Читать книгу: «Восхитительная черная роза», страница 5

Глава 9

Капризы, танцы, выходки поэтов!

А Церковь и король в пренебрежении.

Уильям Батлер Йейтс, «На королевском пороге»

Мидж пришла в себя. Сразу открыть глаза не получилось – слезы склеили ресницы, и девушка дернулась, желая потереть лицо. Но ей это не удалось: руки были связаны. И не веревкой, цепью. Возможно, даже зачарованной. Мидж замерла, вся обратившись в слух: рядом с ней кто-то был. Слышался разговор двух мужчин.

– Что пленник?

– Молчит. В том смысле, что не говорит ничего полезного. А так – мы заткнуть его не можем, он бранится так грязно, что даже сержант краснеет, не то что я.

Раздался звук скептического смешка.

– Попробуйте раскалить инструменты.

Затем настала недолгая тишина. Простучали по полу каблуки подбитых железом сапог.

– Не пришла ли пора взяться за рыжую красавицу?

Мидж окатили ледяной водой. Девушка зажмурилась, позволяя ресницам расклеиться. Но все равно – глаза открывать оказалось больно. От света еще и голова начала гудеть. Но, по крайней мере, Мидж не мутило – что означало, что все не так плохо. Могло быть много хуже. Мидж не успела осмотреться, как следует, только бросила пару беглых взглядов направо, налево: полутемная комната, с одним только протянувшимся по засоренному полу солнечным лучом едва ли в локоть шириной, на окнах – решетки, мутное дешевое стекло, и, не считая стула, на котором она сидела – никакой мебели в пределах ее зрения. Где-то вверху за левым плечом гудит бестолковая муха, метаясь по кругу.

Перед пленницей стояли двое мужчин, по одежде которых прекрасно определялся род их занятий. На одном, постарше, с проседью в висках, была тусклая кираса. Зазубрин на нагруднике набралось столько, что знаки Уризена – книга и циркуль – едва угадывались. Но Мидж знала, что они там есть. Ближе к ней, ровно в золотящемся пылью луче света, стоял с пустым ведром в руках рыцарь помоложе. Он явно начал бриться совсем недавно – юноша, еще младше Мидж. К тому же, симпатичный. В других обстоятельствах она бы ему улыбнулась.

– Итак, посмотрим-ка, что за цветочек мы сорвали на языческом дворе!

Две пары глаз окинули ее пристальными взглядами: снизу вверх, затем сверху вниз. Рыцарь постарше оказался более наблюдательным.

– Любопытно. Рисунок с птицей на твоем теле, маска птицы… Ты экзорцист? Не просто язычница, а еще и еретичка, мешающая справедливейшему судилищу Высшего нашего Уризена?

Мидж фыркнула, и, прежде чем сообразила, что стоило бы прикусить язычок, выпалила:

– Я следую своему пути! А дать людям умирать, будучи одержимыми или разорванными изнутри демонами – не благое деяние. Все наше племя не для того спускалось с небес и учило людей экзорцизму, чтобы невежи вроде вас дозволяли мучительные смерти во славу какого-то ложного Высшего!

– Так она полуцунцу!

– Нет, не на половину, только на четверть – иначе у нее были бы крылья, пусть и небольшие. – Рыцарь постарше подошел к Мидж, нагнулся над ней, изучая. – И мордочка посмазливей. Значит, нечего с ней возиться. Цунцу – не люди. Они животные. Если дуреха не пойдет на контакт, прирежь ее, капитан.

– Да, сэр.

Юноша встал рядом. Он смотрел на пленницу широко раскрытыми глазами: в его взоре читались и ненависть, старательно внушенная строгой религией, и интерес – очевидно, парнишка никогда не видел прежде цунцу. И еще – вожделение. Последнее немало напугало Мидж. В отличие от старшего воина, желторотый капитан не побрезгует воспользоваться ситуацией.

– Прочь руки! – Мидж отвернулась, хватая ртом воздух и стараясь скрыть дрожь ужаса. – Если в Эльзиле я была бы полностью в вашей власти, то здесь, в Межевых землях, у вас нет таких прав! Я экзорцистка, и каждый должен оказывать мне содействие! Таково соглашение между Мелуккадом, Эльзилом и Бралентией!

