Читать книгу: «Интуицио», страница 2
3
– Так куда же мы все-таки летим?
Вертолет с изрядной скоростью устремился в юго-западном направлении, оставляя океан слева. Панорамный обзор из остекленной кабины, куда ни глянь, завораживал, и на мое обычное головокружение и впрямь не было ни намека.
– В Форт-Мид, недалеко от Вашингтона, – сказал Джексон.
– В АНБ?
Форт-Мид – это бывший армейский лагерь, известный тем, что там находится штаб-квартира Агентства национальной безопасности. Он прославился после того, как бывший агент ЦРУ по имени Эдвард Сноуден, ставший осведомителем, поведал всему миру, что агентство шпионило почти за всеми, включая предприятия и частных лиц в странах – союзниках Соединенных Штатов.
– Не совсем, но поблизости, на той же базе.
Вертолет в самом деле обогнул на порядочном расстоянии узнаваемое здание АНБ, огромный блокгауз из черного стекла, мелькавший на всех экранах мира во время знаменитого расследования, и приземлился наконец на участке, больше похожем на засаженный деревьями парк, чем на военную базу. Пилот выключил двигатель, и на борту воцарилась тишина. Коллинз, так ни разу и не посмотревший в мою сторону за время полета, открыл дверь, и мы вышли.
Чуть дальше, на опушке леса, на внушительных размеров деревянном щите, покрытом лаком, было написано белыми буквами:
Армия Соединенных Штатов
Форт-Мид
Запретная зона
Что могло привести агентов ФБР на военную базу?
Я проследовал за ними к небольшому строению посреди деревьев, которое скорее напоминало деревянную армейскую казарму, выкрашенную белой краской, нежели правительственное здание.
У меня вдруг возникло странное чувство, похожее на дежавю. Эта деревянная постройка… Чуть выгоревшая белая краска… Посреди леса…
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, откуда всплыл этот образ: в одном из моих детективов, в седьмом моем романе, герой был биологом, укрывавшимся в лесном домике, чтобы как следует изучить бесчисленные детали расследования, которое он пытался вести.
У меня всегда была сильная визуальная связь с написанным. Истории приходили мне в голову в виде очень реалистичных сцен, кадры буквально вставали перед глазами. Здание, перед которым мы находились, до странности походило на то, что я изобразил в этом романе.
– Мы на месте, – сказал Гленн Джексон.
Над нами нависло низкое небо, подбитое большими белыми облаками, но воздух был нежен и пах лесом, природой. Окружающую тишину нарушал разве что свист вертолетных лопастей, которые продолжали вхолостую вращаться вокруг своей оси.
Дверь домика открылась при нашем приближении, и на пороге появилась молодая женщина. Лет тридцати невысокая брюнетка с матовой кожей и голубыми глазами; очевидно, итальянского происхождения. Сначала мне показалось, что она чем-то озабочена или, скорее, опечалена, но ее глаза заблестели, когда она улыбнулась, встречая нас.
– Я Анна Сондерс, – представилась она, – руководитель проекта. Добро пожаловать в Форт-Мид.
«Проекта»? Но что за «проект»?
– Рад знакомству.
Мы вошли и расселись за круглым столом, окрашенным белой краской, как и стены. Под ногами заскрипел деревянный пол естественного цвета. О том, что мы не в охотничьей хижине, напоминали лишь несколько шкафов из усиленной серой стали. Внутри пахло кофе. Мне предложили чашку, но я отказался.
Дневной свет проникал в комнату сквозь венецианскую штору. Ее небрежно раздвинули, и ламели висели, словно сломанный веер.
Гленн Джексон первым взял слово, заговорив своим серьезным глубоким голосом. Его коллега скрестил руки на груди.
– Предлагаю кратко прояснить ситуацию. Мистер Фишер, вы, конечно, слышали о пожаре, который разрушил один из небоскребов Чикаго?
– Я только что вернулся из путешествия, но да, читал новости в самолете.
Джексон кивнул:
– Может быть, вам также известно, что еще один пожар произошел вчера в одном из зданий в Балтиморе?
