Читать книгу: «Музыканты, вершившие историю. Как связаны великие композиторы с репрессиями, масонами и революциями», страница 2
Кто бы мог подумать, что именно музыкант итальянского происхождения сможет лучше всех понять тонкости французского языка и положить их на музыку? Тем не менее подвиг дался Люлли. В то время он создавал как минимум один балет в год и несколько военных опер, которые очень нравились королю. Любимой была «Атис», одна из немногих опер, в которой монарх напевал несколько мелодий. Пролог показывал Людовика XIV от момента отъезда на войну до времени возвращения с поля боя и воспевал его славу. И снова Люлли захватил королевское воображение. Король отождествлял себя с героем, узнавая в разворачивающейся перед ним опере свой собственный мир. Равнодушный к любви, Атис представал во всем величии. В образе Кибелы сюзерен угадывал королеву, а в нимфе Сагариде – свою любовницу, госпожу де Ментенон.
Люлли позволял себе все, что душа пожелает, мог говорить и делать, что заблагорассудится. Он научился использовать Людовика XIV, поскольку находился у него на службе. Чтобы упрочить свою власть, Люлли не хватало только дворянского титула.
В течение нескольких лет он выдавал себя за аристократа, но большинство людей при дворе было не так просто провести. Все знали о его происхождении, итальянских корнях и о том, что он сын обыкновенного мельника. Положить конец саркастическим замечаниям можно было единственным способом: стать личным секретарем короля. Должность позволяла ему получить прямой доступ к социальному рангу, к которому он так стремился. Нужно было не только дождаться, пока один из советников умрет и освободит место, но и убедить государя. Посвящение пришло к Люлли в 1681 году, через четыре дня после Рождества. Он получил право купить должность личного секретаря за сумму в 600 000 ливров. Несмотря на противодействие многих советников короля, в придачу к своему имени Люлли обрел частицу «де», превратившись в месье де Люлли. Отныне сын флорентийского дворянина стал равен вельможам.
Благодаря Людовику XIV Люлли блистал за пределами Франции. Несколько стран хотели поближе познакомиться с человеком, который так нравился Королю-Солнцу. Они даже просили о личной встрече с музыкантом, чтобы воспользоваться его наукой и методами. За несколько лет до этого английский композитор Хамфри, которому тогда было семнадцать лет, был отправлен королем Англии во Францию для обучения у Люлли. Муффат, немец савойского происхождения, также шесть лет провел в Париже, чтобы научиться играть балеты во французском стиле. Партитуры Люлли распространялись в Европе. В Голландии издатели были заинтригованы репертуаром, который любил Людовик XIV. Так, в Амстердаме один издатель напечатал либретто опер, музыку к которым написал Люлли. Другой предоставил в распоряжение музыкантов все партитуры Люлли, которые только смог найти, начиная с того дня, когда флорентиец начал работать на французского короля.
При нескольких немецких дворах люди разоряли себя вечеринками и фейерверками в подражание Версалю. Также там внимательно следили за французским музыкальным репертуаром. В 1684 году «Психея» Люлли была исполнена в оригинальной форме, с танцами и машинами, по случаю бракосочетания принца Бранденбургского с принцессой Ганноверской. Другие немецкие дворы просили переложить его трагедии на музыку. Каждый раз оперы публиковались на французском языке, а для публики в нескольких словах кратко излагалось драматическое действие на немецком. Таким образом, все могли понять, что в музыке прославлялся король Людовик XIV.
Люлли царствовал почти тридцать лет. Но в январе 1685 года с Люлли произошел скандал, который вверг его в немилость, оказавшуюся роковой. Вечером 8 января Людовик XIV присутствовал на премьере последней оперы Люлли с куда меньшим восторгом, чем обычно. Он получил письмо, в котором сообщалось, что у Люлли роман с одним из его пажей, тринадцатилетним мальчиком. Факты серьезные: музыканта обвиняли в неподобающем поведении под крышей короля. При дворе слух распространился в считанные часы, и эта история никого не удивила. Дурная слава Люлли была хорошо известна. Он давно слыл откровенным распутником. Он часто посещал некоторых гомосексуалистов при дворе, в рядах которых были личности, очень близкие к Людовику XIV, включая его родного брата. Но на сей раз король решил не замалчивать эту историю. Люлли избежал тюрьмы, но не позора.
