Читать книгу: «Живая: Принцесса ночи», страница 15

Надеюсь, видит, подумала Зоя. А потом убрала руку с мечом. Пальцы Паломы разжались, она навзничь рухнула на песок.

Зоя уперлась локтями в песок позади себя и, напрягшись, вытащила меч из насыпи. Затем перехватила лезвие двумя пальцами, словно боялась пораниться (какое бы это теперь имело значение!) и осторожно потянула. Ремни на груди ослабли, стык двух частей на ее туловище пошел трещиной, и клинок без труда вышел наружу. Девушка выдохнула, бросила черный меч на землю, улыбаясь: какая огромная заноза! Потом перевела взгляд на бок: слава Богине, никакой новой трещины, меч прошел ровно там, где уже однажды король сидов пробил дыру. Но рана все же была, пусть и на старом месте, теперь она вскрылась заново. Зоя смотрела на хлещущую кровь, даже не думая ее останавливать. Не умрет же она, в самом деле. «Габриэль любит живых…», ха…

Теперь можно было и возвращаться назад. Но прежде… Зоя нагнулась, вцепилась в кожу Паломы – в то самое место, где была вытатуирована вскинувшая крылья голубка.

– Кажется, это принадлежит мне, – хмыкнула она, дернула на себя, разрывая плоть – и рисунок порхнул к ней на ладонь, взлетел по запястью и устроился на груди, там, где ему будто бы было самое место.

– Так-то лучше, – прошипела Зоя в угасающий целый глаз Паломы. – Но кличку я оставляю тебе. Я – не птица, не голубка. Больше не она. Я зебра, и со мной не стоит танцевать.

А потом она начала подниматься по насыпи к оставленным на время боя друзьям. Бок разрывала адская боль, но на душе было удивительно легко и спокойно. Так вот ты какой – вкус настоящей победы, с изумлением подумала Зоя.

Наверху она накинула на плечи пальто и застегнула его на одну пуговицу на груди – только чтобы прикрыть дыру на блузке, через которую виднелось слишком много обнаженной плоти. Выправила волосы из-за воротника и медленно двинулась к поджидавшим ее соратникам, сияя улыбкой. Они уже были готовы поприветствовать ее радостными возгласами, но когда между ними осталось расстояние всего в несколько шагов, лицо Зои внезапно изменилось. Девушка рухнула на колени, плечи ее дернулись, из округлившегося в ужасе рта вырвалось негромкое: «О…»

Карл застыл. Хэвен, Кларисса и Айкен как по команде отступили на два шага назад. Судя по всему, Зоя вспомнила что-то такое, о чем имели представление только они с Карлом.

– Не так уж ты хорошо со мной обращался, оказывается, – горько хохотнув, произнесла девушка. Затем медленно поднялась на ноги, положила руку на рукоять меча…

Глава шестнадцатая

Звери и куклы равно подходят цепям. Укоренившись в душе, под

трагическими бутонами разума прячется жажда иллюзий – колдовское искусство.

Джеймс Хэвок, «Тринадцать»

Заклинание Габриэля не было совершенным. Молодой король (один из самых юных – если не считать его брата – за всю историю обоих Дворов) больше уделял внимания дуэлям и интригам, нежели магическому искусству. В отличие от своего золотоволосого близнеца. Впрочем, у Натаниэля, судя по всему, попросту был талант ко всякого рода колдовству. Даже в мире смертных, где воздух был пропитан миазмами, а не волшебстовм, он стал великим колдуном за считаные годы. Пусть он не помнил свою Виду, свою Зои, Натаниэль не забыл, что некогда с ним поступили подло и готовил заклятья на все случаи жизни. Однажды, когда к нему явилась молодая дама, в которой он узнал свою утраченную (и, о Рогатый Бог, как небрежно переделанную!) драгоценную куклу, алхимик, едва оправившись от потрясения, успел применить подходящее зелье прежде, чем злое заклинание брата снова раскидает их с Видой по разным уголкам Земли – не помнящими друг друга, обескураженными, одинокими.

Теперь Натаниэль мог вернуться домой. И снова стать счастливым.

