Читать книгу: «Стоит только захотеть», страница 2

Переложи ручку!

Сашутка давно уже освоилась в школе. Она хорошо знает, что умывальник находится напротив их класса, а столовая, куда – если честно – она не особенно любит ходить – на первом этаже. Нет, когда вместо обеда им дают йогурт и печенье – тогда любит. Но это бывает нечасто.

Напротив столовой находится кабинет рисования с разными интересными штуками, сделанными из дерева. А ещё там есть белые гипсовые головы и даже отдельные носы! Но малышей туда не пускают, говорят, что всё это они будут рисовать в старших классах.

А вот в спортивный зал, который тоже расположен на первом этаже, пускают. Сашутка любит туда ходить. Там можно поиграть в мячик, полазить по лесенке, которую все называют «шведской» (наверное, её из самой Швеции привезли!), или просто побегать.

Ещё Сашутка обожает читать вслух. Спасибо деду – это он научил её читать сначала отдельные слова, а потом и целые предложения.

Пока вчера её одноклассники по слогам читали историю про храброго утёнка Алёшу, Сашутка давно уже всё прочитала про себя, и потом сидела, глядя в окно, и смотрела на листья, которые падали даже от слабого порыва ветра.

А вот чего Сашутка не любит – так это писать. Причём ни в прописях, ни в тетради по математике, хотя эта тетрадь расчерчена в клетку, и писать в ней проще, чем по линейкам.

Вся беда в том, что Сашутка постоянно берёт ручку в левую руку. Учительница так и сказала, что Сашутка – левша. Девочка поначалу подумала, что их учительница Нина Фёдоровна смеётся над ней и, обидевшись, даже разревелась прямо на уроке.

Оказывается, никто над Сашуткой не смеялся. Просто «левша» – это человек, который всё делает левой рукой. Сашутка этого не знала, она всю жизнь привыкла и ложку брать в левую руку, и мячик левой рукой кидать, и вот теперь берёт ручку не в правую руку, как это делают все, а в левую. По привычке. А потом начинает писать. Всё той же левой рукой.

Заканчивается это каждый раз одинаково: учительница вынимает ручку из левой руки Сашутки и перекладывает её в правую. Как только Нина Фёдоровна отворачивается, Сашутка – раз! – и снова берёт ручку в левую руку. Но терпению Нины Фёдоровны можно позавидовать. Она может переложить ручку в правую руку Сашутки, наверное, раз сто! А, может, и больше. Сашутка не считала, потому что до ста ей сосчитать пока ещё не удаётся. Ей просто кажется, что сто – это такое большое число, что больше него, наверное, только миллион. То, что «миллион» – это очень много, Сашутка знает от мамы. Та иногда, нахмурив брови, строго говорит, когда Сашутке не хочется убирать игрушки:

– Тебе что, миллион раз надо повторять?

Поэтому Сашутка и знает, что «миллион» – это ужасно много.

А Нина Фёдоровна никогда не повторяет. Просто берёт ручку и перекладывает ей, и ничего при этом не говорит. Нет, иногда, правда, говорит строгим голосом:

– Переложи ручку. Нельзя писать левой рукой.

– Почему? – как-то раз спросила у неё Сашутка.

– Потому что не полагается, – ответила Нина Фёдоровна. И потом добавила, что когда она училась, у них все писали только правой рукой.

Сашутка сразу представила себе, как в классе сидят пожилые дяди и тёти и аккуратно выводят палочки и кружочки правой рукой. О том, что Нина Фёдоровна тоже когда-то была маленькой и училась в первом классе, Сашутка просто не подумала. Она представляла себе, что Нина Фёдоровна всегда была такой же пожилой, какой она её привыкла видеть.