– Вот уж не думал, что в наши сети попадет такая птичка! – Старый рыцарь засмеялся собственной шутке. – Только ты промахнулась, дурочка. Знаешь ли ты, где находишься? В городе под названием Гэппл. И правит тут лорд Джеффкин. Он ненавидит айнианцев. Капитан! Заставь эту суку посмотреть тебе в глаза.

Молодой рыцарь сжал подбородок Мидж пальцами, и она повиновалась его движению – взглянула на него прямо, с вызовом. Страх и смущение капитана прошли, он осмелел, почувствовав, что девушка и впрямь полностью в его власти.

– Знаешь, сладкая, как называют у нас таких, как вы? Айнианок? Веселые шлюхи. Всем известно, что айнианки трахаются с кем попало.

– Айнианки спят только с теми, кто их достоин и кого они сами выбирают, – промычала Мидж. Пальцы рыцаря мешали ей говорить внятно. – А Вас, наверное, и коза не одарила своим вниманием.

– Ах ты дрянь! – Капитан хлестнул девушку по щеке, да так мощно, что потерял золотой наруч – он покатился по полу, бренча. Было больно, и в голове у нее зазвенело, но Мидж только рассмеялась. Ее не раз били сильнее, это – так, шлепок котенка. – Я думал, все экзорцисты – смиренные, а у тебя язык, как грязное помело!

– Нет, смиренны только ваши несчастные рабы. А наша земля никогда не покорится вашей ущербной религии!

Молодой рыцарь замахнулся, но помедлил, прежде чем опустить кулак – не хотел испортить личика девушки прежде, чем насладится ею. В том, что после он найдет удовольствие, изуродуя ее, Мидж не сомневалась. Но секундная заминка позволила ей заметить татуировку на запястье юноши.

– Что я вижу, капитан? – Волосы упали на лоб Мидж, она смотрела из тьмы под их путаницей, так что выглядела, словно злая нимфа из детских сказок. – На Вашей руке – паук… Знак той самой религии, которую Вы только что проклинали!

Рыцарь вздрогнул, глянул на напарника, опасаясь, что тот успел заметить татуировку.

– Вы скрываете его. Ведь как признаться, что был айнианином, но предал свою веру, а? Что же Вас так в ней не устроило, что Вы перешли в уризенианство?

– Известно что, слишком нахальные шлюшки! – рявкнул старший рыцарь. – Капитан ошибался семнадцать лет, но ему хватило ума перейти в истинную веру. Кончай с ней, парень. Эта кретинка не скажет нам ничего полезного. Кичится своим кощунственным званием, будто оно спасет ее. Делай с ней, что хочешь, только побыстрее. Нам еще нужно заняться здоровяком, сержант там в одиночку явно не справится.

Мидж снова ощутила прикосновение влажных пальцев молодого рыцаря. Он сжал ее шею, заставляя запрокинуть голову.

– Умоляй меня, – ощерился рыцарь.

Мидж похолодела. Во-первых, она терпеть не могла просить. Во-вторых, она поняла: дело не просто плохо, а предельно катастрофично. Ее убьют в любом случае, только сперва поиздеваются. И одна Айне ведает, как. Впрочем, должно быть, пытки состоят в ведении Айфе, злой ипостаси Всевысшей.

– Ну!

Нет, этого просто не может быть! Мидж не могла поверить. Беды всегда обходили ее стороной. Она была беззащитна долгие годы, но с ней ни разу не случилось ничего плохого – а теперь она, видимо, вышла, как говорится, из-под сени Святого Древа. Благословение Айне покинуло ее.

– Хочешь умереть молча? Что ж…

– Пожалуйста, не надо, – промямлила Мидж. Если б от страха у нее не холодели затылок и не отнимались руки, она бы сгорела со стыда. Но одной секунды понять, что все взаправду, хватило, чтобы перешибить все прочие чувства. – Прошу, не убивайте меня.

Капитан засмеялся, довольный. От возбуждения слюна в его рту забулькала, брызжа на Мидж. Ничего привлекательного в его внешности больше не осталось: голубые глаза горели жаждой крови.

– Еще!