Заговоры против него разгорелись с новой силой. Многие при дворе так и не смирились с тем, что он смог стать одним из них.
Они цинично продолжали называть его Батистом, для них он всегда оставался простым слугой и ремесленником. Религиозные представители двора воспользовались интригой, чтобы напасть на композитора. В Версале они теперь обладали значительной властью, поскольку госпожа де Ментенон, бывшая очень набожной, стала тайной женой монарха.
Люлли остался на своем посту, но чувствовал себя все более одиноким. Он ждал, когда взгляд короля снова упадет на него. В феврале 1686 года он надеялся, что король услышит его последнюю музыкальную трагедию «Армида». Но Людовик XIV отказался слушать ее в Версале. Несколько отрывков произведения прозвучали при дворе только в личных покоях жены дофина. Монарх на мероприятии не присутствовал. Самый известный шедевр Люлли король так и не увидел. Музыканту не оставалось ничего другого, как выразить свое отчаяние в посвящении, адресованном Людовику XIV: «Что толку, Сир, что я приложил столько усилий, чтобы предложить вам эти новые концерты? Ваше Величество не был расположен их слушать и не хотел извлечь из них никакого другого удовольствия, кроме как отдать на развлечение народа. Только вам, Сир, я хочу посвящать все произведения моего гения». Люлли еще не знал, что больше никогда не предстанет перед королем.
Осенью 1686 года король заболел. Это был свищ, от которого Людовик XIV страдал несколько недель. Через три месяца в честь его выздоровления почти во всех церквях королевства зазвучали «Те Deum». Люлли не хотел упустить возможность напомнить о себе Людовику XIV. Он организовал собственный «Te Deum» с большой помпой и за свой счет. Он написал это произведение десятью годами ранее для крещения старшего сына, крестным которого был Людовик XIV. Но для выздоровления короля она должна звучать, как ему казалось, еще более торжественно.
Исполнение «Te Deum» за здравие короля состоялось 8 января 1687 года в церкви ордена фельянов на улице Сент-Оноре. Около ста хористов и пятьдесят инструменталистов занимали места в оркестре. Любовь парижан к Люлли не ослабевала. Он по-прежнему очаровывал. Уже в десять часов утра десятки людей пришли, чтобы занять свои места, хотя церемония была назначена только на поздний вечер. На алтарь было возложено две короны, украшенные драгоценными камнями. Люстры и жирандоли освещали церковь. В этот день Люлли использовал трость, чтобы отбивать такт, а также, вероятно, чтобы лучше обозначить свое рвение. Он ходил взад и вперед, энергично жестикулируя. Проявлял ли он нетерпение или раздражение? Мы не знаем. Факт остается фактом: трость с силой ударялась об пол, в пылу Люлли не заметил, как попал себе по ноге. Его пронзила боль. Трость почти проткнула плоть. Было только одно решение: обратиться к врачу. Через несколько часов ему порекомендовали ампутировать мизинец. В прошлом блестящий танцор, Люлли больше всего на свете беспокоился о своих ногах и потому отказался.
Несмотря на «Те Deum» в честь короля, Люлли был лишен своего театра в начале 1687 года. Людовик XIV также потребовал, чтобы он покинул Пале-Рояль вместе со своей труппой. Прошло несколько недель, и на ноге начала развиваться гангрена. Композитору предложили согласиться на ампутацию стопы, а затем и всей ноги. Были проведены консультации с лучшими хирургами Парижа. Но Люлли снова отказался. В марте 1687 года, в смертный час, в дом композитора пришел священник. Он объяснил, что соборует Люлли только в том случае, если тот покается в своей скандальной жизни. Он был вынужден сжечь партитуру музыкальной трагедии, которую писал, «Ахилл и Поликсена», чтобы показать, что сожалеет обо всех прошлых операх. Священник также потребовал, чтобы Люлли никогда больше не сочинял опер. Он должен был поклясться прекратить все в тот же день. Люлли пообещал отказаться от оперы и посвятить себя только молитвам Богу. К нему в комнату пригласили родственников и членов прихода. Он просил прощения за совершенные им скандальные преступления. Он указал на ящик, где хранилась партитура «Ахилла и Поликсены».