– Да, в статье упоминалось об этом.
– В обоих случаях речь идет о поджогах, явно связанных между собой. И совершил их один и тот же человек.
Пока мы беседовали, коллега Джексона хранил молчание, не сводя взгляда, жесткого и тупого, с какой-то точки на столе. Анна Сондерс смотрела на нас с напряженным видом.
– Это дело, – продолжал Джексон, – на контроле ФБР, мы с Робертом у руля. Есть все причины полагать, что эти поджоги – всего лишь начало целой серии, так что у нас серьезная проблема: расследования подобных дел требуют времени, много времени, поскольку здания в момент обрушения погребают под тоннами обломков все следы преступления и modus operandi4 преступника.
– Сколько жертв?
– Мы узнаем об этом, только когда разберем завалы, – сказал Коллинз. – Риск того, что там могут оказаться люди, сильно замедляет работу. Мы не можем отправить туда бульдозеры…
– Очевидно, – добавил Джексон, – злой умысел поджигателя был направлен прежде всего на башни, а не на людей. Он взломал аудиосистему зданий и распространил приказ об эвакуации прежде, чем поджечь небоскребы… И потом еще эта музыка.
– Музыка? Преступник включил музыку перед пожаром?
– Да.
– Это странно, правда?
Коллинз пожал плечами.
– А… что за музыка? – спросил я.
Агенты ФБР обменялись взглядами.
– Ее пока не идентифицировали, но свидетели говорят, что это была какая-то тревожная старомодная мелодия.
– Воистину кругом одни ненормальные, – сказал я.
– Если бы не они, мы бы остались без работы, – произнес Коллинз отстраненным тоном.
Гленн Джексон улыбнулся. Анна Сондерс смерила его сумрачным взглядом. Я чувствовал, что она настороже.
– Кто-то выдвинул требования?
– Пока нет, но это обязательно случится, – ответил Коллинз. – Мерзавец, который это сделал, не спешит, само собой, для того чтобы усилить давление и шумиху.
– Кстати, – вмешался Джексон, – по поводу давления. Нам позвонил Барри Кантор. Знаете, кто это?
– Конечно.
Как я мог не знать? Советник президента, любимец СМИ. Тридцать пять лет, хорош собой, телегеничен до невозможности, красноречив и весьма харизматичен. Постоянно торчал в телевизоре, разъясняя политику Белого дома. Можно сколько угодно не соглашаться с линией, которую он проводил, одно несомненно: это была блестящая фигура на политической арене и все его уважали.
– Барри Кантор поделился с нами пожеланием президента: он хочет, чтобы параллельно расследованию…
– Погоди минуту, – перебил его Коллинз и повернулся ко мне, угрожающе сдвинув брови. – Мистер Фишер, – сказал он своим хриплым голосом, – мы намерены доверить вам конфиденциальную информацию. В обычное время ваша личность подверглась бы тщательному изучению в соответствии с протоколом, прежде чем мы посвятили бы вас в детали проекта. Но в связи с неотложностью дела и по требованию президента нам пришлось пренебречь процедурой. Однако предварительно мы вынуждены обязать вас сохранить в тайне все, что будет сказано или сделано в этой комнате. Ничего из того, что вы здесь услышите, не должно быть передано гласности, независимо от того, согласитесь вы участвовать в проекте или нет.
В его поведении я почувствовал некоторую агрессию, хотя еще ни о чем не просил и не спрашивал.
Все взгляды обратились на меня: суровый – Коллинза, ободряющий – Джексона и неоднозначный – Анны Сондерс, в котором, как мне показалось, сквозила тревога, но также, возможно, и надежда.
Что я терял, в конце концов? В любом случае мое любопытство было возбуждено до такой степени, что пути назад для меня просто не существовало.
– Я согласен.
Роберт Коллинз еще некоторое время не сводил с меня глаз, и у меня возникло неприятное чувство, что ему очень хотелось бы проверить мои слова. Затем он откинулся на спинку стула.
