Читать книгу: «Орион: Око земли», страница 3

– Нет, сэр, – просьба старшего по званию обязала Маркуса подчиниться, да и награда за него могла оказаться ценной. Месяц без патрулей были бы сейчас весьма кстати. Ежедневные прогулки до ночи с людьми, не способными связать и двух слов, начинали сжирать изнутри. Маркус потянулся к свертку, но Парнс уронил кулак на его кисть.

– Если об этом хоть кто-то узнает, то отправишься чистить сортиры до пенсии. Ясно? – Маркус кивнул, не отводя остекленевшего взгляда от Парнса. Тот принял ответ, убрал кулак, взял стопку, что стояла перед ним, и залпом осушил ее. – Теперь вали собирать манатки. У тебя час до отправления. Выполнять, – он толкнул сержанта в плечо, а сам потянулся к пиву.

Маркус расстегнул две верхние пуговицы формы, положил сверток во внутренний карман и по пути застегнулся. За недолгий разговор людей в Сладком Джо поубавилось, как и желания оставаться в этом месте еще хоть на минуту. Недавняя перепалка с толстяком отбила всякое стремление пользоваться той крохотной властью, коей владел Маркус.

Пробравшись к выходу и обтершись перед этим почти об каждого мужика на пути, Маркус поправил воротник и, перед тем как выйти, кинул злобный взгляд на встретившую его троицу. Младший из них пережевывал кусок вяленого мяса, демонстрируя процесс.

Заметив знакомого полицейского, он закрыл рот и показал на него пальцем, стуча маленькой ладошкой по коленке толстяка. Тот развернулся на стульчике, который под его внушительными размерами казался крошечным, хмыкнул и вернулся к пойлу. Напрягшийся Маркус выдохнул, открыл решетку, в этот раз придержав ее, толкнул дверь таверны и вышел наружу. Перед тем, как сойти с крыльца раздался громкий хохот и затесавшийся в нем тонкий смех паренька в сварочных очках.

Весь путь до дома Маркус смотрел под ноги и перебирал в голове вещи, что могли пригодиться в пути. Дорога обещала быть длинной, и, хотя большую ее часть предстояло преодолеть паровозом, стоило хорошо подготовиться. Вопрос с едой отпадал. Хрякоподобный советник должен был собрать провизию в дорогу. Лекарства так же принесут. Оставалось позаботиться об одежде и палатке. В академии поговаривали, что фанатики вокруг Пирамиды – это чокнутые и солдат они недолюбливают. Гражданская одежда не повредила бы.

Маркус запрыгнул на крыльцо дома, отпер три замка тремя ключами разной формы. Все они были выкованы из отдельных материалов в нескольких уголках Ориона. Неподготовленному взломщику было легче попасть в постель к императору, чем в этот дом. Маркус вошел внутрь, поочередно закрыл замки, стянул промокшие ботинки и поспешил в спальню, оставляя влажные следы на разрисованном полу. Из шкафа достал походную сумку, навес под палатку и теплые вещи.

– Ты все-таки решился пойти по стопам своего отца? – прозвучал за спиной знакомый голос. Как всегда, слова были внятны и уверенны, будто их владелец знал все реплики в диалоге наперед.

– Совет отправил меня в Крёнгард с поручением.

– О-о. Место, где сотня старичков спряталась в Пирамиде, а тысяча глупцов прислуживают им, прячась от снежных бурь в землянках, – собеседник пригубил трубку и выпустил клубы дыма в воздух, тяжело закашляв.

– Да. Именно туда, – нехотя отвечал Маркус, запихивая кожаный жилет в сумку. – Меня сегодня снова перепутали с твоим сыном.

– Это неудивительно. Ты ведь он и есть.

– Если ты оприходовал мою мать и привез сюда – это не значит, что ты мой отец!

– Ты ошибаешься. По факту это и означает, что я твой отец, – спокойно ответил Зигмунд. Маркус тяжело вздохнул, закинул сумку на плечо и повернулся, взглянув на человека в проеме.

