Читать книгу: «Корона ветреных просторов», страница 5

– Сэлли! Сэлли! Что с тобой? – вопрошала она.

Но, помимо этого, в её глазах размером с монеты читалась простая, логичная для этой ситуации мысль: «Видимо, я многое упустила».

А как иначе могла ощущать себя Клер, увидевшая на голове подруги корону, что светилась подобно огням святого Эльма¹⁴? Она, конечно же, попыталась снять с её головы эту вещицу, но все усилия были напрасными. Оставалось только одно – положить Сэл на диван, что она и сделала.

В безуспешных попытках Клер Фостер попыталась привести девушку в чувство, похлопывая её по щекам, но Сэл не спешила приходить в себя.

– Ты хоть жива? – спрашивала она. А девушка, бессознательно лежащая на спинке дивана, была мертвенно бледна.

И тут, словно гром на небесах, в прихожей раздался сильный грохот, напугавший своей внезапностью и без того взволнованную Клер.

Конечно, она тогда не знала, в чём причина этого шума, и потому, по-женски съёжившись, растерялась. А причиной была входная дверь, выбитая неведомой силой в щепки.

В одно мгновение Клер вспомнила о полтергейсте в своём доме, от которого она смогла убежать. Теперь всё было предельно ясно. То, что было в её доме, откликнулось и пришло на зов этого странного предмета, сияющего на голове Сэл. И теперь оно уже здесь.

Клер завопила от страха во весь голос, чем выдала своё местонахождение. И нечто невидимое, но огромное, разламывая всё на своём пути, псом устремилось по невидимым следам. По коридору, через кухню, оказавшуюся слишком тесной для непрошеного гостя, в гостиную, где, затаившись на диване, находились притихшие девушки.

Клер пожалела, что ей не пришло в голову спрятаться. Её тело словно окаменело от ужаса, и в этой обречённости она не могла и пошевелиться.

Монстр яростным вихрем кинулся навстречу своим жертвам, издавая пронизывающее рычание, но не смог дотронуться до них и пальцем.

Еле заметная мерцающая стена, подобная сфере, окружала затаившихся девушек. Похоже, сама корона защищала их застывшие перед смертельной опасностью жизни.

– Помогите! – закричала Клер.

Но никто её не слышал. А Сэл всё никак не могла очнуться.

И тогда невидимый монстр, обхватив сферу своими лапами, издал протяжное рычание. Наполненное зловонием, оно словно нож пронзило душу Клер Фостер, выбив почву из-под её ног. Толстушка, вздрогнув, повалилась на лежащую без сознания Сэл и более не могла уже ничего созерцать.

* * *

Проснувшись вместе с Сэл в вёсельной шлюпке, по-видимому, принадлежащей соседу Дженсенов – Гарольду Хоффу, Клер ужаснулась. Они были где-то в необъятном море, и, кажется, их обеих похитили.

Монстра видно не было, но чья-то невидимая лапа подгоняла их всё дальше и дальше.

Клер, прильнув ушком к борту, пыталась услышать шорох невидимого существа по ту сторону, и ей это удалось. Лёгкое скрежетание по днищу шлюпки сменилось странными звуками, эти звуки немного походили на пение китов, но то и дело приглушались каким-то рычанием.

Вокруг уже светало, и для девушек, ищущих ответы, стало очевидно, что земля осталась где-то далеко позади. Оглянувшись по сторонам, они увидели десяток всплесков на воде и осознали, что монстр, по-видимому, был не один.

Клер хоть немного понимала, что произошло, а вот Сэл не понимала ничего. Она металась загнанным зверьком из стороны в сторону, вскрикивая от страха, но пользы от этого было мало. На лбу засохли небольшие потёки крови, что делали её вид ужасным и пугающим. Лохматые, взъерошенные рыжие волосы свисали сосульками и были испачканы, как и одежда, засохшей кровью. Беспорядочные мысли просили дать хоть какие-нибудь ответы. Впрочем, ответы она получила от Клер, что по-матерински прижала её голову к себе.

– После того как эта штука оказалась на твоей голове, – произнесла она, – появились невидимые монстры, похитившие нас.

– Монстры? – испуганным голоском прошептала Сэл.

