Читать книгу: «Геката – богиня ночи. Мифы и сказания», страница 5

Глава 22 Истории Персея и Париса

Хотя остров Цирцеи находился очень далеко от всего остального мира, но мифы о том, что она там оставалась все время одна, придумали какие-то странные люди или боги. Волшебница если и оставалась одна, то очень ненадолго.

Не бывало такого сроду. Стоило только попрощаться Елене, и поспешно покинуть остров, как там появились богини, словно бы они назначили там место встречи, а может, и назначили, как знать. На этот раз, как к себе домой явилась Эрида, и привела она с собой Афину – воинственную и неумолимую, и с ними появилась и Афродита, как могло такое сборище у волшебницы обойтись без нее? Богиня любви всегда следовала за своими подругами.

– Дочерью Зевса пахнет, – усмехнулась Эрида, которая хотела показать, что ей все ведомо, и она собирается о том рассказать другим.

Эрида не могла ошибиться, потому что слишком много было дочерей у Зевса, и какая-то на самом деле могла сюда недавно заглянуть. Кто бы она ни была, все равно его дочерью окажется.

Цирцея усмехнулась, просто так ли богиня не назвала имени дочери Зевса, знала и молчала, или просто блефовала. Но она решила сделать вид, что пропустила ее слова мимо ушей.

Да и не смогла бы она что-то ответить, потому что все уже повернулись к Никте, то ли и прежде бывшей на острове, но прятавшейся в темной аллее, то ли появившейся только что тут. Никто наверняка этого не знал.

– Раз вы все в сборе, пора нам поговорить о двух сыновьях Зевса, – заявила чародейка.

– Это о каких же, чуть ли не все юнцы и герои —его сыновья, бедняга Посейдон никогда его не догонит, хотя Амфитрита на все закрывает глаза, и ни одного упрека бы ему не бросила, но у него ничего такого сроду не получится, так о каких сыновьях Зевса речь?

– О первом и последнем, – небрежно заметила волшебница. Я, конечно, не могу утверждать, что Персей был самым первым, но будем так считать, а уж Парис точно оказался последним. Из тех, о ком можно говорить серьезно.

– Парис, – сколько же о нем говорят в последнее время, вот уж точно людям и богам больше делать нечего.

Афина сердилась, потому что ей снился сон о Парисе, в котором тот выбрал не ее, а Афродиту. Богине любви снился тот же самый сон, тут уж Гипнос постарался. Вспомнив его, она загадочно улыбалась. Но сожалела о том, что сон был не с четверга на пятницу, и коварный божок может просто им обеим морочить голову. Афродита не была так легковерна, как Афина.

– Парис и Персей на самом деле очень похожи, – задумчиво говорила Цирцея, которая чувствовала себя старше и выше всех богинь, ее даже Эрида не трогала, словно та могла ей ответить так, что мало не покажется, а уж что о вечно юных говорить?

– Но Персей был первым, тогда и страсти не так накалены, и глупая Даная так невинно страдала, ведь Зевс ее просто обманул, когда проник к ней в темницу, обернувшись золотым дождем. Девица так страдала, что и Гера ее пожалела, а потом, он влюбил в себя Медузу, только представить такое можно было. Тогда и богиня любви оставалась где-то в иных мирах. А вот Парису досталась Афродита. А та могла только ему Елену подарить, так трагедия и превращается со временем в фарс.

– Этому коварному пастушку и Елены много, он с чудовищами не сражался, и Пегаса нам не добыл, – буркнула Афродита, слова Цирцеи ей показались обидными.

– Вот и я говорю о том же, любовь она зла бывает и страшна, войной она закончится, и Афина не станет Трое помогать.

Все повернулись к Никте, словно хотели что-то важное от нее услышать.

– Вот и я говорю, что в наше время без любви как-то интереснее и спокойнее было, – усмехнулась Никта, – но мои дочери ничего слышать не хотят, все стали несчастными, но только о ней и думают, только ею и живут. Словно им жить спокойно надоело.