В конце концов, Сашутка овладевает письмом. И к концу второй четверти довольно уверенно пишет правой рукой буквы и цифры. Да так ловко, что даже отличник Серёжка Шумилов за ней не успевает. Хотя он сразу начал писать правильно, именно так, как говорила Нина Фёдоровна, и над ним никто не стоял. И ручку из одной руки в другую тоже не перекладывал.

И только дедушка сказал, что переучивать Сашутку было не обязательно. Даже не нужно, потому что раз левша всё делает левой рукой, значит и писать он (или она) должен левой.

А мама ничего не сказала. Она, видимо, продолжала считать, что Нина Фёдоровна всегда и всё делает правильно. И раз сказала, что Сашутку надо переучить, значит – так действительно надо было сделать.

Про музыкальную школу, хор и злую собаку

В музыкальную школу, или попросту в «музыкалку», Сашутку водит или дедушка, или тётя Валя, мамина двоюродная сестра. Маме водить дочку некогда, потому что ей приходится много работать. Она просто везде не успевает.

Сашутка очень любит петь, поэтому её сразу же записали именно на хоровое отделение.

Но ещё больше Сашутка любит дорогу до «музыкалки». Дело в том, что по пути ей приходится проходить мимо старых частных домов. Там, в одном из дворов живёт собака. Саму собаку Сашутка никогда не видела, зато слышала её лай. А ещё на калитке красуется весьма внушительная табличка, где нарисована собачья голова и стоит подпись: «Осторожно! Злая собака!»

В том, что собака действительно злая, Сашутка не сомневается. Эта собака лает так, что, кажется, зайди Сашутка в этот двор, злая псина тот час же разорвёт её на части.

Заходить Сашутка не рискует. Зато она с увлечением каждый раз дразнит собаку, проходя мимо знакомого кирпичного дома.

– Р-р-р… гав, гав, гав, – начинает изображать за забором Сашутка собачий лай.

Судя по всему, получается у неё неплохо, потому что собака тот час же отвечает ей весьма сердитым басом.

– Зачем ты это делаешь? – каждый раз спрашивает Сашутку дедушка, от которого егоза-внучка заранее убегает, чтобы подразнить злую собаку.

– Просто так! – заливисто смеётся Сашутка, – это так весело, когда она рычит!

– Весело… – передразнивает дедушка, – чтобы этого в следующий раз не было!

– Ладно, ладно, – кивает Сашутка, когда они отходят от дома на приличное расстояние.

Но в следующий раз всё повторяется снова. И дедушка вновь принимается ругать Сашутку за то, что она не слушается.

Тётю Валю же Сашутка и подавно не боится. Ходит её тётя не быстро, то и дело останавливается, обращаясь к Сашутке: «Постой, дочка, не убегай вперёд. Я за тобой не успеваю». Сашутка старается идти настолько медленно, чтобы тётя Валя не торопилась и не дышала так тяжело, потому что она знает, что у той больное сердце. Но как только они приближаются к знакомому красно-кирпичному дому, Сашутка, забыв все правила приличия, сначала ускоряет шаг, а затем срывается с места и пулей добегает до забора с вывеской «Злая собака» и начинает уже известное:

– Р-р-р-р… р-р-р-р…. Гав-гав! Р-р-р…

Собака, словно ожидая Сашуткину дразнилку, тотчас отвечает из-за забора громким лаем и рычанием. При этом она, судя по всему, бегает по двору и гремит цепью, что отчётливо слышно и Сашутке, и идущим мимо забора прохожим. Некоторые из них улыбаются, наблюдая, как Сашутка вертится перед забором и изображает собачий лай, некоторые качают головами. Но большинство проходит мимо так, как будто Сашутки с её гримасами для них вообще не существует. Они идут, занятые своими мыслями, и на незнакомую девочку – ноль внимания.

Иногда прохожих нет вообще, но Сашутку это ничуть не смущает. Ведь она же не для посторонних дядей и тётей старается! Ей просто становится весело, когда у них с неизвестной собакой получается вот такой своеобразный дуэт.