Зигмунд выглядел как всегда презентабельно на случай, если кто-то без приглашения придет в гости. Коричневый костюм с белой рубахой и такой же коричневый жилет с маленьким кармашком для часов на цепочке. Короткая седая борода плавно переходила в бакенбарды, а за ними – в уложенные седые волосы. В правой руке он держал деревянную трубку с тлеющими внутри травами, а левую опустил в карман брюк. На его верхней губе из-под усов выглядывал набухший волдырь.

– Я ушел, – сказал Маркус, проходя мимо Зигмунда в проеме.

– Тебе следует заглянуть в бордель и сбавить пар перед отправкой. Ты слишком раздражен.

Маркус подошел к выходу и начал нервно отпирать первый замок, не обращая внимания на слова человека позади.

«И за каким, спрашивается, хреном, я их закрывал?», – подумал он.

– Я бывал в Крёнгарде, – сказал Зигмунд и пригубил трубку.

– Да где ты только не бывал, – пробубнил Маркус, всовывая последний ключ.

– Постарайся слиться с толпой и прикинуться новым послушником. Тогда сможешь пробраться к Пирамиде.

– Прекрасный совет, Зигмунд, – второпях надевая гражданские сапоги, ответил он. – Я-то хотел перерезать там всех, а потом чьей-нибудь головой в двери постучаться.

– Язвить ты так и не научился. Хорошо, что логику от меня унаследовал, – Маркус зашнуровал второй сапог, схватился за дверную ручку и захлопнул за собой дверь. От удара висевший на стене портрет Зигмунда в обнимку с сыном сорвался с гвоздя, и упал на ковер, сотканный из шкуры вымершего морского медведя. – Но характер от матери, – добавил Зигмунд и закашлял.

Стремительным шагом сержант пересек улицу Первых фонарей по растаявшему льду и попал на площадь, где вовсю кипели работы по восстановлению. Дюжины мужчин бок о бок с женщинами возили телегами камни и цемент, заново выстраивая стены домов по периметру площади. Некоторым удалось сохранить жилой вид, не пострадав после землетрясения (если бы не небольшой скос всех крыш к югу, то ситуацию можно было назвать неплохой). Остальные здания лежали в руинах, похоронив под собой жильцов. Еще несколько дней назад они согревались у очагов в холодные ночи, а теперь из-под разрушенных стен доставали обледенелые трупы и скидывали в общую телегу, чтобы отвезти в крематории.

Маркус медленно проходил через рабочих и повисший в воздухе туман из грязи и дыма в сторону железнодорожной станции Солтиса. Он наблюдал, как разгребают металлолом, оставшийся от лавок, и испорченные товары. Как ни странно, статуя молчаливого наблюдателя в центре площади совершенно не пострадала. Землетрясение словно бы обошло ее стороной. Непоколебимый взгляд этого человека смотрелся куда более зловеще посреди гор изуродованных тел и груд металлолома.

Маркуса накрыла тень. Над ним нависал нос дирижабля, отбывающего на юг. Мысли заглушал шум, издаваемый лопастями на будке, походивший на рычание трехглавого змея с герба Империи, который выткали на раздутой горячим воздухом обшивке.

Маркус завороженно наблюдал за полетом зверя по чуть-чуть ступая спиной вперед. Вдруг из-за дирижабля выскочил солнечный луч и пронзил незащищенный глаз наблюдателя. Ненароком вспомнился совет Зигмунда с детских лет: «В Орионе не следует делать как минимум двух вещей: смотреть в разгар дня на солнце. И не пытаться спорить с морскими гномами на то, что сможешь отличить их женщину от мужчины». Маркус протер замыленные глаза и, прикрывшись ладонью, определил положение солнца.

– Дермо, – оценил он, затянул лямки и побежал.

На перроне в мантии, ушитой серебром, стоял хрякоподоюный советник и трое помощников за спиной. У одного находился зеленый мешок, а у второго – наплечная сумка. Хряк, едва завидев приближающегося полицейского, пригрозил кулаком и закричал. Маркус остановился перед ним, дыша через нос и еле заметно покачиваясь (катастрофически не хватало воздуха мозгу).

– У меня, по-твоему, времени свободного вагон? А? Отвечай!

– Приношу… свои извинения… господин.