– Президент, – взял слово Джексон, – пристально следит за этим делом. Учитывая события, пережитые нашей страной в недавнем прошлом, история с рухнувшими небоскребами, очевидно, оказывает огромное эмоциональное воздействие на людей. Так что президент хочет, чтобы с этим делом было покончено в самые короткие сроки. Но, как уже было сказано, обычный подход здесь не годится, потому что сначала нужно расчистить завалы. Поэтому президент решил поручить Анне Сондерс миссию по установлению следующей цели преступника, для того чтобы помешать новым разрушениям. Она должна определить ее… своими методами, и для этого ей понадобитесь вы. Она сама объяснит вам, как именно.
Джексон замолчал, и наши взгляды обратились к молодой женщине.
Она замерла на несколько секунд, словно собираясь с мыслями. Тишина в комнате едва нарушалась легким шуршанием венецианской шторы, трепетавшей на сквозняке, и чириканьем птиц за окном.
Женщина выдержала паузу, затем медленно подняла голову и посмотрела на меня своими пронзительно-голубыми глазами; в ее взгляде, не лишенном некоторой беззащитности, в то же время чувствовался вызов. Анна воспользовалась тишиной как союзником: когда она начала говорить, все мое внимание было приковано к ее губам.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне выявить цель с помощью вашей интуиции.
Мне показалось, что я ослышался.
После того как я проделал всю эту дорогу в Форт-Мид в сопровождении агентов ФБР, я ожидал чего угодно, только не подобных нелепостей.
Я откашлялся:
– Моей интуиции?
Она продолжала смотреть на меня, не утруждая себя ни подтверждением сказанного, ни вообще каким бы то ни было ответом. Чего она добивалась? Хотела увидеть мою реакцию?
Я взглянул на Джексона, потом на Коллинза; те не сводили с меня глаз. Если бы мы не были на военной базе и если бы я был более знаменит, я решил бы, что это грандиозный телевизионный розыгрыш со скрытой камерой.
– Я не понимаю, чего вы от меня ждете… серьезно.
Она снова выдержала долгую паузу.
– Я посмотрела множество ваших телеинтервью, и ваши слова ясно дают понять, что вы человек, обладающий интуицией. Впрочем, вы сами об этом иногда говорите.
– Погодите… Да, мне случалось упомянуть, что у меня бывают верные предчувствия, но так все говорят, разве нет? Это просто фигура речи, художественный способ описать случайность.
Она продолжала молча изучать меня.
Я глубоко вздохнул:
– Я хочу сказать, что время от времени любому человеку может прийти в голову мысль, некое озарение, насчет того или иного события, и, если эта мысль подтверждается, люди говорят «я это предчувствовал». Но на самом деле всем понятно, что это чистое совпадение. Я, конечно, писатель, фантазер, но все же я твердо стою на ногах и как минимум рационален. В общем, все знают, что никаких предчувствий… не бывает.
Все трое по-прежнему смотрели на меня. Мне показалось, что во взгляде Коллинза мелькнуло нечто вроде уважения; Гленн Джексон едва заметно улыбался; Анна Сондерс сохраняла свой неизменно загадочный вид.
– Я не стану сейчас углубляться в детали, – сказала она, – замечу лишь, что предчувствие не только существует на самом деле, но мы еще и разработали методику, которая позволяет получить к нему доступ в любое время.
– Получить доступ к предчувствию?
Я снова спросил себя, не стал ли я жертвой розыгрыша.
– Вы все верно услышали.
Она выглядела более чем серьезно. Если все это была комедия, Анна Сондерс, несомненно, претендовала бы на «Оскар» за роль в ней.
– Но… объясните же, кто вы и где я?
– Мы представляем подразделение специальных исследований в этой области.
– И мы… на военной базе?
– Верно.
– Вы военнослужащая?
– Все детали – после того, как вы дадите согласие на сотрудничество с нами по этому делу.
