Читать книгу: «Вилами по воде», страница 3

О розе

Белый лист: появляются первые знаки,

Возникают слова, комбинации, фразы,

Проясняются формулировки – признаться,

Я люблю сочинение пусть несуразных,

Обращённых к Всевышнему жалоб и кляуз –

Не хватает чернильной разлапистой кляксы…

Возмущенью бегущей строки нет предела:

Искривиться бы, вылезти в три измеренья –

Но линейность пробега по плоскости белой

Превращает ткань хаоса в стихотворенье,

И не вырваться слову из строгого плена

Равномерной скупой геометрии ленты…

Закрываю глаза: в средоточии строчек,

Букв, тире, запятых, двоеточий и точек

Не содержится главного – розы уплывшей

По зелёной воде ледяного теченья –

Без неё, я боюсь, меня Бог не услышит

И забудет опять обо мне по прочтении…

Неохота словам рисовать эту розу –

Раз за разом выходит из знаков бездушных

То железная роза, то роза из бронзы –

Тонет роза в созвучиях грузом ненужным –

Мне такой материал непригоден тяжёлый –

Цвет у розы, плывущей в воде, бледно-жёлтый:

Бледно-жёлтая роза плывёт на закате

По холодной зелёной воде молчаливой –

Воздух пахнет фиалками, сладким мускатом,

Наклонились безмолвно прибрежные ивы

Над намокшим цветком, проплывающим мимо,

И горят небеса серебром и кармином…

Вероятно, малькам и придонным улиткам

Роза видится чем-то чужим и ужасным,

Как и лилий плавучим кругам; ряски липкой

Островки неподвижные в страхе ужались,

Созерцая безмолвный покой бледно-жёлтой

Розы сонной, скользящей по водному шёлку…

Ветерок над водой дуновением беглым

Пролетел посмотреть, что там вверх по теченью?

И откуда цветок этот вымокший блеклый –

Не утопленницу ль в кружевном облаченье

Волны плавно несут по реке среди мелей,

Вынув розу из пальцев её онемелых?

Нет, там нет никого – только розовый клевер,

Только ивы плакучие, мох да очанка,

Только я на развилке: направо – налево? –

Оказалась там в эту минуту случайно –

Я ведь тоже плывущую розу видала

В освещении тусклом опалово-алом…

…Реку времени медленно я проплываю

Мимо лилий застывших и влажной осоки –

Впереди горизонт предзакатный пылает,

Месяц призраком встал в синеве на востоке,

Опускается солнце всё ниже и ниже –

Что здесь будет потом – я уже не увижу…

Постепенно забудется всё, что осталось

Позади по маршруту извилистой поймы –

Будет только покой, отрешённость, усталость –

Ни особых примет, ни деталей не вспомню

Звуков, лёгких теней, отражений прозрачных –

Их названья забуду, и что это значит…

В аберрациях памяти есть своя прелесть –

Сумрак мыслей о прошлом не мучит как прежде,

Не мешает услышать напевы свирели

Гром небесный, звучащий всё глуше и реже –

Забывание – счастье, беспамятство – помощь:

Ты свободен, тебе повезло – ты не помнишь…

Вот и всё, вот и весь невеликий мой опус –

Роза тает в тумане меж явью и снами,

Исчезает во времени призрачный образ,

Вместе с ним растворяются воспоминанья

О цветущих лугах, земляничных полянах,

Хищных рыб плотоядных глазах оловянных,

Цепких жалах подводной травы ядовитой,

Лёгких бабочках белых и синих стрекозах –

Том, что было так важно, но ныне забыто –

Как погода на прошлой неделе для розы,

Безвозвратно уплывшей в вечернем свечении

По зелёной воде ледяного теченья…

Прошлым летом

Неожиданно и странно прошлым летом

потерялось где-то время ненадолго –

в мрачной чаще заколдованного леса,

в космах белого тумана над водою –

и мгновенно начались потери в доме:

деньги, вещи, люди, кошки и собаки

пропадали словно в омуте бездонном –

в том числе айфон, ключи и двести баксов;

отовсюду страхи тёмные полезли,

знаки тайные являлись мне кругом, и

в этом ужасе понятно стало: если

было б время, всё бы было по-другому…

У кого-то в красной шапочке с помпоном

я спросила: «Как мне жить? Какого чёрта

не спешит ко мне ни «Скорая» на помощь,

ни наряд пожарных в касках золочёных?

