Читать книгу: «Синдром выгорания любви», страница 3

Глава 7

Дружба, которая прекратилась, никогда собственно и не начиналась.

Публий

28 лет назад

Когда Прасковья Петровна Щукина увидела девочку-старушку, она обомлела. Про странную болезнь – прогерию – женщина не слышала никогда. Уже потом Клара Андреевна рассказала, что это редкое генетическое заболевание, при котором наступает преждевременное старение. У девочки Саши был больной вид – большая голова с выступающими лобными буграми, которые нависали над маленьким заостренным лицом с клювовидным носом и оттопыренными ушами. Бровей и ресниц у девочки не было.

– Здравствуйте, – голос Саши звучал тоненько и жалобно.

– Доченька, это Прасковья Петровна. Она парикмахер, и я ее пригласила, чтобы сделать тебе стрижку.

– У меня волос мало.

– Ничего, тебе сделают аккуратную головку.

– Это ведь не больно, – утверждающе сказала Саша.

– Ну что ты, что ты, – засуетилась Щукина. – Меня можно звать просто тетя Паша.

– Паша? – удивилась девочка. – Ведь так мальчиков зовут!

– Ну, не только мальчиков. Я самая что ни на есть девочка, и зовут меня Прасковья, а если коротко, то Паша.

– Хорошо, тетя Паша. Давайте делать стрижку.

Щукина достала свой чемоданчик с принадлежностями, накинула салфетку на плечи и закружила ножницами над тонкими белыми волосиками Саши. Внимательным взглядом она отметила вялую и морщинистую кожу и ярко-голубые вены на голове. Родничок был большой и мягкий, как у младенца.

– Ну все, Сашенька. Теперь у тебя очень ухоженная головка, – у Прасковьи было ощущение, что она проникла в самую суть семейной тайны Гулько, и от этого было не по себе. Она, как дурочка, допытывалась у Клары Андреевны, почему та не работает. А ларчик просто открывался: какая может быть работа с таким больным ребенком? Как вообще сердце материнское не разорвется от боли, глядя на это маленькое беспомощное создание.

– Я пойду, Клара Андреевна. Спасибо за кофе. Если когда надо Сашеньку подстричь, зовите.

– Я пришел, Клара! – раздался в коридоре зычный мужской голос, и в квартиру словно заглянуло солнце – Сашенька засмеялась, Клара Андреевна засуетилась, и все это говорило о том, что пришедшему человеку очень обрадовались.

– Папа, папочка пришел!

– Соскучились, девчонки, а я за документами, которые дома оставил. – Мужчина кивнул в сторону Прасковьи: – Здравствуйте.

Потрясения в квартире Гулько продолжались. Мужчина словно сошел с киноафиши, так он был хорош собой и держался просто.

– Александр Гулько, – представился он.

– Паша, – она смутилась. – Прасковья.

– Какое у вас необычное имя!

Она не отдавала себе отчета в происходящем, потому что влюбилась мгновенно и безрассудно в мужчину, которого надо было обходить за километр. Прасковья Петровна ничего не понимала и не слышала, кроме стука собственного сердца, но понимала, что произошло. Она ведь совсем не знала любви и замуж-то вышла, потому что все подруги вокруг твердили «надо». На судьбу женщина не жаловалась – муж работящий, сын послушный, только вот про «неземную любовь», которая бьет фонтаном чувств, она слышала от клиенток, слышала, но не верила. А вот сейчас влюбилась мгновенно, пронзительно, случайно, глупо.

– Это мой парикмахер, – слова Клары Андреевны звучали для Паши, словно в другом измерении. – Она Сашеньку подстригала.

– Ну, замечательно! А меня возьмете?

У разговорчивой Паши словно язык прилип к небу. Рот не открывался, как будто его залепило клеем. Она едва произнесла:

– Завтра время есть в два часа. Приходите.

Как она выходила из квартиры Гулько, Щукина не помнила. Ноги подкашивались, дыхание прерывалось.

«Ну ты с ума сошла, Прасковья Петровна, – одернула она себя. – В твои-то почти пенсионные годы влюбиться как девчонка». Казалось бы, прошло несколько мгновений, и вдруг – ощущение полного счастья, влюбленности, сердце буквально кипит. А еще будет завтра, и он обязательно придет и сядет в ее кресло, красивый и молодой. Прасковья прикоснется к его голове, и он поймет, какая женщина находится рядом. На следующий день на работе Паша просто летала.