В Благой Двор они прибыли втроем: Натаниэль, Вида и Мертен, никогда по-настоящему не покидавший своего господина и всегда вившийся где-то поблизости. Мужчины вели куклу, держа за руки, словно принцессу. И пусть для Мертена она действительно была госпожой, для Натаниэля… уже нет. И еще нет, но он о том пока даже не догадывался.

Их встречали, как дорогих гостей. Навстречу им вышла Мелюзина, королева Благого Двора, мать близнецов. Едва увидев ее, Натаниэль опустился на одно колено. Мертен же схватил Виду внезапно похолодевшими руками. Он заметил – у каждого сида в чествующей возвратившегося принца толпе было оружие.

– Моя мать и госпожа, я принес тебе магические драгоценные камни, о которых ты просила, – сказал Натаниэль.

Вида забилась в руках Мертена. Сейчас она была готова наброситься на своего создателя и задушить его голыми руками.

Вида боялась, что ее закуют в цепи и мгновенно вырвут камни, но все обошлось – никто не поторопился. Ее ввели во дворец Благого Двора под конвоем, однако стоило тяжелым золоченым створкам дверей захлопунться за ее спиной, как хватка Мертена ослабла. Вида озадаченно (и почти покорно) взглянула на Мелюзину. Королева-регентша тоже впилась в нее глазами, но было очевидно, что благородная сида не видит в рыженькой кукле личность, только оболочку, кое-как носящую в себе и защищающую камни.

– Сын мой, я знала, что ты не разочаруешь меня, – произнесла она мелодичным голосом, похожим на перезвон крохотных бубенцов на ленте в ветреный день. – За возвращение всех камней Этайн тебе вернут твое имя таким, каким ты оставил его, удаляясь в изгнание – незапятнанным.

Натаниэль благодарно кивнул, даже не глядя на свою куклу. На мать, впрочем, тоже. Он улыбался, но несколько нервно, словно не уверенный, что поступил правильно. Но вот белая тонкая рука Мелюзины легла на макушку сына, зарылась в золотистые волосы – и он расслабился, сдался.

– Идем, сын, нам нужно обсудить кое-что в моем кабинете. Мертен! – дини ши вскинул голову. Мелюзина едва заметно скривилась при виде избороздивших его лицо шрамов, постаралась изгнать из глаз презрение, но опальный генерал понял все раньше, чем она спохватилась, – возьми куклу и присмотри за ней. Подготовь ее.

Королева и принц удалились. Вида расслышала только, как Мелюзина сказала вполголоса, наклонивших к уху сына: скоро у тебя будет корона…

Это означало только одно. Ее, Виду, умертвят. Сейчас такая игра слов не показалась девушке забавной.

Мертен подошел к ней сзади и взял за плечи. Крепко, но… успокаивающе. Он не собирался держать ее, как пленницу, заламывать ей руки. Для него она и госпожа (в качестве любвницы принца), и ученица – он не мог свершить такое насилие над Видой вне тренировочной площадки.

– Быть может, пойдем за ними? – ласково спросил генерал. Ему и самому стало любопытно, что же задумали коронованные особы. Он в ту пору лишь смутно понимал, что из себя представляет девушка, которую он учил драться больше века.

Они подошли к дубовой двери кабинета королевы, не замеченные никем. Мертен остался в нескольких шагах от нее, а Вида прижалась к прохладной поверхности дерева, приложила ухо к замочной скважине и закрыла глаза, обмирая от страха. Она предполагала, что услышит страшные вещи, но не думала, что они еще и будут облечены в столь оскорбительную форму. Девушка слышала уже только конец разговора. Быть может, если бы она знала, с чего он начался и что сказал Натаниэль, ей бы не было так больно. Но, когда ее рука взялась за ручку двери, готовая открыть, чтобы ворваться и возразить, девушка услышала только слова Мелюзины:

– Ты, должно быть, смеешься надо мной. Нельзя жениться на пустом месте. А твоя кукла именно оно и есть. Она ненастоящая, а это значит – не существует.

Вида подумала, что эти слова могли бы оттолкнуть ее от двери не хуже удара, но она не сдивнулась с места, даже не дрогнула, только медленно зажмурилась. Если б в ее жилах текла кровь, то в этот момент она бы прилила к щекам.