Но больше ничего капитан не услышал. Окно разбилось – рыцари успели только обернуться и раскрыть рты. И в следующий миг оба рухнули на грязный пол, хрипя. А между ними спиной к пленнице стоял высокий стройный юноша в черном. Два крохотных кинжальчика, которые и назвать-то так было трудно, торчали в горлах и первого, и второго уризенианина. Убийца дождался, пока бульканье в горлах его жертв стихнет, и по очереди освободил их от своего оружия. Вытер кровь о штаны капитана, помедлив несколько мгновений – должно быть, боролся с брезгливостью. Не всякая ткань достойна касаться благородного оружия.

Все это время Мидж пораженно молчала, не в силах расслабить брови, изумленно изломившиеся дугами на лбу.

Наконец, ее нежданный спаситель обернулся. На нем была птичья маска – точно такая же, что болталась на ее поясе.

– Встретимся в таверне «Оседланный олень». Ты свободна.

Мидж не успела глазом моргнуть – на самом деле, буквально это сделать, – как юноша оказался у нее за спиной. И так же быстро она ощутила, что ее руки больше не скованы цепью.

– Я буду ждать тебя там сегодня и завтра на закате. Но после – уеду.

Мидж обернулась, однако позади нее уже никого не было. Она могла поклясться, что это не магия: легкий ветерок коснулся ее щеки за миг до того. Гость скрылся через окно, точно так же, как проник в комнату. Он не был магом. Он был искусным сумеречным воином.

И у него был голос Айнара.

Мидж выпуталась из цепей и, перескочив через трупы, помчалась вон из комнаты, вниз по лестнице – в поисках Грейсона.

Он оказался на первом этаже. Израненный, залитый кровью, прикованный к стене, но уже почти свободный: закусив кончик языка, в замке его кандалов копошилась Геселин. У двери ничком лежал воин в кольчуге – очевидно, сержант, заботам которого поручили Грейсона. Неподалеку валялась издохшей змеей плетка, и на досках пола отпечатался кровавый двойник орудия пытки.

– Грейсон! Геселин?!

Мидж плотно сжала губы, чтобы подбородок не дрожал.

– О, я брызнула на стражника сонным зельем, – сказала Геселин. – Он не очнется еще часа четыре. А больше никого в доме я, кажется, не заметила. То ли кто-то отправился за подкреплением, то ли эти дураки были уверены, что справятся с вами втроем…

Мидж не слушала, и аристократка нахмурилась, раздосадованная непривычным ей пренебрежением. Экзорцистка подбежала к своему телохранителю, выхватила у Геселин ключ из рук, принялась судорожно крутить его в замках кандалов. И вот когда оковы спали, Мидж бросилась к нему на шею, ощупала лицо, задержала руку над рассеченным виском.

– Грейсон, Грейсон! О, святое древо, что они с тобой сделали! Тебе больно? Нужно обработать, чтобы не осталось шрама…

Грейсон рассмеялся, запрокидывая голову назад, и рука Мидж таким образом оказалась далеко от раны. Девушка смутилась и отшагнула от Грейсона. Ей вдруг стало стыдно за проявленное беспокойство.

– Я и так весь в шрамах, птичка, что мне еще один?

– Что ж, это верно подмечено.

Мидж тряхнула волосами, прогоняя последние капли жалости к телохранителю, засевшие у нее в голове. И принялась рассказывать им с Геселин о том, как ее спас загадочный мужчина в черном. Но договорили они уже на ходу: Грейсон обыскал трупы наверху и спящего сержанта, взяв в качестве, как он сказал, компенсации, деньги и оружие, а после все втроем покинули пыточную. Когда мужчина развернулся, поднимаясь по лестнице, Мидж увидела, что спина его жестоко исхлестана, и чуть не охнула от ужаса, но жалость истаяла, стоило ей подумать, что ее сострадание напарнику не нужно. Стыд, что накатывал на девушку, когда она проявляла чувства, которые не были нужны адресату, глушил любые чувства, даже самые сильные.

Уже на свежем воздухе, насколько это словосочетание применимо к городу Межевых земель, Мидж обернулась, запоминая и дом, и улицу. Не знай она, что только что побывала в плену у жестоких уризениан, никогда бы не подумала, что ветхий домик с облупленными стенами чем-то отличается от своих соседей, таких же побитых жизнью строений.