– Что это с тобой? – спрашивали коллеги.

– Мой наставник сегодня в ударе, – ученица Раечка всегда восхищалась Прасковьей Петровной.

– Может ведь быть у человека просто хорошее настроение!

Паша постоянно перебирала в памяти вчерашний день – больную девочку, печальную Клару Андреевну, красивую, ухоженную квартиру, вкусно пахнущий кофе – и еще раз убеждалась, что встретила нежданную любовь, Александра Гулько. Она как-то и не мечтала о взаимности, он был для нее словно далекая звезда, но ей хотелось хотя бы на короткий срок побыть в эйфории любви. Сердцу ведь не прикажешь, и если оно екает от мысли о нем, значит, так распорядилась судьба, а спорить с ней – дело бесперспективное. Прасковья не верила в случайные совпадения и была убеждена, что все в жизни рассчитано до тысячной доли миллиметра и секунды. Эта встреча – не странность и не игра судьбы, это выбор, и она, Паша, очень хочет им воспользоваться. Она ждала его ко времени прямо в коридоре и дождалась.

– Здравствуйте, Александр. Проходите, я вас жду.

Он улыбался приветливо, улыбался всем, а ей хотелось взять и унести его улыбку с собой.

– Какие у вас тут красивые девушки!

– Да у нас не парикмахерская, а выставка красавиц. Глаз не оторвать, – похвасталась она своими коллегами.

Паша колдовала над его головой, и от счастья ком подкатывал к горлу.

– Раечка, подай мне бальзам!

Рая, которая наблюдала за стрижкой поодаль, тут же оказалась рядом. Гулько, который блаженствовал в парикмахерском кресле, оживился.

– Это ваша дочка такая красавица?

– Это моя ученица. Ступай, Рая, спасибо.

– Нет-нет. Пусть она останется. Красивые девушки повышают настроение.

Ножницы Прасковьи зависли в воздухе. Вот уж чего сегодня она не ожидала, так того, что маленькая Райка переключит его внимание на себя. Паша видела, что ученица растерялась и не знает, уйти или остаться.

– Не уходите, Раечка. Вам, как ученице, нужны «подопытные»? Я готов в следующий раз стричься у вас.

Прасковья включила фен, чтобы не слышать, о чем он говорил с Райкой, а та кивала головой и краснела.

Стрижка долгожданного клиента закончилась, и Паша почувствовала себя опустошенной.

– Куда мне платить?

– Там на выходе администратор-кассир, – еле выдавила она.

– Раечка, вы меня должны проводить, – сказал Гулько тоном, не терпящим возражений. Он решительно взял девушку за руку и двинулся к выходу, крикнув: – Спасибо, Паша. Вы замечательный мастер!

Райка вернулась на рабочее место буквально через пять минут и боязливо произнесла:

– Он расплатился, Прасковья Петровна, и вот, дополнительно лично вам премию просил передать.

– Оставь себе.

Ее эйфория куда-то исчезла, и одна мысль стучала в голове Прасковьи: ему было плевать на нее, на ее чувства. Он просто ее отверг. Это было больно, это было невозможно, это было обидно. Щукина прошла в подсобку и села за стол.

– Паша, может, тебе что надо? Ты плохо себя чувствуешь? – доставала ее обеспокоенная Райка.

– Уйди ты от меня! Я хочу побыть одна.

Райка пожала плечами, потому что такой свою наставницу она никогда не видела. Что с ней случилось? С утра настроение было превосходное – и на тебе. Райка спрятала в сумочку только что записанный номер телефона красавца-клиента. Она знала, что такие мужчины на дороге не валяются. Он успел шепнуть, что зовут его Александр, и просил позвонить завтра в три. Райка выполнит его просьбу с удовольствием. Такой шанс упускать нельзя! Раиса была девушкой сообразительной, она училась в ПТУ, жила в общежитии, мечтала стать настоящим мастером, ловила каждое слово и жест Прасковьи, но для того, чтобы выжить, состояться, удержаться на плаву, протекция респектабельного мужчины ей не помешает. И откуда его знает Щукина? Райка снова вернулась в подсобку.

