Читать книгу: «Харка, сын вождя», страница 3
Счастливчик
В то утро, когда на стойбище Сыновей Большой Медведицы обрушился ураган и им пришлось на несколько часов отложить выступление в поход, в пещере на склоне скалы происходило нечто странное.
Глубоко в недрах горы, в кромешной тьме, изнемогая от духоты, боролся за свою жизнь человек. Его кожаные куртка и штаны, босые ноги и волосы были мокрыми. Он сидел в выемке почти вертикального ответвления пещеры и лихорадочно на ощупь изучал свое крайне неудобное укрытие. Голова его гудела от оглушительного шума воды, которая чуть ниже, всего в нескольких метрах от него, со страшной силой неслась по пустотам горы. Он только что каким-то чудом вырвался из лап этого смертоносного подземного потока. Ему еще самому было непонятно, как это могло случиться, но он уже немного пришел в себя. У него все болело: голова, плечи, колени. Вода играла с ним, как с мячиком, била его о стены, швыряла в бездны. Ружье, шляпу и нож он потерял, зажигалка намокла. У него не осталось ничего, кроме собственной шкуры и мокрой одежды. И это в темном чреве горы, притом что он не имел ни малейшего представления, как из нее выбраться!
Он заставил себя дышать спокойно и попытался обдумать свое положение.
Вода унесла его вниз, значит отверстие, через которое он проник в пещеру, находится где-то над ним. Прямым путем, вверх по руслу водопада, ему туда уже не вернуться. Ничего не оставалось, как попробовать вскарабкаться чуть выше и посмотреть, нет ли там какого-нибудь бокового ответвления. Перспективы, конечно, далеко не радужные, к тому же он очень устал, но и пищи у него не было, и если в нем еще теплилась хоть крохотная искра надежды, то он должен немедленно отправляться в этот опасный путь. От жажды он уж точно не умрет: воды он наглотался впрок.
Он снова принялся руками и босыми ногами ощупывать камни, потом медленно, осторожно, цепляясь за трещины и выступы в стене, двинулся вверх. Этот способ передвижения был необычайно утомительным. Он уже не понимал, день сейчас или ночь и сколько времени прошло с тех пор, как он начал свое восхождение. Трудно было судить и о том, сколько метров ему уже удалось преодолеть. Но то, что усилия его не напрасны, он не сомневался. Русло становилось все более пологим, и двигаться вперед ему было все легче.
Это придавало ему силы. Стиснув зубы, он карабкался вверх. Неожиданно оказавшись на развилине, он растерялся и не знал, в какую сторону двигаться. В конце концов он принял естественное решение: выбрал более широкий и удобный ход. Терзаемый страхом, что этот путь приведет его в тупик, он полз все дальше и дальше. Сердце его колотилось, пот струился по телу ручьями.
Вдруг надежда вспыхнула в нем с такой силой, что это было больше похоже на испуг: ему показалось, что он увидел впереди слабый проблеск света; он даже на секунду закрыл глаза ладонью, а потом вновь стал всматриваться во тьму, желая убедиться, что ему не померещилось. Нет, он не ошибся. В неясном мерцании он увидел камни и свою собственную руку. Он уже готов был броситься вперед, насколько позволяла узость прохода, но у него словно отнялись ноги: то, что он увидел, был не дневной свет, а отблеск огня. Огонь в пещере!..
Застыв на месте, он неотрывно смотрел на загадочный свет. Ему показалось, что он слышит какой-то звук. Человек? Возможно ли такое? Он затаил дыхание.
И вот они стоят лицом к лицу.
Он увидел два пальца, державшие горящую щепку, а в дрожащем свете – лицо. Лицо мужчины. С ножом в руке. Пока он не мог понять, старого или молодого. Тот был изумлен не меньше, чем он.
– Разрази меня гром! Черт побери! – произнес его визави.
– Черт побери! – эхом откликнулся он.
Голоса в пещере звучали зловеще.
– Три тысячи чертей!.. Откуда ты взялся, глиста черноволосая?
– Из воды, приятель. Как отсюда выбраться?
– Очень просто. Если я захочу тебя выпустить.
Щепка погасла. Тьма в пещере стала еще черней.
– А почему бы тебе не выпустить меня отсюда?