– Персей спас Андромеду, Парис погубит Елену, но в мире что-то должно меняться, у каждого времени свои герои.

Они, не сговариваясь, взглянули на бескрайнее звездное небо, там парил Персей рядом с Андромедой. Молчали богини, каждая думала о своем. Так прошлое, далекое прошлое на острове волшебницы пересеклось с грядущим. И словно она река выливалась из другой, один великолепный миф следовал за другим.

Они знали о том, что случится, знали и то, что изменить его они никак не могли, если бы и захотели, обязательно остальные остановят их, потому что судьба есть судьба… Все будет так, как и должно быть.

Глава 23 В чем провинился Парис

Богини все еще оставались на острове, следили за звездным небом, и говорили теперь о грядущем, потому что именно там каждая из них могла найти еще что-то интересное и важное.

Афине, забывшей о сне, в котором Парис не выбрал ее, хотелось быть справедливой, пока ничего такого не случилось. Но она не могла забыть и простить ему того, что он ее не выбрал.

– Да и что тут говорить, – пожала она плечами, – Парис оказался слаб, он не смог прожить без любви, но не собирался бороться за свое место под солнцем. Ему за это придется дорого заплатить.

– А не ты ли просто не видела его в упор, – отвечала ей Афродита, которой слова эти показались обидными

– Я не могла следить за каждым пастухом, их слишком много, а я одна, – заявила Афина.

– Но ты же знала, что этот был особенным, и под личиной пастуха скрывался царский сын. А их среди пастухов не так много, может быть этот единственный

– Сын, от которого отказался сам царь, потому что думал, что предательство поможет спасти мир. Но предавая одного нельзя спасти остальных, ему это должно быть ведомо.

Никто не сомневался в мудрости Афины, но порой она и сама не верила, что может так вот красиво и складно говорить, вот что значит, когда тебя породил отец, а мать вроде и не была к этому причастна.

– Афина мудра, – говорила Афродита, повернувшись к Цирцее, но она не могла остановить этой войны, и погубить пришлось не только царскую семью – это полбеды, но и значительно больше людей, и самых отважных воинов в первую очередь. Да и царевич все равно погиб, зачем его бедняжку было оставлять в живых, – услышали они нотки жалости в голосе Афродиты, хотя зная о том, что она творила с теми, кто в нее был влюблен, кто влюблен не был, они не смогли бы в это поверить.

Цирцея почувствовала, что и она должна была сказать свое слово, потому и напомнила историю старую, которая, впрочем, была ведома далеко не всем.

– Медуза сделала Персея героем, Елена не смогла бы повторить ее подвига, она была слишком прекрасна и равнодушна ко всему, что происходило и с ним, и с этим миром.

– Персея любила чудовищная Медуза – усмехнулась Афродита, – а Парису я нашла прекрасную Елену. Вот и получается, что уродство и кошмар порой спасает мир, а красота его губит. Мне хотелось убедиться в том, что и такое может быть.

– Но она жена другого, – напомнила Цирцея. – Не от этого ли и начались все беды в том странном мире?

Волшебница усмехнулась, с каких это пор она решила играть роль Геры, может быть ей просто хотелось напомнить Афродите, что она изначально была не права.

– Она была женой того, кого не любит и никогда не полюбит, – вспыхнула Афродита, – я не стану превращать Менелая в белый цветок, он даже не погибнет под стенами Трои, потому что мелок и ничтожен., а еще потому что он ее все-таки любил.

– Отчего же тогда ты допустила эту свадьбу? – удивилась Афина, она хуже всех понимала то, что творила богиня любви. Да и подозревала, что и та сама тоже ничего не понимает.

– Да потому что никуда не могла пристроить такую красавицу, и только этот царь без царства и согласился бы жениться на дочери Зевса, не так ли матушка Цирцея и свою Медею пристроила. Некоторых дев ни за кого приличного невозможно выдать замуж – они погубят любого.