Как там сказали ее мучители? Лорд, правящий городом, ненавидит айниан? Что ж, легко в это верилось: разрушенное святилище и ловушка, в которую должны были попасться те, кто рискнет отправлять запретный культ. Что же делать? Что она, хрупкая девушка, пусть и четвертьцунцу, может в такой ситуации?..

– Мидж.

Экзорцистка обернулась на голос Геселин. Аристократка тоже о чем-то думала, пока они шли по улице. Но не об уризенианах.

– Хочу дать тебе бесплатный совет. Это насчет Грейсона. Смотри, не влюбись в него. Вы как огонь и вода – один постоянно будет тушить другого, пока сам страдает от иссушения.

Даже не думала, мысленно отмахнулась Мидж, ничего не ответив. Она чувствовала себя хватающейся за тонкий лед: чем больше она прикладывала усилий, тем глубже уходила на дно. И, быть может, тянула остальных за собой.

Она должна пойти в «Оседланного оленя», иначе и быть не может. Но – одна.

Несмотря на то, что Грейсон спас ей жизнь практически сразу же после знакомства, а Геселин не пожалела денег на то, чтобы сделать их путешествие комфортабельным, Мидж уже раскаивалась, что взяла с собой в путешествие напарников. Стоило ей услышать любимый голос, и вся ненависть, копившаяся в ней годами, истаяла. А значит, рассудила Мидж, ее и не существовало никогда. Это был – снова – обман чувств, но не больше. Такое уже случалось с между нею и Айнаром, почему бы этому не повторяться еще и еще?

Она уже была уверена, что сама искала Айнара потому, что любила его, она попросила бы его снять проклятие – но и только. А Геселин… Мидж так и представляла, как лже-аристократка с визгом вцепляется ногтями в прекрасное бледное лицо Айнара. И Грейсон не остался бы в стороне, добив мага – ведь таково желание Геселин, а она в сложившейся ситуации, пожалуй, могла приказывать Песчаному Тигру. Мидж не была уверена на сто процентов, что между ее спутниками столь сильная связь, но не исключала худшего варианта. Грейсон теперь знает ее слабое место. Воспользуется ли он им?

Как оказалось – да. Не погнушается.

Мидж обработала раны Грейсона и оставила его отдыхать на конюшне. В нормальные, человеческие помещения он упорно не шел. То ли кровь линормов, игравшая в его жилах, восставала против этого, то ли Грейсон всего лишь потакал причуде, старой привычке. Мидж не спрашивала. Геселин была права – чем больше они знают друг о друге, тем больше привязываются. Она уже допустила одну такую ошибку – теперь из груди, из сердца, из разума вряд ли получилось бы изгнать жалость и сострадание к лже-аристократке. Грейсону она уже была обязана своим спасением. Это пугало. Привязываться – плохо, любить кого-то – еще хуже. Мидж уже на своем опыте знала это.

Геселин, судя по ее рассказу, тоже это знала, но при том – тянулась к обоим спутникам. Грейсон же… что ж, на его счет Мидж не могла утверждать с уверенностью.

Но он за ней следил – это точно.

Мидж удалось ускользнуть от Геселин (лже-принцесса жаловалась, что разволновалась, и легла в постель, накапав себе успокоительного в ананасную воду), но у дверей, несясь на всех парусах, экзорцистка стукнулась лбом о широкую грудь Грейсона, перетянутую бинтами.

– Зачем ты встал?

Лучшая защита – это нападение, как знала Мидж. К тому же, Грейсону действительно лучше было бы поспать, чтобы раны затянулись.

– Провожу тебя. Куда ты?

Мидж вздохнула. Полулинорм занимал весь дверной проем. Если бы девушка не рассказала, куда ей нужно идти, он бы ее не пропустил.

Мидж ждала, что Грейсон будет препятствовать ее встрече с Айнаром – предполагаемым Айнаром, стоило сделать оговорку, – но все вышло иначе. Полулинорм взял руки девушки в свои и опустился перед нею на корточки, так что Мидж оказалась в непривычной для себя позиции: глядя на мужчину сверху вниз.