– А на кой черт мне тебя выпускать отсюда, ищейка вонючая, крыса пещерная, мокрая курица?
Громкий резкий голос в темноте звучал еще более угрожающе. И не предвещал ничего хорошего.
– Я не знал, что это твоя пещера.
– Теперь знаешь. Что ты тут искал?
– Искал? Ничего.
– Не ври, каналья! Или тебе жить надоело? Золото – вот что ты искал! Где оно у тебя?
– У меня ничего нет! Ничего!
– Где ты его нашел?
– Я ничего не нашел…
– Ну погоди! Я тебя научу говорить правду! Прощай! Я ухожу. Только не вздумай увязаться за мной. Это будет стоить тебе жизни. Стой там, где стоишь, и подыхай поскорей. Приятных сновидений!
Судя по звукам, он и в самом деле направился прочь.
– Постой! Постой, приятель! Не будь таким жестоким! У меня ничего нет, я ничего не видел, я все скажу, я все сделаю!
– Ну и болван же ты! Пошли! Ты мне все расскажешь!
– Расскажу, расскажу!
В ответ послышался ехидный смех.
– Ладно, пошли, мокрая курица!
Они гуськом двинулись вперед, то ползком, то на четвереньках. Путь был длинным, очень длинным. Наконец впереди забрезжил свет. Дневной свет! Мокрая Курица испустил радостный вопль.
– Заткни пасть, идиот! В лесу индейцы!
– Знаю. Молчу. Благодарю тебя, Господи!
– Мне плевать, благодаришь ты Господа или нет, но, если ты не хочешь сейчас же отправиться к черту в преисподнюю, прикуси язык.
Мокрая Курица вылез из пещеры, вход в которую был скрыт корнями и ветвями деревьев, и в изнеможении повалился на землю. Почувствовав на себе недобрый взгляд своего спутника, он вздрогнул.
– Хорош, ничего не скажешь! – презрительно произнес тот. – Ты сейчас похож на бизона, с которого содрали шкуру. Говори, что ты тут искал?
– Золото! – ответил Мокрая Курица со слезами страха и злости. – Но из этого ничего не вышло.
– Золото! А кто тебя приглашал сюда искать золото, а?
– Ах, у нас прошел слух… Да и торговля моя шла плохо.
– Что за торговля?
– Меха и бренди.
– Вот и сидел бы за своим прилавком! Это как раз для таких придурков, как ты. Где ты посеял свои зубы, а?
– В Миннесоте, сэр, у индейцев дакота. В прошлом году.
– Какой я тебе сэр, болван!
Мокрая Курица, немного успокоившись, сел и посмотрел на собеседника. Тот оказался молодым парнем, лет двадцати трех, и имел скуластое обветренное лицо. Резкие складки у губ придавали ему злобное выражение. Мокрая Курица решил не доверяться ему и быть с ним начеку. Не хватало ему после всех этих злоключений в пещере напоследок еще и лишиться жизни.
– У нас там пошли разговоры, – продолжил он. – Никто толком ничего не знал… Слышали только, что где-то у Черных холмов кто-то что-то нашел, но никто ничего не видел. А тут это проклятое восстание дакота в прошлом году! Мне и лавку разгромили, и зубы выбили… Ну, я и подумал…
– Да-да, ты подумал: а вдруг здешние индейцы – приветливые ребята? Могу тебя порадовать, дружок: они заключили договор, по которому эти земли навсегда поступают в их владение, и, если ты им попадешься на глаза с твоей белой рожей, они тебя сначала помучают всласть, а потом без зазрения совести зажарят живьем. А твой скальп будет болтаться на шесте.
– А я не собираюсь попадаться им на глаза.
– Собираешься ты или не собираешься – ты уже почти был в их лапах. Куда ты дел свои сапоги?
– Сапоги?
– Не прикидывайся идиотом, я этого не люблю. Я от этого становлюсь еще злее. Ты топал в них там, внизу, по лесу, как слон, и оставил роскошные следы.
– Следы?.. – испуганно переспросил Мокрая Курица.
– Да, милый мой, настоящие слоновьи следы. А потом ты полез в пещеру, верно?
– Да…
– И тебе там никто не встретился? Кроме меня?