– А у меня, наоборот, есть желание услышать больше подробностей от вас прямо сейчас, если вы хотите, чтобы я согласился…
Она снова уставилась на меня, затем обменялась взглядами с остальными:
– Вы должны понять, что эта лаборатория, как и само наше существование и существование нашего проекта, засекречены из соображений государственной безопасности, так что на данном этапе я не могу раскрыть вам всех карт. Спросите у меня, что вы хотите узнать, и я подумаю, можно ли поделиться с вами этой информацией.
«Из соображений государственной безопасности»? Как этот проект, связанный с предчувствиями, может иметь отношение к государственной безопасности?
– Хорошо… скажите мне в таком случае, что вы, именно вы, подразумеваете под «интуицией», чтобы я был совершенно уверен, что мы говорим об одном и том же.
Теперь игра пошла на ее площадке, и она ответила не раздумывая:
– Интуиция – это способность разума, позволяющая получать информацию, недоступную пяти человеческим чувствам: нечто такое, чего нельзя видеть, слышать, осязать, обонять и ощущать на вкус.
– «Недоступную пяти человеческим чувствам»?
– Именно так. Речь может идти о месте, объекте, человеке или даже событии. Это то, о чем ничего не известно, о чем нет никакой даже самой незначительной информации. Предчувствие позволяет нашему разуму собрать информацию такого рода.
Она замолчала, и вновь наступила пауза.
Я повторил про себя ее безумные слова, почти сомневаясь в том, что я сейчас слышал все это собственными ушами.
– «Собрать информацию»? Но каким образом? Щелкнув пальцами?
– Ну, некоторым образом…
– Но… это попросту невозможно.
Она явно не удивилась моему недоверию.
– У вас есть полное право так считать.
Ну да, за идиота меня держит.
Мне всегда казалось, что я человек достаточно открытый, с широкими взглядами, но я никогда не был наивным дурачком. Я не из тех, кто готов заглотить любую чушь.
– Что еще вы хотите узнать? – спросила она.
Я пожал плечами:
– Вы называете себя специалистами по предчувствиям… и вдруг просите о помощи неизвестно кого. Это выглядит не слишком логично.
На сей раз она явно смутилась. Ее взгляд на некоторое время расфокусировался, она едва заметно закусила губу, и мне показалось, что глаза женщины потемнели при воспоминаниях о какой-то пережитой ранее травме. Когда она снова посмотрела на меня, я прочитал в ее глазах едва сдерживаемый гнев.
– Наша команда провидцев погибла в аварии. У меня больше никого нет.
Я совершенно онемел.
Женщина резко добавила:
– Они все мертвы, ясно?
Эти слова она произнесла очень жестко, и я заподозрил, что она намеренно хотела меня шокировать.
– В нынешней ситуации, чтобы выполнить просьбу Белого дома, – продолжала она, – мне понадобился кто-то вроде вас. Этот выбор был не случайным. Я уже говорила, что изучала ваши интервью и знаю, что вы подходите.
Я сглотнул слюну.
«Команда погибла… Все мертвы». О боже, куда меня занесло? Я постарался выглядеть расслабленно.
– Вы говорите, что у вас больше никого нет… а как же вы сами?
Ярость, которую я только что видел в ее глазах, вспыхнула вновь. Ее губы чуть заметно подергивались.
– Я больше не в состоянии пользоваться своими способностями, – бросила она таким тоном, что у меня разом пропало желание спрашивать почему. На это, по всей вероятности, она и рассчитывала.
Гленн Джексон, очевидно, почувствовал растущее в воздухе напряжение; он прочистил горло и заерзал.
– Анна Сондерс предлагает вам овладеть этой секретной методикой на продвинутом уровне, – сказал он, улыбаясь, чтобы меня успокоить. – Позволю себе уточнить, что на ее разработку потребовались годы и годы исследований.
Я ничего не ответил.
– Думаю, вы не осознаете… На самом деле многие мечтали бы оказаться на вашем месте… Некоторые, особенно за границей, пошли бы даже на смерть, чтобы получить доступ к этой методике.