– Да, – ответила Клер. – А ещё эта штука на твоей голове защитила нас от них.

Сэл, настороженно взглянув на Клер, по-видимому, подумала, что та обезумела. А Клер всё продолжала говорить:

– Похоже, твой отец и мой Барни пропали не случайно.

– Не случайно? – вздрогнула Сэл.

– Да, – подтвердила Клер. – Вот из-за этой странной вещицы, видимо.

Сэл пыталась поверить словам Клер Фостер, но помнила совсем не многое из прошлой ночи. Она помнила корону, как надевала её и как свет и боль проникли разом в её тело.

– О Боже! – затряслась она. – Мне это снится.

Клер, ухмыльнувшись, ущипнула её за бочок, отчего Сэл вскрикнула.

– Ну вот видишь, не спишь, – шмыгнула носом. – Я чувствую, что они живы.

– Живы! – воодушевилась Сэл.

– Наверняка, – уверила её Клер.

Шлюпка в одно мгновение остановилась, что заставило девушек ещё крепче прижаться друг к другу.

Невидимые существа наблюдали за болтливыми девушками, немного высунувшись из воды. И оттого, что их не было видно, не становилось легче ощущать их присутствие. Они, как гепарды, выслеживающие антилоп, внушали первобытный страх.

– Кто вы? – шептала замерзающая Сэл.

Она, пронизанная страхами, затаившись на груди своей невольной подруги, перестала уповать даже на господа Бога.

Ответа, конечно же, не последовало, ведь в беззвучной тишине подводных монстров её слова были всего лишь набором непонятных звуков. Только иногда их зловещее скрежетание наводило девушек на мысль, что с ними пытаются общаться.

Клер подметила, что вокруг них не было птиц, и пришла к выводу, что они достаточно далеко от берега. А значит, кричать о помощи нет смысла. Они прикончат их прежде, чем девичьи голоса сорвутся с дрожащих губ.

– Нам никто не поможет, – обречённо вымолвила она. – Но если бы они хотели нас убить, то уже давно бы это сделали.

– И что же мешает им оторвать мою голову? – Сэл задалась пугающим вопросом, на который боялась получить такой же пугающий ответ.

– Мы будто бы чего-то ждём, – продолжила Клер. – А оторвать твою голову они могли бы ещё тогда, в гостиной, но эта вещь защитила нас.

– Так почему же она позволила похитить нас? – Сэл, коснувшись кристаллов короны, надеялась почувствовать хоть что-то, но всё было без толку.

– Может, я сломала её, – озадачилась Клер. – Ну, когда потеряла сознание. Я девушка не мелкая и часто ломаю хрупкие вещи.

– Ерунда, – возразила Сэл. – И я очень рада, что ты сейчас со мной.

Две юные девушки, объединённые общим несчастьем, нашли поддержку друг в друге, хотя никогда не были близкими. Они, повинуясь своим судьбам и всматриваясь в ясный горизонт, не могли представить, что будет с ними дальше. Их будущее было не ясным.

Морская вода, ещё тёмная, но уже озарённая первыми солнечными лучами, была как никогда спокойной. Полный штиль царил кругом, что было крайне необычно в этих краях. Хотя кто мог знать, где они сейчас находились.

С бурлением воды монстры скрылись в глубинах моря, оставив наедине с собой своих жертв, трепещущие сердца которых отнюдь не были спокойными. Никто не знал, что могло ожидать пленниц вскоре. Они лишь подмечали вещи, что наступали сами собой, и уповали на милосердие высших сил. Холод кусал им пятки, хоть и пижамы на них были сухими.

Сэл подумала про детей и мать, которые, как оказалось, весьма кстати покинули дом. Что было бы, если бы они остались? Она боялась даже представить Эми и Генри в лапах этих подводных тварей.