Исповедник забрал ее с собой.
Может ли такой человек, как Люлли, пристрастный к провокациям и распутству на протяжении всей своей жизни, легко покаяться? Скорее всего, нет. Выздоровев, Люлли имел неосторожность признаться своим приятелям, что хранил копию партитуры под матрасом. Вновь прикованный к постели, Люлли написал последнюю арию под названием «Время умирать, грешник, время умирать», канон в пяти голосах. Эта работа, образец благочестия, позволила ему в очередной раз скрыть свою истинную натуру. Ария на самом деле являлась пастишем гораздо более светского канона, с вольнодумными текстами…
Люлли умер в своем загородном поместье, в Мадлен де Ла Виль-л’Эвек (недалеко от нынешней улицы Буасси-д’Англас в Париже), чуть позже семи часов утра 22 марта 1687 года, в возрасте пятидесяти пяти лет. Три недели спустя советники короля организовали церемонию, чтобы почтить память своего коллеги. Людовик XIV не присутствовал ни на похоронах, ни на чествовании.
Люлли умер, так и не вернув расположение короля и даже не увидев государя снова.
Театрам снова разрешили играть музыку без уплаты гонорара ставленнику Людовика XIV.
Тридцатилетняя дружба с французским королем оставила свой след. Легенда гласит, что в конце жизни, в возрасте семидесяти шести лет, Людовик XIV по памяти напевал арию из «Балета наслаждений», менуэта Люлли, в котором танцевал шестьдесят лет назад.
Иоганн Себастьян Бах. По стопам Лютера
1685–1750
Лидер Реформации XVI века Лютер стал инициатором одного из величайших религиозных и культурных скандалов в истории. Потрясения, вызванные преобразованиями, привели к Тридцатилетней войне. Тень Лютера сопровождала Баха на протяжении всей жизни. Более половины его произведений, включая двести кантат, были написаны для лютеранской церкви. Приверженец этой веры, Бах сочинил одни из самых прекрасных музыкальных творений, когда-либо созданных человеком.
Церковь в Айзенахе, в кантоне Тюрингия. Здесь Бах познакомился с Лютером. С разницей в два столетия они были здесь хористами. В этой церкви Бах открыл для себя орган – свой любимый инструмент. Лютер проповедовал там после того, как был отлучен от церкви Папой. В детстве они посещали одну и ту же латинскую школу. Когда Бах поступил туда в возрасте семи лет, над ним сразу нависла тень Лютера. Музыка, особенно пение, занимала центральное место в преподавании. Затем шли чтение, письмо и арифметика, далее – естественные науки, латынь, греческий и история. Для Лютера музыка стала средством сделать библейские тексты более выразительными. Она позволяла голосу Евангелия проникать в глубины человеческого сердца. Именно это укрепило Баха в выборе жизненного пути. Юный Иоганн Себастьян знал, что посвятит свое творчество славе Божьей.
Двумя столетиями ранее в замке Вартбург, возвышающемся над городом, немецкий монах по имени Мартин Лютер положил начало Реформации, надеясь навсегда изменить отношение людей к вере и человеку.
Реальная власть находилась в Риме, где Папа имел огромное влияние на религиозные, политические и культурные вопросы. Лютер не желал переворачивать порядок вещей. Он лишь хотел реформировать церковь и приблизить людей к Богу. Но, доказывая, что через музыку любой верующий может обращаться напрямую к Творцу, приглашая верующих молиться на немецком, языке повседневной жизни, он бросил вызов авторитету Папы и всему тому, что отстаивала католическая церковь. Лютер был отлучен от церкви в 1521 году.
Широкоплечий монах с выступающим вперед подбородком прибыл в Айзенах. Под защитой курфюрста Саксонии, запертый в маленькой комнате в замке Вартбург, Лютер за два месяца перевел Библию на немецкий. Прежде Библию читали только на греческом или латинском языках. Лютер также сочинял хоралы – священные мелодии, сопровождавшие литургии. Вскоре вся община могла исполнять их во время мессы, а орган аккомпанировал верующим. Легко петь и легко запоминать, хорал был идеальной формой для поддержки намерений Лютера. В течение нескольких десятилетий сформировался свод работ. В новой церкви было собрано несколько сотен сборников. К тому времени, когда Бах открыл для себя Лютера, уже существовало пять тысяч хоралов, написанных реформатором и его последователями. Бах почитал Лютера практически до одержимости.