Поскольку я по-прежнему молчал, он добавил:
– Думаю, вы еще будете гордиться тем, что внесли свой вклад в поимку преступника. Уничтожив офисные башни и, возможно, человеческие жизни, посягнув на нашу экономическую систему, он подрывает устои нашего общества.
Я чувствовал, как на меня давят их ожидание и надежда.
– Мы могли бы обратиться к кому-нибудь другому, – продолжал он, – но обучение пройдет гораздо быстрее у того, кто обладает некоторыми способностями. А в этом деле на счету каждый час…
Я вежливо кивнул.
Все взгляды по-прежнему были прикованы ко мне.
На стеклах очков у Роберта Коллинза виднелись следы пальцев, ясно различимые в свете солнечного света, проникшего в комнату сквозь ламели небрежно задернутой шторы.
– Я так понимаю, ответ вам нужен сейчас?
– Да, – сказал Коллинз. – Барри Кантор перезвонит с минуты на минуту.
Мяч был на моей половине поля. Их объяснения в конечном счете заслуживали доверия. Тем не менее у меня была проблема. Серьезная. Я не верил в предчувствия. Я не верил в них потому, что считал попросту невозможным получать информацию относительно неизвестного места или объекта таким способом. В противном случае об этом бы уже все давно знали. Кроме того, меня беспокоила явная связь с армией. Я ни на секунду не мог представить себе, что военные способны одобрить эти дурацкие паранормальные опыты. Но как в таком случае объяснить, что наш разговор сейчас происходил в Форт-Миде? Что-то не сходилось.
– Мистер Фишер, – произнес Джексон. – Вы готовы пойти к нам на службу?
«Пойти на службу». Если бы они знали, что одной этой фразы достаточно, чтобы заставить меня отступить… Конечно, мне льстил, и даже очень, тот факт, что о сотрудничестве меня упрашивало ФБР, но мне-то от этого какая выгода? Что это может мне дать?
Безусловно, меня разбирало любопытство, я сгорал от желания узнать больше. Но также я держал в голове предстоящую телепередачу. Это был шанс, выпадающий раз в жизни. Я годами ждал чуда, которое сдвинет мою карьеру с мертвой точки и выведет меня на свет божий. И этот день наконец пришел. Пусть сам факт участия в передаче меня ужасал, я должен был это сделать во что бы то ни стало. Но мне нужно подготовиться к передаче наилучшим образом, иначе меня ждет провал… Так за каким чертом я стану приносить в жертву свою карьеру ради сотрудничества с ФБР, овладевая методом, в который я даже не верил?
– Сожалею, но я вынужден отказаться.
4
Через полтора часа я вернулся домой. На обратном пути, сначала в вертолете, затем в машине, меня сопровождал только Гленн Джексон.
Я попрощался с ним и открыл дверцу машины. Он протянул мне визитку.
– Если передумаете, – сказал он, соблюдая формальность, поскольку отлично понимал, что я не изменю своего решения.
Из вежливости я взял карточку.
Автомобиль двинулся прочь по улице, и, когда я увидел, как удаляются красные огоньки задних фар, я вдруг осознал, что уже стемнело.
По противоположной стороне тротуара шел незнакомец, изысканно одетый, с сумкой «Луи Виттон» в руке. Он напомнил мне приятелей Кристен, и у меня защемило сердце. Ее всегда окружали невероятно шикарные мужчины, которые все как один великолепно выглядели и очень дорого одевались. Совершенно не мой стиль. В любом случае соперничать с ними мне было не по средствам. У меня даже развилось нечто вроде комплекса неполноценности. Я был очень влюблен в Кристен, но не чувствовал себя частью ее мира, недотягивал до нее. Наши отношения не могли продлиться долго, я всегда это знал.
Внезапно начался проливной дождь и забарабанил по асфальту. Я бросил взгляд на прохожего, ускорившего шаг в своем прекрасном костюме. У него не было зонтика, и на какой-то миг я ощутил злорадное удовлетворение, но почти в ту же секунду пожал плечами, подивившись своей прискорбной никчемности.
Я поспешил зайти в дом. В зеркале у входа отразилось мое осунувшееся лицо.
