медведева. Относительно независимым можно было назвать только нового начальника отдела кадров Саблина – Послов явно припомнил прежнему кадровику все его просчеты. Медведев сразу показал себя нормальным мужиком «во всех отношениях», как охарактеризовал его поигравший с ним в волейбол и выпивший пару бутылок Буянкин, а вот Ниткин был похож на типичного армейского замполита, этакого гадкого тихушника – это сразу отметили все. В отдел оформления, который отдельно от «садика» находился в бывшем здании профилактория на портовской площади, пришла ведущий инспектор Благинина. Незамужняя дама, она своим загадочным поведением ввела в ступор своих коллег-женщин, практически не участвуя в их ежедневной трепотне. Появившиеся незамедлительно слухи пояснили, что она – любовница Гуськова, а взяли ее сюда на место Сеноваловой. Не подтвердить, не опровергнуть информацию не представлялось возможным, оставалось ждать. Ничего не прояснил и четвертый, последний представитель «загорной» когорты, Алик Нагибин, бывший водитель Гуськова, отправленный работать инспектором на «пассажирку». Сколько его не пытали вопросами про вновь пришедших, Алик только по-идиотски скалился и нес всякую пургу. По первости к нему относились нормально, Большой даже решил его как-то подвезти до города, и чуть не пожалел об этом. Оказалось, что когда-то Нагибина серьезно обидели местные гаишники, из-за чего тот их возненавидел. И вот, проезжая пост ГАИ, Гера услышал какие-то нестройные маты. Он посмотрел в зеркало заднего вида и с ужасом увидел, как сидящий на заднем сиденье Алик корчит рожи в окно и материт гаишников. Повезло в том, что те либо не увидели и не услышали придурка, либо, зная машину Геры, просто не обратили на все это внимания. Большой был готов тут же высадить ненормального, однако ограничился тем, что отматерил его, а по приезду в следующий раз на смену зарекся вообще иметь дела с Нагибиным и предложил так же поступить остальным.

Виктор, познакомившись со всеми вновь прибывшими, решил держаться в общении с ними как минимум золотой середины, пока ситуация не вынесет его к необходимости принятия иного решения. Дополнительно он принял еще одно важное решение – нужно было продолжить учиться, получить еще одно, гражданское образование. Одним из приоритетных вариантов получения «стоящего» образования среди местной элиты считалось обучение в Академии госслужбы. Виктор без труда нашел выход через знакомых на руководителя приемной комиссии и запросто решил все предъявленные финансовые условия, необходимые для поступления на заочную форму обучения. Оставалось, как минимум, удержаться в таможне, чтобы проучиться, не зная хлопот, и заветный диплом – в кармане. Но просто удержаться Витя не хотел, он стремился вверх. И имел определенные задумки.