Подошедшая тётя Валя не ругает Сашутку. Она только говорит, словно удивляясь:

– Сашенька, кто бы мог подумать! Ведь ты до пяти лет букву «р» совсем не умела говорить. А сейчас что? Рычишь, как будто тебя специально этому научили!

– Никто меня не учил, – хохочет Сашутка, – я сама всему научилась!

И, издав собаке на прощание последнее, особенно громкое, «р-р-р», отходит от забора. Хочешь или не хочешь – а в музыкальную школу опаздывать нельзя. Тем более на любимый хор, где ей часто дают петь сольные партии! Поэтому оставшуюся до музыкальной школы дорогу Сашутка идёт степенно. Словно это и не она десять минут назад всеми мыслимыми и не мыслимыми способами пыталась вывести из себя собаку за забором.

Запрятанные вглубь чувства

– Боже мой, как нам стали много задавать! – думает Саша и, зевая, отодвигает от себя учебник истории.

Затем она смотрит в одну точку, словно пытаясь осмыслить слова из параграфа, в котором рассказывается про «золотой век Грузии» и про царицу Тамару, цветное изображение которой есть тут же в учебнике.

– Какая же она всё-таки красивая… – думает Саша, глядя на черноволосую царицу, которая гордо восседает на белом коне, покрытом шикарной разноцветной попоной. Её ноги, обутые в красные узконосые сапожки, красуются в стременах, изящно сделанных под небольшую женскую ножку; белые, ухоженные руки уверенно держат поводья. Корона у царицы Тамары небольшая, она выполнена из светлого золота и очень подходит к цвету лица своей обладательницы. Кажется, она делает его ещё прекраснее…

Впрочем, через несколько минут Сашины мысли переключаются на собственное лицо, а заодно и на Вовку Чернухина, в которого влюблены все девочки класса.

– Почему, ну почему я такая некрасивая? – Саша, наверное, в сотый раз задаёт себе этот не имеющий ответа, вопрос. Она достаёт из ящичка стола маленькое круглое зеркальце и внимательно рассматривает лоб, глаза, нос. Потом её взгляд спускается к подбородку, который кажется Саше особенно некрасивым и портящим всю её наружность. Нос, вернее, его длина тоже не дотягивает до понятия «красота». Чем именно он не дотягивает, Сашутка не может толком объяснить. Одно она знает точно: такой нос красивым назвать нельзя.

А тут ещё небольшие прыщики, вылезшие совсем недавно и так некстати. Откуда только они взялись, да ещё и в таком количестве сразу? Весь лоб заполонили, как грибы-поганки. Хорошо ещё, у Саши длинная чёлка, и об этой новой проблеме пока, кроме неё, никто не знает.

– Ни за что больше не постригусь. Ни на сантиметр, – думает Саша, – а уж чёлку – и тем более не дам укорачивать.

Правда, если бы Сашины глаза умели говорить, они давно попросили бы свою хозяйку обрезать не в меру отросшие волосы, падающие на лоб, потому что им сквозь них совсем ничего в последнее время не видать. Но Саша предпочитает или почаще моргать, или дует на чёлку изо всех сил, если она уж очень сильно мешает, но сдаваться не собирается. И чёлка пока избегает участи стать в каком-нибудь парикмахерском салоне хотя бы на сантиметр короче.

Правда, Саше уже досталось от Вовки Чернухина, глядя на которого она незаметно для себя краснеет, а сердце у неё начинает трепыхаться так, словно пытается вырваться из клетки. А он, даже не подозревая о девчоночьих чувствах, подошёл как-то раз, и ка-а-а-к дёрнет её изо всей силы за эту самую чёлку! Саша даже сообразить ничего не успела, как Вовка захохотал и насмешливо произнёс:

– Надо же, какая крепкая! Как у лошади!