В старой городской церкви Мюльхаузена, расположенной к северу от Айзенаха, раздавались призрачные звуки органа. Бах был сосредоточен, он сидел с суровым выражением лица и смотрел прямо перед собой. Его тело не двигалось. Как и округлые руки над клавиатурой. Они едва поднимались. Только последняя фаланга пальцев скользила по клавишам. В апреле 1707 года Бах, пылкий молодой человек двадцати двух лет, исполнил одну из первых церковных кантат, основанную на семи стихах Лютера. Слова были взяты из одного из самых ранних хоралов эпохи Реформации. Бах надеялся получить должность городского органиста, которая была вакантна уже несколько недель. Он положил на музыку гимн «Christ lag in Todesbanden» («Христос лежал в узах смерти»).
Первые ноты сразу же погружали слушателя во мрак перед воскресением Христа.
В музыке Бах впервые говорил о смерти, используя пронзительный хроматизм при каждом упоминании о ней. Позже в партитуре скрипки в унисон объявляли о пришествии Христа. Это была его первая попытка проиллюстрировать рассказ в музыке. Она лилась из него естественно, будто бы вытекала из источника. Появлялась первая мелодическая линия, затем поднимался другой голос, повторяющий те же ноты, транспонированные на другие ноты. Техникой контрапункта Бах овладел в совершенстве. Казалось, что через переплетение голосов говорил сам Господь. Музыка Баха была одновременно сложна и естественна.
Он накапливал музыкальные знания с детства с почти научной строгостью. Его упорство не вызывало сомнений.
Дома у одного из его старших братьев была книга, полная клавирных работ великих мастеров своего времени, но хранилась она в шкафу с решетчатыми дверцами. Только это не остановило Иоганна Себастьяна. Своими маленькими руками он свернул страницы и вытащил их одну за другой через прутья. В течение нескольких недель, после наступления темноты, пока члены семьи спали, Бах при свете луны переписывал книгу, нота за нотой. Через несколько месяцев сокровище оказалось в его руках. Не тогда ли зародилось его неисчерпаемое музыкальное воображение? Позже, будучи подростком, Бах отправлялся слушать Букстехуде и других великих органистов того времени, несмотря на то что для этого нужно было пройти триста километров по каменистым дорогам. Объем знаний подготовил Иоганна Себастьяна Баха к жизни.
Большего членам городского совета Мюльхаузена и не требовалось. Когда они впервые услышали Баха в 1707 году, знали ли они, что имеют дело с мастером композиции, который с легкостью справлялся с фугой и контрапунктом? Неизвестно. Но неудивительно, что счастливый кандидат получил работу органиста в главной церкви города.
Каждое воскресенье Бах садился за орган, чтобы голос Господа был слышен верующим. Слово Божье – это не текст, настаивал Лютер, оно переводится в звуки, которые волнуют слушателей.
Верующие знали репертуар с самого нежного возраста. Стоило мелодии зазвучать, как слова вспоминались сами собой. В сочинительстве Бах применял доктрину Лютера. Для него не имело значения, если прихожане не видели внутренней сложности музыки; главное, чтобы каждый верующий мог с легкостью ее исполнить.
Но довольны были не все. Некоторых возмущал его органный аккомпанемент. Музыкант вводил странные вариации и неожиданные аккорды. Он нарушал устоявшиеся привычки. Его призывали к порядку. Советовали не спешить, переходя от одной модуляции к другой, и не быть чересчур экспрессивным в музыкальных комментариях. В Мюльхаузене это вызывало множество дискуссий. Некоторые предпочитали придерживаться традиционного, простого и аскетичного, пения, которое не мешало размышлениям. Но как долго мог сдерживать себя такой музыкант, как Бах? Ситуация не могла длиться вечно. На карту была поставлена его репутация. Его карьера только начиналась. Спустя всего год после приезда он без сожаления покинул пост, будучи уверенным, что в другом месте получит значительно больше свободы.