– Встретился…
– Счастье твое, что ты честно признался. Ну и как прошла встреча?
– Я и сам толком не понял. Страшно вспомнить!.. Я попытался вскарабкаться наверх вдоль водопада и свалился в воду. Я цеплялся за все, что попадалось под руку, и вдруг в темноте схватился за чью-то руку. А этот тип вовсе не горел желанием полететь вниз вместе со мной и дал мне на прощанье хорошего пинка, так что я плюхнулся обратно в воду и пошел считать камни…
– Хм. Недурно. А главное – смешно! Ха-ха! Во всяком случае, от души советую тебе как можно скорее исчезнуть из этих мест. Беги, дружок! И не просто беги, а со скоростью мустанга!
– Не знаю, найду ли я теперь свою лошадь.
– Зато я знаю. Потому что ее нашел я. Так вот ты сейчас сядешь на нее и поскачешь отсюда, и если появишься в этих лесах еще хоть раз, считай, что ты труп! Понял? Это моя кормушка!
– Понял. Твоя кормушка.
– Как видишь, я соображаю лучше тебя, согласен?
– Да.
– Ну так вот слушайся меня. Я отдаю тебе твою лошадь – мне эта дохлая кляча не нужна, – и ты убираешься ко всем чертям. Как тебя зовут?
– Бен.
– Подсказать тебе настоящий бизнес?
Бен вздохнул и с благодарностью посмотрел на него.
– Езжай на Найобрэру и открывай там лавку. У тамошних мест большое будущее. А я позабочусь о первых клиентах для тебя, чтобы ты поскорей опять встал на ноги. Порох и свинец – вот чем тебе нужно торговать. И водкой. Тогда к тебе потянутся охотники, а потом и индейцы. Значит, будут и меха.
– Как – индейцы?..
– Ты – идиот, я тебе уже это говорил. Рыскать по их прериям и лесам, вынюхивая их секреты, когда они сами голодают, – это самоубийство. Во всяком случае, для тебя. А продавать им порох и свинец…
– Да, да, да, верно! Но… все это для меня как-то… слишком быстро…
– У меня всегда все быстро, и в жизни, и в смерти. Запомни это. Ну так что, ты согласен?
– Я попробую.
– Ты понял, болван, как выгодно дружить со мной?
– Понял!
– Твое счастье! Пошли.
Еще ошалевший, Бен потащился за своим новым другом по лесу. Это был долгий и утомительный путь. От усталости Бен то и дело спотыкался и падал. Он уже успел разменять пятый десяток, и его силы даже в обычных условиях не шли ни в какое сравнение с выносливостью этого молодого рыжего парня. Когда они наконец добрались до лошадей, Бен сразу же открыл седельную сумку и жадно накинулся на свой неприкосновенный запас – кусок вяленого мяса.
– Я великодушно оставил это тебе, – насмешливо сказал Рыжий. – А теперь проваливай!
– У меня нет оружия…
– А мне плевать. Нечего было его терять. Вперед! И до конца жизни забудь даже думать о Черных холмах, ты меня понял?
– Понял.
Бен сел на лошадь и осторожно поехал в лес, чтобы потом через прерию покинуть эти места, двигаясь на юго-восток. Он промерз до костей в своей мокрой одежде, но в голове у него было только одно: поскорее скрыться от этого человека. И в то же время тот вселял в него такой страх, что в глубине души он твердо решил открыть на Найобрэре лавку, которая ему там зачем-то понадобилась. С таким пройдохой лучше не портить отношения… К тому же, возможно, там, на Найобрэре, он и в самом деле снова разбогатеет, причем с меньшим риском, чем в этой проклятой пещере с ее темными лабиринтами и свирепыми водопадами.
Его рыжий спутник тем временем влез на дерево и, увидев, что Бен действительно пустил лошадь в галоп, рассмеялся.
– Болван! – повторил он. – Золото найдет только один счастливчик, и этот счастливчик – я.