А следом за ним и другие мальчики принялись смеяться, как ненормальные. Но до других Саше дела нет: хотят – пусть смеются хоть сутками. А вот Вовка Чернухин… Как же он посмел? Ей тогда захотелось убежать, куда глаза глядят, но в это мгновение зазвенел звонок, и пришлось Саше вместе с остальными направиться в класс.

Тогда Саша пол-урока мучилась от мысли, что её сравнили с какой-то там лошадью. Обида, казалось, захлестнула её настолько сильно, что она даже объяснений учителя биологии Никиты Геннадьевича не слушала и спохватилась только тогда, когда до неё донёсся его вопрос, а в голосе одновременно улавливались и весёлые нотки, и желание услышать правильный ответ:

– Ну-с, Ковалёва, что ты теперь можешь рассказать нам о ланцетнике?

А Ковалёва – это она, Саша, названная по фамилии, стоит, как столб и никак со своей обиды на какого-то там ланцетника переключиться не может.

– Всё в облаках витаешь, Ковалёва, – с искренними нотками сожаления произнёс Никита Геннадьевич. А потом, разрешив Саше сесть на место, вызвал к доске её подругу Наташку, которая отчеканила про ланцетника так, как будто только с ним одним всю жизнь и водилась.

– Повнимательнее будь, Ковалёва! Слушай, что на уроке объясняют! – назидательно изрёк Никита Геннадьевич, выставляя Наташке заслуженную пятёрку в журнал.

Наташке хорошо, у неё нет прыщей на лбу. И чёлки у неё тоже нет. Поэтому дёргать мальчишкам её не за что, и, стало быть, с лошадью сравнивать, её тоже никто не будет. Да и не решится никто Наташку обозвать, потому что все знают, что у неё брат учится в десятом классе. И если кто посмеет сравнить её не то, что с лошадью, а хотя бы с муравьём, тому очень сильно не поздоровится. Потому что все знают, что Наташка тот час же побежит своему братцу жаловаться. А тот мало того, что незамедлительно явится, так ещё и друзей своих высоченных приведёт. И тогда горе тому семикласснику, который посмел что-то сказать про сестру Игоря Нестерова!

Тот и выяснять не будет: затащит озорника с длинным языком за угол и так обидчику Наташки загривок отполирует, что тому мало не покажется. А друзья Игоря в этот момент будут стоять и на всю эту сцену смотреть. И хохотать при этом, как недавно хохотал Чернухин, сравнивший Сашу с лошадью.

Но как бы ни обижалась Саша на невоспитанного Чернухина, сердце ей всё равно сдержать очень и очень трудно. Ей вообще кажется, что в нём поселилась какая-то невидимая пружинка, которая при мыслях о Чернухине то сжимается, то разжимается. И от этого Сашино сердце то колотится, словно сорвавшееся с цепи, то замирает, заставляя Сашу внезапно робеть и краснеть.

А голова словно сговорилась с сердцем: не хочет она ничего запоминать ни про ланцетника, ни про золотой век Грузии, ни решать примеры с формулами сокращённого умножения. Один только Вовка Чернухин с утра и до вечера занимает Сашину голову. И если бы только Сашину!

Хотя, если честно, ничего особенного в этом Чернухине нет. Учится он так себе, да ещё благодаря тому, что играет в футбол, периодически уезжает на соревнования. Когда его нет в классе, Саше кажется, что даже солнце за окном светит не в полную силу, а мир вокруг становится до ужаса скучным.

Вроде и класс тот же, и мальчишек полно. Но это всё НЕ ТЕ мальчишки, которые нужны Саше. А ТОТ, который нужен, не успел вернуться со своих соревнований – моментально сравнил Сашу с лошадью. Да ещё и насмешничать начал, будто сказал что-то умное!

– Дурак, – говорит сама себе Саша. И, глядя, на прекрасный образ грузинской царицы Тамары и продолжая тайно завидовать её красоте, вздыхает: «Ну, правда, какой же он дурак, этот Чернухин!»