– Извинения свои мамке выскажешь. Я из-за тебя теперь опаздываю! – он приказал отдать сумки полицейскому, а сам сложил руки на животе. – Садись в паровоз и проваливай. Я свою работу сделал, – хряк гордо поднял голову и, проходя мимо полицейского, толкнул его плечом. Идущий за ним помощник попытался сделать то же самое, но промахнулся, а остальные два только кинули пару злых взглядов.

Маркус вошел в поезд, проклиная хряка за то, что тот дал порванный мешок. Внутри вагона оказалось пусто. Первый пассажир уселся на место у двери и зажался к углу. Сложив вещи рядом, он с облегчением выдохнул. Вскоре паровоз подал пронзительный свисток и тронулся.

– Поехали, – сказал Маркус невидимому собеседнику.

Глава 3

«Я неустанно молил Юну, чтобы он полетел. И он в самом деле полетел! Это потрясающе!»

Слова Алана Маркса, создателя сверхтяжелого дирижабля «Титанус», накануне трагического крушения.

Руф не выходил из таверны Сладкий Джо вторые сутки, заливаясь спиртным, которое с опаской подносила ему Джоанна – хозяйка заведения. Сгорбившись на краю стойки, он игнорировал посетителей и неохотно одаривал выцветшим взглядом завсегдатаев, что, едва завидев знакомое лицо, желали поздороваться.

Спал старик там же, пододвигаясь чуть ближе, чтобы можно было лечь на стойку. Ощущая, как она вибрирует от разрывающего храпа, Грун просил нескольких алкашей покрепче перенести тело спящего в комнату на втором этаже и положить на кровать. Все равно с этими морозами зал в таверне не пустел круглые сутки, и времени на сон у гнома оставалось немного, да и то выпадало на обеденные часы.

Просыпаясь в позе эмбриона в постели вдвое меньше его, Руф садился на край, неторопливо переваливая дрожащие конечности. После нескольких неудачных попыток вспомнить, где находится, он поднимался и ковылял обратно к стойке, наплевав на раскрутившиеся болты протеза. Добравшись до не успевшего остыть от него стул, он подзывал Джоанну.

– Может, тебе уже хватит? – спросила она, встав на ящик. – Такими темпами я скоро начну с тебя плату за аренду жилья брать.

– Сам решу, когда хватит, – прохрипел Руф измученный недосыпом. Джоанна покачала головой и, спрыгнув с ящика, пошла в подвал за выпивкой.

Старик сидел, не оглядываясь на скрип двери и долетавшую через ветер. Он протискивался сквозь решетку, насвистывая только ему знакомую мелодию, осматривал таверну и убирался прочь, но возвращался, вновь повторяя незамысловатый цикл.

С момента землетрясения Сладкий Джо днем пустовал из-за свалившего на народ вороха работ по восстановлению теплоснабжения города. Об этом Руфу рассказал один из инженеров, а точнее, всучил историю, как ненужный груз, ошибочно пришедший в порт. Вдобавок подвязал к ней личные проблемы про бабушку, которая взяла в долг сумму, чтобы найти домик из пряников в лесу.

С таким же успехом он мог выложить это поддерживающей лестницу балке, но выбрал старика. Не слезая с его ушей, инженер вываливал все, что накопилось, а перед наступлением темноты выдохнул с облегчением и, дружелюбно шлепнув по плечу, ушел радостный домой. Спроси у Руфа: «кто это был?», он бы продолжил молча пить.

На протяжении двух последних дней его личный мир сузился до прокарябанной точки на столе, вновь и вновь прокручивая злополучные секунды. Все, что существовало до них, покрылось тенью от падающей башни. Взмахи крыльев птиц, крики в панике разбегающихся людей, запахи свежеиспеченного хлеба, пахучих трав из лавок алхимиков, музыка, голоса, ветер – исчезли. Всего метр, один проклятый метр отделял его от участи раздавленной тыквы в саду. Последовав за бело-рыжего котенка, старик сделал три шага вперед, и именно они стали причиной его прямого попадания в открытое окно.