– Вот как мы поступим. Я понимаю, что ты рвешься увидеть своего возлюбленного сегодня же, но… мы не готовы. Иди отдыхать, пожалуйста, ты настрадалась за день. И Геселин тоже. А ведь мы все трое – мы в связке. Ты была добра, когда перевязывала мне раны, но сейчас пытаешься вести себя, как эгоистка. Айнар нужен нам всем троим. Дай нам день отдыха, и завтра мы все вместе отправимся в таверну «Оседланный олень». Ты согласна с тем, что я предлагаю?

Мидж не могла двинуться, не могла отступить: Грейсон держал ее ладони в своих нежно, но так, что вырваться она не могла. Он весь был словно каменный.

– Я клянусь, что мы и пальцем его не тронем – беру на себя ответственность за Геселин тоже. Если ты не прикажешь мне размазать его по стенке.

Мидж чувствовала себя маленькой девочкой, которую папа уговаривает не капризничать.

– Ладно, будь по-твоему.

Лишь бы он просто перестал греть ее руки в раковине своих грубых ладоней. Девушку раздражало исходившее от Грейсона тепло – на несколько градусов выше, чем у чистокровного человека.

Ночью же она видела в окно, что Тигр не спит: он скакал по двору, размахивая мечом, и луна пускала тусклые зайчики от лезвия. Видела Мидж и то, что Грейсон в остервенении сорвал с себя бинты посреди тренировки, бросил их на землю. Когда он, наконец, угомонился, согнулся, уставший, черная спина его блестела, и Мидж с волнением задалась вопросом: от крови или пота?

Глава 10

Мирно живут только те, кому не за что драться.

Ты стал слишком взрослым, ты понял, что это война.

Кошка Сашка – «На моей стороне»

Сон не пошел Мидж на пользу. Половину ночи девушка то металась в постели, то, вставая, принималась бродить по комнате, шагая из угла в угол. Днем у нее не было возможности поразмыслить над тем, что случилось с ней: занимали насущные заботы, уход за ранами Грейсона и мечты о предстоящей встрече с Айнаром. Мидж пришла к мысли, что в отсрочке их свидания нет ничего дурного: она успеет приготовиться, чтобы выглядеть как следует. Девушка приняла ванну и заплела волосы в замысловатые косы, которые всегда казались Айнару привлекательными. Мидж все прекрасно знала о своей внешности: она ровно того уровня симпатичности, когда при первом взгляде нельзя решить, красотка пред тобой или уродина. Вроде бы, милое, привлекательное лицо, но с какой-то неуловимой чертой, которая смущает. То ли слишком близко посаженные глаза, то ли на носу едва заметная горбинка, то ли не такие скулы… Когда-то, благословением юности, она была хороша – цветущим румянцем на щеках, отсутствием даже крохотных морщинок. Теперь, с трудом возвращаясь из состояния изможденности, Мидж уже не находила в своем отражении того очарования, что было прежде. Под глазами залегли тени, лоб от виска до виска прочертила полоса хмурости, руки превратились в тонкие веточки. Хорошее питание делало свое дело – за неполный месяц, прошедший с того момента, как Мидж начала путешествовать вместе с Грейсоном, грудь ее налилась прежней упругостью, на руках и ногах обозначились мышцы, пусть пока только как слабое воспоминание о прежней мощи, округлились и запунцовели щеки, скрывая угловатое строение лица. Мидж не была так же притягательна, как ее мать или бабка, не могла даже сравниться с собою же, восемнадцатилетней, а теперь рядом с ней была идеальная красавица Геселин – и Мидж едва удерживалась, чтобы не разбить зеркало, думая, что недостаточно хороша, чтобы предстать перед Айнаром.

Видит Айне, она все еще его любила.