Где астрологи? Где физики и маги?

Экстрасенсы и полиция с ищейкой?

Как с безвременьем справляться мне, бедняге?

Пусть подскажет хоть учёный, хоть священник –

пусть ответит внятно, коротко и честно

талмудист, буддист, да хоть марксист-безбожник:

разве может время временно исчезнуть?

Как такое, объясните мне, возможно?

Почему – кто растолкует этот казус –

те, кто нужен мне всегда, ежесекундно,

все покинули меня как по приказу,

сделав жизнь мою безрадостной и скудной?

И куда теперь бежать и где спасаться

от с ума сошедшей мойры черноглазой?

Объясните, для чего весь этот саспенс?

Долго Айса будет ножницами лязгать?»

Ничего мне этот кто-то не ответил,

лишь крылом махнул точёным обречённо

и слетел неслышно с яблоневой ветки,

и растаял в синем небе точкой чёрной…

Но однажды все часы пошли смиренно,

так, как будто ничего и не случилось –

за окном вовсю цвели кусты сирени,

и айфон лежал в кармане, и ключи, и

даже кошка обнаружилась в прихожей –

из далёких возвратилась путешествий –

правда, стала совершенно непохожей

на себя – хвостом, ушами, цветом шерсти –

из живых она одна ко мне вернулась,

но зато нашлись и деньги, и предметы –

и остались горемыки – я и Мура –

в декорациях июньских прошлым летом…

К сожаленью, люди врут, что время лечит –

что ни день, то слёзы льются, сердце щемит –

целый год прошёл, а мне не стало легче,

и не жду ничьих я больше возвращений –

вот опять июнь: сирени запах клейкий

меланхолией притихший дом наполнил –

всё совсем как это было прошлым летом –

и часы идут и прошлого не помнят…

Листья

Кофта, боты и зонт – я иду на прогулку

Вдоль заборов по дачным пустым переулкам,

Где закрыты дома, где разъехались все -

Бал окончен, актёры покинули сцену,

Жизнь умолкла в промокшем театре осеннем,

Только задник остался висеть -

Декорации пышные убраны; листья

Облетают с берёз в тишине закулисья -

Дни последние света и цвета игры -

Хоть горят ещё красным огнём бересклеты,

Скоро ветер оставит здесь только скелеты

Бересклетов, сирени, ирги;

И себя ощутить мне нетрудно сегодня

Лёгким жёлтым листочком, парящим свободно -

Если голову к небу поднять

И смотреть, как гоняет листву в каруселях,

Веерах, золотых фейерверках осенних

И каскадах небесный сквозняк…

Кроны клёнов озябших шуршат как пергамент,

В лужах небо плывёт у меня под ногами,

И летят надо мной караваны листвы -

Улететь среди них в череде золотистых,

Медных, охристых, алых и бронзовых листьев

Над пожаром кустов огневых -

Голубая мечта, невозможное счастье –

Вместе с листьями в небе кружить и вращаться -

В лужу выбросить боты и зонт;

Плыть и плыть в синеве за моря-океаны

И забыть этот северный рай окаянный,

Как случайно увиденный сон…

Гора

А у меня, друзья, плохая новость:

обрушилась горбатая гора –

ещё стояла здесь позавчера,

была гола, но выглядела сносно –

и вот вчера вдруг рухнула с утра

в морской прибой, меня оставив с носом –

она меня держала – я утра-

тила мою опору и основу,

и в результате чувствую себя

полночным кораблекрушеньем в бурю

под небом грозным, сумрачным и бурным,

и безуспешна и жалка борьба

во тьме кромешной со стихией буйной –

и, наблюдая крах мой, процедуру

верша бесстрастно страшного суда,

злорадно усмехается судьба…

Тебе, судьба жестокая, смешно?

Мне не понять, как может невезенье

моё смешить как маковое зелье,

дурман и забродившее вино –

страшат твои усмешки и веселье,

и аутизм твой, и твоё безделье,

а бег твоей бесшумной карусели

меня, судьба моя, сбивает с ног…

Проводы друга

By Li Bai

Seeing a Friend Off

Translated by A. Z. Foreman

The dark hills stretch beyond the northern rampart,

White waters wind around the eastern wall

From this place where we do one deed of parting,

Tumbleweed has a thousand miles to sprawl.