Когда народ разгреб завал башни, то между свалившимися балками наткнулся на стоящего неподвижно Руфа, который пустыми глазами глядел на торчащее перед носом острие часовой стрелки с циферблата. Старика откопали, перенесли на дорогу, а тот поковылял, как заведенный солдатик без единой благодарности. Потом видневшийся закручивающийся дым Туманной улицы, волоча разболтавшийся протез.

Джоанна вернулась с бутылкой и двумя стеклянными стопками. Поставила на край стойки, протащила ящик, встала на него и, оказавшись на уровне глаз старика, разлила пойло.

– Я буду пить один, – заявил старик, разглядев вторую стопку. Джоанна промолчала и, спрыгнув с ящика, потопала к другому углу стойки.

– С тебя на сегодня хватит.

Руф приоткрыл рот, на секунду решив, что слова прозвучали в его голове, но потом унюхал вонь слизнякового масла для чистки сапог, которое перестали использовать лет сорок назад. Он чуть повернул голову, увидев ссохшееся лицо Парнса. Перекошенное в скверной гримасе, оно напомнило о временах в составе Багровых клинков. Голос долбил по барабанным перепонкам, словно в колокол, однако сейчас к нему добавился мерзкий скрежет из-за прокуренного горла. Парнс достал бронзовый портсигар из внутреннего кармана мундира, вынул самокрутку и прикусил ее пожелтевшими зубами.

– Тебя тут не хватало, – Руф потянулся за бутылкой, но в морщинистая рука начальника стражи опередила его.

– Ты тоже не в восторге от встречи, – Парнс откупорил бутылку, налил одну из стопок.

– Не припомню, что был рад тебя видеть хоть когда-нибудь, – Руф попытался свистнуть и подозвать Джоанну, но глухо прошипел и прерывисто закашлял.

Парнс достал из нагрудного кармана спичку, чиркнув ею об стол, извлек пламя и подпалил самокрутку. Окружение заполнилось запахом жженой травы и листьев, а вкупе со слизняковым маслом выходила такая вонь, что дохло все на расстоянии десяти шагов от источника. Руф смерено нюхал, помня, что от него не скрыться.

– И то верно, – согласился Парнс, выпустив две струи дыма из ноздрей. – Дело есть, связанное с нашим общим знакомым.

В те годы, когда на теле Руфа красовалась вычищенная до блеска белая кираса, Парнс занимал пост капитана багровых мечей. Тогда им было поручено в составе экспедиции отправиться к обнаруженной на континенте Форас дыре в земле, которую исследователи сразу же обозвали Фораминис, с целью спуска и дальнейшего изучения.

В группу выбранных ученых затесался молодой, но подающий большие надежды, алхимик Мортимер. За долгий перелет он произнес всего лишь несколько дежурных фраз, а в остальное время смотрел в окно на простирающуюся под ним гладь океана и периодически что-то записывал в тетрадь.

Не обратив внимания на человека в темно-синем пальто, Руф плюхнулся в кресло напротив. Открыв книгу на заложенной обрывком кожи странице, он погрузился в один из учебников по Ориону автора Зигмунда Тейна. В нем автор подробно рассказал о флоре и фауне континента.

Краем глаза Мортимер заметил книгу и поерзал от любопытства. Увидеть обыкновенного стражника в свободную минуту с бумагой почти невозможно, а тут живой багровый меч. Их главной задачей является охрана императора или указанных им лиц. Стоя на посту в стенах дворца их не отпускают даже в туалет, поэтому они носят специальные бурдюки, привязанные к ноге. С вышеперечисленным, откуда у него пробудился интерес к чтению?

Мортимер отвлекся от записей и променял их на изучение лица стражника, определяя по его выражению, где сейчас тот читает. Решившись спросить, почему багровый меч читает, вместо того чтобы полировать доспех, алхимик получил угрюмый взгляд, выглянувший из-за границ учебника и ощущение дискомфорта внутри. С неугасимым желанием вывести стражника на диалог он задавал вопросы, так или иначе касающиеся автора книги, рассказывая некоторые факты из его биографии, и добился чего хотел, поначалу пожалев об этом.