– Тогда почему же Парис? – наконец подала голос Эрида, кажется, и она далеко не все понимала, хотя все это время хранила молчание.

– А это был для них обоих последний шанс полюбить, ведь царевич выбрал любовь, и он любил Елену, так, как ни Тезей, ни Агамемнон ее не мог любить. Когда любит хотя бы один – это хоть что-то.

Как только в беседы всплыло имя грозного царя, все переглянулись, словно стремились понять, при чем тут он, женатый, правда, на сестре Елены, но уж к ней-то не имевший отношения.

И особенно интересно это было Эриде, потому что она уже обдумывала что-то, пытаясь понять, какую пользу можно извлечь из того, о чем она только что узнала.

– Конечно, грозный царь любил повоевать, и Троя была ему нужна, но он пошел на войну из-за Елены, да и на сестре ее женился только потому, что хотел быть ближе к ней, а что, одна жена, вторая любовница, у каждой своя роль в этой драме.

– А не проще ли было просто жениться на той, которую любил?

– Елена не годилась в жены грозному царю, он никогда бы на ней не женился, но и забыть и выбросить ее из своего сердца не мог. А так она все время была рядом.

Богиня любви чувствовала, что она только запутывал все, о чем говорила, но пусть они остаются в неведении, должна же быть какая – то тайна в этом мире, а где любовь и связи – там и вечные тайны. И все вскоре разрешиться, когда грядущее станет настоящим, тогда они все поймут

Глава 24 О чем мечтала Геката

Пока богини говорили о грядущем и о Троянской войне, которая должна была случиться, они забыли о богине Тьмы Гекате, и совершенно напрасно, потому что пока все вертелось вокруг нее, а до Елены и Париса им всем надо было еще дожить. А вот богиня тьмы все время была где-то рядом, и надо очень осторожно с ней обращаться.

Но Гекату мало волновала любовь и страсть, она думала о другом, как убрать Никту со своего пути. Пока богиня Тьмы ничего не делала, но разве она не захочет вернуть себе власть? Вот так в очередной раз дочь пошла против матери. А что еще ей оставалось делать, если Никта бродила по земле, по островам и в Аид удаляться не собиралась. И хотя она ничего такого не делала, но казалось, что власть все еще осталась у нее, вечное соперничество дочери и матери зародилось уже в те дни. Геката кожей чувствовала, что двоим им тут, на земле, не было места. А так как это был ее мир, то уйти придется матушке. Только для этого ей придется приложить какие-то усилия.

Она была на острове у Цирцеи. Но она даже не прислушивалась к тому, о чем они там говорили. Какая Елена, какая любовь, какая война, если сначала нужно было решить ее судьбу. И почему эти пустоголовые богини говорят о таких мелочах и не хотят ей помочь? Но если богини не идут к ней, то она пойдет к ним, а что еще делать?

Приглядевшись к богиням, Геката поняла, что лучше всего ей иметь дело с Афиной, она и серьезна, и благоразумна, и если кто-то сможет ей помочь во всех ее бедах, так именно Афина.

Богиня справедливой войны очень удивилась, когда Геката, отведя ее в сторону, заговорила о самом главном.

– Никта должна уйти во тьму, я не могу себя чувствовать хозяйкой, пока матушка все время ходит по моим пятам. Она появляется, где вздумается, а это очень скверно.

– Она уйдет сама, но мы не можем с ней так жестоко поступить, потому что без нее не было бы тут всех нас, – Афина хотела оставаться справедливой, ей вовсе не хотелось помогать Гекате, хотя и льстило то, что та выбрала ее.

И в своих утверждениях Афина оказалась непреклонна, значит, она

выбрала не ту, но с Афродитой или Цирцеей Геката тем более не собиралась связываться, кто его знает, о чем вообще думает богиня Любви, которая только что получила всю полноту власти даже над Зевсом, нет, с ней будет только хуже, чем без нее.