Он вернулся к своей лошади, съел, не разводя костра, остатки своей охотничьей добычи и лег рядом с лошадью поспать часок-другой. Проснувшись – ровно через столько времени, сколько он сам себе отвел на отдых, – он не огорчился, что уже стемнело. Его планам это не могло помешать. Зная, что Сыновья Большой Медведицы ушли со своими вигвамами, он без опасения направился к лесному склону, где находился вход в пещеру, которым воспользовались Маттотаупа и Харка. Он тоже спустился вниз с помощью лассо и осторожно вошел в пещеру. На ощупь продвигаясь вперед, он слышал нарастающий шум водопада, который чуть не угробил Бена. Добравшись до подземного потока, он сел на землю и высек огонь, чтобы как следует осмотреться. Все внимание его было приковано к боковому ответвлению пещеры по правую руку, из которого низвергался поток.
– Проклятье! Чтоб я сдох! – сказал он сам себе. – Три тысячи чертей! Это единственное, чего он мне не рассказал, этот недоумок: зачем ему приспичило лезть именно вверх, откуда идет вода? Что-то тут не то…
Он еще раз внимательно осмотрел стены.
– Нет, вскарабкаться наверх именно здесь – это никому не под силу, даже мне, Рыжему Джиму. На кой черт они все пришли сюда – и краснокожие, и эта Мокрая Курица? Именно сюда?.. Что-то тут не так, но никак не пойму, в чем тут фокус, чтоб мне сдохнуть! И эта Мокрая Курица тоже не знал секрета, иначе не полетел бы вверх тормашками ко всем чертям…
Огонь погас.
– Ладно, на сегодня всё. Надо придумать что-то другое. Изловчиться как-то иначе. Но это мои владения, и я никого к ним не подпущу. Это говорю я, Рыжий Джим! – прибавил он, зло сверкнув глазами.
Он вернулся к лошади и поспал еще час.
Утром Рыжий Джим выехал на опушку леса и осмотрел все еще отчетливые следы, которые оставили Сыновья Большой Медведицы, покидая стойбище. Щурясь на солнце, он еще раз порадовался своей ловкости, с которой так лихо спровадил отсюда Беззубого Бена. Он не сомневался, что этот торговец, контрабандист, золотоискатель и кем ему там еще довелось быть в своей жизни, будет слушаться его, Рыжего Джима. Идея с магазином на Найобрэре была импровизацией, но пришла ему в голову не случайно. Когда он скакал к Черным холмам, он с досадой отметил, что в пограничных землях ему не попалось на пути ни одной лавки, в которой можно было бы разжиться всем необходимым для его опасной экспедиции. А такой предприимчивый малый, как Бен, мог бы наладить здесь торговлю. Главное – чтобы он не зарывался и действовал осмотрительно. Но охота к самостоятельным приключениям, похоже, у него прошла.
Такой властью, какую он возымел над Беном, он пользовался еще мальчишкой в отношениях со своими сверстниками, будучи шустрым, сообразительным, ловким и бессовестным, из-за чего они все его и боялись. Он лишний раз порадовался своей злой силе, но его по-прежнему мучила досада, что он так ничего и не нашел ни в пещере, ни в речном песке. Ни зернышка, ни пылинки золота! А ведь, по слухам, в этих местах сокрыты несметные сокровища, и он хотел стать первым, кто их отыщет. И он станет первым! Только он один. Теперь это – его владения.
Придя к такому обнадеживающему решению, он вдруг сделал нечто, что, казалось, не имело никакого отношения к его заветным мыслям: не спеша поехал по следу, оставленному Сыновьями Большой Медведицы.
Враждебные соседи
Второй день Сыновья Большой Медведицы шли на юг. Харка ехал на своем пегом мустанге, то и дело оглядывая прерию. Но все помыслы его были устремлены вперед, на юг, к новым землям, в которых его братья надеялись найти бизонов и наконец утолить голод. Все молчали, занятые своими мыслями и наблюдениями. Высоко в небе кружил орел. Около полудня на горизонте проступили очертания Скалистых гор, увенчанных снежными коронами, сверкающими на ярком солнце.
До захода солнца индейцы проделали путь длиной в пятьдесят семь километров. Красота заката, залившего небо и прерию багровым пламенем, мало заботила измученных переходом людей. Поеживаясь от холода, поднявшегося от земли с наступлением темноты, они быстро, ловкими привычными движениями установили тридцать вигвамов.