Знакомство с молодым ученым для Руфа проходило, словно балансируя на границе между мирами Юны и Талии. С одной стороны, ему были интересны факты и истории, связанные с полюбившимся автором, но с другой – выступал тот бесячий энтузиазм алхимики. Когда Руф подходил к точке кипения, то пристально смотрел на него, заставляя поумерить пыл и вжаться в кресло.

– Руф, вот ты представь, – говорил Мортимер перед обедом, – весь мир состоит из бесконечного числа различных форм жизни, веществ, материалов, ископаемых, да вообще всего! Каждый элемент можно скомбинировать с другими и получать нечто совершенно иное, нечто не поддающееся описанию.

– Как варка пива, – сравнивал Руф. – Если к ячменю добавить, например, мяту, то получится другой вкус.

– Да-да, вот именно! Достаточно изменить всего один элемент, и итоговый продукт будет каким-то образом отличаться от исходника, – он замолчал и с интересом посмотрел на собеседника. – Я даже не думал, что стражник сможет меня понять. Прости, но порой назвать вас разумными язык не поворачивается, – Руф улыбнулся.

– Твое «порой» – это даже комплимент, – Мортимер коротко хохотнул в ответ.

Почти весь перелет они сидели за столом, обсуждая всевозможные вопросы, связанные с Солтисом, начиная с поддельных динариев, в сплав которых вливали три четверти железа и только одну серебра (вместо положенной половины), и заканчивая слухами о подпольных крысиных боях. Мортимер с огромным интересом объяснял причины принятия советом не всегда однозначных решений, но также обдумывал позицию человека, совершенно далекого от политики, подмечая ее важность. Когда принесли обед, оба замолчали, занявшись приготовленной поваром едой.

– Послушай, – догрызая сваренный перец, начал алхимик, – а что побудило тебя стать стражником?

– Не понял? – пережевывая хлеб, переспорил Руф.

– Ну, почему ты, к примеру, не музыкантом стал, или инженером или… еще кем-нибудь? Не пойми неправильно, но мне кажется, ты смог бы раскрыть себя лучше в другом деле, нежели в охране, – Руф отложил ложку и откинулся на спинку кресла.

– Не знаю, – он ненадолго задумался, с закрытым ртом вычищая языком кусочки овощей, застрявших между зубов. – Была у меня такая мысля, но тот ниче не попишешь. Ты шкед ещё и делаешь что угодно. Мой батя с детства отдал меня в академию, и понеслось, – Руф взял кружку с вином и сделал глоток. – У меня в семье все служили. А я что лучше что ли? Сначала тринадцать лет академии, потом пять лет в голубой страже, то есть… в этой… полиции вашей. Потом сам вызвался на войну с восточной Империей…

– Княжеством, – поправил его Мортимер.

– Княжеством?

– Да, Княжеством. Во главе государства стоит князь, и там совершенно другая система чинов и всего остального, но это неважно. Пожалуйста, продолжай, – Руф искоса поглядел на алхимика, пожал плечами и вернулся к истории.

– А на чем я… – он замычал. – Война. В общем потом вернулся в Солтис и батю похоронил. Остались после него кошель монет и дом… Нда. Ну и через деcять… девять… Не, десять. Я тогда же с долгами расплатился. Ну я прошел подготовку у Багровых мечей, стал в ряд с пятеркой лучших, – он схватил оставшийся кусок хлеба на столе и закинул в рот. – Я всю жизнь в армии. Вот и все, – Мортимер внимательно всматривался в лицо стражника, потирая кадык.

– Ты упомянул об отце, о том, что он умер, так? – Руф кивнул. – Хорошо, то есть не очень. Но ты меня понял. Если не секрет, то что с ним случилось? – стражник откашлялся.

– Нет тут секрета, – он отвернулся к окну, ища нужные слова. – Про Красную чуму слышал?

– Вырезавшую несколько деревень на севере?

– Ага, – он тяжело вздохнул, – про нее. Батю выставили в оцепление одной из деревень. Выдали маски и припасов на семь дней, – допив двумя большими глотками оставшееся вино, он посмотрел, как последние капли переливаются по дну кружки, и ненадолго затих. – В самой деревне еда заканчивалась. Местные полезли ночью через ограждения и воровали припасы стражников. В итоге зараза вышла за пределы, и с приходом смены почти весь состав был уже мертв, – он повременил с ответом, – в том числе и мой отец… – Мортимер от безысходности потер шею.