Однако слова – словами, а сердце так и продолжает сжиматься, когда Саша представляет себе Чернухина. Видно, прав дедушка, когда иногда говорит, глядя с хитрым прищуром на внучку: «Сердцу не прикажешь».

Откуда вот он всё знает? Или не знает, а только догадывается?

Чудной народ, эти взрослые!

«А меня сумеешь нарисовать?»

Приходит очередное лето, а с ним и долгожданные каникулы. Саша, которая твёрдо решила поступать учиться в художественное училище, пока раздумывает над тем, стóит ли ей уходить из школы после девятого класса, или пока повременить. Уж очень жалко расставаться со школой, с подружками и, как ни странно, даже с учителями. Ведь после одиннадцатого туда поступить тоже можно, и экзамены сдавать нужно те же самые: русский язык, математику и экзамен по рисунку.

Саша уже давным-давно всё выяснила. Экзамен по рисунку стоит самым первым. Хоть ты поступай сейчас, хоть после окончания средней школы – а этот экзамен является самым главным.

«Профилирующим» – говорит дедушка, и объясняет: «от слова «профиль». Раз ты собралась учиться по художественному профилю, стало быть, этот экзамен и покажет, насколько хорошо ты рисуешь.

Саша пока не знает, какую профессию для себя лучше выбрать. Пойти ли ей действительно учиться на художника-оформителя или выбрать более сложный вариант и выучиться на художника-графика. До недавних пор Саша, если честно, даже не знала, кто такой художник-график, она даже и про профессию такую ничего толком не знала. Помог случай. Дело в том, что самый обычный простой карандаш превращается в Сашиной руке в настоящего волшебника. Одно время Саша, не задумываясь, срисовывала этим самым карандашом лисичек и зайчиков из детских книжек. Только было это всё до поры до времени, пока она не увидела на экране монитора героев первых компьютерных игр. Монстры, надо отдать должное, на экране были жутковатыми, видимо, создатель постарался на славу, решив, что чем страшнее будут его герои – тем привлекательнее. Но у Саши было на этот счёт своё собственное мнение. И вот уже одетые в железные скафандры чудовища, вооруженные бластерами с сияющими звёздами, приобрели на бумаге вполне человеческие лица. А одноклассники – те вообще моментально заявили Саше, что играть в компьютер с «её» героями они стали бы намного охотнее. Это уже потом, через некоторое время, узнала Саша, что отрисовкой персонажей для компьютерных игр, да и не только для них, а даже для самых обычных книг, занимается не простой художник, а художник – график. Идея настолько завладела Сашиной головой, что она несколько дней ходила и перерисовывала ставших уже чуть ли не родными монстров и монстриков, увиденных на мониторах в классе информатики. Но потом ей это немного надоело, и она вернулась к «обычному» рисованию. «Да и какая разница – подумала она тогда – художницей я стану или добавится к названию моей профессии ещё и слово „график“. Главное – ведь рисовать уметь!»

А вот то, что она рисует хорошо, да не просто хорошо, а лучше всех в классе – это Саша знает точно. Те самые носы, которые когда-то вызывали любопытство первоклашек, она рисует и лучше, и быстрее остальных. А ещё гипсовые головы воспроизводит на бумаге так, что учительница уже всю стену в кабинете ИЗО Сашиными рисунками завесила. Говорит, это надо для того, чтобы другие видели, как действительно надо рисовать. И человека при ходьбе Саша рисовать умеет. А уж эти геометрические фигуры… Саша и за задание не считает, если на уроке надо «сделать прорисовку» куба или цилиндра, или куба и цилиндра, которые стоят рядом. Причём Аделаида Семёновна иногда ставит эти фигуры так, чтобы на них падал свет из окна, а иногда – когда день пасмурный, и солнца нет, включает свет – и тогда тень от электрических лампочек падает на кубы и цилиндры совершенно по-другому.