– Леди Медб – единственная подходящая тебе партия, сын. Ты еще будешь меня благодарить. А свою ненаглядную игрушку ты навеки оставишь при себе. Ее алый камень будет сиять у тебя надо лбом, облеченный в золото, а голубые камни отдадим твоей жене. Я больше не могу быть королевой, меня должна сменить молодая, полная сил сида. Леди Медб…

Вида медленно отлипла от двери и, шатаясь, попятилась. Мертен схватил ее за плечи, развернул к себе и обнял. Не говоря ни слова, они пошли в его покои – дини ши безошибочно помнил, где они находились. И там, в пыли, накопившейся за века, на кровати они пролежали, обнявшись, всю ночь.

Зоя только на мгновение вынырнула из воспоминаний в реальность – ровно на время, требовавшееся ей, чтобы ринуться вперед с искаженным гневом лицом. Их с Карлом взгляды пересеклись над лезвиями скрещенных мечей.

– Ты предал меня, – прошипела Зоя. Карл в ответ грустно улыбнулся.

– Это была минутная слабость. А ты – переспала с Мертеном?

– Нет.

Они разошлись, закружили по песчаной площадке, не спуская друг с друга глаз. Прочие наблюдатели прыснули в разные стороны, повинуясь первому порыву. Айкен подумал, что нужно помочь Зое, но, стоило ему качнуться вперед, как его грудь наткнулась на предупреждающе вытсавленный локоть Хэвена.

– В таком случае, я понимаю твою ярость. Да, я поступил нехорошо, – пробормотал Карл. И направил острие меча вниз. – Тогда убей меня.

Зоя вздохнула. Мышцы на ее руках уже не были так судорожно напряжены. Она тоже опустила оружие и приблизилась к принцу.

– Если ты просишь моего прощения, то я готова его тебе дать, – сказала девушка. Но в ее голосе звучала нескрываемая боль.

А в следующую секунду Зоя упала на руки Карла. Глаза ее закрылись.

– Она вспомнила еще кое-что, – сказал мужчина, с нежностью убирая волосы с лица девушки.

– Да, – добавил Мертен, перым решившийся приблизиться. – Вспомнила. Все.

В полузабытьи Зоя вскинула руку и впилась пальцами в плечо Карла. Она вспомнила и все хорошее, что было у них. Перевешивало ли оно единственное предательство? Она решила подумать об этом потом.

Вида оставалась в замке без оков, но не на правах гостьи – ее уже заведомо считали короной, относились как к вещи. Никто, не считая Мертена, не отдавал никаких приказов относительно нее, и лишь стараниями учителя девушка получила в свое распоряжение свою прежнюю комнату. Несолько дней она провела взаперти, но даже не знала этого – она не выходила никуда. Не хотела. Дожидалась свадьбы принца, после которой должно было последовать ее преображение, попросту – казнь. Но недавний изгнанник, поторапливаемый матерью, явился к ней задолго до коронации и бракосочетания.

Когда Натаниэль с четверкой верных воинов ворвался в покои Виды, он застал ее у зеркала. Девушка обернулась и медленно встала.

– Ты прикажешь меня схватить? – она гордо вскинула голову, сверкнула синими глазами, – может быть, сперва скажешь мне в лицо то, о чем ты шептался с дражайшей матушкой, леди Мелюзиной?

Натаниэль попятился, но тут же, прожженный взглядом девушки, бросился к ней, упал на пол и простер к ней руки в мольбе…

Вида переступила через униженно выставленные ладони и прошла мимо принца, задев его плечо подолом платья. Карл поднял голову и увидел в зеркало, что Вида обернулась у дверей, но как только их взгляды пересеклись в отражении, она дернула плечом и вышла.

Принц не приказал дини ши удержать ее.

Фактически, он дал ей уйти, но ни тогда, ни теперь Вида не считала, что слабость от раскаяния искупает совершенное предательство. Не прощение, как думали спутники, удержало ее от боя с принцем. Она вспомнила свой долг – служить ему, короновать его. И вот уже против этого она взбунтоваться не могла.