Дети, завернутые в шкуры, тотчас же уснули и проснулись, лишь когда на востоке вновь засияло солнце во всей своей утренней красе. Лагерь и в этот раз был разбит рядом с небольшим водоемом, и утром выяснилось, что на берегу есть два удобных места для купания. К одному из них направились женщины, к другому – мужчины. Харка очень огорчился, увидев, что ручей даже сейчас, весной, мелок и в нем невозможно плавать. Летом он, наверное, совсем пересохнет. Они с Харпстенной вдоволь набарахтались и набрызгались в воде, а после купания растерлись песком и намазались медвежьим жиром, который смягчал кожу и делал ее эластичной и невосприимчивой к солнцу, ветру и холоду. На завтрак они получили по куску волчатины. Мясо оказалось невкусным, но это было все же лучше, чем ничего.
До выступления в путь оставалось еще немного времени. Бабушка Унчида сидела у очага и разбирала травы, найденные ею на берегу ручья, объясняя детям целебные свойства растений. Эта трава, говорила она, заживляет открытые раны, а вот эта разглаживает шрамы. Уинона слушала очень внимательно, ведь она хотела когда-нибудь стать такой же почитаемой знахаркой, как бабушка. Харке это занятие скоро наскучило.
– Ты думаешь, что нашим воинам скоро понадобятся эти целебные травы, чтобы залечивать раны? – спросил он Унчиду.
– Ты читаешь мои мысли, Харка, Убивший Волка, – ответила та. – Мы идем туда, где в полдень солнце стоит в зените. Там живут пауни, враги племени дакота. Они тоже охотятся на бизонов, и, если мы встретимся с ними, нашим мужчинам придется сражаться.
– Мой отец сказал, что земли дакота простираются до великой реки и у пауни нет права переходить ее!
– Так говорят вожди и воины дакота. Вожди и воины пауни думают иначе…
Унчида не успела договорить: в вигвам вошла мать Харки. У нее был взволнованный вид. Она сообщила, что разведчики обнаружили вблизи лагеря чужие следы. Харка тотчас выбежал из вигвама, чтобы узнать подробности.
Он увидел, что Маттотаупа и Солнечный Дождь стоят перед вигвамом шамана Хавандшиты. Солнечный Дождь что-то говорил Маттотаупе, словно стараясь убедить его в чем-то до того, как они войдут внутрь и начнется совет. Но тот, судя по всему, сомневался в его правоте. В конце концов они прервали разговор и вошли в вигвам.
Харка в нерешительности застыл на месте, не зная, вернуться ли ему в вигвам или поискать Четана, чтобы вместе с ним проведать Молодых Собак. Но тот вдруг сам словно вырос из-под земли.
– Что ты стоишь тут, как бизон, потерявший свое стадо? – воскликнул он.
– Они держат совет в вигваме Хавандшиты.
– О чем, не знаешь?
– Наверное, о следах.
– И что ты об этом думаешь?
– Наши разведчики обнаружили следы. Что я могу думать, если я даже не видел этих следов? Сначала мне надо их увидеть, а потом уже думать о них.
– Хау. Хочешь, я покажу тебе эти следы?
– Да!
Харка весь напрягся, как тетива в руках воина.
– Идем!
Они бегом отправились в прерию. У своего осиротевшего вигвама стоял Шонка и смотрел им вслед.
Четану и Харке не пришлось далеко бежать. Метрах в трехстах от лагеря был один из тех плоских холмов, которыми изобилует прерия, и на его пологом склоне, на границе со следующим холмом, Четан показал Харке один из замеченных следов. Харка долго молчал, изучая след. Он понимал, что друг проверяет его навыки следопыта. Четан терпеливо ждал.
– Примятые стебли уже немного распрямились, – произнес наконец Харка. – Но только чуть-чуть. Большинство из них вялые и слабые после зимы. Здесь в траве лежал человек. И он был очень осторожен: ложась и вставая, он почти не оставил следов. Но, поднимаясь на ноги, он двигался быстрее и не так осторожно. Видишь этот неглубокий след ноги у кустика травы в песке? Это не босая нога, а носок мокасина. След свежий, у него еще четкие очертания. Это был индеец, и он ушел недавно, только под утро. Может, ему пришлось быстро скрыться. Вы его не видели?