Взор Гекаты невольно упал на Эриду. Но она и представить не могла, что можно ждать от богини раздора, даже если она на этот раз поможет, то что будет потом, чего она потребует. Полнейшим безрассудством было обращаться к ней за помощью, но Геката пребывала в отчаянии, ей надо было делать хоть что-то.

Никта между тем внимательно следила за своей темной и мрачной дочерью. Она понимала, о чем та говорит, чего она хочет. Но ей интереснее было понять, что ответит ей Афина. Когда она услышала, что Афина отказалась ей помогать, то облегчённо вздохнула – вот что значит мудрая богиня, хотя она еще так молода, но мудра не по годам. Никта видела, что ни к Цирцее, ни к Афродите она не приблизилась, и самодовольно подумала:

– Она не настолько безумна, чтобы связываться с Эридой.

Но вот на этот раз богиня Тьмы ошиблась, отчаяние или безрассудство толкнули ее непутевую и вздорную дочь именно к богине раздора.

– Она не сделает этого, потому что потом сто раз пожалеет о том, что так могла поступить.

Сначала Никта хотела броситься к ней, но потом вспомнила о том, что идет —то она как раз против нее и остановилась.

– Если она так решила, то пусть изопьёт эту чашу до дна.

Никта отошла в тень, она не стала даже слушать, о чем они там говорили, она первая в этом мире понимала, что проблемы надо решать по мере их поступления. Еще неизвестно, до чего они там договорятся, если договорятся вообще. Но богиня тьмы почувствовал, что быть яблоком раздора даже забавно, в этом есть какая-то своя прелесть.

Глава 25 Эрида нам поможет

Геката направилась к Эриде с видом обреченной и приговоренной к казни. Было ли это притворство, или на самом деле ей так тяжело было справиться со всеми мнимыми и настоящими бедами, кто его знает. Но ей надо было убедить строптивую богиню, для которой не было ничего святого, ведь она должна помогать ей, а не вести свою игру. И еще ей надо было выяснить сразу, что попросит Эрида за то, что она станет помогать. Об этом надо было знать заранее, потому что возможно игра не стоит свеч, и что там вообще случится, непонятно.

Эрида догадывалась о том, что так терзало богиню тьмы. Она взглянула на стоявшую в стороне Никту. Они были одного рода и одного племени, а отличались только тем, что в свое время у Эриды хватило мозгов не заводить детей, и вот теперь она спокойна и беззаботна, в то время как Никта должна ждать ножа в спину именно от своей дочери. Интересно было бы узнать, сожалеет ли она о том, что породила эти исчадия ада. Но молчание затянулось, давно надо было что-то сказать, и она заговорила:

– Ты должна быть на моей стороне, потому что это мой мир, и матушка давно утратила на него все права, а двоим нам тут слишком тесно. Дорога должна быть молодым, потому что они больше могут, на большее способны, а старики пусть покоятся во тьме, они уже сделали, что могли, и что не могли тоже сделали.

Эрида с интересом взирала на Гекату.

– Я одна против всех, – и не собиралась тебе ни в чем помогать, – невольно вырвалось у Эриды. А что еще она могла сказать, разве не противоречия были главной ее фишкой.

Геката оторопела, от богини раздора она такого не ожидала, но может быть, та просто набивает себе цену, нужно пообещать ей что-то взамен, только что именно? Она и без того получит все, что захочет и когда захочет, так что же кроме тьмы может пообещать ей богиня?

Геката готова была в отчаянии отступить, когда Эрида снова открыла рот, это вовсе не входило в ее планы.

– Мне хочется любви, если ты сможешь уговорить строптивую богиню, то я помогу тебе.

И снова не могла понять Геката, шутит она или говорит серьезно, ждала, пока Эрида рассмеется и скажет, что она просто пошутила. Но ничего такого не говорила Эрида, наоборот, она скорее показалась печальной.

Значит, с Афродитой ей все-таки придется столкнуться? Как ни старалась она обходить ту стороной, но какая-то невиданная сила толкала ее к богине любви в тот странный мир и плен.