Но Саше всё равно! Она сразу видит, как надо нарисовать так, чтобы фигуры на рисунке получились максимально похожими на те, что стоят на обозрение всему классу на высоком демонстрационном столе. Проходит тридцать минут – и она уже сдаёт готовую работу с правильно наложенными тенями и выдержанными пропорциями.

Аделаида Семёновна каждый раз восхищённо говорит, что у Саши – настоящий талант и что даже она сама так хорошо нарисовать не сможет.

– Ты – тот самый случай, когда ученик превосходит своего учителя, – как-то раз услышала Саша от Аделаиды Семёновны. Вначале Саша восприняла эти слова, как упрёк и ей даже стало немного по себе: как же так? Она рисует лучше учителя?

Но потом всё прояснилось. Оказалось, что Аделаида Семёновна вовсе не сердится на Сашу. Наоборот, она радуется и гордится, что ей досталось учить, как она выразилась, «талант во всех отношениях». Этими словами она, видимо, хотела подчеркнуть, что раз Саша с одинаковой лёгкостью рисует объёмные геометрические фигуры, гипсовые головы и натюрморты, значит, дар у неё проявляется во всём. Что касается рисования, естественно.

Саша даже как-то раз попробовала нарисовать Наташкин портрет. Результат, честно говоря, Сашу не очень обрадовал. На её строгий взгляд, Наташка получилась совсем не такой, какой пыталась изобразить её Саша. Ей казалось, что глаза получились слишком большими, а рот – непропорционально узким.

– Ничего у меня не вышло, – объявила Саша просидевшей в неподвижном состоянии почти целый час Наташке, и уже хотела выбросить листок с неудавшимся портретом в мусорное ведро. Но Наташка была иного мнения о результатах вождения карандашом по ватману. Она забрала лист из альбома и долго разглядывала его. При этом она восхищённо охала и ахала, называя Сашу настоящей волшебницей. Саша попробовала было доказать Наташке, что её рисунок – это «копилка ошибок», как иногда говорил директор школы, который преподавал математику в средних и старших классах. И даже хотела показать, где, по её мнению, эти самые ошибки скрывались. Но Наташка даже слушать не пожелала про какую-то там копилку, да ещё и с ошибками. Она чмокнула Сашу в щёку и повесила свой портрет над столом, сказав при этом, что так здорово её, Наташу Нестерову, ещё никто и никогда не изображал.

Саша только пожала плечами. На её взгляд, Наташка получилась совершенно не похожей на себя. Но подруги, которые заходили к Наташке, в один голос заявляли, что получилось всё очень даже здорово. В особенности они обращали внимание на глаза, которые, как считала сама Саша, как раз получились, особенно неудачно.

В конце концов, Саша устала спорить и махнула на упрямую подругу рукой. Раз той нравится рисунок – пусть любуется. Что, разве Саше жалко?

А тут ещё Вовка Чернухин, прослышавший о том, что Саша якобы «очень похоже» нарисовала портрет одноклассницы, как-то раз спросил: «А меня сумеешь нарисовать?» Но Саша едва посмотрела в его сторону. Ещё чего! Она всё ещё помнила обиду, когда Чернухин сравнил её чёлку с лошадиной, поэтому так и ответила: «Вот пусть тебя лошади и рисуют». При этом она постаралась придать своему голосу достоинство и выдержку, и, видимо, у неё это получилось, потому что оторопевший Чернухин даже не сообразил, что на это ответить Саше. А когда до него дошёл смысл Сашиной насмешки, девочки уже рядом не было.

И вообще, за этот год всё так поменялось! Теперь Саша с удивлением спрашивала сама себя, что такого она могла найти в Чернухине? Ведь всего год назад она ужасно боялась, чтобы краска на лице не выдала её чувств к тому, кто безжалостно насмешничал над ней и над остальными девчонками в классе. А сейчас она даже не замечала, как Чернухин краем глаза косился на Сашу во время уроков, как проходил мимо и при этом тихонечко вздыхал.

Один раз – учебный год уже закончился – Саша, находясь дома, услышала звонок в дверь. Открыв дверь, она, к своему удивлению, за ней никого не обнаружила и едва не наступила на небольшой букетик симпатичных цветочков, который лежал на резиновом коврике перед дверью. Подняв его, Саша по своей привычке только пожала плечами. Цветы, правда, она поставила в небольшую вазочку с изображенными на ней японскими девушками (подарок деду от пациента, который привёз эту вазу из командировки и решил отблагодарить доктора чем-то необычным), и, надо сказать, что простояли эти цветы достаточно долго.

– С любовью тебе их кто-то подарил, а, Сашенька? – подмигивал, озорно прищуриваясь, дед, словно ждал, что Саша скажет хоть слово о своём воздыхателе.

Но Саша на эти слова не обращала никакого внимания. Мало ли кто мог принести цветы? В конце концов, этот «кто-то» мог ошибиться квартирой или этажом. Вон, аккурат над ними живёт очень даже симпатичная студентка Ниночка. Может, цветы именно ей и предназначались? И просто по какому-то недоразумению попали к Саше?

И вот девятый класс закончен. Последний звонок получился у них не хуже, чем у более старших учеников из одиннадцатого.

Впереди их всех ждут экзамены. Но это будет завтра. Завтра! А сегодня – весёлый, праздничный день. Сначала на сцене выступают первоклассники. Саша глядит на них с каким-то умилением и вспоминает себя, как она когда-то давно боялась идти учиться. После первоклашек сцену занимают ученики девятого класса. Потом своё напутственное слово говорят учителя, потом родители.

Цветы, цветы, цветы… Кажется, весь актовый зал утонул в тюльпанах и розах всех оттенков. Саше, после того, как она выступила с песней, тоже подарили цветы. Какой-то незнакомый мальчик из начальной школы, у которого был написан восторг в глазах, и… Вовка Чернухин!

На какое-то мгновение Саша смущается. Ей никогда ещё не дарили цветы вот так, при всех. Но она быстро берёт себя в руки и, улыбаясь, кивает Чернухину: «Спасибо!»

Чернухин сначала как-то напряжённо смотрит на неё, но потом тоже расплывается в улыбке.

– Ты поедешь сегодня на теплоходе? – догоняет он Сашу в коридоре.

– Конечно, – утвердительно кивает Саша, – когда ещё соберёмся все вместе…

Она всё-таки решила уйти из школы. Рисование захватило её настолько, что учёба в художественном колледже, как его называют с недавних пор, кажется ей более интересной.

Мама тоже, кажется, была не против Сашиной идеи, а вот дед долго качал головой. Он всегда хотел видеть Сашу на сцене и втайне мечтал, что музыкальная школа станет только стартовой ступенькой той самой лестницы, которая выведет его любимую внучку в певицы.

Однако Саша решила иначе. Она и деда очень любит, и заботу его понимает, но петь всю жизнь – всё же не её. Вот рисовать – это совсем другое дело.

Но сегодня об этом думать не хочется.

Саша подаёт свободную руку Чернухину и вдруг замечает в его глазах какой-то странный блеск.

– Какая ты сегодня красивая, – произносит он, и Саша вдруг понимает, что он говорит это от чистого сердца.

– Только сегодня? – улыбается она, пряча в улыбке хитринку.

И пока Чернухин, словно застигнутый врасплох этим вопросом, на какой-то миг теряется и соображает, что ему ответить, Саша, сбегая со знакомой лестницы, легко стучит каблучками туфель, обращаясь с последней ступеньки к отставшему от неё однокласснику: «Чего стоишь? Догоняй!..»

И с цветами в руках бежит по школьному паркету. Навстречу новой жизни.