– Нет, – ответил Четан подавленным голосом, почти виновато. – Мы не видели ни его, ни его спутника. Возможно, их было даже трое. Они, скорее всего, прошли мимо нас почти до самого лагеря, а когда мы увидели чужие следы и пошли назад, они тоже вернулись. И опять прошли мимо нас, и мы не заметили их. Но мне кажется, они тоже нас не видели. Наверное, один из них тоже обнаружил наши следы, и мы дважды проморгали друг друга.
– Это смешно и стыдно! Значит, мы не знаем, из какого племени эти индейцы?
– Нет, но эти неизвестные воины должны были увидеть, что наши вигвамы – это вигвамы племени дакота.
– Может, это тоже были дакота, а может, шайенны, – задумчиво произнес Харка, все еще глядя на след.
– Дакота, или шайенны, или пауни – мы этого не знаем.
– А кто-нибудь пошел по их следам?
– Их следы оборвались, а поиски потребовали бы много времени. Поэтому мой отец пошел к вигвамам, чтобы обсудить все с вождем военного времени. Наши разведчики, сменившие моего отца, Шонку и меня, прошли дальше на юг и наблюдают за прерией. От них пока нет вестей.
– Если бы чужие разведчики принадлежали к одному из племен дакота, они бы сразу пришли к нашим вигвамам, как только поняли бы, что мы тоже дакота, – продолжал рассуждать вслух Харка.
Дакота делились на семь групп – «семь костров совета племени», – которые, в свою очередь, состояли из множества маленьких племен, что было обусловлено образом жизни охотников. Сыновья Большой Медведицы принадлежали к жившим на западе тетон-дакота, а именно – к группе оглала.
– Даже если это были дакота – может, они сначала решили сообщить о нас своему вождю, прежде чем открыто появиться у нас.
– Не думаю, – возразил Харка. – Наверное, это были пауни.
– Пауни – трусливые койоты! – презрительно произнес Четан. – Они живут на реке Платт. Вряд ли они отважились бы уйти так далеко на север, в земли дакота!
– Может, они тоже голодают.
– Раз мы не видели в пути ни одного бизона, значит они должны быть на Платте и у пауни есть мясо.
– Откуда ты знаешь? Бизоны ничего не «должны». Кто им может приказать?
– Голод, который и нас гонит на поиски пищи. Но к чему спорить? Следы нам ничего не дали. Я мало что знаю, ты знаешь не больше. Время очень скоро нас рассудит. Ясно одно: здесь только что были чужие воины.
– Они пришли пешком, а не приехали на лошадях, значит находятся еще где-то близко, как бы быстро они ни ходили.
Харка умолк, увидев, что из вигвама шамана вышли Маттотаупа и Солнечный Дождь. Вождь подозвал еще двух воинов, Старую Антилопу и Ворона, и вместе с ними и младшим вождем направился к своему типи. Это давало Харке возможность послушать, что будет сказано на предстоящем совете. Из отцовского вигвама его могли выдворить лишь в особом случае.
Он проворно обошел вигвам, стараясь не привлекать к себе внимание взрослых, и, прошмыгнув внутрь еще до прихода воинов, подсел к матери, бабушке, Уиноне и Харпстенне. Это был не торжественный совет. Мужчины набили табаком короткие трубки, значит совещание вряд ли затянется надолго.
– Вы знаете, о чем пойдет речь, – начал Маттотаупа. – Мы предполагаем, что это были разведчики племени пауни. Если эти пронырливые брехливые собаки появились здесь, они нападут на нас.
– Они умоются собственной кровью, а их скальпы будут висеть на шестах перед нашими вигвамами! – хвастливо заявил Старая Антилопа.
Маттотаупа бросил на него суровый взгляд, ибо тот нарушил обычай, согласно которому наименее уважаемому участнику совещания не подобает первым отвечать вождю. Старая Антилопа пристыженно опустил глаза.
– Мы должны быть готовы к битве, – сказал Ворон. – Возможно, эти вонючие крысы, не признающие закона предков, захотят наброситься на нас, прежде чем будет вырыт топор войны. Если они рыщут вокруг, в наших землях, значит знают, что и мы не пожалеем стрелы для любого из них, стоит ему только попасться нам на глаза.