Мысли о встрече в таверне «Оседланный олень» занимали экзорцистку до самой темноты. Но вид тренирующегося под окном Грейсона переменил течение размышлений Мидж. Невольно ей вспомнились события дня, и девушку прошиб озноб. На нее не раз нападали в пути, даже избивали, пытались отнять деньги, но достаточно было дать понять, что она – экзорцистка, и ее отпускали. Мидж считала подобные случаи досадными ошибками, однако она не чувствовала, что рядом ходит смерть – прежде никогда. Даже в тот раз, когда Грейсон спас ее после экзорцизма в городе, где они познакомились: все произошло так быстро, и Мидж тотчас забыла о том случае, как только поняла, что все обошлось. Понимали ли они, что она – не просто путешественница-полукровка? Вряд ли. Они вовсе не казались такими уж сообразительными. Эти же рыцари… они не только не уважали экзорцистов, они намеренно отлавливали их, уничтожали. Они ненавидели айниан.

Мидж сидела на постели, не замечая ночного холода, хоть тело ее реагировало на прохладу неистовой дрожью. Мидж казалось, что ее трясет исключительно от переживаний. Эти уризениане… Они ненавидели ее. Само ее существо. Они назвали ее животным – и это напугало Мидж куда больше, чем угроза бесчестья или смерти. Потому что это было внове.

Вот какая была разница между разбойниками и рыцарями-уризенианами. Первые жаждали денег или женской плоти, если их выбор падал на тебя – что ж, так решила Айфе, не взыщи. А рыцари… о, они не были рукой слепой судьбы, они искали, подлавливали своих врагов. Они намеревались уничтожить всех, кто не разделяет правила их узколобых жрецов. Вот в чем была пугающая разница. Разбойник, словно росомаха, выслеживает свою жертву, сидя в засаде, наносит молниеносный удар… Но если он не удается, если жертва ускользает, разбойник возвращается на свой пост, моля Айфе послать ему более слабую добычу. Рыцарь-уризенианин же готов преследовать, загонять айнианца, как волк, и ни золото, ни мольбы – ничто не остановит его, пока цель не будет так или иначе уничтожена: либо предана смерти, либо сломана морально.

«Отчего они не дают нам жить, просто существовать отдельно от них? – Мидж зарылась лбом в покрывающее согнутые колени верблюжье одеяло. – Большинство святилищ Древа стоят на окраинах города, наши жрецы никого не зазывают внутрь, не говоря уже про то, что мы не совершаем миссонерских паломничеств в другие города – все святилища в Межевых землях отстроены айнианцами на месте древних Дерев, которым поклонялись еще до становления уризенианства как официальной религии!»

Но еще больше, чем отчаяние, Мидж мучил страх.

Она скиталась по Межевым землям не первый год, она тепела лишения и дурное обращение, но была глупа и беспечна. Она отрицала очевидное – пока оно не наступило ей на пятки, не ударило в лицо в буквальном смысле. Айфе, паучиха Мира, угнездившаяся в корнях Древа, плела нить судеб каждого человека на земле – стоило ли удивляться, что жизненный путь был нелегок? И Мидж о том позабыла. В те дни, когда судьба ее обкрадывала, девушка кипела негодованием до вечера, а после забывала. Но теперь так легко отнестись к ситуации не получалось. В других ситуациях Мидж успокаивалась, обругав себя: ты была беспечна, ты пострадала из-за собственной глупости. Но эти рыцари… они схватили их с Грейсоном ни за что. Они ненавидели их за саму их сущность и веру, что для Мидж было одно и то же. А еще больше девушку напугало осознание, что наняв Грейсона, она не приобрела полной безоговорочной защиты: он был уязвим к магии, как и все прочие. Даже физически могучий, способный тычком локтя пробить стену, он оказался в плену, жалкий, беспомощный, избитый, повисший в сплетении лоз зачарованных пут.

«Спи, – одернула себя Мидж. – Подумай об Айнаре и спи.»

Но она не могла сомкнуть глаз: она не просто мучилась бессонницей. Она впервые по-настоящему открыла глаза и действительно проснулась, сбросив с себя опасные иллюзии.

И, как следствие, ее догнали еще и другие воспоминания – о тех случаях, когда она видела, как страдают анинане, айнианки от рыцарей-ищеек уризениан. Она ведь и прежде видела несправедливости – просто отрицала, ограждая разум от переживаний.

«Просто мне и так было слишком тяжело, – подумала Мидж, и тотчас себя оборвала. – Нет. Ты просто трусиха.»

Сердце заныло, но эта боль изгнала все мысли из головы. Так, страдая от стыда, Мидж заснула.