Никте хотелось узнать, о чем попросила Гекату Эрида, но понять это было невозможно, а когда та пошла к Эриде, матушка решила, что дочери ее просто отказали, и потому она готова договориться с богиней любви, но о чем же, не о любви ли самой и хочет договариваться?

Они удалились в чащу и слышать их разговор никто не мог.

= Эрида и любовь? – усмехнулась Афродита, – я не знаю богиню, которую бы мне еще меньше хотелось одарить любовью. Уж прости за откровенность, но трудно представить влюбленную Эриду, думаю, она просто издевается над нами.

– Может ты и права, но любить и быть любимыми хочется всем, – не отступала Геката, – а в бессмертии особенно, если представить, что впереди вечность и нет любви, так это не кошмар

– Да она такое устроит, если что-то будет не так.

– Ну и пусть устраивает, а почем в любви все должно быть гладко. Так даже и не интересно. Любовь Эриды может оказаться самым забавным опытом из всех.

– Почему все должно быть гладко, – повторила, словно эхо Афродита, – она раздумывала и решала, должно или не должно быть гладко. А может ей просто хотелось, чтобы Геката помучилась от неведения, как и все богини, которых они оставили в неведении.

Никому не дано было понять богиню любви, а тем более такой темной и недалекой богине, как Геката. Но то, что она не отказывала так быстро, вселяло в душу надежду. Неужели и в ее жизни все будет хорошо, и матушка уйдет туда, откуда пришла. НО если и Эриде хочется любви, то почему бы и ей тоже не получить ее для себя. Хотя это потом, сейчас слишком много всего, чтобы она еще о чем-то другом думала, так что же скажет Афродита? Сможет ли она сделать то, что от нее требуется, чтобы стать свободной и независимой. Это очень дорого стоит.

Глава 26 Богиня любви

Никогда не было в этом мире прекраснее и величественнее богини, чем Афродита. Она отличалась от всех остальных, потому что ни от кого не зависела – все зависели от нее. Богиня любви была самым свободным созданием в мире, хотя каждый из богов стремился ее подчинить себе. Порой она делала вид, что кому-то из них что-то удалось, и с радостью подыгрывала им, но как только ощущала свою несвободу, все делала для того, чтобы освободиться от ненужных ей пут. И они должны были ей подчиниться, потому что боялись, что она исчезнет, и собственной жизни без любви представить не могли. Они допускали, что их предки без нее обходились, но зачем им было страдать и маяться, хотя они знали, что порой любовь приносит еще больше страданий.

До ее появления в этом мире, до того, как вышла она прекрасная и первозданная из пены морской, в мире не было света. И девы, и жены, и мужи влачили жалкое существование, равнодушные и замкнутые, они тупо делали то, что было им суждено и не думали о большем.

Но ярче вспыхнуло солнце, когда она пришла, и мир озарился ее дивным светом.

Она пришла в этот мир в тот момент, когда были там уже повержены титаны и воцарились Боги.

И Посейдон, обнаружив ее в своих владениях первым, и понимая, какую силу несет в себе она, устремился за ней.

Впервые Амфитрита – верная и смирная жена его почувствовала страшную опасность, и шагнула навстречу к Афродите, когда та одна оставалась на залитом солнцем берегу.

– Откуда ты взялась, что ты хочешь от нас? – спросила она удивленно.

– Тебе нечего бояться, я не соперница тебе, потому что мне не нужна любовь ни твоего мужа, ни какого-то другого, я сама ее дарю тому, кому захочу, а уподобиться вам всем и стать женой – это пустая и глупая забава, мне это скучно и неинтересно совсем.

– Но каждая из нас должна быть с кем-то, – говорила Амфитрита.

– Ты правильно сказала, – каждая из Вас, но я единственная, а не одна из Вас, в том и разница. Я никогда и никому не буду принадлежать.