– Оу… ну. Соболезную.

– Забудь, – отмахнулся Руф.

– Я помню, читал об этом в библиотеке. Там же, кажется, потом сожгли все, чтобы болезнь не распространилась.

– Ага. Но то, что в тот раз там оставались живые люди, Империя помалкивает, – глаза Мортимера округлились.

– Живые? Ты уверен?

– Так стражник сказал. Один из выживших. Дебилизм.

– Почему?

– Потому что его же сжигать деревни потом и направили. Говорил, что до сих пор видит, как к нему тянутся обгорелые руки.

– Но это бесчеловечно…

– Цель оправдывает средства, – холодно подметил Руф. – Огонь или новые жертвы. Лучше уж так, чем блевать кровью.

Впервые за много лет Мортимер наткнулся на разрыв в логической цепочке. Что мешало поставить ограждение за пару километров от места заражения? Стражников потребовалось бы больше, но это позволяло изучить болезнь и создать лекарство. Император обязан был выделить время, но посчитал, что вычеркнуть проблемы разом – это верное решение. Почему?

Его размышления прервал вышедший из каюты пилота Парнс. При виде командира Руф неохотно встал с кресла и отдал честь.

– Мы прибываем на место, – объявил капитан. – Всем собрать манатки и быть готовыми к выходу. Руф.

– Да, капитан, – ответил тот.

– Оповестишь личный состав на дирижабле.

– Слушаюсь, капитан.

Парнс посмотрел на него неизменно пустым взглядом и прошел мимо, оставив шлейф от плотного запаха слизневого мазла и выкуренных самокруток.

– Он про гуталин слышал? – спросил алхимик, зажимая нос.

– Хер его знает, – ответил Руф и сбоку от кресла взял походный мешок. – Ушел, – сказал он и направился к дверям, за которыми отдыхали багровые мечи, оставив алхимика.

Фораминис расположился посреди поля, простиравшегося на многие километры вокруг во все стороны света. Идеально ровное отверстие размером с целый город смотрело единственным оком на тучи, заслоняющие голубое небо. Казалось, будто сам Орион смиренно наблюдал за обыденным процессом в ожидании неизбежного прихода дождя. Через час дно имперского дирижабля коснулось земли неподалеку от Фораминиса.

С момента обнаружения отверстия никто из прославленных умов Империи так и не взял на себя смелость объяснить причину его возникновения, выдавая только притянутые за уши предположения. Мортимера подначивала недальновидность ученых. На собраниях настойчивый молодой алхимик, невзирая на запрет открывать рот поперек старшим коллегами, открывал его, из-за чего не раз был выведен охраной. Однако со временем половина ученых прислушалась, настаивая на организации полноценной экспедиции. Фройлер де Рас (тогда ещё глава научной гильдии) до последнего препирался от этой, обосновывая нецелесообразность траты ресурсов на «дыру в земле». Он предложил взять всем лопаты и вдоволь наиследоваться выкопанными червями. По итогу он сдался под натиском большинства и выдвинул на совете предложение.

Мортимер остался недоволен. Вместо пары-тройки дирижаблей, битком набитых учеными, Империя выделила всего один с пятью членами научной группы и десятком солдат. Но даже этот, казалось бы, неприятный факт, не подавил стремление алхимика быть первым, кто изучать находку.

Как только двери дирижабля открылись, он схватил наплечную сумку с записями и ринулся к краю бездны, с трудом проталкиваясь сквозь столпившихся на входе багровых мечей. Капитан вышел следом. Он ощупал землю, оглядел небо и повернулся к выходящим стражникам.

– Руф! – рявкнул он.

– Да, капитан, – отозвался багровый меч из общего строя.

– Проследишь за алхимиком, – приказал Парнс. – Остальным тридцать минут на обустройство лагеря. Выполнять, – стражники приставили кулаки к груди и приступили к работе.

Руф пропускал идущего перед ним капитана, ощущая вонь масла и жженых трав. На сжатом кулаке кожа натянулась до предельной отметки. Ещё чуть-чуть и она бы лопнула, оголив неоднократно ломавшиеся кости. На Руфа упал черствый, как недельная буханка хлеба, взгляд.