Через минуту вода вокруг шлюпки пошла рябью. Что-то сотрясало её глубины, и это что-то, без сомнения, наводило на девушек ужас. Из воды, прямо перед шлюпкой, стали вырываться одиночные большие пузыри воздуха. Затем их стало ещё больше. И Клер, прищурившись, боялась увидеть существ ещё более ужасных, чем их похитители. Она слегка постанывала, крепко вцепившись в руки Сэл. А Сэл же, смирившаяся с их положением, решила стать для неё хоть какой-нибудь опорой. Но через минуту из воды показались те же самые невидимки, чьи очертания вырисовывала лишь стекающая с их тел вода. Они, чуть подвывая, собирались что-то сделать, а девушки в недоумении пристально наблюдали за всем происходящим.

Двое монстров, расположившись чуть дальше носа шлюпки, в трёх метрах друг от друга, стали странным образом стрекотать. В их громадных лапах отчётливо виднелись странные камни, поднятые со дна моря и испещрённые витиеватыми символами. Эти камни, по виду напоминающие части какой-то замысловатой конструкции, испускали лёгкий белый дымок и издавали непонятный пульсирующий звук. Этот звук, словно голос самого страха, пронизывал всё вокруг и будоражил волоски на коже юных пленниц.

А затем начали твориться совсем необъяснимые вещи.

Из морского дна, будто сами по себе, стали выплывать каменные глыбы, и надписям на них не было числа.

«Сегменты», – подумала Клер.

Она частенько в Рейне, у себя в саду, складывала из подобных, но небольших камней всевозможные фигуры, арки, пирамиды, постаменты, но вот только это не было настолько фантастично и монументально.

Сегменты полнились иероглифами, как историей, испещряющей время, и казались частями храмового фасада.

Звуки усилились и заполнили собой всё вокруг. И вот уже эти каменные глыбы, словно повинуясь магии, стали выстраиваться в нечто совсем невообразимое.

Белый дымок подобно цементу скреплял их меж собой. Он, словно живой, проворный зверёк, огибал куски камня и проникал в их суть. А через минуту магическое строительство завершилось.

Сначала девушки боялись поднять глаза, чтобы увидеть всё величие выстроенной конструкции, но потом любопытство пересилило страх. Гигантская арка, в шестнадцать футов высотой и девять футов шириной, предстала пленницам на обозрение. Они могли смотреть на это только с открытыми ртами, в которые попадали капли воды, падающие с монументальной конструкции.

На вершине арки от просыпающегося солнца поблескивали узоры, чуть ниже – арочные проёмы, опоры и темнота внутри. Повсюду на каменных плитах, сложенные в письмена, виднелись всё те же иероглифы, означающие бог весть что, но эта тайна вот-вот готова была открыться.

Основание конструкции уходило под воду, но не соприкасалось с дном. Арка словно держалась на плаву, но каким образом, было неизвестно. Всё это можно было описать только одним словом, и это слово – чудо.

– Какого чёрта? – прохрипела Клер, выпучив глаза.

Она, задрав голову, пыталась обозреть монументальность этого сооружения, но у неё кружилась голова. Сэл же, надрываясь, старалась снять с головы корону, что никак не поддавалась её усилиям. Более того, чем больше она старалась, тем больше боли приносила ей эта вещь.

– Проклятие! – выругалась она, так что монстры в воде вздрогнули.

Пленницы только потом обратили внимание на то, что простиралось перед ними в арке.

Там воды, в отличие от этих, были не спокойными. Они обрушивали свои волны на каменные столпы арки, вырываясь пенистым потоком на гладь по другую сторону. Там солнца не было видно, лишь тучи массивным кашалотом заполняли необъятное небо.

А здесь всё было иначе.

Полный штиль в противовес бушующей буре – вот что было главным сейчас. И туда, подгоняемая всеми усилиями монстров, плыла их шлюпка.

– Мы должны прыгать, Сэл! – выкрикнула Клер Фостер, но оказаться в воде с этими тварями она совсем не хотела.

Сэл же, наоборот, желала продолжить их путешествие в неизведанное. Потому что Клер зародила в ней надежду, что её отец ещё жив и находится в плену у этих монстров.

– Не вздумай, Клер! – восклицала она. – Наши близкие ждут нашей помощи. Ты помнишь?

И Клер поняла, что сама попалась на свою же удочку. Ей оставалось только одно – отвечать в полной покорности:

– Я помню, я помню.

Шлюпка с неимоверным усилием прошла через арку, словно в другой мир.