– Это верно, – согласился Старая Антилопа. – Если мы встретим пауни, говорить будут не языки, а стрелы и копья. Но я спрашиваю тебя, вождь Маттотаупа: что нам делать – ждать врагов здесь, в лагере, или идти дальше?
– Мы пойдем дальше! – гневно воскликнул Ворон. – Разве мы не на своей земле, не на земле дакота? Неужели мы станем прятаться от шайки наглых койотов, даже не зная наверняка, они ли это? Разве это достойно Сыновей Большой Медведицы?
Старая Антилопа нахмурился.
– Ты слишком скор на слова, Ворон, – возразил он. – Маттотаупа, что думает шаман? Ты говорил с ним?
– Да, – ответил Маттотаупа, – Солнечный Дождь и я говорили с Хавандшитой. Он советует идти дальше, разослав в разные стороны разведчиков.
– А что думаешь ты сам, Маттотаупа? Если мы пойдем дальше, в дороге наши женщины и дети будут более уязвимы, чем в вигвамах.
Слово взял Солнечный Дождь.
– У нас достаточно воинов, чтобы защитить женщин и детей. Мне не терпится наказать пауни, если они и в самом деле дерзнули прийти в наши прерии. Отправимся дальше!
Все были согласны с ним. Все горели желанием как следует проучить пауни, если те посмеют появиться.
– Итак, мы идем дальше, – произнес Маттотаупа.
Старая Антилопа покинул вигвам, чтобы во всеуслышание объявить о принятом решении.
Маттотаупа тем временем назначил шестерых разведчиков: троих всадников для скорости и троих пеших, которым было легче прятаться. Солнечный Дождь, Четан и Шонка должны были нести дозор пешком, а Ворон, его старший сын и еще один воин поскакали на лошадях.
Унчида первой отвязала полог вигвама, и женщины принялись разбирать жилища. Дрозды, постоянные спутники лошадиного табуна, вспорхнули и разлетелись, когда юноши и девушки пришли за лошадьми. Вместе с тремя разведчиками, которые уже сменили ночной караул, в дозоре теперь находилось целых девять человек. Такие необычные меры предосторожности принимались лишь в опасных ситуациях.
Вскоре после того, как затрепетал на ветру полог первого вигвама, индейцы покинули лагерь. Все были охвачены напряженным ожиданием. Воины достали из колчанов и держали наготове сразу по две-три стрелы, чтобы не терять ни секунды, если покажется враг. Время от времени кто-нибудь из них поигрывал пращой, сделанной из согнутой в кольцо ивовой ветки с прикрепленным к ней овальным камнем. Удар в голову такой летучей дубинкой был смертельным. Харка пока не вынимал стрелы из колчана. Иметь боевые стрелы с зазубренными наконечниками ему еще не полагалось. Да и не пристало ему делать вид, будто он умеет сражаться как воин. Но он был исполнен решимости сразиться с врагами, если те попытаются напасть на женщин и детей. Мальчик держался ближе к матери и сестре, ехавшим на одной лошади.
Не прошло и получаса, как послышались тревожные сигналы разведчиков. Условлено было, что в случае опасности они используют определенные коленца из песенки дрозда, которые не могли насторожить врага. Но они подавали другие сигналы. Это означало, что им было уже не до осторожности. Сигналы быстро приближались. Разведчики поспешно возвращались. Харка напряженно вслушивался в эти звуки, поглядывая на отца, выделявшегося среди других воинов величественным обликом. Маттотаупа отдавал приказы. Никто уже не сомневался, что предстояла битва.
Наконец на низком холме показался Солнечный Дождь. Было видно, что он тяжело дышит, значит он бежал наперегонки со смертью. Младший вождь знаками предупредил о надвигающейся опасности: к колонне стремительно приближался отряд численностью более шестидесяти всадников. Едва Солнечный Дождь успел передать это беззвучное сообщение, как отовсюду опять послышались крики разведчиков, со всех ног спешивших назад, чтобы занять свое место в боевом строю. Харка различил новый звук, еще пока далекий, но не оставлявший никаких сомнений: то был топот множества копыт.