A floating cloud: all that a wanderer thinks.

A setting sun: all an old friend can say.

It is goodbye, and as we wave our hands

Our parting horses cry and neigh, and neigh.

Ли Бо

Проводы друга

(По англ. переводу А. Формана)

Мрачные горы простёрлись за северной башней

Белые воды свернули к востоку за стену

Здесь, в этом месте, где мы расстаёмся

Путь в сотни вёрст одолеть оторвавшимся клочьям травы перекатной

Облако в небе плывёт: вот что думает друг уходящий

Солнца закат: всё что может сказать старый друг

Это прощанье, мы машем друг другу руками

Лошади наши прощаются тоже кланяясь кланяясь плача…

(VIII в.)

Проводы друга

Бессонницы приходит час блаженный –

беру стихотворение любое

Ли Бо – хоть это: путь – мой друг – прощанье –

здесь восемь строк всего – но сколько боли,

поэзии, прозрачности, печали,

намёков, умолчаний, отражений…

Клочком ничтожным перекати-поля,

подвластным ветру облаком, уходит

мой друг – как сотни вёрст он одолеет?

При нём льняной мешок, лепёшек полный,

бурдюк вина – и, знаю, неохота

ему идти, но он меня смелее…

Привал назначен первый за горами –

туда ведёт дорога: конь проворный

получит передышку там, а дальше

продолжит трудный путь от храма к храму

по бездорожью, по тропинкам горным –

жизнь – путь, на всё благоволенье дао…

Дойдёт ли, доберётся он до цели?

Погибнет в непогоду ли, плутая

в безмолвии туманного Тибета?

Увижу ли тебя, о друг бесценный?..

Полоска в небе тает золотая –

дождей, ненастья верная примета…

Мой друг серьёзен, собран и спокоен –

погладил меч, поправил рысью полость

и, обернувшись, помахал рукой мне –

и я махнул в ответ –

а наши кони

друг другу шлют прощальные поклоны,

склоняясь низко и рыдая в голос…

Книга

Вот непрочитанная книга

на хинди или на арабском:

мне, даже если постараться,

в суть этой книги не проникнуть;

страницы медленно листаю,

ищу хоть пару букв знакомых,

и удивляюсь неспроста я

письма неведомым законам

загадочного диалекта –

нас, поколенье новояза,

легко пленить великолепной

каллиграфическою вязью –

но я едва ль освою свойства

морфем, артиклей и глаголов –

чужой язык, его устройство

мне не постичь и с алкоголем:

здесь, знаю, тьмы сокрыты истин

и тайн, моё воображенье

так будоражащих, что лист и

колонки строчек совершенных

пространным кажутся посланьем

для избранных и посвящённых,

источником сакральных знаний

о главном, неизбежном чём-то –

скрижаль неясных предсказаний,

записанных секретным кодом –

но я в значках перед глазами

не вижу смысла никакого;

и мало пользы от стараний,

тоски, раздумий и чинзано,

напрасно я сижу часами,

язык разгадывая странный –

бессмысленны мои занятья –

застряла в строчках – и ни с места,

а как хотела бы узнать я,

что означают эти тексты;

что мне творец хотел поведать,

их выводя изящно тушью –

он что-то знал про наши беды?

Он что-то знал про наши души?

И я, неделя за неделей,

всё возвращаюсь к книге этой –

но так и не достигла цели,

но так и не нашла ответа…

И ты такая же загадка

для глаз моих, ума и сердца –

ключ скрыт в астральных сферах серых

за тусклым пламенем заката –

но скептицизмом мозг иссушен,

и все попытки бесполезны

поверить логикой железной

метафизическую сущность;

не одолеть семи печатей,

не стоит даже и пытаться,

и знаний многие печали

порой страшнее пыток адских –

зачем мне знать, что происходит

с тобой в твоих краях далёких?

Куда сквозь тьму, туман и холод

летит твой лёгкий самолётик?

В детали лучше не вникать мне –

есть риск, что мир свернётся в узел,

и не останется ни камня

на камне от моих иллюзий;

от многих знаний мало толку,

от многих знаний прок какой мне?