Он нашел кое-что получше: должность органиста при Веймарском дворе. За сумму в 150 флоринов, вдвое превышающую зарплату в Мюльхаузене, Бах начал служить под люстрами дворца. В его распоряжении был небольшой замковый орган, чьи педальные клавиши он высоко оценил. Но прежде всего он мог работать с Веймарским оркестром, состоявшим из четырнадцати музыкантов, и экспериментировать с новыми стилями. Он навел справки, и оказалось, что принц Вильгельм был ревностным лютеранином. Так что он был уверен в себе и стоял на твердой почве. За восемь лет, проведенных в Веймаре, он составил «Маленькую органную книгу» с сорока пятью хоралами, соответствующими определенному моменту литургического года, от Рождества до Адвента. Этого было достаточно, чтобы сопровождать верующего на протяжении всей жизни. Прошло восемь лет, Бах покинул Веймар и получил должность капельмейстера в Кётене. Но затем он переехал в Лейпциг, центр лютеранской веры, который не покидал до самой смерти. В прекрасный майский день 1723 года в полдень четыре повозки с мебелью прибыли в Лейпциг. Через два часа Бах и его семья вступили во владение отремонтированной квартирой в школе Святого Томаса.
Ему отвели левое крыло, три этажа, с первого по третий, рядом с аудиториями и общежитием для учеников. Бах был единогласно избран на должность кантора в крупнейшей церкви Лейпцига. Он должен был сочинять музыку для воскресных служб и праздников. В обязанности также входило обучать латыни пятьдесят детей, находящихся на его попечении. Делал он это с неохотой. Он думал только о находящемся в его распоряжении прекрасном и мощном органе. Также Бах должен был водить детей в церковь каждый четверг в семь часов утра и заставлять их репетировать музыку для воскресенья.
В мае он подписал контракт, согласно которому обязался обеспечить музыку, что «побудит слушателей к благочестию». Ему советовали не писать слишком театрально:
«Герр Бах, пообещайте нам, что не будете излишне украшать фиоритурами кантаты, которые вам придется сочинять для служб». В первый год работы в Лейпциге он предложил полный цикл хоралов, основанных на мелодиях и текстах Лютера. Расхождения возникали только тогда, когда тексты были спорными. Например, когда вместо поминального звона слышался колокольный. В течение первых пяти лет жизни в Лейпциге Бах сочинял по одной кантате в неделю и одновременно писал мотеты, пассионы (страсти), оратории, клавесинную, органную и оркестровую музыку.
Каждый вечер после наступления темноты Бах заходил в свой кабинет, предназначенный для сочинительства, большую комнату на втором этаже. Он закрывал дверь, садился в кожаное кресло, клал перед собой на стол чистый лист бумаги, брал перо и чертил по линейке нотный стан. Затем заполнял страницы нотами. Он выводил их плавным и округлым почерком.
Себя он считал не творцом, а слугой, не художником, а ремесленником. Каждая незавершенная работа оставляла у него горький привкус. Он чувствовал необходимость закончить начатое с той же настоятельностью, что и найти нужный аккорд.
Бах доверял работе больше, чем вдохновению. По его мнению, отсутствие мастерства не позволяло ему приблизиться к божественному совершенству. Бах скромно считал, что сделать то, что он, не так уж и сложно. Он повторял: «То, чего я достиг трудом и усердием, сможет любой, имеющий немного природной склонности и мастерства». Неужели он до конца не осознавал, на что способен? Не путал ли он гениальность с прилежанием? В этом и заключается сила исключительных людей: позволить нам думать, что они похожи на простых смертных.