В «Оседланного оленя» они отправились все втроем – и Грейсон, и Мидж, и Геселин. Решили, что Мидж сделает вид, будто бы она одна, на случай, если Айнар может быть против ее спутников. Возможно, он даже не подозревал об их существовании.

Решили, что Грейсон войдет первым, через несколько минут – Мидж, как наживка. После же зайдет Геселин, прикрыв лицо вуалью.

Внутри «…оленя» пахло прогорклым жиром и перегаром – от посетителей. В углу брехала лишайная собака. Половина свечей на дешевой люстре не горела, и оттого все – липкие столы, стулья, пьянчужки и картежники, стены и прочее, – казалось исключительно желтого цвета.

Когда Мидж вступила в таверну, сердце ее забилось в горле. Из-за недосыпа она все утро чувствовала себя вялой, но теперь в крови забурлил адреналин, заставляя плечи девушки вздрагивать. Вот, сейчас она увидит Айнара: мужчину, которого она любит, с которым они плохо расстались, который дал ей самый благой дар, являющийся по совместительству проклятием, отнял возможность защитить себя, и спас сутки назад. Противоречивая картина вырисовывалась, если произнести все это сходу – и Мидж заметила это, мысленно прокрутив все основные вехи их с Айнаром истории.

Она все еще ощущала себя недостаточно красивой для встречи с ним, и пониже натянула на лицо капюшон, забывая, что он видел ее прошлым днем, избитую, связанную и мокрую.

Мидж села за свободный столик в углу. Айнар должен был узнать ее по маске птицы, привязанной к бедру, и спускающимся на грудь рыжим косам. Грейсон небрежно подпирал плечом колонну невдалеке от нее. Геселин еще не вошла. А Айнара… не было видно.

Неужто они опоздали? Он не стал их ждать?

И тут, обескураженно озираясь, Мидж встретилась глазами с тем, кого искала. Айнар стоял к ней спиной, а теперь обернулся. Он также был в темном потрепанном плаще, как и она, с маской птицы, привязанной к ремню. Сердце запрыгало в груди у девушки, ей вдруг стало жарко и неуютно. Нет, она ошиблась, им с Айнаром не стоило видеться! Мидж попыталась спрятать глаза под капюшоном, натягивая его до самого носа. Но мужчина уже заметил ее и подсел.

– Я боялся, что Вы не придете, леди.

Он выглядел не менее напряженным, чем она. Белые руки на столе нервно сплетали пальцы то так, то иначе. И при том девушка не сомневалась, что в любой момент он вынет остро отточенный крохотный металлический диск, что прошьет ее шею насквозь, а никто из посетителей «Оседланного оленя» этого даже не заметит.

– Я знаю, кто ты, – шепотом выдавила из себя Мидж. – Айнар…

Мужчина напрягся, готовый ринуться вперед, но не успел: все произошло быстрее, чем за секунду.

На стол перед ним, выламывая щепки, опустился кулак Грейсона. Точь-в-точь, как в их первую встречу с Мидж, когда она сломала карточный стол.

– Только попробуй тронуть ее, – прогрохотал Тигр.

Мужчина осторожно поднял руки, чтобы телохранитель не подумал, что он собирается атаковать, и снял с головы капюшон. Мидж мгновенно расслабилась, откинулась на спинку стула. Но была в этом облегчении и доля разочарования.

– Ты же видел, что у нее есть защитник, зачем же сунулся, маг?

– Он не маг, – сказала Мидж. Грейсон обернулся и пораженно уставился на нее.

Мужчина по ту сторону стола кивнул.

– Это не Айнар.

Даже близнецы, вырастая, становятся отличны друг от друга. Незнакомец в плаще походил на Айнара, это правда, но Мидж хватило одного взгляда, чтобы понять – это не ее возлюбленный. Знакомый раскосый разрез глаз, но все же иной. Волосы темные, почти черные, уложенные в замысловатую прическу мелуккадской аристократии, иная линия подбородка, скраденная щетиной. У Айнара, светловолосого, ни усов, ни бороды как следует никогда не было видно, пока они не отрастали на целый фут, и он их брил. Да, сумеречный воин походил на любимого Мидж, но не как две капли воды – как два листа с одной ветки. Похожесть иллюзорная, для неискушенного взгляда. Грейсон и Геселин обманулись, но Мидж – нет.