По приказу вождя женщины рядом с собой усадили детей к себе на лошадей и отцепили волокуши. Лучше потерять жилище и утварь, чем жизнь. Без домашнего скарба женщины с детьми в случае опасности могли ускакать прочь. Неприкосновенный запас вяленого бизоньего мяса и сушеных кореньев и ягод они носили на поясе в кожаных мешках.
Топот копыт нарастал с угрожающей быстротой. В прерии мустанги развивали наибольшую скорость. Харка смотрел на запад, откуда доносился этот шум. Наконец на гребне холма появились чужие всадники. Они скакали, рассыпавшись в цепь. До них было еще далеко, но зоркие глаза охотников уже различали контуры врагов и видели, как те угрожающе потрясают копьями. Из лука их пока было не достать.
И вдруг произошло нечто страшное и трагическое. Раздался какой-то треск и грохот – какой-то зловещий звук, которого Харка никогда в жизни не слышал. Его мать схватилась за грудь и как бы отшатнулась, выронив поводья. Харка поспешил к ней, чтобы поддержать. Но она, уже мертвая, с застывшим взглядом, повалилась ему на руки. Он, не в силах удержать ее, спрыгнул с лошади и в последний момент поймал ее безжизненное тело, смягчив его удар об землю. За тот короткий миг, который потребовался, чтобы уложить ее на траву, Харка на всю жизнь запомнил это страшное зрелище: тонкую струйку крови из груди матери и ее побелевшее, еще молодое красивое лицо.
Уинона громко крикнула и тоже попыталась спрыгнуть с лошади, но он запретил ей это и велел не отставать от женщин. Затем вновь вскочил на коня. Его глаза горели, но были сухими. Опять раздался тот же оглушительный треск, что-то свистнуло у него над головой.
– Мацавакен! Мацавакен! Священное Железо! – крикнул Солнечный Дождь.
Харка испугался, но его переполняла безграничная, страшная ненависть к врагам, убившим его мать. Он посмотрел на отца и других воинов, которым предстояло отомстить за нее.
Враги тем временем приблизились на расстояние полета стрелы. Сыновья Большой Медведицы тоже вытянулись в цепь. Противники уже хорошо видели друг друга. Сорока двум воинам дакота предстояло сразиться с шестьюдесятью семью пауни. Надо было следить за тем, чтобы враг, имея численное превосходство, не окружил их.
Харка неотрывно смотрел на врагов. На них, как и на дакота, были лишь кожаные пояса. Смазанная жиром кожа блестела на солнце. Яркая боевая раскраска придавала лицам свирепость. Головы пауни, в отличие от дакота, носивших длинные волосы, были обриты наголо; только на затылке вызывающе торчал клок волос, как бы дразня врага. Некоторые вражеские всадники уже целились из луков, другие потрясали копьями.
Харка поискал глазами вражеского вождя и быстро узнал его по орлиным перьям на затылке и смертоносному оружию, которым тот убил его мать. Это была длинная трубка с большой деревянной ручкой. Харка заметил, как тот палочкой что-то засунул в трубку. Мальчик впервые видел огнестрельное оружие – ружье, заряжавшееся через ствол.
– Хи-юп-юп-юп-хи-яааа! – ответил Маттотаупа на выстрел вождя пауни боевым кличем дакота.
Сыновья Большой Медведицы подхватили клич, и он пронесся над прерией, как горячий ветер. Враги откликнулись пронзительными воплями, и крики столкнулись двумя волнами. В этот оглушительный хор вступили отчаянным лаем собаки.
– Эй, вы! Трусливые вонючие койоты! – крикнул Солнечный Дождь, заглушая рев голосов. – Не думайте, что испугали нас своим мацавакеном! Вы способны воевать только с женщинами! Идите к нам! Мы покажем вам, как сражаются мужчины!
– Грязные оглала! – ответил вождь пауни. – Убирайтесь туда, откуда пришли, или мы покажем вам обратную дорогу! Ваши скальпы украсят наши шесты, а вы забьетесь в свои норы и будете скулить, как щенки!
Вслед за этим вновь поднялся невообразимый гвалт. Воины старались криками подбодрить себя и запугать противника.
Вождь пауни снова зарядил ружье и собирался прицелиться. Но Маттотаупа галопом помчался на него.