Зоя вышла из арки первой. Кожа ее горела, даже холодный канадский воздух октября не остудил ее. Девушка ощущала, будто вся объята пламенем, практически впервые в жизни – после вечно-весеннего Аннувна на Земле она постоянно хотя бы немного мерзла, исключая пару летних дней. Но теперь ей было жарко, как в пекле. Отряд следовал за ней след-в-след, все, как один – с опущенными головами. Никто не смел поднять взгляда на Зою, даже Хэвен, чувствуя, что она вмиг изменилась. Не стала прежней, нет, и дело даже не было в том, что она совершила убийство впервые за долгое время – преодолела барьер.

– Близнечный поединок, – прошептал голос в паре метров от Зои. Она остановилась и повернула голову в сторону. Тот самый мужчина в кожаной куртке, что преследовал ее последние месяцы. Она впервые увидела его четко: веснушчатое красивое лицо, хитрый прищур. Любовник Клариссы, догадалась девушка, наверняка, это он, тот самый, который передал ей амулет.

– Побеждает тот, кто благословлен высшими силами. Тебе повезло, – юноша отступил в тень, капюшон надетой под куртку толстовки скрыл его лицо тьмой до самого подбородка. – Богиня с тобой.

И он буквально растворился в ночи. Зоя еще несколько секунд стояла неподвижно, обдуваемая ветром, наконец забравшимся под пальто и высушившим пот. Она чувствовала пробуждающийся интерес к этому мужчине… Но приказала себе не думать о нем. От него веяло опасностью, такой сильной, как еще никогда в жизни. Зоя поборола желание отвесить себе крепкую пощечину: забудь, забудь, в твоей жизни и так слишком много проблем.

– Что с тобой? – окликнул ее Айкен, замерзший и уставший от переживаний. Зоя повернулась к нему и в первую секунду отшатнулась, пораженная осознанием, насколько они разные и чужие по своей природе… с этим смертным.

– Ничего.

Она подняла руку на уровень глаз и медленно разжала кулак, с удивленим осознавая, что до сих пор сжимала в ладони вырванный у Паломы глаз.

Айкен ожидал, что, как и обычно после боя, Зоя позовет его в спальню, но она не намекнула ни на что подобное. Напротив, девушка решительно выставила мужчин из комнаты, не заботясь тем, что одному из них будет негде спать. Она чувствовала себя взбаламученной, как горный поток, бурлящей и несущейся по камням – куда? Знала ли она сама? Но то, что произошло с ней несколько часов назад, перевернуло всю ее душу.

Зоя положила отмытый паломин глаз на тумбочку в изголовье кровати и села на постель, скрестив ноги «калачиком» (боль от движения прошила ее от щиколотки до бедра, но Зоя не заметила этого). Даже предательство Карла отошло на второй план, отступив перед осознанием пробуждения. Да, то, что сказал тот мужчина в капюшоне, было совершенно верным. В близнечном поединке побеждает тот, кто дороже Богине. Выбрала бы Она ее, если б Зоя дралась не с Паломой – своим еще более неживым доппльгангером? Девушка вздохнула и попробовала обратиться к Великой Матери напрямую. Никогда прежде она не решалась этого сделать, осознавая свое несовершенство, и вот только теперь…

Она спросила и получила ответ.

Прикосновение Богини ощущалось, как ухвачнная губами молния, как сомкнувшийся над головой океан, как бегущий по венам огонь… Зоя упала с кровати, попробовала подняться и снова рухнула на колени, задыхаясь в рыданиях. Богиня, которую она звала с самого рождения, к которой веками взывала, наконец явила ей свою милость и внимание. Зоя чувствовала, как Ее великая рука касается ее недостойного темени. Такого ужаса, такого ощущения собственной грязи, ничтожности, как от прикосновения этой руки, Зоя не ощущала еще никогда. И в то же время – эти чувства были правильными. Не слыша ни звука, Зоя чувствовала, как в ее уши проникают слова Богини: да, путь твой не из легких, конец будет страшен, ты ничтожнейшее из созданий, но Я все равно люблю тебя, даже не-человека и не-сиду, потому что Я люблю всех.

