Читать книгу: «Тайны Васильков или мое нескучное лето», страница 3
Глава 4, в которой появляется тракторист Ваня, а все остальные предаются разгулу
– Привет, – говорю я и чувствую себя немного странно. Я никак не могу поверить, что этот интеллигентный мужчина в очках без оправы и есть Колька Сопля, который когда-то стрелял в меня из рогатки перезрелыми сливами только на основании того, что я младше и не могу дать сдачи.
– Привет, – говорит Колька. И смотрит на меня, округлив глаза. – Ну ты… вообще, – говорит он. – Невозможно поверить.
– Ты тоже, – киваю я.
Мы улыбаемся, и неловкость постепенно исчезает. Он снимает очки, и я вижу те же хитрые и одновременно с этим доверчивые глаза. Понятно, что этот человек готов и подлянку какую-нибудь устроить ближнему, не со зла, а чтобы весело было, и поверить во что-нибудь совершенно необыкновенное, вроде русалки, которая живет в лесном пруду и может утопить тебя, если ты ей не понравишься. А если понравишься… ну, не знаю, что он там себе представлял в тринадцать лет.
– А я вот своих пацанов в деревню привез. А то они думают, что морковка в супермаркете растет, а молоко из коровы выходит прямо в пакетах.
– Сколько их у тебя?
– Кого?
– Пацанов.
– Двое. Близнецы. Егор и Данила. По пять лет, – отчитался Колька.
– Да-а, представляю, – протянула я. – Ну, им тут понравится, я уверена.
– Еще бы, – усмехнулся Колька. – Они уже весь дом на уши поставили. Бедная моя бабка. Светка-то ничего, привыкла. Они у нее как в армии – железная дисциплина.
– А они с девочками дружат? – спрашиваю я.
– С девочками? – удивился Колька. – Дружат, наверное. Смотря какие девочки.
– Девочка одна. Зовут Алина. К бабе Вере племянница приехала с дочкой. Тоже пять лет, – объяснила я.
– О, – сказал Колька. – Я вижу, собирается компания. Надо их познакомить.
– Надеюсь, ты их не учил… из рогатки. Сливами.
– Нет еще, – ничуть не смутился Колька. – Потом научу. А ты что, до сих пор обижаешься?
– Да нет. Просто вспомнилось.
– А помнишь, как ты на спор залезла на самый высокий дуб, а потом слезть не могла?
– А помнишь, как тебя бык рогами поддел, когда ты перед его носом бабкиной красной юбкой размахивал? – не осталась я в долгу.
– До сих пор шрам остался, – Колька задрал майку и показал белый рваный шрам на боку.
Мне показалось: еще немного, и мы начнем хвастаться друг перед другом, у кого больше и страшнее синяки и ссадины.
– Слушай, пойдем ко мне в гости, я тебя со своими познакомлю. Или вот что: приходите сегодня вечером вместе с бабыгрушиной племянницей и ее дочкой. Посидим, поболтаем, чаю попьем. Или еще чего, покрепче.
– Хорошо, мы придем.
– Ну, тогда до вечера, – распрощался со мной Коля.
Итак, вечером в среду я вышла из дома в своем любимом сарафане с ромашками и в новых бело-голубых кедах. Летнее солнце клонилось к закату.
Я закрывала калитку, когда услышала за спиной:
– А вы чьих будете?
– Я – ничьих, – говорю, – просто погулять вышла. – А вы кто?
– А я… это… тракторист.
– Новый? – спросила я. Я еще помнила дядю Сашу-тракториста, который в свободное от работы время громко и невпопад играл на гармошке, выпив для храбрости пару стаканов самогона.
– Ага. Новый, – ответил тракторист.
Я окинула взглядом его внушительную фигуру в потертых джинсах и белой майке. При таком размахе плеч он, по-моему, может и без трактора вспахать целое поле. С плугом в руках. Глаза у него голубые, а волосы торчат в разные стороны, как будто он только что с сеновала слез. В ухе серьга. Да, прогресс и до деревни докатился.
– Меня Иваном зовут, – представился тракторист.
– Ваня, значит. Очень подходяще.
– Для чего?
– Для тракториста. А где же ваш трактор?
– А, – Ваня неопределенно махнул рукой. – Загорает. Колесо менять надо.
– Что ж вы его одного-то бросили? – укоризненно спросила я.
– Кого?
– Да трактор ваш.
– С этим колесом часа на два возни, а мне что-то так жрать захотелось, извините, кушать… В общем, решил перерыв устроить.
– Ну, тогда не буду вас задерживать. А то еще, чего доброго, в голодный обморок упадете. Возись потом с вами.
– Ни за что на свете! – пылко возразил Ваня. – Голодные обмороки не в моем стиле, – добавил он более спокойно.
Через пять минут светской беседы мы перешли на «ты», я сообщила свое имя и узнала номер его телефона. Я бы не стала его запоминать, но он сам запомнился: почти все цифры одинаковые.
– Ну ладно, я пойду, – сказала я. – Дел куча.
– Корову подоить, кур пощупать, – усмехнулся Ваня.
– Ага. А потом у меня дружеская встреча. Да и твой трактор, наверное, по тебе соскучился.
– А может, это… – Ваня замялся.
– Что – это?
– Сходим куда-нибудь? Не сегодня, так завтра.
– На сеновал? – невинным голосом спросила я.
Ваня опустил глаза и, кажется, даже немного покраснел. А говорят, молодежь нынче испорченная. Приехали бы к нам в Васильки, посмотрели на это чудо природы – застенчивого двухметрового тракториста с серьгой в ухе…
– Я хотел сказать: прогуляться.
– Обязательно сходим. Только не сегодня. Может быть, на следующей неделе, если
дождя не будет.
Я помахала Ване рукой и пошла в сторону бабыгрушиного дома, чувствуя спиной неотрывный пристальный взгляд.
Когда я сообщила Белке, что мы идем в гости знакомить Алинку с двумя кавалерами, ее, Белку с моим другом детства и его семьей, а меня с его женой, она не выразила восторга.
– Гости, особенно в деревне, – это всегда обжираловка. А еще, не дай бог, самогон пить заставят.
– Никто никого не будет ни к чему принуждать, – заверила я Белку. – Колька Сопля и его семья – вполне приличные люди…
Белка усмехнулась.
– Ты же, вроде, с его семьей еще не знакома.
– Да, но судя по тому, как выглядит сам Колька…
– А как он выглядит?
– Ну, не знаю… – я задумалась. – В общем, Соплей я бы его в глаза называть не стала. Кажется, его хронический насморк закончился, и вообще… сама увидишь.
– Вообще-то, я собиралась начать здесь новую жизнь, – заявила Белка.
– Ну, ну, – хмыкнула я. – Бегать по утрам, делать зарядку, правильно питаться, естественно, не пить и не курить… И еще, наконец, по-настоящему возьмешься за английский. Надо провести лето с пользой.
– Ага, – удивленно и растерянно кивнула Белка. – Я даже учебники с собой взяла. Знаешь, в институте все как-то некогда было… То одно, то другое… И похудеть немного не мешало бы. А еще я хотела закаляться. Обливаться ледяной водой из колодца. А как ты догадалась?
– Очень просто. Мне тоже такие мысли в голову приходили, когда я сюда собиралась. Но я-то учебники не взяла.
– И что же тебя остановило?
– Мой любимый брат.
– Да? – заинтересованно спросила Белка.
– Он сказал: «Чего их туда-сюда без толку возить. Пусть дома полежат, им здесь лучше». Я как-то сразу ему поверила.
– Да… – протянула Белка.
– Он меня хорошо знает.
– А я все-таки попробую, – уже не так бодро, как вначале, сказала Белка.
– Пробуй, конечно, – поддержала я. – Ты – совсем другое дело. Вдруг у тебя железная воля и стальные нервы.
– Вдруг… – согласилась Белка.
– А я буду предаваться лени, как совершенно безвольное существо.
Белка с завистью вздохнула и пошла переодеваться.
– Обязательно надо, за встречу, за знакомство, – сказала баба Вера, Колькина родная бабушка по материнской линии, и водрузила на стол пузатую стеклянную бутылку с неизвестной жидкостью очень красивого малинового цвета.
– Что это? – хором спросили мы с Белкой.
– Настоечка, – объяснила баба Вера. – Черносмородиновая.
– Интересно, сколько в ней градусов? – с подозрением спросила Белка.
– Да ты не бойся, – баба Вера всплеснула руками. – Она слабенькая. Наши мужики у меня берут самогон запивать.
Коля подмигнул нам всем обоими глазами, баба Вера достала маленькие граненые стаканчики, и началасьсь процедура разлития напитка. Был произнесен предсказуемый тост «за встречу» и мы выпили.
– Интересный вкус, – сказала Белка.
– Сладенькая, – сказала я.
– Я же говорю: канпот, – подтвердила баба Вера. – Я туда еще бруснику добавляю, ежевику и горсть сушеной малины.
Следующий тост был за бабу Веру, на что она смутилась, выпила, и пошла загонять корову.
– Хочу вам сказать, – заговорщицким шепотом произнесла Света, Колина жена, как только баба Вера вышла, – этот экзотический компот оказывает на людей очень странное действие. Я-то его уже пробовала, поэтому больше двух рюмок пить не собираюсь.
И она протянула руку к третьему по счету граненому стаканчику.
– Очень возможно, что баба Вера добавляет в свою настоечку мухоморы или еще какое галлюциногены, – предположил Колька. – Я как-то привез бутылочку домой, угостил опытных в этом деле друзей. Им страшно понравилось.
Мы с Белкой переглянулись и взяли в руки стаканы, которые Коля наполнял очень проворно. Настойка была, действительно, очень вкусная. Она пахла лесными ягодами, душистыми травами и еще чем-то очень летним и радостным.
Потом пришла баба Вера. Потом детей уложили спать на матрасах, расстеленных на полу. Потом мы вышли в сад, прихватив с собой уже ополовиненную бутылку и стаканы. Потом у меня в памяти пробел.
Помню только, что мы, почему-то шепотом, пели песни группы «Рамштайн», хотя никто из нас, насколько я знаю, немецким не владеет. Еще помню, что мы танцевали. Польку-бабочку. Парами и под соответствующую музыку. Но откуда взялась музыка, ума не приложу.
Потом мы проводили меня. Потом Белку. Потом снова меня, но Белка почему-то все еще была с нами…
Чем все это кончилось, не знаю.
Первый раз в жизни проснулась в кедах. Но под чистыми простынями. Выпила три ковша воды, приняла холодный душ. Вроде нормально. Решила проведать Белку.
– Мама заболела, – сказала мне Алинка, встретившая меня у калитки.
– Плохо, – сказала я.
– Мама говорит, ничего страшного. Просто надо немного полежать. Просила меня не петь, – обиженно добавила Алинка.
– А тебе очень хочется? – спросила я.
– Очень, – кивнула я.
– Ну тогда ты иди в сад, в самый дальний уголок. Туда, где крыжовник растет, знаешь? – Алинка кивнула, – и там пой.
– А кто меня будет слушать?
– Там живут бабочки, жучки и божьи коровки. И еще птички иногда прилетают. Они очень любят, когда им поют песни.
– Тогда я спою им песню про кораблики, – радостно выкрикнула Алинка и побежала в сад.
Белка лежала на диване с мокрым полотенцем на голове. Бледная и раскаивающаяся.
– Что, плохо? – спросила я.
– Плохо, – сказала Белка.
– Ничего, пройдет.
Белка посмотрела на меня с нескрываемым упреком.
– Эта ваша настоечка… – начала она.
– Чья это – ваша? – возмутилась я. – Лично я не имею к ней никакого отношения.
– Ты меня туда привела, – сказала Белка прокурорским голосом.
– Я не виновата, – жалобно произнесла я. – Меня саму коварно заманили. Но от бабы Веры я такого не ожидала.
– Больше никогда, – сказала Белка.
– Абсолютно с тобой согласна. Никогда. Только чай и лимонад.
– Еще кефир и рассол, – подхватила Белка. – У тебя хоть голова не болит.
– Утром тоже болела. Немного. Но это мелочи. Главное – как-то неловко вспоминать, что мы водили хоровод вокруг яблони…
– Что? – Белка вытаращила на меня глаза. – Разве такое было?
– Было.
– О-о, – застонала Белка.
Я погладила ее по голове.
– Завтра же начну новую жизнь, – сказала Белка и обхватила голову руками. – Нет, лучше сегодня. Вот прямо сейчас пойду и обольюсь водой из колодца. Поможешь?
– С удовольствием, – ответила я, и мы пошли к колодцу.
Я открыла крышку, заглянула во влажную темноту и опустила туда ведро, прикованное к толстой цепи. Цепь бодро раскручивалась, ведро гремело о стенки колодца, Белка недовольно морщилась от этих звуков.
Обратно ведро шло тяжело, я в поте лица крутила ворот колодца, а Белка задумчиво смотрела на движущуюся цепь. Когда ведро оказалось на одном уровне с краем колодца, я взяла его за ручку, немного ослабила цепь, ухватилась другой рукой за дно и… опрокинула его на Белку. Она завизжала и отскочила, но уже после того, как на нее вылилось литров пятнадцать ледяной колодезной воды.
– Ах, вот ты как! – Белка откинула со лба мокрые волосы и уперла руки в бока. Ее глаза сверкали так грозно, что я на всякий случай положила ведро и ретировалась за колодец.
– А что? – спросила я невинным голосом. – Ты же сама хотела обливаться.
– Но не в одежде же! – воскликнула Белка. – И не так неожиданно.
– Ты что, собиралась тут раздеваться? – спросила я, оглядываясь по сторонам.
Из-за заборов и из-под занавесок уже выглядывали любопытные лица. Колодец-то посреди улицы.
– Да, об этом я не подумала.
– А я подумала.
– Слушай, а мне ведь лучше стало. Голова прошла. – Белка осторожно помотала головой из стороны в сторону. – Точно, не болит.
– Вот видишь. Может, еще разок? – предложила я.
– Ну уж нет. Разве что тебя облить. Для равновесия.
– У меня-то с головой все нормально. И закаляться я никогда не собиралась.
– Ладно, пошли, – сказала Белка. – Надо переодеться. Здесь сейчас вся улица соберется. Можно подумать, они никогда не видели, как люди занимаются оздоровительными процедурами.
Я посмотрела на Белку. Ее шорты обвисли, футболка прилипла к телу, волосы висели отдельными прядями. Но зато глаза были веселые, и щеки разрумянились. Закаливание – страшная сила.
Глава 5, где романтическая пара совершает прогулку по кладбищу, а из книги исчезают страницы
Меня мучили сомнения. Я не знала, стоит ли рассказывать кому-нибудь о сокровищах. И дело не в том, что я боялась конкуренции или кровавой дележки с потерей человеческого лица, как это обычно бывает в книгах и фильмах о поисках кладов. Мой страх был гораздо более тривиальным: я боялась выглядеть глупо. У меня есть некоторый опыт в этой сфере, и он принуждает меня к осторожности. Обычно, когда доходит до дела и уже никуда не деться от дружеских снисходительных взглядов и похлопываний по плечу, выражающих непритворное сочувствие моим скудным умственным способностям, я веду себя мужественно и встречаю насмешки лицом к лицу. Но, если есть способ избежать подобной ситуации, меня тянет им воспользоваться.
Так что Белке я пока решила ничего не говорить. Сразу после водных процедур она попросила меня отвезти ее в Мальцево, чтобы посетить там магазин, в котором есть альбомы и краски, жизненно необходимые Алинке.
– Я взяла с собой целую кипу альбомов, но она уже все изрисовала! – пожаловалась моя мокрая подруга.
Итак, Белка переоделась, уложила Алинку спать, выпила три стакана простокваши, еще раз проинструктировала бабу Грушу, что делать с Алинкой, когда она проснется, и мы помчались.
До Мальцево чуть больше десяти километров по отнюдь не гладкой дороге, ехала я медленно, осторожно объезжая каждую кочку и выбоину, так что у знаменитого камня мы оказались не раньше, чем через двадцать минут.
– Ух ты! – воскликнула Белка. – Прямо как в сказке!
– Ты что, на самолете в Васильки прилетела? – поинтересовалась я. – По дороге этот камень никак не объедешь.
– Меня привезли. А в последние полчаса я вообще дороги не видела. Алинка раскапризничалась, я ее успокаивала.
– Ну, тогда смотри. Места тут очень живописные. И очень путаные. Лично я, когда ехала в Васильки, на этом самом месте заблудилась.
И я рассказала Белке историю с вороной.
– А, может, съездим, навестим ее? – предложила Белка. – Так вот запросто, по-дружески.
– Думаю, не стоит, – покачала я головой. – Она мне в прошлый раз очень по-дружески намекнула, что не стоит околачиваться на ее территории.
– Страсти-то какие, – произнесла Белка. – Ой, мы этот камень уже проехали! – воскликнула она через секунду. – А я хотела почитать, что на нем написано…
– Не надо.
– Почему?
– Боюсь, после этого ты станешь совсем другим человеком. И ничто уже не вернет тебе веру в прекрасное будущее для всех людей земли.
– Что, все так ужасно? А ты откуда знаешь? Останавливалась? Читала? – допытывалась Белка.
– Я – нет. А вот мой брат Борис Андреевич читал. И мне отсоветовал.
– А мне теперь еще больше хочется, – призналась Белка.
– Эх ты, – со вздохом произнесла я и укоризненно покачала головой.
По пути в магазин мы проехали почту, и меня осенила гениальная идея – отправить любимому брату телеграмму с вызывающим или загадочным текстом. Пусть удивляется и голову ломает. Я поделилась идеей с Белкой, она ее одобрила и, предоставив мне возможность самой осуществлять задуманное, отправилась в покупать вожделенные альбомы.
Мальцевская почта располагалась в старом кирпичном доме с решетками на окнах, белой надписью на синем картоне «Почта Телефон Телеграф» и деревянным крыльцом. Внутри стоял странный затхлый запах, а за облезлой стойкой сидела тетенька в соломенной шляпе с лохматым розовым цветком. Она усердно заполняла какие-то бланки и едва на меня взглянула.
– Добрый день, – поздоровалась я.
Она буркнула мне в ответ что-то неразборчивое.
– Я бы хотела отправить телеграмму…
– Подождите, – огрызнулась надменная работница единственного на ближайшие сто пятьдесят квадратных километров почтамта.
От нечего делать я уставилась на розовый цветок. Интересно, из чего он сделан? Похоже на искусственные перья. Или они все же натуральные, просто выкрашены в розовый цвет и старательно разлохмачены? И кому пришла в голову гениальная идея прикрепить его на этот хлипкий головной убор, его владелице или самому неизвестному производителю? И зачем, вообще она нацепила эту шляпку, если в помещении солнца нет, а ее огромный нос шляпка нисколько не прикрывает?
Я не успела как следует обдумать ответы даже на половину этих вопросов, как тетенька, по-видимому, устав от тяжести моего взгляда, встала, продефилировала к облезлому комоду, порылась его недрах и с видом победителя извлекла пожелтевший от времени бланк. Бросив его на стойку перед моим носом, она буркнула:
– Заполняйте.
Только тут я поняла, что текст в моей голове еще не сложился. Что я могу написать такого, чтобы у Борьки, хотя бы на секунду, глаза заползли на лоб? Хотя это может случиться благодаря самому факту получения телеграммы, хотелось бы чего-то для верности, контрольный, так сказать, выстрел. В итоге я настрочила: «приветик развлекаюсь белкой сокровищ нет страшно весело». Я слышала, что в телеграммах исключают предлоги и знаки препинания и неукоснительно следовала этому правилу. А что, прикольно.
Я думала, и даже надеялась, что тетенька в шляпе удивится содержанию телеграммы, но она и ухом не повела. Жаль.
Оказавшись дома, я первым делом схватилась за телефон и набрала номер Эммы Константиновны. Мои колени слегка подрагивали, а в животе что-то кололось, как будто там поселился небольшой ежик. Буквально через пару минут я могу услышать разгадку самой таинственной тайны всей моей жизни! