Читать книгу: «Кровавая пыль дорог», страница 5

Поняв, что его никто уже не преследует, Людота заскочил в один из домов. Перешагивая через трупы, лежавшие на полу и даже на лестнице, он взобрался на второй этаж, осторожно выглянул из-за ставня маленького окна на улицу: по ней сновали конные арабы. Туда хода не было.

Людота бросился к сундукам и начал их осматривать. В двух из них была женская одежда, и только в соседней комнате он нашел мужскую одежду и быстро в неё переоделся. Никак ему не удавалось намотать на голову чалму, но после нескольких попыток он всё-таки водрузил её себе на голову. Спускаясь со второго этажа, заглянул в кладовую и положил в котомку несколько лепёшек и мешочек крупы. Теперь оставалось только незаметно выйти из города, исключая всякую встречу с арабами, и Людота дождался, пока стемнело.

Не заметив никого поблизости, он выскользнул из двери дома и направился в противоположную от улицы сторону. Он знал, что, как обычно, там располагались сады, ограждённые забором из глины. Людота осторожно передвигался по городу, обходя все подозрительные звуки.

Уже на окраине города ему неожиданно повстречался всадник, который ему что-то прокричал. Чтобы по его высокой фигуре не определили, что он не араб, Людота просто присел на корточки и приготовил меч. Всадник, разглядев чалму, подъехал поближе. Людота резко встал и ткнул мечом араба. Тот вскрикнул и упал с коня. В руках Людоты остался сломанный меч. Он его откинул в сторону и взобрался в седло.

– Прощай, Деян. Прощай, Зайнаб, – Людота помолчал. – Прощай, Станята, Богуш. Прощайте друзья, может еще свидимся…

Он тронул поводья и направил коня в темноту навстречу неизвестности подальше от этого проклятого города.

Глава 7

(738 г. от Р.Х.)

Наконец долгий путь закончился. Дорога перестала подниматься в гору и теперь, извиваясь петлями по склонам, опускалась вниз. Людота остановился. Влажный морской воздух освежал его усталое и измождённое лицо.

Перед ним лежало предместье города ромеев, лежащего на берегу моря. Внизу виднелись сады и огороды горожан, которые сменяли постоялые дворы и гостиницы для приезжих купцов. Слева от Людоты виднелись загородные дома богатых жителей города. Справа находилась городская свалка, куда вывозились мусор и нечистоты, а также выбрасывались без погребения трупы казнённых преступников. А за городом, скрываясь за горизонтом, синело море. Людота никогда не видел так много воды.

Своего коня Людота продал несколько дней назад, и последний отрезок пути он шёл пешком. Усталость, конечно, сказывалась, но вид города, к которому он так стремился, воодушевил его, и путь до городских ворот показался ему не так уж и долог.

Людота шёл по грязным, почти не мощёным узким улочкам города. Это была его окраина, и здесь, на улицах, застроенными в несколько этажей домами, жили мелкие торговцы, люди, которые перебивались случайными заработками, разорившиеся ремесленники. Высокие, иногда достигавшие пяти этажей здания перемежевались c более низкими лавчонками торговцев и различными мастерскими, конторами менял. Здесь же, выставив на продажу готовый товар и подзывая к своему товару прохожих, на первых этажах этих зданий трудились ремесленники. Мимо Людоты сновали разносчики воды, лотошники с различной едой, везли на тачках на продажу дрова.

Население города было многонациональным. Вокруг Людоты сновали люди в различных одеждах: в ромейской, в арабской, в еврейской и ещё не понятно в какой. Поэтому Людота в своей арабской одежде не казался изгоем.

Людота иногда останавливался, поднимал голову, удивляясь умением ромеев строить высокие здания, рассматривал изделия кожевников, ткачей. Особенно его заинтересовало изготовление глиняной посуды: кувшинов, горшков, амфор для хранения продуктов, различных светильников. У одной гончарни он остановился и долго смотрел, как мастер ногой крутил нижний круглый камень, а на верхнем крутящемся столе за счет инерции крутящегося камня под умелыми руками принимал форму очередной горшок. Людота смотрел и думал, что у него на родине так быстро горшки не делают.

Ромей что-то спросил Людоту. Тот в ответ покачал головой и пошёл дальше.

Труднее всего было проходить мимо пекарен, от которых тянуло запахом свежевыпеченного хлеба, мимо выставленных на продажу различных изделий пекарского искусства: от самого дешёвого ячменного хлеба, от дорогого пшеничного, от различных рогаликов, пирогов. Трудно было проходить и мимо разнообразных харчевен, закусочных, в котлах которых варились, сдобренные специями похлёбки с кусками мяса, и мимо разложенной на лотках жареной и печёной рыбы. Очень хотелось есть. От голода начало бурчать в животе. Денег от продажи своего коня уже не осталось. Найти какую-нибудь работу, не зная ромейского языка, не представлялось возможным. Людота наконец решился и свернул в переулок, в котором раздавался стук молотков и чуть ли не на улице были разложены изделия из металла: различного вида инструменты, подковы, серпы, топоры, котлы для варки пищи и многое другое.

Людота медленно шёл вдоль разложенного на продажу товара и взглядом оценивал каждую вещь: смог бы он сам сделать так? Качество некоторых изделий ему нравилось, некоторых оценивал невысоко, а у отдельных он останавливался и понимал, что так ему не сделать в силу того, что мастера, делавшие эти уникальные вещи, годами оттачивали своё мастерство на изготовлении именно этих вещей.

Некоторые ремесленники или продавцы, когда он проходил мимо, бесцеремонно хватали его за руки, пытаясь привлечь к своему товару. Тогда он, улыбаясь, качал головой и, приложив руку к груди, склонял голову в знак уважения и шёл дальше.

Наконец он увидел лавку с разложенными на прилавке ножами, наконечниками копий, топорами, заступами и многими другими вещами, необходимыми в хозяйстве.

Зашедшему в лавку Людоте продавец, обрадовавшийся посетителю, начал предлагать свой товар на певучем ромейском языке. Людота покачал головой и достал из своей котомки один из кинжалов, который он прихватил, убегая от арабов, и протянул его продавцу.

Продавец взял булатный клинок и начал его рассматривать: по клинку шёл узор из сплошных изогнутых линий, сплетавшихся в пряди. Продавец попробовал изогнуть клинок – он вернулся в исходное положение. Под конец продавец ударил ногтём по лезвию клинка, – раздался чистый и долгий звук.

Кинжал произвёл на ромея впечатление, и он с уважением посмотрел на Людоту и, вернув его обратно, покачал отрицательно головой и произнёс что-то по-ромейски. «Не будет брать», – понял Людота. Ромей продолжал что-то говорить и показывать жестами: то показывая рукой на Людоту, то показывая куда-то в сторону, часто повторяя:

– Исхак, Исхак.

Людота наконец понял: ромей ему объяснял, что кинжал могут купить в той стороне, куда он показывал, и хозяина зовут Исхак.

Поблагодарив ромея, Людота отправился в указанном направлении.

Город стал меняться. Улицы стали шире и уже были мощены каменными плитами. Дома на них были построены из двух и трех этажей. Некоторые были украшены колоннами, статуями. Другие были окружены зелёными садами и еле просматривались сквозь листву. Третьи были отделаны мрамором. Судя по всему, здесь жили довольно богатые люди. Да и товар, выставляемый на продажу в многочисленных лавках, был тоже немного другим. Здесь продавались благовония и драгоценности, тонкие как паутина ткани, шёлковые одежды, одежды, расшитые золотом и серебром. Здесь также находились брадобрейные лавочки, и, что тоже поразило Людоту, лавочки, продававшие стеклянную посуду.

Людота иногда останавливался и, уточняя правильность движения, спрашивал встречных прохожих:

– Исхак?

Похоже, это имя было широко известно, и большинство встречных указывало куда идти дальше.

Наконец он подошел к дому Исхака. Дом был похож на соседние, и в то же время он чем-то от них отличался: выглядел солиднее, основательнее.