Не понимала богиня всех морей странных этих речей. Она никогда не знала и не узнает любви, потому что все делала так, как было необходимо, как требовали от нее другие. Она и женой верной и преданной стала только потому, что так было нужно, необходимо, и этого потребовали от нее и грозный Посейдон и ее родители. Но она не представляла себе, что могла бы думать о том, что останется свободной, не станет ни с кем делить ложа и этой жизни.

Но Амфитрита могла допустить, что есть в этом мире совсем иные создания. И потому, немного успокоившись, и веря в то, что она не потеряет Посейдона, она стала внимательно следить за богиней любви.

Но не знала она в тот момент, что и за ней наблюдала дочь Гелиоса волшебница Цирцея, остров которой был рядом с тем местом, где столкнулись эти двое. А она возвращалась к себе на золотом своем драконе, когда внизу заметила странно взволнованную Амфитриту, и какую-то пленительную незнакомку, раньше она никогда и нигде не могла ее видеть

.– Афродита, – удивленно произнесла она, – ты пришла, мы ждали тебя, конечно, но не так скоро.

– Тебе пока беспокоиться не о чем, – отвечала ей богиня, даря лучезарной улыбкой, – твой Одиссей не появился на свет.

Цирцея и сама знала, как будут звать ее главного возлюбленного, от которого она решится родить сына, но откуда это могло быть известно той, которая в мире этом всего несколько часов остается? Хотя разве что-то можно скрыть от богини любви.

Цирцея с грустью думала о том, что все достанется молодым богам, титаны уже немного притомились жить, им, проведшим без любви лучшие свои годы не интересно и не важно то, что она может им дать. Хотя у них и была вечная молодость, но новизна чувств исчезла, они много знали и ничему не удивлялись более.

– Ты собралась изменить наш мир? – между тем спрашивала у Афродиты Амфитрита, она чувствовала опасность.

– Конечно, вместе со мной придут новые девы, они смогут смело заявить о том, что не хотят становится рабынями своих мужей, да и сами мужья им совсем не нужны. Они будут развлекаться, принадлежать сами себе…

Она не договорила чего-то, и Амфитрита это почувствовала.

– Им совсем не нужны будут мужчины? – осторожно спросила она.

– Ты мне хочешь этих бессердечных мужеподобных амазонок навязать, таких, как твоя племянница Артемида. Но я вовсе не о них говорю, а о прекрасных и обольстительных, таких, за которой любой Посейдон побежит и все отдаст за то, чтобы провести с ней ночь.

Вздрогнула снова Амфитрита, она предчувствовала что-то подобное, только никак это для себя объяснить не могла, но богиня любви даже не скрывала того ужаса, который она собиралась в мир принести.

– Это не ужас, а радость, – оборвала ее она, – потому что они должны когда-то отдыхать от вас и развеять скуку. Представь, ты одна, а у вас впереди бессмертие, да он взвоет и убежит без оглядки или влюбится в какую-нибудь Цирцею, да и к ней на остров переберется. А я говорю о легком увлечении, о страсти, которая так быстро проходит, что от нее ничего больше не остается, это ведь прекрасно.

Странные вещи происходили в тот день на морском берегу. Богиня любви так спокойно, так весело даже объяснила и богине и волшебнице, невольно задевая за живое каждую из них, как все будет в новых условиях, что они должны были только примириться со всем этим и ни о чем больше не думать.

Она вроде бы даже намекнула на связь Посейдона с Цирцеей. Какие-то смутные подозрения у Амфитриты были и прежде, но она старалась не думать о том. Она оскорбила Артемиду, прекрасно понимая, что до той слова ее дойдут очень быстро. Она покусилась на привилегию Геры – хранительницы семейного очага и верности. Это так прозвучало в ее исполнении, что вроде бы и стало делом лишним, и даже вредным. И самое страшное – в ее словах была доля правды. И на самом деле, если тебе даровано бессмертие, то тоска смертная – хранить верность одной женщине, если жизнь коротка и может оборваться в любой момент, то это еще большая глупость, с какой стороны не посмотри Зевс прав, а все требования Геры – это только пустой звук, каприз, который не может быть исполнен.