– Вы правы. Я его брат, – в голосе мужчины не слышалось и тени приветливости, глаза на миг прищурились в неудовольствии. – И я не маг – я сумеречный воин, как принято говорить в Мелуккаде. Можете называть меня Джорди.

– Мидж, – девушка склонила голову.

– Грейсон по прозвищу Серый Песчаный Тигр, гроза прерий.

– Наслышан. – Джорди перевел взгляд с собеседницы на ее спутника и обратно. – И больше о Вас, мсье.

К столу подошла Геселин. Несмотря на то, что несколько ночей назад она признавалась Мидж, что устала от своей красоты и больше не видит в ней смысла, сейчас лже-принцесса намеренно двигалась чарующе, рассчитывая поразить Джорди. Или Айнара, как она думала. Вуаль она откинула со лба с грацией танцовщицы.

Джорди даже не повернул головы, отметив приближение девушки только краем глаза.

– Тут частный разговор, миледи.

– Она с нами, – сказала Мидж.

Геселин быстро осознала, что ошиблась: перед нею не Айнар. Вся приторность с ее лица стекла, как дождевая вода, соблазнительная походка на последних шагах исчезла – к самому столу девушка подошла уже не покачивая бедрами.

– Я надеялся, что вы мне скажете, где мой брат, – Джорди вздохнул, потирая бровь. Акцент у него был едва заметный и только при произнесении некоторых слов. Мидж подумала, что братья отличаются даже по характеру. Айнар вытравлял из себя все мелуккадское, ненавидя родину: одевался по-бралентийский, а еще чаще – по-эльзильски, носил атепатийский напудренный парик и жемчужную серьгу по сааэшейской моде. Джорди же всячески подчеркивал свою национальность. Он оставил неудобную прическу мелуккадской аристократии: длинные волосы, подобранные и перетянутые лентой. Под плащом Мидж видела сияние шелковой ткани с расшитыми золотыми нитями павлинами.

– Мы сами бы хотели это знать, – сказала Геселин. – Все трое, мы ищем его.

Джорди при этих словах взглянул на Мидж. Непонятно, что он увидел в ней такого, чем не отличались двое ее спутников. Ее особенное отношение к Айнару?

– Что ж. Очень жаль. В таком случае, наши пути на этом расходятся.

Джорди начал подниматься, и тут Мидж, сама от себя не ожидая, вскочила, хлопнула руками по и без того испорченному столу.

– Нет!

Джорди замер, глядя на девушку с ироничным непониманием в глазах. Мидж почувствовала, что краснеет.

– Быть может, Вы… Вы… согласитесь путешествовать с нами? П… пожалуйста…

Грейсон и Геселин переглянулись. Оба одинаково кисло скривились.

Джорди тем временем крепко задумался.

– Вы мне помешаете.

Смущение Мидж принялось переплавляться в пыл решимости.

– И я, и Геселин идем по следу Айнара не первый год. Наш опыт позволяет сузить область поиска. Зачем бы он ни был Вам нужен, мы все втроем можем оказать посильную помощь друг другу. Грейсон – непревзойденный воин, я – экзорцистка…

– А я недурно готовлю… в том числе яды, – вставила Геселин, но ее никто не услышал. Слишком уж искрилось напряжение меж сумеречным воином и экзорцисткой.

Джорди смотрел на Мидж, ухмыляясь.

– Так Вы пытаетесь убедить меня, леди, что вы, ваша шайка, нужны мне?

– Не буду лукавить, – качнула головой Мидж. – Это Вы нужны нам.

Джорди рассмеялся. Он хохотал громко и долго, со вкусом, словно давно этого не делал – возможно, так оно и было. Наконец, смахнув выступившую в углу миндалевидного глаза слезу, он успокоился. Посмотрел на Мидж – не просто в лицо, а зрачок в зрачок, практически пронзая ее душу.

– Ценю в людях честность. Что ж, ничто не помешает мне покинуть вас в любую минуту.

– Спасибо, – севшим голосом сказала Мидж.

Джорди снова накинул на голову капюшон и повернулся, собираясь уйти.