И Зоя всем телом рухнула на пол, словно лопнули цепи, державшие ее до этого в подвешенном состоянии. Испытанное ею выпило из Зои все силы, она чувствовала, что засыпает – успокоенная, как никогда прежде, – на удивление мирным сном. Несмотря ни на что.

А еще Зоя поняла, что, хоть ее судьба и состоит в том, чтобы обеспечить власть своему королю, если она не хочет, если она ослушается и поступит иначе, согласно своему разумению, Богиня, как мать, – да, как Мать всего, – все равно будет отныне ее любить.

Зоя проспала всю ночь на ковре, и жесткий ворс под щекой казался ей мягкой луговой травой.

Глава семнадцатая

Всегда лучше знать, чем подозревать и

сомневаться. Всегда лучше быть уверенным.

Стивен Кинг, «Мареновая роза»

– И как она тебе? – Кларисса наклонилась вперед, так что стало видно ложбинку между грудей. Сеятель безучастно скользнул по ней взглядом и перевел глаза на камин: пляска языков пламени привлекала его больше, чем прелести сиды.

– Карл знает толк в добротных инструментах.

Кларисса рассмеялась.

– И это все?

– Нет, – Сеятель впился глазами в камин, словно видел в нем Зою, так запавшую ему в душу. – Она вся – гнев и огонь, она – сокровище. Такая женщина действительно могла быть только рукотворной, Богиня бы никого не наказала подобным совершенством.

– Ты ей льстишь, – фыркнула Кларисса, отпивая вина.

Но Сеятель был совершенно искренен. Только он говорил не о внешней красоте, а о внутренней. Пламя души Зои действительно покорило его… на их общую беду. Он уже не мог выкинуть ее из головы.

В краткий миг между выныриванием из сна и полным пробуждением Зоя подумала, что сейчас почувствует себя обновленной, но вместо этого она ощутила только прошивающую от щиколотки до бедра режущую боль. Удивительно, что ей вообще удалось заснуть и, больше того, проспать всю ночь без кошмаров. Быть может, это как раз и должно было подтверждать, что Богиня ее приняла, но Зоя вовсе с трудом верила в то, что произошло с ней сутки назад, если б не рваная рана с кое-как подсохшей корочкой, то и дело трескавшейся, она бы решила, что и вовсе ничего не было: ни боя, ни прикосновения Великой Матери.

Однако, когда девушка кое-как подтянула к себе онемевшее колено, поднялась на ноги и заковыляла к шкафу за аптечкой, с каждым шагом, простреливающим ее все возрастающей болью, она только сильней и сильней уверялась, что и битва, и прозрение случились на самом деле. Но не облегчение дали ей эти осознания, напротив: Зоя еще никогда не чувствовала себя такой сбитой с толку и потерянной. Впервые в жизни она, пожалуй, захотела обратиться к Клариссе, как к старшей сиде – и просто, более опытной женщине, но подозревала, что волшебница еще нескоро появится в их квартире. Она приходит только если нуждается в чем-то, а когда нуждаются в ней – никогда.

Она кукловод, подумала Зоя, бинтуя ногу, мы всегда это знали, но не хотели признавать открыто, потому что было легче участвовать в спектакле, чем… жить, полагаясь на себя. Но теперь все должно измениться.

Не только она сама, все ощутили это. Сперва – Карл. Он застал ее на кухне, курящую в окно, изогнутую волной: тело оперлось на подоконник, одна рука отведена за себя, так что локоть упирается в стекло, голова повернута к распахнутой створке, вторая рука, с сигаретой, отставлена под углом, как на картине эпохи ревущих двадцатых… Только мундштука не хватает. Зоя не удостоила своего принца ни взглядом, ни словом, но он догадался, что она заметила его приближение.

– Я должен извиниться за то, что предал тебя, – робко начал он, совершенно забыв, что по положению стоит гораздо выше нее, даже сейчас, пребывая в позорном изгнании. – Ты же понимала – я не мог выбросить из головы то, что ты теперь творение Габриэля. Не похожа совсем на ту Зои, что я создавал… не без его помощи, это так, но по своим собственным меркам…

– Ты хотел сказать – я стала не в твоем вкусе.

Карл покачал головой.

– Ничего страшного, что ты бросился лизать прекрасную королевскую задницу. Мы оба не чисты друг перед другом.