Усевшись на диван, я взял на руки Аль-Капоне, чтобы не чувствовать себя таким одиноким.
В этот вечер, как часто бывало, я заснул довольно рано.
Меня разбудил свет восходящего солнца, который пробивался через шторы и падал на стену из красного кирпича, которая была расчерчена тенью от оконных решеток. И мне вдруг показалось, что я лежу в огромной клетке.
На меня тут же навалился страх. Всего пять дней…
На телефоне высветилось сообщение от Билла Кримсона, моего литературного агента, с информацией о встрече в конце дня по поводу медиатренинга. Время до этой встречи я решил посвятить поискам гардероба для съемок. Что-то шикарное, но в то же время неброское, достаточно оригинальное, чтобы выглядеть «из ряда вон», но при этом в хорошем вкусе, чтобы не вызывать раздражения. И непременно темное: те, кто пишет романы в жанре нуар, не носят светлого.
Я позавтракал в компании развалившегося на столе Аль-Капоне, каждую секунду угрожавшего перевернуть чашку с дымящимся кофе. Коты любят действовать на нервы тем, кто о них заботится.
Вчерашние события не выходили у меня из головы. Я не переставал спрашивать себя, правильно ли я поступил. Способность принимать решения никогда не являлась моей сильной стороной. Впрочем, мне всегда было свойственно долго сомневаться, взвешивать все за и против, стараясь учесть как можно больше параметров. Но вчера ФБР потребовало немедленного ответа, так что отказ представлялся мне единственно возможным, чтобы не дать им себя завербовать вот так запросто. Кстати, каждый раз, когда в моей жизни возникала ситуация, требующая быстрого решения, я предпочитал ничего не менять. Я всегда остерегался легких возможностей, которые могли бы обернуться тяжелыми последствиями. Наверно, именно поэтому моя жизнь в конце концов стала слишком упорядоченной, если не сказать довольно унылой.
Многие люди воображали, будто я наслаждаюсь необычной свободой, просто потому что я писатель и волен по собственному разумению располагать своим временем, отправляться в путешествия, ведь я сам себе хозяин. Так оно и было: да, я писал где хотел и когда хотел, ни перед кем не отчитываясь. Но истинная свобода не имеет к этому никакого отношения: истинная свобода суть та, которую мы допускаем для себя сами; она существует независимо ни от чего, это лишь способ воспринимать свое существование, прожить свою жизнь. Ты или свободен, или нет. Если ты свободен, то останешься таковым в любой ситуации. Чтобы это понять, достаточно всего лишь понаблюдать за людьми. Встречаются сдвинутые на правилах индивиды, которые не допускают никакого отклонения от нормы; перфекционисты, подвергающие себя страшному давлению каждый день и час, это совершенно одинокие люди, предъявляющие к своей жизни такие требования, каких им никогда бы не выставил самый властный тиран. И наоборот, я знавал людей, которые путали свободу со вседозволенностью и попадали в рабство к собственной лени, превращаясь в зомби на диване перед телевизором, неспособные воплотить в жизнь ни одной своей идеи, теряя зачастую всякое стремление реализовать в жизни хоть что-нибудь. Иные пускались в погоню за удовольствиями, скользя по самой кромке преисподней, на грани зависимости от сахара, алкоголя или секса. Были ли они действительно свободны? Мне приходилось знавать и тех, кто становился рабом чужого мнения о своей персоне. Такие люди запрещали себе выходить из дому, не побрившись или не вымыв голову с шампунем, раздеваться на пляже из-за лишнего веса или плакать в кинотеатре из страха прослыть «девчонкой»… Что до меня, мне удалось совершить парадоксальный подвиг и аккумулировать понемногу все эти странности. Нет, нам, простым смертным, нелегко быть по-настоящему свободными, отбросить прочь наши страхи и предрассудки, чтобы иметь возможность каждую минуту совершать жизненный выбор с точки зрения того, кто мы есть на самом деле и что действительно важно для нас в самой глубине души.