– Ещё секунда и отправишься под арест, – предупредил Парнс. Багровый меч удирал себя в грудь и, будто толкая старую телегу, побежал за алхимиком

Фигура Мортимера статично застыла на горизонте. Руф сбавил темп. С каждым шагом шумный лагерь оставался все дальше. Изредка ветром приносило команды Парнса.

– Тебя, сука, и на луне услышишь, – пробормотал Руф, склонив голову.

Постепенно усиливалось ощущение, будто кто-то мастерской рукой вырезал из реальности кусочек обыденности. Проходя поле метр за метром, Руф озирался, с нахмуренными бровями ища его. Тут он остановился, поглядел под ноги и поводил сапогом по траве, но не услышал шороха. Краем глаза заметил пролетавшую птицу, но ни взмахов крыльев, ни крика. Звук пропал. Из всего слышался лишь нарастающий звон в ушах.

Зигмунд Тейн писал об этом месте: «Даже водопад не осмелился бы шуметь». Поляна, где находился Фораминис, словно погрузилась в бездыханный сон, огородившись от мира высокими скалами и накрыв себя одеялом из сочно-зеленой травы.

Оказавшись в сердце Фораса, Руф врастал в землю, пытаясь уловить мельчайший звук ветра, в надежде остаться правым в споре с автором книги. Но попытки оказались тщетны. Сплюнув и не услышав привычного всплеска слюны, Руф оглядел себя, поднял голову двинулся к застывшему вдалеке алхимику.

Мортимер стоял на краю бездны с открытой тетрадью. Окружение потеряло смысл. Все тайны, вопросы, обитавшие на поверхности земли, спрятались в глубинах его библиотеки, очистив полки для новых записей и будущих исписанных до последнего клочка тетрадей. Миллиметр за миллиметром он неосознанно подступал к краю дыры. Носки его туфель нависли над ямой, и тут Руф одернул алхимика за шкирку.

– Хочешь раньше времени туда? – спросил Руф, заметив, как тихо прозвучали его слова.

– А? – отрешенно спросил Мортимер, встрепенулся и осмысленным взглядом посмотрел на стоящего рядом стражника. – А. Привет, – он тоже звучал тихо, но не уделял этому внимания. – Нет, просто задумался. Извини.

Руф подшагнул, заглянув в бездну. Из-за закрывших солнце грозовых туч глубже, чем на полусотню метров мокрой земли видно ничего не было. Но необхватный масштаб завлек стражника.

За спиной послышался приглушенный смешок. Руф отступил. Алхимик обнял колени и спрятал голову в образовавшееся между грудью и ногами пространство.

– Захватывает, правда? – спросил он, словно из норы. Руф вытянулся к нему, но не успел произнести короткое, и всегда понятное «че?», как алхимик показал ухмыляющееся лицо. – Все это! Это… неизведанное пространство с неисчислимым количеством знаний – это всего-то черная точка на карте. Одна вшивая точка, которая по значимости превосходит любое событие, что было, есть или будут в будущем. И представь, совет выделяет для его изучения один жалкий дирижабль и пригоршню людей с палками.

На нос Руфа свалилась капля дождя. Он задрал голову и на него мгновенно обрушился ливень. Мортимер сунул тетрадь с пером в сумку и поднялся.

– Пошли, – кричал он. – Не хочу всю экспедицию сморкаться в постели, – легким бегом он направился к видневшемуся вдалеке дирижаблю. Руф вытер грубой ладонью лицо и двинулся за ним.

Рядом с лагерем дождь поутих. Мортимер опустил на плечо промокшую сумку, стряхнул с нее несколько капель и зашел в палатку неподалеку от дирижабля. Следом вошел и Руф. Внутри хватало места, чтобы расположить небольшой стол в центре, на котором разворачивали карту местности, несколько ящиков с провизией и тройку свободно стоящих людей. За столом спокойно сидел и слушал Франк, направленный советом для контроля экспедиции. Парнс, точно разрезая ржавыми ножницами не менее ржавый металл, доказывал что-то в споре.