– Но я не держу зла, что ты была с этим, как его… Купером. В конце концов, это была моя вина.

Зоя оторвалась от сигареты и повернулась к принцу. Глаза ее пылали гневом.

– Это был мой свободный выбор. Но я не о том. Ты спрашивал, спала ли я с Мертеном.

Лицо Карла изумленно вытянулось.

– Ты соврала?

– Нет. Но я переспала с Габриэлем.

Карл дернулся, как от удара. Щеки его мгновенно вспыхнули.

– Не может быть. Ты же презираешь и ненавидишь его! Нет, ты сказала это, чтобы позлить меня… – Зоя молчала, только медленно моргнула единственным глазом, и Карл задохнулся от ее новой силы: духа Богини, окутавшего ее, словно шаль… – О, неужто… Это правда?

Зоя не ответила, не двинулась, продолжая наблюдать за мужчиной. Карл зажал рукой рот, чтобы успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов. Он всегда знал, что создание Виды – рискованное предприятие, больше того, он прекрасно представлял, какой силой она обладает, но теперь… она по-настоящему его пугала. Она вышла из-под его контроля, ее сила увеличилась стократно, даже чудовищная рана на колене и потерянный глаз-камень не остановили ее вчера…

– Я должен был это предвидеть! И наперед запретить тебе это.

– Ты не понимаешь, – Зоя покачала головой. – Я не только не принадлежу тебе, но и вовсе не имею к тебе отношения. Габриэль полностью меня изменил.

Карл покачал головой, взял девушку за руку.

– Неправда, я узнаю эту кожу, эти глаза. Я помню, что было до того, как ты изменилась, как мы веселились в Дворах и потом бродили по земле после изгнания…

– А я – нет, – Зоя резко отняла руку. – Только по чужим рассказам. Но так даже лучше. Иначе я не простила бы тебе предательства.

Карл запустил пятерню в отрастающие волосы. Движение вышло совсем непохожим на то, к какому привык Айкен, но Зоя все равно отметила нарочитое сходство жестов. Видимо, Карл был уверен в полном очаровании своей Виды молодым экс-полицейским, так что рассчитывал стать девушке более приятным, копируя соперника.

– Мне придется сделать над собой усилие, чтобы снова полюбить тебя, как прежде.

– Уж напрягись!

– Прости, ничего не могу обещать. Сам понимаешь. Такова жизнь.

– Жизнь! Как тебе нравится это слово, просто поразительно! Меня от этого тошнит.

– Я же уже не та, которую ты любил! – выкрикнула девушка, оттолкнулась от подоконника, уронив окурок на пол, и направилась вон из комнаты. Но у самой двери обернулась. – Надеюсь, ты больше никогда не захочешь меня касаться после этого.

Но он хотел. Теперь, когда он знал, что она не принадлежит ему, и если искала встреч – то не с ним одним, Карл чувствовал, что не страдал так даже после изгнания. Зоя, Вида, Зои – его последняя частичка Дворов, на которую он мог положиться, которая прощала все, искала его, стирая ноги в кровь… Она выгнала его из своего сердца.

– Должно быть, я наказан за то, что не ценил, – прошептал Карл сам себе. Теперь он был свободен, как никогда – все, что было хоть как-то связано с Дворами, отреклось от него и отторгло изгнанного принца Натаниэля. – Я только хотел узнать… услышать твое признание.

– Клятву верности, ты хотел сказать? – Зоя напряглась, сложила руки на груди, затем сама совершила цепочку перенятых у Айкена действий: повернула голову в сторону, облизала губы, и покачалась на носках, переведя взгляд себе под ноги.

– Что ж, не буду скрывать, – голос Карла окреп. – Я должен услышать, что ты преданна мне как прежде, что ты рискнешь всем…

– О да. И даже соглашусь потерять все, – перебила его Вида, полыхая взглядом. – Да, это так. Я убью того, на кого укажешь, чтобы ты занял трон Габриэля. Не только потому, что это моя природа, что в мое естество, программу, как говорят современные люди, заложена благодарность тебе, перевешивающая все. Потому что я не могу допустить, чтобы скот, преступивший закон, очернивший брата и сотворивший немало иных гнусностей, оставался на троне.