Даже у Цирцеи от такого разговора слегка закружилась голова, она чуть не выдала и себя и Посейдона, когда богиня любви мимоходом намекнула на их отношения – это было сущим наказанием, и хорошо, что она поспешно переключилась совсем на другое, а тут еще и Гермес появился.

– Зевс послал меня узнать, правду ли твердит Артемида, когда в историке кричит, что ты уже появилась и успела оскорбить ее.

– Как быстро плодятся у Вас слухи, – кокетливо говорила Афродита, – а я только и сказала, что терпеть не могу таких созданий, они хуже мужчин, и уж совсем не похожи на женщин, что же тут такого страшного.

– Да и приятного мало, ты бы поосторожнее с ней.

– А ты осторожничал, когда братца ее на каждом шагу оскорблял.

– Я уже тогда знал, что смогу выйти сухим из воды и выкрутиться, – напомнил ей Гермес.

– А мне известно, что даже эта охотница не обойдется без меня, хотя в таком она и себе признаться не захочет.

Но Гермес ничего не успел сказать ей, потому что в тот самый момент появилась Гера. Она долго пыталась оставаться на Олимпе, но дело казалось слишком важным. Когда туда ворвалась в гневе Артемида и заявила, что какая-то незнакомка назвала ее мужичкой, Гера только про себя усмехнулась, решив, что это была правда, что же обижаться, если ты такая и есть, но Артемида, заметив это, не осталась у нее в долгу:

– Ты напрасно радуешься, о верности и семейном очаге она такое говорила, что ты бы уже чувств лишилась, конечно, если бы они у тебя вообще были.

Это было настоящей наглостью, но, скорее всего тоже правдой, и она решила, что потом ответит на эти дерзости Артемиде, а пока отправится-ка она туда, чтобы все услышать самой.

И отправилась. Успела Гера вовремя. Рядом с богиней любви (а это была она, Геру не обманешь), уже стояли Гермес, волшебница, неизвестно откуда взявшаяся и растерянная глупышка Амфитрита.

Гера возненавидела Афродиту с первого взгляда, понимая, что та не станет с ней церемонится, и ничего она не получит, кроме бесконечных хлопот и головной боли

– И чему мы обязаны такой встрече? – притворно усмехнулась Афродиты, – если сама Гера посетить нас решила, до тебя уже дошли слухи о моих гетерах. Но скажи мне, разве я не права, разве плохо, если появятся свободные женщины и они будут развлекать ваших глупых мужей, получая при этом удовольствие сами, если вы на это не способны.

Впервые за много веков Гера растерялась и не знала больше, что сказать. Это было чудовищно. Она ярилась, но понимала, что они все равно появятся, чтобы она не делала, будет только хуже для нее, как и с Алкидом, которого они, издеваясь над ней, называют Гераклом.

– Я буду бороться с тобой всегда и везде, ты всегда будешь встречать меня на своем пути, – твердила она.

– Ничего удивительного, Я бы поразилась, если бы ты бросилась ко мне в объятия.

Гермес смотрел на них с интересом, он знал, что Зевс будет расспрашивать его долго и подробно о том, что говорила каждая из них, и ему придется запомнить все их слова. Но Афродита уже стала прощаться с Герой, не заботясь о том, что никто бы не посмел так просто от нее отмахнуться, но она с первого дня была не такой как все, да и не собиралась становиться другой.

№№№№№

Гера удалилась ни с кем не прощаясь, никому больше не сказав ни слова. Цирцея еще осталась с Амфитритой, она говорила ей о том, что ждет их в грядущем.

– У Геры появилась самая грозная соперница, – говорила Цирцея, – она ни только, ни в чем не будет ей уступать, но и порядком жизнь попортит. Ей многое удастся из того, о чем иные и мечтать не могли. И она рассказала историю о яблоке, которое подарит им богиня раздора – это только одна из многих историй, а сколько их еще будет.