В палатку вошло знакомое лицо. Франк извинился перед капитаном, встал из-за стола, пододвинул к нему ящик, на котором сидел, и подошел к Мортимеру, выжимающему рукав пальто.

– Все в порядке? – спросил он с учтивостью, присущей верным слугам.

– Да, господин Франк. Все прекрасно, – ответил Мортимер с доброй улыбкой на лице.

– Рад это слышать. Следует проведать ваших коллег и многое обсудить перед завтрашним спуском. Разумеется, если у вас нет более важных дел, – Мортимер посмотрел на стоявшего позади Руфа. Тот кивнул, дав понять, что говорить им пока не о чем.

– Нет. Идемте.

– Франк, так что мы решили? – остановил их Парнс. Старик обернулся к капитану.

– Думаю, что ваша идея вполне приемлема в данной ситуации. Остановимся на ней.

Его голос звучал настолько мягко и учтиво, а мышцы на лице так мастерски контролировались владельцем, что Руфу представилась марионетка. Парнс, не изменяя привычке, сузил веки, углубив зарождающиеся морщины. Франк поклонился, пропустил Мортимера и вышел за ним из палатки. Капитан держал паузу, задумчиво стуча пальце по развернутой карте.

– Иди к остальным. Завтра много работы, – заключил капитан и свалившись на скамью позади него. Сжимая челюсти, Руф ударил в груди и, не разжимая кулак, вышел.

Грозовая туча снаружи отринула попытки затопить букашек внизу, но не спешило отступать. Глоток прохладного влажного воздуха остудил покрасневшего от злости Руфа. Ослабить натянуты нервы помогла странная тишина поля.

– Эй, головастик! – послышался приглушенный женский голос. Руф оглянулся, увидев идущую на него Иду с ящиком из-под вина. – Ты че тут шалавишься? – спросила она, подойдя ближе. – Пошли к остальным. Смотри, что у повара забрала, – Руф заглянул в ящик с семью неоткрытыми бутылками Княжеского вина.

– И с какой чести он тебе их отдал?

– Пообещала, что не расскажу его жене, как он домогался до меня.

– А он домогался? – с недоверием в голосе спросил Руф.

– А нет, – сказала она, натянув девичью улыбку. Хотя ее возраст уже давным-давно пересек черту с отметкой «девичий», стоило признать, что красотой она могла дать фору любой расфуфыренной малолетке. Чего нельзя было сказать о характере. – Идешь?

– А почему ящик полупустой? – Ида замученно вскрикнула, задрав голову.

– Вечно ты сиськи мнешь по полдня. Тут же как с бабой надо. Взял и потащил к себе, – она настойчиво прошлепала мимо к большой палатке, где расположились багровые мечи. – Как надумаешь – придешь, – еле слышно добавила она и исчезла в разрезе света.

«Может, все-таки у меня что-то со слухом?», – подумал Руф. Он сунула мизинец в ухо и добротно в нем поковырял. После пощелкал пальцами рядом с ним. Звук стал четче, но все равно глуховат.

В одиночестве среди палаток полных людьми он наблюдал, как одни тучи неспешно сменяли друге. Ушная раковина болела, от резанувшего ее ногтя, а в голосе нарастал звон, сводя с ума. Руф не выдержал и направился в палатку. Внутри он схватил пол бутылки вина, уселся на матрас в кругу отряда и слушал байки Иды про живущих под землей тварей и девочек Лили и Мили, которые спустились в ту дыру пару лет назад.

– У тех малышек яйца были крепче, чем у любого из вас, – подытожила Ида.

– У них были яйца? – выкрикнул худощавый багровый меч.

– Дебил, она же не всерьез, – ответил самый здоровый, отвесив оплеуху первому, из-за которой тот выплюнул выпитое вино.

– И мозгов больше было, – уже тише добавила Ида.

Руф допил остатки вяжущего рот вина, закусил его коркой хлеба из общей миски и лег на самое крайнее место спать. Общий гул продолжался, пока все поочередно не повалились дрыхнуть, устраивая мини турниры по борьбе за постели у выхода, чтобы не задохнуться от перегара и вони от пота.