Гул ветра в запредельном пространстве выл словно тысячи волков и срывался в мир спокойных ветров. Пенистая волна серого цвета подхватила их как пёрышко и вырвала в свои неизвестные воды. Девушкам оставалось только одно: вцепившись в свою надежду, пытаться удержаться на ней, но это было очень сложно. Вдобавок ко всему каменная конструкция позади них, развалившись на сегменты, устремилась обратно на морское дно.

Свет потух, как и надежда на спасение.

Нещадный Посейдон вздымал свои владения толщей вод и обрушивал их столь же нещадно на шлюпку. Очевидным фактом было то, что им не удержаться на плаву, как бы они ни старались. Так и случилось.

Первой выпала из шлюпки Клер, упав в тёмную бушующую воду. Она успела только открыть рот, но не успела закричать. Волна накрыла её, как песчинку, и утянула за собой. Сэл, потрясённая этим, закричала что есть сил. Но в её крике не было слов, только желание помочь подруге. Она кинулась тут же за ней, оставив шлюпку, швыряемую из стороны в сторону, этим чёртовым похитителям.

Но так просто они не могли их отпустить. Трофеи должны быть на руках, а их трофеи сорвались в свободное плаванье. На это безрассудство со стороны Сэл они отозвались громким рычанием и в одно мгновение устремились вслед.

Волны беспощадно отдалили пленниц друг от друга, суля им только смерть.

Клер, нахлебавшись воды, погружалась всё глубже и глубже в толщу неизвестных вод. Сэл же, будучи неопытной пловчихой, потеряла все силы противостоять стихии и тоже начала тонуть. Смерть подошла к ним настолько близко, насколько это было возможно.

Но пленницы были нужны им живыми. Иначе зачем они проделали весь этот путь? Усилием лап и хвостов невидимые тела устремились в толщу вод, где наверняка Посейдон уже прибрал их добытые трофеи. Рывок, ещё один, и цели были схвачены. Теперь в пенистых потоках, холодящих плоть, они устремились на поверхность вод и вырвались из бушующей тьмы.

Глотнув немного воздуха, Сэл попыталась найти Клер Фостер глазами, что то и дело заливались пенистой водой. И каково было её счастье увидеть пухлые черты подруги в трёх футах от себя!

Монстры завыли от неистовства, творящегося вокруг. Они с неимоверным усилием отыскали и догнали уже тонувшую шлюпку, в которой вскоре оказались пленницы, подобно треске, на которую охотились рыбаки Рейне.

Но задача удержаться в ней и не потонуть казалась невыполнимой. И тогда, окружив шлюпку своими телами, они вступили в бой со стихией. Из тел, сцепившихся друг с другом, появился невидимый щит, перед которым отступили даже волны. Удар, два, и всплески воды уносило прочь. Плоть к плоти, будто рвущаяся ткань трещала, но лапы были крепки, а силы велики. Подобно живому кокону, они бороздили штормящие неизвестные воды, повинуясь сильным ветрам и молитвам.

Вода покинула лёгкие Клер, оставив солёный вкус на посиневших губах. Она, положив руку на живот, молила Бога сохранить жизнь ещё не родившемуся ребенку. Плач и подавленный стон срывались с её губ и разносились беспечным ветром. Вместе с ней плакала от страха и Сэл, пытаясь обуздать глубокую дрожь.

А впереди простирались бескрайние тёмные воды и волны, вздымающиеся до небес. Впереди была только неопределённость.

Глава 5. Салкс

Можно говорить о многом, о жизни в Рейне, о таинственной находке моего отца в виде короны, но с чего действительно началась моя история?

По моим соображениям, она началась с таинственного острова, куда я попала, пройдя через арку обречённых. Тропой не через леса, поля и горы и не с волей, вздымающей мою грудь, а тропой непонимания и порабощения, рисующей на водной глади узор невиданных чудес.

Тогда я ещё не знала названия всех этих мест, как и сооружений этой земли. Тогда я, оторванная от дома, выглядела ущербным существом, ищущим недосягаемые ответы. Но так зарождалась моя история.