– Паша, может, чайку свежего заварить?

– Я сказала, уйди!

Паша тоскливо и растерянно смотрела в окно. Щукиной казалось, что где-то в душе у нее заработала кнопка, которая превращала любовь в ненависть. Она интуитивно понимала, что возникшим эмоциям нужно было как-то себя оправдать. Сейчас для нее ненависть – это тоже любовь, но со знаком минус, любовь, искалеченная обидой. Ненависть просто заменила собой любовь. Это был как раз тот самый случай, когда от любви до ненависти один шаг, причем очень короткий. Прасковья Щукина сделала его не задумываясь.

Глава 8

Ложь – естественное состояние любого человека, тем более журналиста.

А. Любимов

Наши дни

Юля Сорнева была недовольна своим визитом в дом престарелых. В чем проблема, она поняла не сразу, а только спустя какое-то время. Все дело в том, что тема возраста, старости ей казалась неинтересной. То, что в заведении был пожар, это, конечно, безобразие, жалко стариков, но кому нужно душить бабушку, если она сама еле двигается? На этот вопрос ответа у нее не было, и где его найти, Юлька знала точно: в кабинете у главреда Егора Петровича Заурского.

– Егор Петрович, ничего не получилось у меня, – заныла она.

– Интервью не будет? Не пугай меня, Сорнева. У тебя приступ профнепригодности?

– Она меня сделала.

– Кто кого?

– Да ваша Котенкова!

– С каких пор она моя? Выражайся яснее.

– Ну наша, общая, героиня моего интервью. Записала я ее ответы на вопросы. Материал будет, но только она меня все время укоряла, что у них трагедия, а мы ковыряемся в ее переживаниях, вместо того чтобы поддержать. Удручающая там обстановка, Егор Петрович. Да и кому нужно стариков убивать? Может, у вас какая ошибочка вышла?

– Нет у меня ошибочек, Юля. Нельзя нам с ошибочками. – Заурский заглянул в свой блокнот. – Убитую звали Прасковья Петровна Щукина. Возраст у нее почтенный, бывший парикмахер, говорят, была когда-то модным мастером. Сын у нее есть, но где-то за границей обитает, координаты пока не нашли. Задушили бабушку поясом ее же халата. Произошло это в конце коридора, она зачем-то ночью там ходила.

– Может, на шум какой вышла, – предположила Юля.

– Все может быть. На шум, на дым, на запах гари – вариантов много. Тебе надо в это вникнуть. Следователя по делу зовут Алексей Сурин, он готов с тобой пообщаться. Ну а что касается старости, преклонного возраста, поверь, что это только старение физической оболочки, потому что душа всегда молода. Только тогда понимаешь, что нереализованных в прошлом возможностей все больше, а тех, которые еще можно реализовать, все меньше.

– Ну вы-то тут при чем, Егор Петрович. Возраст – это не про вас!

– Знаешь, жизнь у всех разная, кто-то не может угадать ее с семи нот, кто-то угадал с одной. От кого-то в тридцать лет осталась только страница в «Фейсбуке», а кто-то опрокинет рюмку за свое столетие. Считай, что возраст – понятие философское. Стареть грустно, но это единственная возможность прожить долго. Скажи, неужели так на тебя Антонина Михайловна подействовала?

– И она тоже, и обстановка, но благодаря ее непримиримой позиции у меня идея появилась!

– Вот это ближе к теме. Выкладывай!

Через час журналиста Юлию Сорневу не узнали бы знакомые и близкие: на ней был темный парик с короткой стрижкой, в глазах – цветные линзы.

– Хороша я, хороша, – она разглядывала себя в зеркало и осталась довольна. Конечно, если тебе помогают стилисты, как в шоу одного из телеканалов, когда Стоцкая переодевалась в Киркорова, это совсем другое дело. Но для Юльки и этого было достаточно. В таком обличье она пришла устраиваться на работу санитаркой в дом престарелых. Она хорошо запомнила, как Котенкова сказала ей про кадровые проблемы – отсутствие санитарок. Так почему бы не помочь дому престарелых?!

Старшая медсестра придирчиво оглядела ее с головы до ног.

– Работа, между прочим, тяжелая.

– Да мне бы зацепиться только.