Допью чинзано, том на полку

верну и буду спать спокойно…

Голубка

Ещё вчера день ясен был и тих –

Спускался вечер, ласковый и сонный –

Пространство водной глади осветив,

Вдали за горизонт сходило солнце;

Затерянная на семи ветрах,

Легко скользила в море каравелла –

И я, в попытке одолеть свой страх,

Прижав к груди платок из шёлка белый,

По палубе прошла по доскам мокрым

На нос – здесь вид был сказочно красив:

Смешались перламутр, кармин и синь

В лучах заката над зеркальным морем…

А нынче буря! Молнии и гром,

И парус на разрыв, темно и жутко –

Норд-ост бушует в море штормовом,

Швыряет каравеллу как скорлупку –

Я чувствую, что наш корабль погиб –

Он щепка против грозного бесчинства –

Взлетаем ввысь и падаем в пучину –

О Господи, спаси и помоги!..

Но всякие надежды безрассудны –

Я слышу стоны корпуса и мачт,

И в битве обессилевшее судно

Бросают волны вверх и вниз как мяч –

Снопом взлетают над бушпритом брызги,

Встаёт над бортом грозный фейерверк –

И в ужасе бегут из трюма крысы,

Из всех щелей по лестницам наверх –

Вся масса тварей серых толстобоких

Как шлейф из шёлка серого шуршит,

Спешит, к крысиному взывая богу,

И просит о спасении души –

Толпятся на корме, кидаясь в воду,

В безумии скрываются в волнах

И гибнут сами, и других уводят

В мир тишины, тьмы и покоя дна…

Беспомощны спасательные шлюпки –

Их волны бьют о корабельный борт –

Я выпускаю белую голубку

В последнюю минуту: Бог с тобой –

Лети, голубка! Ничего не бойся –

Меж туч найдётся где-нибудь просвет –

Лети на юг, где небо голубое –

Здесь, в этой буре, выжить шансов нет –

Над сине-золотыми островами

Лети, душа моя, на тёплый юг! –

И с этими последними словами

Голубку отпустила я мою –

Она взлетела над кипящим морем –

И тут девятый вал корабль накрыл –

И в яркой вспышке мглу пронзивших молний

На миг мелькнула белоснежность крыл…

Так бушевала буря двое суток,

Затем норд-ост сменился на зюйд-вест –

Уход циклона мир привёл в рассудок,

И снова чист над морем свод небес –

А там, на месте кораблекрушенья,

В спокойствии бескрайних светлых вод,

Ещё заметно лёгкое круженье,

И медленно несёт водоворот

Обломки мачт, куски каких-то досок,

Тряпьё и мусор, клочья тонких штор,

Флажки, обшивки узкие полоски –

Всё то, что пережило этот шторм;

Плывёт напоминаньем о стихии

Намокший белый шёлковый платок,

Да из блокнота вырванный листок –

Но слов не разобрать – письмо? стихи ли?..

И хоть опасно было, да и глупо,

Но белизной слепя при свете дня,

Сюда вернулась белая голубка –

Ко мне назад –

Но не нашла меня…

Птичка

Есть у меня чудесная вещица,

Ей цену знаю верную одна я –

Изящная серебряная птица –

Старинная, к тому же, заводная;

Её я извлекаю из-за стёкол

Буфета – там в тиши она хранится,

И длинный медный ключ вставляю в цоколь –

И как живая вздрагивает птица,

Поёт и машет крылышками шустро,

Трясёт хвостом, пощёлкивает клювом –

Мы с ней в закатный час лиловый тусклый

Дуэтом петь и пить чинзано любим –

Она поёт, а я берусь за ноут,

И не пойму – от пенья, от чинзано?

Но лучше сочиняется намного,

Откуда-то стихи приходят сами;

Любимая из всех любимых музык –

Мелодия печали мучит душу –

Вполне возможно, в это время Муза

Ко мне приходит пение послушать;

Но вот вчера, едва пробило полночь,

Чинзано вышло всё, и я за виски

Пойти хотела, и теперь не помню,

Была пьяна я, или слишком близко

На столике стояла птичка к краю –

Я этот миг увижу, умирая –

Зачем я встала? Так уж было надо ль?