Дрейф по тёмным водам океанских просторов совсем выбил нас из сил. Хотя что там говорить, наверняка мы шли заданным курсом, просто ни одной из нас тогда это не приходило в голову. Нам казалось, что в этом хаосе, захлестнувшем всё вокруг, не могло быть ничего определённого. Вот моя рука, вот её плечи, чуть дальше борта шлюпки, и неизвестность. Разве способны мы были подумать в скоплении всеобщего безумства, чем обернётся наше пленение? В тот момент мы были настолько подавлены, насколько это возможно. Каждые пять минут меня выворачивало наизнанку, было даже как-то странно называться дочерью рыбака, ведь я не имела никакой стойкости и никакой закалки. Клер держалась чуть лучше, но её лицо, побледневшее и холодное, казалось, превратилось в предсмертную маску. Она, прильнув щекой к днищу шлюпки, даже не стенала, её руки на животе подёргивались в наступлении дрожи, которую ни одна из нас не могла прогнать.

Когда же океан утих, монстры, что до этого метались от гнусных поработителей до защитников, расцепились, и живая стена из их тел ушла под воду. Именно тогда на горизонте уже успокоившихся волн мы увидели остров. Именно тогда голоса в моей голове, словно из ниоткуда, нашептали мне его название.

– Остров Салкс, – вот что я услышала от них. И от этих голосов мне стало ещё хуже, чем прежде.

Слова необычного звучания буравили моё «я», они сталкивались с моими мыслями и прогоняли их прочь. От этих вытеснений, напоминающих узурпацию, голова полнилась болью, равной тысяче заноз или же десятку колокольных звонов, отбивающих разом свой неистовый набат. Но, помимо этого, были ещё и внешние раны. Одни из них опоясывали мою голову болючей вереницей от шипов на зубатой короне, другие сочились кровью на локтях, коленках и бёдрах. В этих местах пижама неминуемо окрасилась, добавив ткани рисунок из красных пятен и грязных разводов. Но моё отуманенное сознание, как и сознание Клер Фостер, казалось, притупляло теперь уже любую боль. В нём зудела лишь одна стойкая мысль: дом, она называлась домом и неимоверным желанием скорей оказаться там. Но дом был дальше, чем мы предполагали.

По мере приближения к острову, называемому в моей голове Салксом, сознание покинуло меня. Призрачные голоса, всхлипы Клер, как и стрекотание наших похитителей и в то же время спутников, стихли, словно круги на воде, сглаженные временем. Это время, поросшее темнотой, сорвало со стрелок циферблата на моей руке ровно час, прошедший как одна минута. В сознание я пришла, распластавшись на мокрой гальке каменистого берега, где меня, подобно собаке, тут же посадили на поводок, нацепив ошейник из грубой кожи.

Осматриваясь то и дело по сторонам, я пыталась найти Клер. Берег, вода, деревья, руки и тела, границы взгляда бессовестно съедала сонливая муть. Но Клер, по-видимому, не было рядом, по крайней мере, в открывшемся обзоре. Часы тикали, сердце билось с ними в унисон, а я покорно делала то, к чему меня принуждали. Шаг, ещё один, босыми ногами по гальке, затем падение на колени, дёрганье поводком и явные повеления встать, а сил всё меньше и меньше.

Вместо похитителей, передавших меня четвёрке непонятных существ человекоподобной формы, была вполне осязаемая пара монстров, бегающая вдоль берега, подобно озорным псам, вкусившим свободу.

Эти монстры походили на гигантских горилл, что когда-то я видела на картинках многочисленных журналов о природе. Но горилл, не имеющих шерстяного покрова на своих телах. Вместо шерсти их кожа, загрубевшая и слегка красноватая, имела небольшие шипы, торчащие во все стороны. На их зубатых и чешуйчатых мордах, словно красным свечением, горели огромные кошачьи глаза, нисколько не проявляющие интереса ко мне, как и к творящемуся вокруг.

Человекоподобные существа в костяных птичьих масках, облачённые в чёрные мантии мешковатой формы, называли этих монстров ракутарами¹⁵. Я же понимала совсем немногое из того, о чём они говорили, ибо язык, на котором они изъяснялись, был мне не знаком. Один среди них, по-видимому, был главным, ввиду птичьей маски на голове, что отличалась от других внушительным размером. В его шестипалых руках был зажат костяной посох, завершённый изгибом толстой медной ветки, в которую закаменелыми каплями вросла янтарная смола. Двое других подчинялись его воле, следуя дерзким и престранным повелениям.

– Поднимите её! – говорил он. – Ударьте.

Из-за этих ударов, показавшихся мне щадящими, я погружалась в себя, словно в непроглядную топь, лишь мысли и названия различались в их голосах. Что же касалось этих голосов, то они вспышками возникали в моей голове, болтающейся в полусознательном состоянии на шее. Вспышка и новое слово, облечённое ранее неведомым смыслом, затем сумятица и десяток звуков и непонятных слов, потом снова вспышка и опять новое слово. Казалось, голова вот-вот взорвётся от их потоков, но уши предательски всё слушали и улавливали непостижимую речь.

От каменистого берега, к лесу, чуть дальше явно лиственных, разросшихся гигантов, тянулись щербатые каменные ступени. Они были цвета гончарной глины и простирались словно лестницей богов всё выше и выше. Туда меня и подгоняли мои новые хозяева, то и дело дёргая за собачий поводок.

Ступени возвышались в гору и хранили в своих ложбинках лужицы воды от дождя, прошедшего в этих широтах совсем недавно. От этой воды мои босые ноги соскальзывали, и я больно падала. Но после каждого падения, принятого мною стойко и без слёз, следовал неминуемый подъём, сопровождающийся грубыми причитаниями птицеголовых. Единственным, что в этот момент казалось сладким и приятным, был воздух, пропитанный металлическим запахом озона.

По обеим сторонам этой божьей лестницы, неаккуратно выстриженной от растительности, стояли массивные тотемные столбы, пронзающие своей деревянной выструганной статью зелёный кустарниковый покров. На столбах с изваяниями многочисленных лиц не то животных, не то людей громоздились каменные чаши с полыхающим огнём. В углублениях продолговатых деревянных глазниц мостились необрамлённые кристаллы, что были идентичны кристаллам на короне и в этот предвечерний час слегка сияли. Я увидела их и снова ощутила боль. Мне казалось, что эти кристаллы пульсируют и питают надежду, сорвавшись с деревянных вместилищ, найти своё место на королевской регалии¹⁶.

Оглянувшись назад, я увидела очертания своих похитителей, еле видимые глазу. Они боролись с ракутарами на берегу Салкса забавы ради и подвывали от щемящего восторга. Чуть дальше, у водной поступи, стояла конструкция, напоминающая небольшую деревянную телегу, заполненную чем-то овально-круглым, напоминающим страусиные яйца.

«Возможно, это и была плата за наше похищение», – думалось мне. Но всё, что я могла поделать, – это повиноваться четвёрке существ, ведущих меня непонятно куда и непонятно зачем.

Густой подлесок делал леса Салкса почти непроходимыми. Вперемешку с кустарниковой растительностью взмывали ввысь гигантские стволы незнакомых человеческому взгляду деревьев, чьи ветвистые, пышные кроны простирались, как руки, к небесам. Остров погружался в сумерки, окрашивающие его угасающими закатными красками вперемешку с громоздившимися повсюду тенями, вступающими в свою непоколебимую власть. В этих сумерках щебетанием и посвистыванием проявлялись голоса птиц, а то и насекомых, так сразу сложно было понять.

В отдалении, за ступенями, идущими вверх, виднелась громадная скалистая пещера, пронизанная синеватыми жилами неизвестного минерала. Похоже, туда мы и направлялись. Но что было там, в той пещере, мне было неизвестно, и оттого страх, словно верный спутник, сопровождал меня повсюду, предрекая моим мукам вполне вероятный губительный исход.

Небо сгущалось над нами тучами, повисшими бездыханными монстрами над кронами деревьев Салкса. Казалось, вот-вот пойдёт дождь, о том свидетельствовали и вспышки на небе. Но как ни странно, гром не оглушал, его вообще не было слышно. Между тем, вспышек на небе становилось всё больше и больше, отчего главенствующий череп гортанным голосом приказал приспешникам остановиться. Он указал посохом на край небес, озарённых свечением, и с сопутствующим мычанием возгласил:

– Эмпиньянтум!