– Ты хочешь сказать, что нас ждут новые времена? – спрашивала ее Амфитрита

– Да, и совсем иные, – улыбнулась она.

А богиня вместе с Гермесом отправлюсь знакомиться с этим миром.

– Ты нажила уже себе врагинь, – говорил он по дороге, – осталось только с Афиной для полного порядка столкнуться и их будет уже три.

– Афина? – спросила его Афродита, – эта та, которая как родилась в латах, так и воюет без остановки, ну и компания у вас тут подобралась, и чем Вы все без меня только занимались.

№№№№№№

Афродита быстро поняла, что какие-то законы ей все-таки придется соблюдать. Когда ей в мужья назначили Гефеста, она не особенно противилась, какая разница – пусть он считается им. У богини любви не могло быть брака не по расчету, потому что после разговора с Герой она еще раз убедилась в том, что любовь и брак – это две вещи несовместимые. Когда Зевс сообщил о том, она сделала вид, что согласилась, но сразу же предупредила его, что если он не даст ей полную свободу и будет вмешиваться в ее дела, то она найдет, как ему отомстить.

– Хорошо, – согласился он, – ты можешь делать, что вздумается, но не смей делать из меня посмешище, иначе и я тебе отомщу, да еще как.

На этом они и заключили своеобразную сделку, вероятно, это был самый первый в мире брачный договор.

Он обещал, и нарушил свое обещание только однажды, когда Афродита нарушила свое, а он позже многих увидел, что страсть вспыхнула между ней и богом войны Аресом такая, что остановить ее не могли никакие доводы, и никакие силы. Стоило им только столкнуться, и они удалялись, исчезали, и забывали обо всем.

И однажды, когда она видела его и только пожала плечами, Гефест осуществил свою угрозу, он натянул заранее сетку в той комнате, где они должны были возлечь на ложе страсти. И когда они оказались в объятьях друг друга, то сетка в тот миг и упала на них, да так, что пошевелиться эти двое уже никак не могли. А он и на этом не успокоился, пока не заставил всех богов прийти туда и взглянуть на них.

Больше всех удивился Гермес, он не понимал, зачем брату его нужно было такое.

– Я хотел показать Вам богиню гетер, на которой вы могли женить только такого болвана, как я. Чтобы у вас не возникла сомнений в том, с кем и где она была, я и остановил это прекрасное мгновение.

Зло смотрела на него Гера. Но не унимался Гефест

– Матушка, а разве это не твой любимый сын, ведь ты его в строгости воспитывала, и привела все свои правила, только он оказался плохим учеником или ты его другому учила?

Многое могла вытерпеть Гера, но упреков сына, которого она с рождения терпеть не могла, ни за что.

– Тебе подарили ее, а ты только и можешь, что нищим и убогим прикидываться, да не только Арес, и любой смертный тебя обойдет, – говорила она.

Последнее слово осталось за ней, но он так привык к ее упрекам, что даже не обиделся, если обижаться на все, о чем говорит Гера, то вся жизнь, все бессмертие только на это и уйдет.

Но от этой странной любви и могли родиться только такие создания, как Фобос, наводивший ужас на всех и Эрот- бог влюбленных, который с первой минуты схватил стрелы и бил куда попало.

Но он не убивал людей и богов. Он дарил им влюбленность, и далеко не всегда она была взаимной. А уж когда забавлялся Эрот, то многим совсем плохо становилось. Все так запутывалось, такие беды от любви случались, что и сама Афродита начинала жалеть тех несчастных, которых сынок ее неугомонный ранил, иногда даже и смертельно.

№№№№№

Не зря в первый день ее появления так волновалась Амфитрита, ее муж вовсе не был похож на его легкомысленного и любвеобильного брата. Он влюбился в Афродиту всерьез и надолго. И хотя все делал для того, чтобы никто и уж тем более верная жена не заметила этой его любви, но когда Афродита попадала в очередную переделку, где бы он ни был, чтобы не делал, он все время за нее заступался, и тогда забывал об осторожности.