– Не забудь о королеве Медб, – из-за спины Зои выступила Кларисса, словно в миг соткавшаяся из ветра и тьмы. – Она вступила с узурпатором в преступный сговор, когда он создавал свою вторую Виду.

Зоя не обернулась на голос, раздавшийся из-за ее плеча, только ухмыльнулась да покачала головой.

– Дай угадаю, Кларисса. Я не избавляюсь от твоего пристально надзирающего ока даже когда с кем-то трахаюсь?

– Истинно так. Даже, имей в виду, не только ты.

Настроение у Зои мгновенно улучшилось, она даже ухмыльнулась. Еще час назад она мечтала о том, чтобы излить хоть кому-нибудь душу, и лучше всех на эту роль, как ей казалось, подходила Кларисса, а вот теперь сида явилась, будто на ее зов, и можно начать разговор. Карл неловко протиснулся мимо женщин в коридор.

– Я чувствую себя лишним.

Он не соврал. Сила Богини, зажегшаяся в обеих женщинах одновременно, перетекающая от одной к другой, жгла его, отвыкшего от магии Дворов. И еще его обижало выражение общей тайны, вспыхнувшее одновременно в глазах у обеих. Когда Карл прикрыл за собой дверь с матовым стеклом, Зоя развернулась к гостье всем корпусом, радостно улыбаясь.

– Знаешь, я впервые с нетерпением ждала тебя.

– Подумать только! – Кларисса села на табурет и закурила. – Неужто настало время признаний?

Что-то в ее голосе заставило Зою напрячься. Она уже не так хотела делиться пережитым, как еще миг назад. Она изменилась – да, но Кларисса-то нет…

– Я… просто я ощутила Богиню. Если, конечно, не обманулась. Если не вообразила себе это.

– Не думаю, – Кларисса приняла признания девушки равнодушно. Пожала одним белым покатым плечом. – В конце концов, ты тоже создание божье.

И тут Зоя почувствовала, что услышит нечто неприятное. Что-то такое, что ножом войдет в ее нутро, пробьет насквозь… Горло ее еще с вечера саднило после напряжения в бою, и теперь в нем засвербело так, что девушка зашлась в кашле, почти намеренно: лишь бы оттянуть миг… Но Кларисса не дала ей и секунды передышки, громко произнеся:

– Ты не создана братьями-принцами, дитя. Потому что девы-короны не могут быть созданы сидами.

Зоя застыла, как была, с опущенной головой, прижатой ко рту рукой. Губы дрожали, и она вмяла в них пальцы, так что челюсть заныла.

– Ты ведь уже начала вспоминать? Древние предания, повествующие о том, как короли брали в жены деву-власть, чтобы легитимно править страной. В мифах говорится, что такие женщины были сидами, но большинство из них были такими же, как ты – Видами.

– И… Палома? – Зое наконец удалось сглотнуть и выпрямиться. В пустой глазнице закололо: то ли от нервного напряжения, то ли из-за непролитых слез, режущих еще не полностью зажившую рану.

– Нет. Она была искусственно создана. Пусть она выглядела, как ты, вы были существами отнюдь не одного порядка. Иначе как, ты думаешь, смогла ты победить ее? Ты ей не ровня. Ваш близнечный поединок просто активировал твою силу, чтобы ты смогла короновать Карла, как полагается.

Зоя не стала переспрашивать, как именно ей полагалось возвести изгнанного принца на престол. Альтернативой был план его матушки – умереть, став просто камнями в короне. И все, что угодно, пожалуй, было лучше, чем это.

– Ты умеешь приносить дурные вести, Кларисса. О… и строить гадкие планы, – на миг девушке стало стыдно, что она поддалась влиянию настроения и чуть было не заговорила с сидой о личном. – Это ведь по твоему наущению я поторопилась идти на бой с Паломой. Я уже не удивлена, что ты – главная в этом спектакле.

– Именно, девочка. Ты только слушайся меня до самого конца, и все будет хорошо.

– Так же хорошо, как вчера? – кукла распахнула халат. – Посмотри, что эта искусственная сука сделала со мной!