Его ноги дрогнули, и он с неким благородством, пышущим в статном теле, встал на колени. В этом странном поступке, знаменующем наверняка поклонение, совсем не чувствовалась слабость. Он казался таким же сильным и властным, каким и был, и так же диктовал остальным свою волю. Порядком слов, другим, менее высокопарным, он приказал приспешникам отдалиться от меня и наконец-таки выпустить из рук этот унизительный поводок. Они повиновались ему и, разойдясь по сторонам, тоже приспустились на колени. Эта свобода, или же поклонение, испугала меня.

«Как те, что давеча заключили меня в рабыни, могли преклониться передо мной? – думала я. – Они или совсем были безумны, или же просто я обманулась». Глубокое дыхание прояснило мою голову. Это было не преклонение перед девичьей волей, это было что-то совсем иное.

В ожидании чего-то непонятного и непостижимого я озиралась по сторонам в надежде хоть что-то понять. Но их замыслы до последнего оставались мною не разгаданы. В первую очередь я думала о свободе, о том, что могла бы проскользнуть меж них и устремиться в густой подлесок. Но при этом я прекрасно осознавала, что не имею никаких сил к противостоянию и бегству. А после со мной случилось то, что один из них назвал словом, незнакомым мне до этого, – Эмпиньянтум, заселением, выкрикнув его с надеждой в небеса. И этот их эмпиньянтум окончательно сбил меня с ног и заставил молить о пощаде.

С неба скопом светящихся сущностей, напоминающих птиц, к нам устремились существа, называемые пельтуанами¹⁷. Именно их я перепутала со вспышками на преддождевом небе. Именно они, почувствовав свою реликвию на моей голове, обрушились со всем рвением к моему трепещущему телу.

Сначала я опасалась того, что стану их пищей, и принялась метаться по сторонам, как загнанная в угол мышь. Но мои пленители, удержав меня, не позволили сбежать. Они говорили непонятные слова, указывая в центр своего круга. А потом всё обернулось совсем иным, нежели предполагалось мной.

Крылатые пельтуаны стремились не ко мне, а к тому, что, словно паразитом на моей голове, казалось им наивысшей целью. Корона звала их! Её кристаллы вновь озарились сиянием света и запульсировали сердечным тактом.

Я видела дерзкое поблёскивание глаз своих надсмотрщиков сквозь их птичьи маски, елейные усмешки издевательского толка, не знавшие никакой пощады. Я видела их насквозь! Они упивались этим моментом, словно он представлял для них наивысшую значимость.

Одна за одной вереницей чего-то безумного сущности из света проникали в этот странный предмет на моей голове и растворялись в нём. Инстинктивно я закрывала лицо руками, пытаясь защититься от них, но они были бестелесными. А между тем силы, которых и так не было, покидали меня, так что кровь стыла в пальцах. Я молила о пощаде, но мои слова для них были пустым звуком.

Словно сражённое молнией существо, я рухнула на каменные ступени и растворилась в бессилии. Мне не было больно, но весь этот процесс из потока света и мгновенного исчезновения словно истощал меня.

От световых вспышек у подножия великанских басистеков¹⁸ стало неуютно, и пернатые обитатели этих мест сорвались прочь. Впрочем, другие крылатые твари в виде серых мотыльков и прочего гнуса, окружив световой поток, влились в его очертания. Им довелось увидеть моё бессознательное, бесстрастное лицо, лишённое всяких гримас. Но это лицо было лицом их королевы.

* * *

Название темницы Гастэрот, в переводе с иноземного языка этих мест, складывалось из двух непростых слов: «Гастэ» – остроконечный пик и «рот» – вместилище тьмы. Наверняка отец этого словосочетания рихт¹⁹ Итэ Бируин, из рода завоевателей Одрии и Кельпы, придавал ему особый смысл. В его записях, изложенных в «Постулатах Иссандрии», говорилось о том, что Гастэрот – место невозврата и заключаться под его тень должны все бунтующие, инаковерующие и прочие враги короны. Но, как правило, тюремные камеры этой твердыни заполнялись кем ни попадя, а именно теми, кто не угодил властвующим вассалам. После смерти отца темниц его потомки переняли все эти идеи и возвели твердыню, соответствующую его строительным чертежам, найденным всё в тех же постулатах. Теперь же, по прошествии пятисот двадцати пяти лет с начала эры беспрекословного рабства, темница Гастэрот располагалась высокой башней в центре кэрунского острова и насчитывала сотню решётчатых окон и столько же камер, выходивших на разные его стороны. Она представляла собой довольно опасное башенное строение высотой в сто тридцать футов и шириной не меньше семи.