Но птичку я рукой смахнула на пол…

И всё. И всё!.. Певунья замолчала…

Все звуки мира тоже смолкли разом –

И только эхо музыкальной фразы

Ещё звучало, полное печали –

Я плакала; я не могла постичь, как

Всё это вышло. Что-то изменилось

Во мне и мире… Боже, сделай милость,

О сжалься: пусть поёт как прежде птичка!

Но всё напрасно –  ни единой ноты

Не спела мне разбившаяся птица,

И в тот момент во мне сломалось что-то,

И даже сердце перестало биться;

Казалось бы: какой пустяк – игрушка!

К тому ж, смотри: цела снаружи птичка –

Так и с людьми бывает: мир разрушен

Внутри, а с виду вроде всё отлично –

Да, слава Богу, был удар несильным –

Его ковра пушистость приглушила,

И хвост, и глазки из сапфиров синих –

На месте всё, а голоса лишилась…

И я ключом в утробе механизма

Как ни кручу – не хочет заводиться

Никак, подать хоть малый признак жизни –

И не поёт серебряная птица…

Бал

Я не пойму – пригрезилось? Приснилось?

Как вышло так, что в сказочном наряде

Из белой органзы, я очутилась

Среди гостей на бале-маскараде?

Оркестр играл Пьяццолу и Шопена,

Шумел народ нарядный и игривый,

А я весь вечер подпирала стену,

Держа в руке бокал с аперитивом;

Здесь не было Пьеро и Коломбины –

Костюмы были несколько иными –

Чертей, вампиров, зомби иже с ними,

А дамы – сплошь – кто ведьма, кто богиня;

Моя же маска из стекла и стали,

Похожая на шлем мотоциклиста,

Скрывала всё лицо, так что не стали

Мужчины подходить ко мне и близко…

Несли на серебре официанты

Бокалы с оранжадом и шампанским –

Веселье, блеск, и музыка, и танцы –

Фокстроты, вальсы, медленное танго;

Столы буфета привлекали взгляды

Роскошеством закусок и убранства,

Фонтанами из роз и шоколада,

Венчавшими собой столов пространства;

Ласкали глаз конструкции из фруктов,

Спускавшие банановые лапки

На нижний круг – к плодам заморским сладким

И гроздьям бузины манящей крупной;

Сверкал хрусталь в подвесках люстр стоцветных,

На окнах тут и там мерцали свечи –

А между тем, в саду лил дождик летний,

И ночь давно сменила душный вечер;

Мигала электрической гирляндой

Просторная открытая веранда –

Курили там, и дым марихуаны

Мешался с духом ночи и духами;

Народ топтался возле барной стойки,

Мелькали рюмки с водкой и текилой –

Ассортимент напитков был нехилый,

Но контингент собрался тоже стойкий;

Явился модный рэпер и ди-джеи,

Врубили рок и буги очень кстати –

Тут зал, конечно, весь пришёл в движенье,

Народ завёлся, все слились в экстазе…

Вдруг суматоха: просят дам разуться –

Какой-то принц нашел из шёлка туфлю –

Он прижимал её к груди в безумстве

И девушек рассаживал на стулья,

И каждой примерял, клянясь жениться

На потерявшей туфельку особе –

Сбежалось фей к нему не меньше сотни,

И все давай пихаться и браниться –

Он был богат как Крёз, но алкоголик,

Наглец и лжец, к тому ж ещё и бабник,

И врал безбожно, что святее Папы,

Добрее мамы, и не хам нисколько –

Но я-то вижу всех как на рентгене,

В одну секунду, как при вспышке света –

В классификации людей я гений,

Мне в этом смысле просто равных нету –

И я себе представила печально,

Как ночью стылой, ветреной и мерзкой,

Вот этот принц потрёпанный нетрезвый

Является ко мне в опочивальню:

И я сняла с ноги изящно туфлю

И незаметно выбросила в урну,

И вышла босиком из зала в тусклый

Рассветный сумрак пасмурного утра…

Дождь перестал, трава почти просохла –

Дыша прохладой, я прошла по саду,

Смеясь как дура, трезвая, босая,

И было мне и хорошо, и плохо…

А за воротами асфальт дороги

В тумане таял – тихо, мрачно, жутко,

И лес кругом – но я прошла немного,

И тут меня подобрала маршрутка…