В лавке Исхака кроме него самого находился богато одетый ромей со своим спутником, и сбоку, у входных дверей, стоял высокий, на целую голову выше Людоты негр. На теле у него из одежды была только набедренная повязка, достигавшая колен, и на перевязи через плечо в ножнах находился меч. Негр стоял молча, как изваяние, и не шевелился, уставившись в одну точку на стене.

Увидев нового посетителя, Исхак повернулся и что-то сказал и затем продолжил разговаривать с ромеем.

Людота огляделся. В лавке на полках лежали богато украшенные шкатулки, бронзовые изделия, оправленные в серебро, различное оружие в ножнах, отделанных драгоценными металлами, колчаны для стрел и тулы для хранения луков, украшенные ажурными чеканными узорами бронзовые щиты с выгравированными фигурами зверей и различных чудищ, статуэтки, выточенные из слоновой кости, просто украшения, какие-то предметы, назначение которых Людота даже и не мог себе представить.

На одном из прилавков были разложены мечи. Людота подошёл к прилавку и оказался недалеко от ромея. На прилавке среди богато украшенных лежали и на вид невзрачные мечи. Один меч показался ему знакомым, он взял его в руки, и от радости учащённо стало биться сердце: это был его меч, утерянный во время пленения.

– Вот он, мой дорогой, – непроизвольно произнёс Людота.

Он не заметил, как после его слов спутник ромея удивлённо посмотрел на него и что-то шепнул ромею. Ромей тоже с интересом посмотрел на Людоту и продолжал дальше рассматривать какую-то вещь.

Исхак, на время оставив ромея, подошёл к Людоте и что-то сказал. Людота просто стоял и молчал. Исхак, более внимательно оглядев Людоту, оценил его потрёпанный вид и, видя одетые на Людоте арабские шаровары, опять что-то произнёс. В словах Исхака послышались знакомые сочетания «аль, эль», и Людота понял, что к нему обратились по-арабски. Он опять молча покачал головой. Тогда Исхак произнёс свой вопрос на знакомом Людоте языке жителей степей:

– Желаешь купить меч?

Людота с жалостью, как будто бы у него отрывают что-то от сердца, положил меч на прилавок.

– Нет, я хочу предложить вот это, – Людота опять достал из котомки кинжал, который предлагал ранее.

Исхак оглядел ещё раз Людоту, понял что тот очень нуждается в деньгах и взял в руки кинжал. Мельком поглядел на лезвие, ударил по нему ногтем, – раздался чистый и долгий звук. Услышав этот звук, ромей заинтересовался и приблизился к Людоте. Исхак небрежно бросил кинжал на стол и достал два серебряных дирхема:

– Я могу дать тебе за него две монеты.

– Кинжал стоит больше.

– Ну, хорошо, три.

Людота покачал головой:

– Нет.

Ромей взял кинжал в руки осмотрел его, взглянул на Людоту и опять положил на прилавок. Людота взял его с прилавка и начал убирать его опять в котомку.

– Пять монет.

Людота опять покачал головой и случайно звякнул кинжалом о второй кинжал.

Исхак заинтересовался:

– У тебя ещё что-то есть?

Людота кивнул головой:

– Но я это не продаю.

– Покажи.

Людота достал второй кинжал и положил его на прилавок. Размером он был как и первый, но на лезвии кинжала по темно-бурому с золотистым отливом фону повторяющие пряди волокон своим узором напоминали человеческую фигуру. Исхак судорожно проглотил слюну и взял кинжал. Дрожащим голосом он спросил:

– Откуда он у тебя?

– Это мой, – Людота протянул руку, чтобы забрать обратно кинжал.

Исхак сделал шаг назад, не отдавая его обратно:

– Ты украл его!

Людота недоуменно посмотрел на Исхака, сделал к нему шаг, своей рукой крепко сжал его руку и отобрал кинжал. Затем схватил его за грудки, подтянул его к себе и с высоты своего роста, приблизив свое лицо к лицу Исхака, внимательно посмотрел ему в глаза. От испуга Исхак неожиданно испортил воздух. Людота усмехнулся и, отпустив Исхака, повернулся к двери с намерением уйти из лавки, но в дверях, словно медведь, проснувшийся после зимней спячки, уже стоял охранник-негр. Отступать он не собирался, но не собирался и пропускать Людоту.

Людота ногой резко ударил верзиле между ног. Негр скривился от боли, но не отступил и даже выхватил свой меч с утолщением на самом конце.

– Опомнись, Исхак, – произнес ромей.

– Но Зенон, – это ведь сокровище, которому нет цены. Он точно у кого-то украл.

Негр, скривясь от боли, начал подходить к Людоте. Людота нащупал на прилавке свой меч и сжал его в руке. Негр нанес несколько ударов, и Людота с трудом их парировал, почувствовав опытную руку бойца. В это время спутник ромея подошёл к негру сзади и резким ударом в ухо сбил его с ног.

– Ты не убил его, Нискиня? – спросил ромей.

– Очухается, – ответил он и, повернувшись к Людоте, добавил по-славянски: – Не уходи, подожди нас.

Людота, услышав родной язык, от неожиданности растерялся, а Зенон повернулся к Исхаку:

– Я не ожидал от тебя этого, Исхак. Вот тебе монеты за меч этого человека, – он бросил на прилавок горсть золотых монет. – Я думаю, этого будет с излишком. Я не вижу целесообразности больше общаться с тобой.

– Подожди, Зенон! А как же подарок василевсу?

– Я его найду в другом месте, – взглянув на Людоту, добавил: – А вообще то, мне кажется, что я его уже нашёл.

– Но ты слишком дорогой клиент, я понесу убыток!

– Надо было об этом думать раньше.

– Но ты пожалеешь об этом, Зенон.

Зенон усмехнулся:

– Твои слова, Исхак, как лай собаки на воробья, сидящего на ветке дерева, – он, переступив через лежащего охранника, направился к выходу.

Все вышли из дома Исхака, и Людота повернулся к Нискине:

– Ты северянин?

– Нет, я из уличей.

– Ты живёшь здесь?

– Мы приехали сюда по делам. Я потом тебе всё объясню.

В это время к Людоте по ромейски обратился Зенон, а Нискиня, чуть отстав, шёл сзади и переводил слова.

– Как твое имя?

– Отец и мать звали меня Людота.

– Что ты ант, я понял от Нискини.

– Мы из славян.

– Небольшая разница. Я дарю тебе этот меч, только убери его, а то люди пугаются.

Людота с изумлением заметил, что он до сих пор в руке держит меч, а встречающие их люди, скорее с удивлением, чем с испугом, смотрят на него. Он остановился и сказал:

– Но мне нечем отблагодарить тебя.

– Ты не понял, это подарок.

– Но такие подарки просто так не раздают.

– Ты разумен, твоя душа открыта, она бесхитростна, – ты говоришь, что думаешь, значит – ты честный человек. Тогда ответь мне на вопрос: откуда у тебя эти кинжалы?

– Я кузнец, – просто ответил Людота. – Я их сковал, как и этот меч.

– Зачем ты продавал кинжал?

– Очень хотелось есть. Я два дня ничего не ел.

Зенон понимающе качнул головой:

– Позволь пригласить тебя откушать с нами.

– Но у меня нет ни золота ни серебра.

– Ты опять меня не понял. Я приглашаю тебя как гостя и плачу я, – и, повернувшись к Нискине, попросил:

– Переведи правильно, – а затем продолжил:

– Ты мастер, и я мастер, правда я не кузнец. Почему бы мне в знак уважения не пригласить тебя на обед? А после обеда ты расскажешь, как ты попал в этот город.

Людота смущённо улыбнулся, и все трое направились в ближайшую харчевню.

Несмотря на голод, Людота ел неторопливо. Зенон и Нискиня быстро насытились, и стало понятно, что они были не голодны и в харчевню зашли только из-за него. Они, прихлебывая из высоких и узких глиняных кружек ячменное пиво, молча смотрели на Людоту. Зенон увидел браслет на руке Людоты и опытным глазом мастера определил, что он довольно необычен. Зенон дождался, когда Людота насытится, и попросил:

– Позволь мне поближе взглянуть на твой браслет.

Людота полотенцем вытер руки, усы и бороду и протянул руку с браслетом Зенону. Зенон оглядел браслет со всех сторон и удивлённо спросил:

– А разве он не снимается?

Людота нажал на звено браслета, снял его и отдал Зенону. Зенон долго рассматривал браслет. Затем он вернул его Людоте и удручённо произнёс:

– Очень занятная вещица, но, хотя я и считаю себя мастером, не могу понять, как она изготовлена. Я надеюсь, что в дальнейшем у нас будет ещё время, чтобы разгадать эту загадку. Ну а теперь расскажи, как ты оказался в этом городе.

И Людота начал свой рассказ. По окончании повествования Зенон немного помолчал и, наконец, спросил:

– Насколько я понимаю, этот браслет для тебя – это память о брате?

Людота молча кивнул головой.

– А я хотел предложить продать тебе этот браслет, чтобы разгадать загадку его изготовления. Теперь понимаю, что это неуместно. Скажи, а какие у тебя планы на будущее?

– Я не знаю, – честно признался Людота. – Я остался совсем один. До моей родины очень далеко, мне сейчас не добраться. Хочу найти какую-нибудь работу, чтобы прокормиться.

– А ты можешь изготовить ещё такие кинжалы?

– Могу и кинжалы, и мечи. Но только ножны к ним и эфесы делал Деян.

– Но это поправимо. Я изготовляю для василевса разные дорогие безделушки: перстни, пояса, браслеты, шкатулки и ещё кое-что, так что ножны я могу сделать сам. Поэтому я предлагаю тебе вот что: кинжал, который ты собирался продать, продаёшь мне. Ты едешь со мной и покупаешь себе дом с мастерской. Денег от продажи кинжала на это конечно не хватит, но я добавлю. А ты отдашь долг потом. Я не тороплю с ответом, подумай.

Людота вспомнил Баруха, и на миг на его лице возникла тень сомнения, и в то же время, вспомнив, что произошло у Исхака, лицо приняло опять прежнее выражение. Это не ускользнуло от Зенона. Он улыбнулся и продолжил:

– Может у тебя будут ещё какие-то просьбы?

– Мне бы помыться.

Зенон кивнул:

– Хорошо. Сейчас пойдём со мной в гостиницу, будешь моим гостем. Там и помоешься.

По пути Зенон завёл Людоту в лавку и с трудом подобрал для него ромейскую одежду. И неудивительно: Людота под стать Нискине был почти на целую голову выше среднего ромея, и, соответственно, шире их в плечах.

Уже вечером помывшегося Людоту Нискиня привел в свою комнату, которая находилась рядом с комнатой Зенона:

– Располагайся.

– Скажи, Нискиня, а почему ты служишь Зенону? Почему не вернёшься на родину?

– Так повернула судьба, что все мои родичи погибли, а меня, малолетнего, подобрал Зенон, обучил кое-чему. Я ему благодарен. Если честно, подумай, что меня ждет на родине? Я ничего не умею, кроме как воевать.

– А как сам Зенон? Любят ли его боги?

– Зенон – честный человек. Он, как и все ромеи, поклоняется одному богу. Ты размышляешь над предложением Зенона? Соглашайся. Здесь, у ромеев, ты можешь заработать себе на будущее. А вернуться домой ты сможешь в любое время с караванами купцов, которые часто навещают племена славян.

Людота решился:

– Хорошо. Пойдём к Зенону, я дам ему свое согласие.

Услышав ответ Людоты, Зенон удовлетворённо склонил голову:

– Я и моя семья живем в пригороде Константинополя. Первое время, если захочешь, ты можешь жить с Нискиней. Нискиня, только говори с ним по ромейски, чтобы он быстрее научился понимать. Потом тебе подыщем дом с мастерской, в котором ты можешь жить и работать. Мечи и кинжалы должны быть не хуже того кинжала, который я у тебя покупаю. За кинжал я буду платить тебе от десяти до двадцати солидов, а за меч – от тридцати до пятидесяти. Кинжал и меч стоят конечно дороже, но я к ним буду изготавливать ножны и эфесы. Металл для их изготовления я буду поставлять тебе бесплатно, и тебе не надо будет искать покупателя. Согласись, что это занимает много времени.

Людота, услышав предложения Зенона, сразу понял, что оно очень выгодное.

– Скажи, Зенон, а сколько мне нужно денег, чтобы купить дом?

– Не беспокойся Людота. Недалеко от моего дома есть дом, который принадлежит мне. Он пустует. Я могу продать тебе его за тысячу солидов, но с одним условием: если ты захочешь продать его и купить новый, то ты его продашь только мне за ту же сумму. И ещё. Вдруг этот дом мне понадобится, тогда я покупаю тебе любой дом, который выберешь ты сам, на тех же условиях. Дом, который я тебе предлагаю, я приготовил как приданое моей дочери, когда она выйдет замуж. Правда, не знаю, когда это случится.

– Понимаешь, Людота, – разоткровенничался Зенон, – у меня двое сыновей. Один, Кирилл, стал священником и изучает различные науки. Другой, Евпатий, воевал, был ранен, сейчас содержит школу, в которой желающих обучают военному искусству. Он женат, но пока рождаются одни девочки. А так хочется внука, чтобы я передал своё умение. Мои сыновья не захотели этого, – Зенон развел руками, – или я не смог привить им этого. И есть у меня дочь, Евпраксия. Ей пора уже замуж, а она всё перебирает женихов и никак не может себе выбрать. Я тебя потом познакомлю со своими детьми.

Утром Людота проснулся от стука в дверь и от звона доспехов.

– Что это? – спросил он Нискиню.

– Не знаю. Пойдём, посмотрим…

Людота схватил свой меч, но Нискиня остановил его:

– Оставь. Это не то место, где можно бряцать оружием, да и Зенон не тот человек, что его можно испугать.

Стук раздался снова, и Зенон открыл дверь. В комнату вошёл человек в металлическом панцире с наплечниками, набедренниками и металлическими наколенниками. На голове у него был шлем с гребнем, украшенный экзотическими перьями неизвестных Людоте птиц. С ним вошли ещё трое в кожаных панцирях с прикрепленными, для большей прочности, металлическими пластинками.

Человек посмотрел на Зенона и окинул взглядом стоящих за ним спокойного и уверенного Нискиню и немного встревоженного Людоту, пока не понимающего что происходит. Человек оценил их атлетические фигуры и на всякий случай поправил свой меч.

– Я префект⁴ этого города. Мне нужен торговец Зенон. От почтенного жителя нашего города Исхака поступила жалоба, что у него украдена драгоценная вещь, а именно: кинжал с удивительным рисунком. Он заявляет, что это произошло в тот момент, когда вы все трое были у него. Есть свидетели.

– Зенон – это я, – спокойно ответил Зенон. – Но я не торговец. Сам василевс дал мне должность спафария⁵ по особым поручениям, я доместик⁶ главного казначея. Вот пергамент, подтверждающий мои слова и подписанный мистиком⁷ василевса. И если этого недостаточно, то синклит⁸ направит сюда комиссию, которая проверит, как исполняются законы, направленные на поддержание порядка в империи.

Префект проверил бумаги Зенона и немного растерялся.

– А Исхак сделал лживый донос, – спокойно продолжил Зенон. – Я сообщу об этом мистику, и я думаю, в скором времени сюда приедет комиссия проверить финансовые отчёты города, да и заодно правильность уплаты налогов Исхака и правомерность его деятельности, если он может оклеветать даже спафария василевса.

– Прошу прощения. Произошла ошибка, – префект поклонился и все четверо вышли из комнаты.

– Ну что, – повернулся Зенон к Нискине и Людоте, – раз нас разбудили так рано, то давайте собираться и в порт. Корабль нас ждёт.

В порту было очень шумно. Людота глядел на это скопление народа, где каждый занимался своим делом, на громадные корабли, ужасавшие своим видом. У причалов стояли, как объяснил Нискиня, парусные суда и галеры, военные дромоны и хеландионы. Изредка попадались арабские фелуки и латинские парусники.

Людота как маленький ребенок удивлённо смотрел на эти корабли. Нискиня старался объяснить ему их назначение:

– Это дромон, – показал он на большой корабль с двумя мачтами. – Самый большой военный корабль у ромеев. Когда нет ветра, может плыть на вёслах. Видишь отверстия в борту корабля? Это для вёсел. С каждого борта в два яруса по двадцать пять вёсел, итого сто вёсел. От двухсот до двухсот пятидесяти гребцов на каждом дромоне, да еще до ста воинов. А это хеландион. Это судно может перевозить лошадей и различные грузы.

Одни корабли разгружались, другие, наоборот, загружались различными товарами.

– Как много кораблей! – удивился Людота.

– Нет, это не большой порт, – объяснил ему Нискиня. – Вот увидишь, сколько кораблей в Константинополе.

Судно, на котором им предстояло отплыть, по сравнению с дромоном казалось небольшим. Оно тоже имело две мачты с парусами, но не было того количества весел, что у галер или дромонов. Только два весла слева и справа от кормы, как объяснил Нискиня, служили для выполнения поворотов. Вдоль одного из бортов плотной материей было укрыто какое-то бревно, на одном из концов которого было утолщение. Ради интереса Людота измерил корабль шагами. В длину корабль был тридцать четыре шага, а в ширину – девять. На корме располагалась надстройка, в которой расположился Зенон.

– Не любит он морские путешествия, укачивает его, – объяснил Нискиня.

Наконец на корабль привезли и погрузили ожидаемые тюки с товаром, и моряки с обветренными лицами подняли паруса, и судно ходко направилось в открытое море.

Канаты, удерживающие паруса, были туго натянуты, мачты и реи чуть поскрипывали. Корабль, покачиваясь на волнах, плыл вперёд, разрезая своим носом волны. Людота стоял на носу корабля и слушал, как под ним журчит вода. Иногда встречалась волна повыше остальных, и тогда солёные брызги попадали на Людоту, и ему это нравилось, так как было довольно жарко.

Берег уже скрылся вдали, как вдруг у носа корабля появились диковинные рыбы, которые плыли сбоку и впереди корабля, как бы наперегонки с ним. Иногда они выпрыгивали из воды и опять ныряли, чтобы снова плыть рядом с судном. Людота заворожено смотрел на них. Подошедший Нискиня пояснил:

– Это дельфины.

Но Нискиню заинтересовали не дельфины, а нечто другое. Он долго всматривался куда-то вдаль, затем тронул Людоту за плечо и показал рукой:

– Смотри, сарацины⁹.

Уже было видно, что три судна, по размерам на вид меньше, чем их, на всех парусах неслись наперерез. Нискиня что-то сказал проходящему рядом кормчему, и на корабле засуетились моряки. Они подбежали к укрытому материей бревну и сняли её. Под материей было не бревно, а медная труба, на конце которой была голова какого-то чудища с разинутой пастью.

– Пойдём, Людота, отойдём, не будем мешать. Они и без нас всё сделают.

– Не вооружиться ли нам?

– Не волнуйся. Сейчас всё увидишь.

Моряки закрепили на носу корабля трубу, выдвинув её разинутую пасть далеко вперёд. Корабль чуть изменил курс и направился прямо на один из арабских кораблей, который попытался увильнуть, но не успел. Из пасти чудища вылетел сноп огня, и корабль арабов загорелся. Арабские моряки с криками начали бросаться в воду, но и поверх воды горел огонь, который широко растёкся по поверхности вокруг пылающего корабля. Людота остолбенел. Такого он ожидать никак не мог: горела вода.

Корабль ромеев отвернул от огня и направил свой нос на другой арабский корабль, но оставшиеся арабские судна уже развернулись и начали уплывать от опасного противника.

– Ну, вот и всё, – довольно улыбнулся Нискиня. – Теперь нас до самого Константинополя никто не побеспокоит.

Глава 8

(738 г. от Р.Х.)

Евпраксия сидела на скамейке и держала в руках пяльцы¹⁰, на которые была натянута ткань с вышивкой. Евпраксия неторопливо стежок за стежком втыкала иголку с цветной ниткой в материю, и на материи уже можно было узнать вышитый необыкновенной расцветки цветок.

Перед ней сидел отпрыск богатого рода Студитов Нифонт и в который раз спесиво разглагольствовал о величии своего рода:

– Наш род Студитов вышел из самого Рима. Мой предок выполнил задание самого Октавиана, после чего был наделён милостью и приближён ко двору императора. Когда император Константин строил этот город, наша семья одной из первых переселилась сюда из Рима. Наш род ценит василевс Лев III. Мой отец Христофор Студит – член синклита и занимает должность референдария¹¹, а его брат анфипат¹² Димитрий постарается, чтобы ему дали более высокую должность, соответствующую нашему роду. Наш род славится своим богатством.

Евпраксия взглянула на Нифонта: «Ну, вставь перо в зад, – вылитый павлин будет. Так и красуется, так и красуется. Наш род Камениатов не менее знаменит, но никто об этом не трубит на весь белый свет. Всё родственники, да родные…А сам то что достиг или сможешь достигнуть? Хвастун», – подумала она.

Нифонт продолжал:

– Да, наша семья потеряла земли в Египте и Сирии. Но мы постараемся сделать всё, чтобы вернуть их. Вот и василевс Лев III не без нашего участия разбил сарацинов у Акроиноса¹³. Скажу тебе по секрету, – Нифонт надменно поднял голову и расправил узкие плечи, – сейчас готовится новая масштабная война с сарацинами. Копятся деньги, оружие. Я уже сейчас протиктор¹⁴, а с началом войны мне обещали должность командующего мероса¹⁵. Представляешь? Ведь это десять тагм¹⁶, три тысячи воинов. Думаю, что через несколько лет мы заставим василевса разбить сарацинов и вернуть наши земли. Вначале в Сирии, а затем в Египте. И богатство нашего рода опять возрастёт.

«Как он надоел этот спесивый павлин», – снова подумала Евпраксия, но молча продолжала заниматься вышиванием.

– Счастлива будет та девушка, которая выйдет за меня замуж, – продолжил Нифонт. – Она будет купаться в богатстве. Не пора ли, благородная Евпраксия, и тебе подумать о замужестве? А почему бы… – но Нифонт не успел докончить свою тираду, как дверь отворилась, и в комнату зашёл Зенон с незнакомцем.

Евпраксия вскрикнула от радости:

– Отец!

Она отбросила вязание и, как маленькая девочка, бросилась с объятиями к Зенону.

– Стыдись, дочка, мы не одни.

Евпраксия обратила свой взор на незнакомца.

Незнакомец был высок и плечист. Его русые волосы были на голове разделены пробором и слегка кучерявились. Аккуратная бородка была очень ему к лицу. Незнакомец был красив. Удивили глаза незнакомца. Они были голубые и смотрели на неё не сально, как большинство ромейских женихов, а восхищённо и, в то же время, с такой нежностью, что Евпраксия впервые засмущалась и на мгновение опустила взгляд. Таких людей она ещё не встречала. «Уж не сам ли это Ахиллес из древних греческих мифов?» – подумала она. В груди у Евпраксии потеплело, и у неё вдруг возникло чувство нежности и стремление прижаться к его широкой груди.

– Позволь представить тебе, дочь моя, гостя. Его зовут Людота. Он знатный мастер и ещё не понимает по-ромейски. Некоторое время он поживёт у нас, и, я думаю, ты поможешь ему освоить наш язык.

Перед Людотой стояла девушка, одетая, по обычаю, в широкое, скрывающее фигуру, ромейское платье, украшенное золотым шитьём. Но и это широкое платье не могло скрыть стройную фигуру с широкими бедрами. Утончённые и изящные черты лица дополняли красивые, густые волосы и длинные ресницы. Большие, полные нежности глаза смотрели на Людоту, и она ему искренне улыбалась. В её красоте было что-то эфемерное и воздушное, и от этой красоты веяло теплом. Это была красота совсем другого рода, она отличалась от привычных Людоте принципов красоты: красоты женщины-матери, красоты спутницы воина или пахаря, способная всегда поддержать мужа в трудную минуту, способная вместе с мужем встать против врага и помочь мужу вырастить и убрать урожай. Это была красота гордости, и в то же время – смиренности и скромности. Это была красота, осознающая свою значимость, и в то же время не предающая этому никакого значения.