– Здесь цепляться не за кого – все еле на ногах стоят, – засмеялась женщина, довольная своей шуткой – Заявление пиши. Документы с собой?

– Справка об освобождении, – пискнула Юлька, снабженная главредом почти настоящей справкой.

– Так, Юлия Мухина, – старшая медсестра внимательно изучала бумагу. – А сидела за что?

– Статья сто пятьдесят восемь, кража. Шесть месяцев колонии.

– Ну, это немного, – тоном знатока сказала медсестра. – У нас тебе после колонии не лучше покажется.

– Это почему?

– Да потому! Без объяснений. На работу тебя возьмут, потому что зарплата тут копеечная, а работа грязная.

– Мне работа очень нужна.

– Ну и хорошо, значит, договорились. Заявление сейчас твое подпишу у начальства. Завтра можно выходить на работу. Придешь к восьми утра, я тебе все покажу: и ведра, и тряпки, и скажу, что делать.

Ну что же, первый этап прошел без сбоев, и называлась эта Юлькина игра «Журналист меняет профессию». Метод далеко не нов, в журналистской среде популярен. Юлька периодически читала, что журналисты перевоплощаются в бомжей и стюардесс, официанток и проституток, учителей и стриптизерш. Автору перевоплощения позволено многое в его свободном плавании по нивам другой специальности, и все для того, чтобы проникнуть в самую суть, рассказать о давно известном по-новому и высказать собственное мнение об «освоенной профессии». Юлька никогда не входила «в чужую роль», не было в этом необходимости, а когда она появилась, то приняла решение, ни секунды не сомневаясь. Более того, вникать в тонкости ремесла санитарки здесь не было необходимости, вникать нужно будет в атмосферу дома престарелых, знакомиться с людьми, подбираться к тайне убийства бывшего парикмахера Щукиной и, конечно, собирать материал для газетной статьи. Главред Заурский вначале засомневался в ее идее.

– Ну ладно, пойдешь ты туда санитаркой работать, оформим тебе на работе отпуск на две недели. А зачем придумывать со справкой об освобождении? Ложь рождает ложь.

– Егор Петрович, как вы не понимаете! Кому могут довериться нечестные граждане? Да только тому, кто сам нечист и нечестен. Раз я приду со справкой из колонии, значит, мне можно доверять сомнительные дела.

– А если тебя раскусят, девочка моя? Я себе этого не прощу.

– Да о чем вы говорите! Я не проколюсь на мелочах, работать буду хорошо, мыть чисто. Да они за меня держаться, знаете, как будут! А я все смогу услышать своими ушами, увидеть своими глазами. Вы же нас этому учите. Только справку мне помогите сделать.

– Ой, Сорнева, вьешь ты из меня веревки.

Юлька поняла, что сделала почти невозможное – убедила Егора Петровича в своей правоте. Впрочем, если речь шла о работе, то Заурский всегда все понимал, даже «перевоплощение».

– Со следователем Суриным не забудь встретиться, прежде чем на работу туда выйдешь.

– Не сомневайтесь, встречусь. Только мы ведь не будем полиции «сливать» нашу идею?

– Не будем, не будем, – нахмурился Заурский. – Ты, Сорнева, мертвого уговоришь.

– Я же не для себя стараюсь, а для газеты, – выдвинула Юлька последний, убийственный, но очень действенный аргумент.

Утром следующего дня новоиспеченная санитарка дома престарелых Юлия Мухина надевала резиновые перчатки, приговаривая:

– Будет, будет трубочист чист, чист.

Мыть ей пришлось много – длинный коридор и все палаты на первом этаже. Пол был старый, в щелях и выбоинах.

– Завтрак, все на завтрак, – зычно раздалось с другого конца коридора.

Юлька, которая мыла пол, вдруг увидела много старческих ног, дряблых, в стоптанных тапочках, на некоторых из которых привязаны резинки. Ноги неуверенно и вяло двигались к столовой.

– Новенькая, что ли? – рядом с ней остановился пожилой мужчина.

– Да я новенькая санитарка. Меня Юлей зовут. Я теперь здесь работаю.

– А меня – Петр Петрович.

– Очень приятно.

– Да приятного мало, что со стариков взять. Бесполезные мы люди. Едим, спим, да и вся работа.