– Инициация не проходит без крови. По крайней мере, теперь ты можешь убивать людей.

Зоя дернула плечом. В голове пронесся рой мыслей о том, что Палома не была человеком, хоть и выглядела им, но – да, никакой разницы, внутренний барьер преодолен, и, при том, нет в этом ничего важного.

– Но это только вишенка на торте, – Кларисса ухмыльнулась. – Ты символически убила саму себя. Теперь для тебя начнется совсем иная жизнь.

Зоя тряхнула головой, скрывая от сиды глаза. Спиной она почувствовала взгляд, по звуку шагов и запаху догадалась, что на кухню вошел Хэвен.

– Кларисса, уйди, или я попрошу Хэвена взять тебя поперек туловища и выставить из нашей квартиры неделикатным образом, – голос девушки дрожал от гнева, как никогда еще прежде. – Ты меня раздражаешь.

Женщина фыркнула. И после этого на какое-то время повисла гробовая тишина, только из гостиной доносился едва слышный звук работающего с помехами телевизора. Зоя подняла голову: оказалось, что они с учителем остались в кухне одни. Хэвен обогнул стол и встал у окна, сложив руки на груди, выжидательно глядя на ученицу.

– Ждешь, что я скажу тебе, – рявкнула Зоя. – Да? Ничего приятного. С меня хватит. Я прощала тебя, прощала Клариссу, воображая, что вы хотите мне добра, но на самом деле – ведь нет? Потому что я просто печать, корона, ничего больше.

Она встала, объятая яростью, как огнем, схватила со стола блюдечко, в котором они с Айкеном привыкли тушить окурки, и, размахнувшись, бросила на пол. Осколки брызнули в разные стороны, покатились по кафелю, как разбегающиеся насекомые.

– Да что с тобой? Ты же была хорошей девочкой, – Хэвен попытался ухватить Зою за плечи, но она грубо выдернула руки из его ладоней, так что кожа обоих вспыхнула, как от крапивы.

– Да хватит уже! Оба Двора меня предали, и я не верю, что ты не был в этом замешан. И ты, и Карл – вы просто грязные сволочи…

Хэвен отступил на шаг. Его лицо не изменилось, но какое-то неуловимое движение тонких губ, незаметное глазу, тьма и выжженая солнцем пустыня, глянувшие из зрачков заставили Зою устыдиться. Она прижала руки ко рту, невнятно начав оправдываться.

– Прости, я действительно обезумела. Ты всегда охранял меня, относился ко мне как отец…

Хэвен с едва слышным вздохом отвернулся, прижав пальцы к переносице. В первое мгновение Зоя приняла его движение за отголосок той боли, что причинили ее слова или же воспоминание о Симонетте, но уже спустя миг поняла, что ошиблась. Чтобы заставить Хэвена почти застонать, требовалась причина посерьезней, чем грубость невоспитанной ученицы, характер которой уже изучен вдоль и поперек.

– Постой… Ты что-то хочешь сказать про моего отца. У меня он был? И это не Карл, не Диего, у которого я украла душу?

Хэвен застыл, все еще зажмурясь, невольно выставя вперед локоть в защитном жесте, скосив широкие плечи – как-то обреченно, почти виновато. Голос Зои упал до шепота, она была готова умолять, стоя на коленях. Повинуясь какому-то внутреннему подозрению, к глазам подступили слезы.

– Я помню что-то смутное, об этом мне ведь уже кто-то говорил… Прошу тебя, скажи мне, кто он. Он из Дворов?

– Нет, – Хэвен вновь перевел взгляд на ученицу. – Но я не могу сказать, кто. Тебе станет больно.

– Мне уже не больно от воспоминаний, я прошла ритуал… – Хэвен не ответил, и лицо Зои вытянулось. Она поняла, о чем хотел сказать учитель. – О, не бойся. Я не знаю, что еще может быть больно… Больней, чем наживую вырванный глаз, чем смерть девочки, которую ты уже считаешь частью своей семьи…

– Твой отец – Кронос.

Зоя откинулась назад, ткнувшись лопатками в стену. Только это помешало ей упасть. Слова Хэвена зазвучали в ушах белым шумом.