Во главе своей партитуры он написал три буквы:
«S. D. G.» («Soli Deo Gloria»), ставя свои произведения под знак единственной божественной славы. Пока речь шла о произведениях для Бога, все новшества приветствовались. В своей библиотеке он благочестиво хранил основополагающие тексты Реформатора. Ни романов, ни стихов, ни путеводителей, но около двадцати томов трудов Лютера и несколько больших Библий. При свечах Бах проводил целые вечера, подчеркивая, дописывая и аннотируя страницы. Собственные комментарии он делал черными или красными чернилами. Так, на одной из книг он написал: «Прекрасные немецкие труды покойного доктора Лютера». А на другой отметил: «Музыка – это не только иллюстрация, но и сама характеристика богослужения». Иногда он исправлял типографские опечатки…
В начале 1727 года в Лейпциге вера Баха была непоколебима. Кантор исполнил свой последний мотет – музыкальный жанр, которому придал исключительное значение. В песне «Singet dem Herrn ein neues Lied» («Пойте Господу новую песнь») музыкальное оформление было идеальным. Два хора стояли друг напротив друга в церкви Святого Фомы: четыре певца на одной стороне, четыре – на другой. С самого первого такта один хор провозгласил «Singet» как убеждение, а другой хор поддержал его ритмически, через мелизмы и вокализы. Два хора должны были звучать как один. Техника была проста, но в руках такого мастера, как Бах, действовала великолепно. Голоса начинали из одной точки, расходились, переплетались, а затем идеально сливались воедино. Во взрыве виртуозности и полифонического богатства Бах объединил две грозные фуги, которыми так хорошо владел. Пятьдесят лет спустя, слушая этот мотет во время поездки в Лейпциг, потрясенный Моцарт воскликнул: «Впервые в жизни я чему-то учусь!» Но Бах не слепо следовал за Лютером. В Лейпциге месса могла длиться более четырех часов. Как показать возвышающее видение веры? Он варьировал формы, предпочитая открывать свои кантаты то в яркой манере с рожками и трубами, то в более задумчивой, вплетая звучание струнных. Иногда он придумывал воображаемый диалог между христианской душой и Христом или между агнцем и пастырем, чтобы подчеркнуть ценность библейских текстов. В Лейпциге Бах написал 150 кантат.
Идея передавалась не только текстами, но и тонким письмом для инструментов. Подобно изображениям на витражах церкви, сами инструменты отражали сцену литургии: трубы возвещали о Воскрешении, гобои – о пасторальном сюжете Рождества, а скрипка с серьезностью сопровождала последние мгновения Христа. Бах использовал хроматизм для изображения снятия с креста и быстрые трели для обозначения уходящей жизни.
Каждое воскресенье с высокой трибуны он заставлял орган звучать так, как ему хотелось. Этот инструмент – голос его духовной жизни. Через звучание органа он воплощал свои мысли.
В хоральной фантазии BWV 651 «Komm, heiliger Geist, Herre Gott» («Приди, Святой Дух») басовая партия органа исполняла гимн, написанный Лютером двести лет назад ко Дню Святой Троицы. На партитуре, в левом верхнем углу, над первым нотным станом, Бах написал слово «Фантазия» своим элегантным округлым почерком. Это слово почти не встречается в других его произведениях. Вступление было похоже на импровизацию, с педалью на ноте фа и шестнадцатыми нотами в правой руке, затем в левой. Ноты лились так, как будто Бах не мог сдержать разыгравшееся воображение. Арпеджио использовалось для повествования о Святом Духе. А в конце произведения появлялся новый мотив в шестнадцатых нотах, который повторялся в последующих тактах, как бы иллюстрируя слова «Аллилуйя, аллилуйя!».
Расположившись на деревянных скамьях, прихожане слушали. Воспринимали ли они сложность мысли, заложенной в музыке? Значительно проще отметить талант Баха как органиста. Жители Лейпцига стекались в церковь Святого Фомы в надежде услышать виртуозную игру Баха, взглянуть, как его пальцы пробегают по клавишам. Бах не жалел усилий, варьируя темы и орнаментируя бассо континуо. В 1730-х годах он даже начал писать большую торжественную мессу, Мессу си минор. Он завершил ее незадолго до смерти, двадцать шесть лет спустя. Отрекся бы Бах от лютеранской веры? Нет, потому что лютеранское богослужение принимает основные обряды католической литургии. Лютер позволил сохранить латинский язык для молитвы, известной как Kyrie, а также для Gloria и Sanctus, когда они были положены на музыку в честь больших праздников. На закате жизни, когда Бах составил музыкальное завещание, казалось, что речь в нем идет о вселенской церкви, выходящей за рамки лютеранской и католической. Тогда он в последний раз взял в руки перо и нанес на бумагу последние ноты. Его рука не дрожала, но движения выдавали слабость человека, чувствующего, что жизнь вскоре закончится. Ноты стояли не на своих местах на нотном стане и были исправлены буквами. На партитуре встречались ошибки и чернильные пятна.