– Вы свое уже отработали, Петр Петрович.

– Вот я и говорю, бесполезные мы люди. Расстрелять нас всех надо. Или поджечь. Надо было спалить к черту весь этот дом вместе с его обитателями. Нет ведь, потушили огонь. Кто их просил? Здесь все уже давно хотят богу душу отдать. Даже огонь их не берет.

Старик погрозил кому-то кулаком и пошел дальше по коридору.

Юлька даже перестала тереть шваброй пол. Ей в голову не приходило, что кто-то не хочет жить и говорит об этом просто и свободно. Да уж, нравы в этом доме престарелых!

– У тебя еще двадцать лежачих, – произнесла медсестра, проходя мимо.

– Каких лежачих? – не поняла Юлька.

– Самых обыкновенных. Подойдешь ко мне на пост, я расскажу. Меня зовут Кристина.

Как оказалось, в обязанности санитарки входило не только мытье полов, но и смена памперсов лежачим, были и такие жители дома престарелых. О том, что нужно менять памперсы, Юлю никто не предупредил.

– Памперсы я тебе выдам, номера палат скажу. Сильно не напрягайся, старики лежачие, претензий предъявлять не будут. Да и жить им осталось недолго.

Юля взяла упаковку памперсов и подумала о том, что здесь все пропитано ненавистью к окружающему – к возрасту, работе, друг к другу. В этой сероводородной атмосфере долго жить нельзя.

Глава 9

Любовь – не картошка, не выкинешь в окошко.

Поговорка

Наши дни

С самого утра Надя Метеля ждала ответсека Милу Сергеевну. Все вчерашние газетные материалы были вычитаны, и, как всегда, без казуса не обошлось. Никак не хотят журналисты полюбить русский язык, да ладно полюбить – знать. Вот куда это годится – очерк о ветеране получился хороший, но что делать с таким журналистским утверждением: «Еще при жизни он поражал своим удивительным долголетием». Песня, да и только! Если бы Метеля не была серьезным человеком, она бы хохотала над каждым журналистским текстом, а так приходилось разбираться.

– Вадик! Это что ты имел в виду? – она обратилась к автору Вадиму Тимофееву. – Ты хоть сам понял, что написал?

– Надежда! Что ты цепляешься?! Я человек талантливый, непредсказуемый, мог где-то и ошибиться. Наверное, слово «ветеран» через два «и» написал. Прости убогого! На то ты у нас и цензор нравов и текстов, только на тебя надежда!

Ругаться на Тимофеева, а тем более обижаться было совершенно невозможно. Метеля решила, что Мила Сергеевна у главреда, где же ей еще быть, и двинулась к кабинету начальства. В приемной было пусто, она подошла к двери и посмотрела в замочную скважину. То, что она при этом услышала, очень ей не понравилось. Заурский разговаривал с Юлей Сорневой, разговор этот был негромкий, и Метеля слышала только обрывки фраз:

– Дом престарелых… Пожар…. Следствие…

Конечно, именно этого она и боялась. Юлька – умненькая девочка, крепкий журналист, и она сейчас будет готовить материал о происшествии в доме престарелых. Надежда знает, на что способна журналист Сорнева, для нее нет пределов в творчестве, она будет «рыть землю», включать фантазию, сопоставлять одни факты с другими, проводить параллели, работать сразу в нескольких плоскостях. Это вам не Вадик Тимофеев, она даже ни одной ошибки не сделает. Плохо, это было очень плохо для Надежды. В хаосе фактов Юлька сразу разглядит тот, что связан с Метелей, а этого допустить никак нельзя. Когда она выходила из приемной, у нее дрожали руки. Ну почему ей так не везет, почему ее опять тянет назад, в прошлое, как раз тогда, когда намечаются перемены в личной жизни?!

Надежду Метелю действительно накрыла «любовная волна». Она совсем недавно завязала интернет-знакомство и погрузилась в него с головой, безрассудно и без оглядки. Ее избранником стал Виктор Праденсон, менеджер из Лондона. Где-то в глубине души она сомневалась, что такой седовласый красавец мог обратить на нее внимание и влюбиться, но тексты его писем завораживали. Она, знающая толк в текстах, читающая десяток газетных статей в день, попала под очарование букв и слов, которые предназначались только ей одной, и в этом была вся суть. Ей не нужно было править здесь ошибки, искать несуразности, она просто отдавалась любовной магии текста, словно ее приворожили. Еще какое-то время назад Метеля и не думала, что можно вот так задыхаться от любви. События в письмах разворачивались стремительно.