От подножия и до вершины в виде красного шпиля её стены были выложены из прочного серого камня, выпирающего из общей кладки специально заострёнными частями. Этот вид кладки, разработанный Итэ Бируином, способствовал предотвращению побегов, во всяком случае, благих исходов, связанных с ними. Как только заключённый оказывался на её стенах, любое его непродуманное движение могло привести к падению, а то и к ужасной смерти, уж больно остры были эти камни. В своих иллюстрациях старый рихт часто рисовал окровавленные стены Гастэрота и трупы разрезанных беглецов под ним. За что и получил звание кровавого безумца.

Башня охранялась десятком вооружённых надсмотрщиков и парой латников, приставленных к её единственному арочному выходу в виде мощной дубовой двери. Дверь, оббитая пластинами из железа или чего-то подобного, выглядела массивной нерушимой преградой и запиралась по меньшей мере десятью замками. За столько лет, столько зим, склонивших на её стены бремя памяти жутких времён, Гастэрот облюбовался множеством краснопёрых вихрей, спозаранок, фуклей и других невеликих птиц. Они строили меж острых камней свои гнёзда и откладывали яйца, что иногда приходились по вкусу длинноруким заключённым, просовывающим свои оглобли сквозь решётчатые оконца. Некоторые из раздобытых яиц были ядовитыми, хотя по виду ничем не отличались от других. Именно так краснопёрые вихри платили варварам за разрушение своих гнёзд не простой мучительной смертью. А по весне Гастэрот разрывался трезвонной птичьей какофонией за сотню добрых вёрст, из-за чего в простонародье назывался башней пернатых птах.

За стенами темницы небольшим поселением серел замковый город Иссандрил, состоящий из пятисот сотен каменных домов, десятка сельер²⁰, тринадцати кузниц и сотни иных хозяйственных сооружений, примыкающих к замку высшей власти. Этот замок строился долгий десяток лет посредством тысячи крестьянских рук и воскрешенных идей Иссандрийских каменщиков, которые так умело воплотил в сером безликом камне некий рихт Олис Лорбут, рождённый от крови завоевателей Иссандрии, сыном Бируина – Мофри, что ввиду непростого положения рабских островов принял не свойственный рихтам удел строителя. А называли этот замок «домом крепких стен» – Батуром, или попросту «убежищем обречённых», что своей центральной башней достигал в высоту по меньшей мере шестисот футов и выглядел непривычно для человеческих глаз. В его стенах и надстройках читался прочный романский стиль, делающий его монументальное величие крепостью. По центру сереющей твердыни высилась громадная башня Пурпуз, именуемая также вместилищем книгомора, на вершине которой простиралась открытая всем ветрам смотровая площадка. На площадке шириной в пятнадцать шагов и длиной ничуть не меньше росло большое красное древо, покрытое красными иголками, как и его кора. Это древо называли кэрой и причисляли к священным в этих местах, не в угоду шестипалому богу, ранее властвующему над запредельными землями. По четырём сторонам от центральной башни высились башни поменьше. Они были зубчатыми и по большей части предназначались для лучников и ратников, приставленных к обороне твердыни. Так было в прошлом, теперь же, когда иноземные набеги захватчиков прекратились, башни обустроили под покои слуг и прочих приспешников правящего совета. Общий массив замка походил на гигантскую стену, увенчанную проходами, оконными арочными проёмами и открытыми балконами, выступающими на Батурскую площадь. А в основании его стен протекала бурная река Тимус – нещадная, чей поток, зажатый каменными тисками твердыни, пробираясь сквозь замок, замедлял свой быстрый ход.