Я был полностью поглощен этими мыслями, когда пронзительный звонок домашнего телефона заставил меня подскочить на месте.
Я машинально встал, и вдруг в моей голове со скоростью молнии мелькнула неожиданная мысль: «Моя двоюродная сестра Дебора».
Я шел к аппарату и спрашивал себя, какого черта телефон заставил меня о ней вспомнить: Дебора уехала жить в Индию год назад и с тех пор практически не давала о себе вестей. Не существовало решительно ни одной причины, чтобы она позвонила именно сегодня.
– Алло?
– Привет, Тимоти!
Услышав слегка гнусавый голос кузины, я застыл у телефона с открытым ртом, обескураженный мыслью о том, что заранее знал, кто мне звонит. Эта мысль посетила меня совершенно ясно, почти как очевидность…
– Тимоти, это Дебора, ты меня слышишь?
– Да-да…
Она с энтузиазмом принялась рассказывать мне о своей новой жизни в Индии.
Еще когда Дебора только собиралась уезжать, она предложила мне составить ей на полгода компанию, пока к ней не присоединится ее муж.
– Поехали, это будет отличный опыт! – уговаривала она меня.
Я мог бы себе это позволить, но меня удержала перспектива оказаться в очаге эпидемий тифа, лихорадки денге и прочей жути вроде вируса чикунгунья.
– Представь, что мысль о тебе пришла мне в голову именно в тот момент, когда ты позвонила…
– Ничего удивительного, дорогой братец, мы же связаны…
Я не знал, что и думать, и когда разговор закончился, я все еще был взволнован случившимся. Образ Деборы возник в моем сознании ровно в тот момент, когда раздался телефонный звонок. Я не ожидал, что она позвонит, и у меня не было никакой возможности угадать, что это именно она… Но в конечном счете, каким бы удивительным ни было данное совпадение, какой из всего этого можно сделать вывод?
Когда я вывел машину из гаража, собираясь повернуть от дома налево, Линн, моя симпатичная рыженькая соседка, будто случайно вышла из своей квартиры. Она помахала рукой и сделала к моему автомобилю несколько шагов, как обычно, босиком. Я опустил переднее стекло со стороны пассажирского сиденья.
– Ну что, восстановился уже после Гавайев? – спросила она с лукавой улыбкой.
– Да, все хорошо.
Она преспокойно оперлась обоими локтями на ребро стекла и наклонилась, чтобы продолжить разговор, продемонстрировав свое декольте. Глупо, конечно, но я не смог удержаться, чтобы не бросить беглый взгляд на ее грудь, на что она, разумеется, и рассчитывала.
– У тебя очень усталый вид, и это еще слабо сказано. Заходи вечерком, выпьем чего-нибудь бодрящего. У меня на сегодня нет никаких планов, это было бы мило.
– Занят, к сожалению, – солгал я.
Шопинг оказался делом непростым. Я обошел все бутики местного молла, но так и не смог найти ничего подходящего для великого дня. У меня не было никаких определенных мыслей насчет того, что именно мне нужно, так что все свелось к прочесыванию магазинов наудачу. Это могло занять немало времени.
– Поставьте подпись в защиту планеты!
Девушка, которая окликнула меня с широкой улыбкой, была частью группы протестующих, одетых в желтые, бросавшиеся в глаза посреди торгового центра футболки.
– Это петиция против методов текстильной промышленности, – заявила девушка. – Она на втором месте по степени загрязнения планеты после нефтяной индустрии. При производстве тканей вырабатывается больше углекислого газа, чем от всего воздушного и морского транспорта, вместе взятого.
На большом плакате протестующих было наглядно показано, как во всем мире люди покупают все больше и больше одежды, а промышленность, в свою очередь, производит все менее качественные, быстро изнашивающиеся ткани, при этом некоторые бренды, чтобы побудить покупателей чаще менять наряды, выпускают до двадцати четырех коллекций в год. Средний американец, согласно статистике, покупает шестнадцать килограммов одежды ежегодно – своеобразный рекорд.
– Для производства одной пары джинсов из хлопковой ткани требуется семь с половиной тысяч литров воды, – сказала мне девушка. – Это столько же, сколько человек выпивает за семь лет.
– Остается надеяться на синтетические ткани, – ответил я.
Она покачала головой:
– При каждой стирке синтетика выделяет микрочастицы пластика, которые смываются водой. Ежегодно пятьсот тысяч тонн микрочастиц пластика попадает в океан. Это эквивалент пятидесяти миллиардов пластиковых бутылок.
Кипя от возмущения, я подписал петицию.
Последние бутики, куда я зашел, к сожалению, не смогли предложить мне идеального костюма, и я покинул торговый центр ни с чем.
Едва я отъехал, как почувствовал, что машину повело в сторону с каким-то странным шумом. О нет, прошу, только не сейчас! У меня не было ни времени, ни средств, чтобы устранять поломку. Я включил сигнальные огни, припарковался ниже по улице, намереваясь посмотреть под капотом, в чем дело.
Но этого не потребовалось: переднее левое колесо оказалось спущено. Больше десяти лет за рулем без единого прокола, когда-нибудь это должно было случиться.
Конечно, у меня был где-то домкрат и запасное колесо… И я их нашел-таки в специальном углублении под ковриком в багажнике. По части сделать что-нибудь своими руками все мои навыки ограничивались тем, что я мог повесить на стену картину, при условии что она не слишком тяжелая, а стена при этом не особенно твердая. А тут мне предстояло решить задачку по механике…
Никакой инструкции по эксплуатации к домкрату не прилагалось. Хорошо, не будем суетиться и сконцентрируемся, это не должно быть слишком сложно.
Я опустился на колени возле колеса, переживая, что нахожусь со стороны дороги, и наклонился к асфальту в поисках надежной опоры, чтобы поставить домкрат. Как нарочно, начался дождь. Какого черта…
Кое-как установив домкрат, я принялся качать. О чудо! Машина поднялась. Когда колесо оказалось достаточно высоко, чтобы его можно было свободно вращать, я взял ключ и принялся откручивать болты.
Какой-то юный негодяй проехал мимо по луже, окатив меня ледяной водой.
Я вцепился в ключ, изо всех сил пытаясь открутить первый болт, однако он не поддавался. Я согнулся от напряжения, но тут ключ выскользнул из моей руки, и я растянулся на асфальте, больно ударившись при падении ребрами. В ту же секунду я вскочил на ноги, опасаясь, как бы меня не раздавили.
Я совершенно вымок, по лицу текли струи дождя. Я снова взялся за болт.
Ничего не выходило, он оставался неподвижен. Вот дьявол, ну не вызывать же мне аварийную службу из-за простого колеса…
– А ну-ка в сторону!
Я вздрогнул от неожиданности и обернулся.
– Дайте-ка я попробую, – сказал мужчина, наклонившись над моим колесом.
Я слышал о типах, которые кидаются вам на помощь, когда где-нибудь в городе случается авария, а потом требуют чудовищные суммы денег за оказанные услуги, запугивая и угрожая.
– Спасибо, я справлюсь без вашей помощи, – ответил я сухо.
Но мужчина не обратил внимания на мои слова и завладел гаечным ключом прежде, чем я успел отреагировать.
– Дайте сюда! – крикнул я.
Однако он продолжал орудовать ключом.
Я внутренне сжался.
Мужчина был совершенно седым, лет семидесяти пяти, не меньше, но это ничего не значило: мошенники не выходят на пенсию.
Незнакомец явно имел опыт в подобных делах. Он заменил колесо буквально в несколько минут и вернул мне гаечный ключ, успев насквозь промокнуть и перепачкать руки.
Я не без осторожности достал бумажник, чтобы отблагодарить своего спасителя, но с удивлением обнаружил, что тот уже развернулся и пошел прочь.
– Постойте…
– Все в порядке…
– Но я бы хотел отблагодарить вас…
– Абсолютно не за что, – ответил он, подходя к своей машине, которая стояла с включенной аварийкой сразу за моей.