«Моя королева, я смотрел на Ваши фотографии прекрасны, я буду увеличить его и положил его на моей стене в моей комнате кровати. Вы смотрите так молоды. Скажите мне, где вы получите красоты, мед? Ты как солнце так тепло, вы, как сахар, так сладко. Вы, как вы, и это причина, почему я люблю тебя! Мед, любовь, как золотой цепи, которая связывает наши сердца, и если вы когда-либо разорвать эту цепь, вам будет разорвать мое сердце навсегда, потому что глубоко вниз в меня я уверен, что я возлюбил вас! Я люблю свою жизнь, потому что он дал мне вас я люблю тебя, потому что ты моя жизнь. Будет вы позвольте мне отправить вам мою фотографию детей?»

Виктор писал, что овдовел и у него есть сын шести лет. Фотографии смеющегося мальчика Надя рассматривала долго, поставила в рамку у себя на столе и продолжала читать этот увлекательный роман в письмах.

«Здравствуйте красоты! Как ты себя чувствуешь сегодня? Спасибо за ваш вернуться обратно сообщение. Это дает мне мужества, что мои хорошие мечты уже приходят пройти. Я был женат до, но потерял жену в Автокатастрофа 4 лет назад. Ее душа пребудут в мире. Я хочу провести всю жизнь с кем-то, серьезная, заботы, доверия и Бог опасаясь. Я нахожу очень много тишины и спокойствия здесь. Я ненавижу лжецов мошенников, и кто-то, кто играет в игры, я ищу вторую половинку кто-то, кто может быть моим лучшим другом, любовником и партнером кто-то, что я могу сделать смеяться и сказать шутки и пойти в кино и держаться за руки. Надежда для чтения от вас скоро. Я люблю ходить в кино, или смотреть фильмы в моей комнате или кабина, я люблю плавание, слушать музыку и танцы для любого рода музыки, я пою, парусный спорт. Я семьи ориентированных человек, люблю детей и есть больше, но было бы лучше для вас, чтобы найти некоторые вещи для себя. Это очень важно для меня, чтобы построить жизнь стабильности, безопасности и возможности для специального человека, которого я надеюсь поделиться моей мысли, чувства, опытом, мечты и фантазии и предложить лучшие возможности для любого малыша, которые могли бы быть включены в моей жизни. Я действительно заинтересован в хотеть знать о том, что делает вас специальный человек, который ты сегодня, я хочу больше узнать о вашей семьи, вашей фона вашего жизненного опыта прошлых отношений, ваши цели и мечты, ваши интересы и все, что вы хотите сказать мне. Я даже хочу узнать о секретах, вы очень редко поделиться с кем-то! Так что давай и поделиться им все со мной, как я нахожусь здесь не для того, чтобы поговорить с вами о общие вещи, как вечеринки, погода. Я хочу, чтобы узнать о вас и то, что делает ваши сердца и души, как дружба, я хочу построить с вами, я хочу быть как никакой другой вы когда-нибудь совместно в или опытный. Эта дружба, которую я хочу построить с вами будут заполнены с веществом, качество, духовности, любви, верности и потенциал. Надежды услышать от вас скоро».

Разве можно устоять перед таким искушением и соблазном – роскошью текста, который каждой своей строкой нежно говорит о любви, берет вас за руки и ведет туда, откуда вам никогда не вернуться? Вы знаете это и все равно идете на его зов!

«Моя королева, я просто не могу получить вас, я действительно хочу быть рядом с вами. У меня проблемы сдачи мои мысли в слова, так что вам придется пройти со мной через это. Я продолжаю думать о будущем, о жизни, и то, что я хочу от него. Я продолжаю думать о нас. Я продолжаю думать об этих вещах, и я понимаю, что они идут рука об руку. Я хочу, чтобы стареть с вами. Я хочу пройти через новые дома, выбирая тот, который будет только право для нас. Я хочу видеть вас ходить вокруг нашего дома в большой футболку с ваши волосы вниз и поймать меня глядя на как великолепный Вы находитесь. Я хочу вас забирают крышки от меня ночью, и тогда я должен получить еще ближе, если это возможно, для вас, чтобы сохранить тепло. Я хочу захватят ваше дыхание каждый раз, когда я говорю «Привет», потому что вы знаете, это идет от сердца. Я хочу любить тебя и быть с вами, по крайней мере навсегда или немного дольше, чем навсегда. Как прошел день? Люблю тебя всегда».

Надежде казалось, что компьютер буквально кипит от их переписки. Она влюбилась, она потеряла голову и ничего не могла с этим поделать! Единственным лекарством от нахлынувшего чувства были письма, которые он писал каждый день. Она отвечала, он снова писал, и эта невидимая связь становилась все крепче и крепче. Все было, как в песне – «она влюбилась в него без памяти, оставив разум взаперти». Собственно, взаперти долго была она сама, ее душа. Ее жизнь очень долго зависела от больной мамы, надоедливой тетки, различных обстоятельств, которые не давали возможности побыть просто женщиной. А здесь она сразу возведена в королевы. Какая женщина, скажите, откажется быть королевой хотя бы на час, хотя бы на миг? События, которые могли развернуться после подслушанного ею разговора в приемной главреда, запросто могли свергнуть ее с королевского пьедестала. А какая женщина захочет вернуться в служанки? Вечерами, засыпая, Надя мечтала, как они встретятся. У нее не было реальной картинки, прилетит ли он к ней в Сибирь из Лондона или ей надо будет лететь к берегам Темзы? Она мечтала о встрече, он и она – все остальные детали не имели значения.

«Мед моя королева, Когда я прочитал ваш Email я думаю о тебе, мое сердце разбивается на куски и просто быстрый «Привет» от вас приносит осколки обратно. Пожалуйста всегда достаточно отдыхать и пить достаточно воды? Мед, расстояние значит так мало когда кто-то значит так много. И вы так много значат для меня! Как мы становимся старше вместе, как мы по-прежнему изменять с возрастом, есть одна вещь, которая никогда не изменится. Я будут всегда держать падение в любви с вами мой возлюбленный! Если я имел пенни за каждый раз, я думал о тебе, я бы до сих пор скучаю по тебе, но по крайней мере я бы достаточно богаты, чтобы прийти и посмотреть, вы мед в вашей стране, Ангел. Я никогда не буду любить никому, как я тебя люблю, и я молюсь, чтобы Бог открывает ваши духовные глаза, чтобы знать, что я никогда не сделать обещание, что я не намерен сохранить. Любовь не имеет смысла, это просто глубокой преданности кому-то внутри себя. Мед, приходите и быть моим маяком. Я буду, что вы хотите меня быть. Я дам вам все моя любовь всей моей жизни. Скучаю по тебе так… так… так… много меда. Жду ваших сообщений. Ваш человек».

Разве можно все это было отдать на растерзание даже пусть очень талантливой журналистке Юлии Сорневой?

– Все говорят, что ты меня искала! – Надя не заметила, как к ее столу подошла ответсек Мила Сергеевна. – А я к зубному ходила. Поисточила зубы на работе, – она сама засмеялась над своей шуткой. – Вот тебе работку еще подкину, гороскоп вычитать. У меня, между прочим, одни бонусы на следующей неделе – удача и в любви, и в деньгах. Не зря зубы лечила, – она опять засмеялась. – Надежда, ты что такая смурная? Обидел кто? Опять Трофимов очередной шедевр наваял с тридцатью тремя ошибками?

– Да что вы творческого человека оскорбляете, – закричал из соседней комнаты Тимофеев. – Ну, не Пушкин я, не Пушкин, но тоже парень неплохой.

– Что случилось, Надя? Ты какая-то не такая сегодня. Зачем-то Юлька в отпуск уходит, вроде и не собиралась.

– Как в отпуск? А материал про дом престарелых?

– Так она сдала, скинула, говорит, на редакционную почту интервью с Антониной Котенковой. Главред уже смотрел, добро дал.

Надя подумала, что все это было странно. Ее тревога усилилась и была не беспредметной, когда человек не может соотнести возникающие у него переживания с конкретными объектами. Она точно знала, чего боится.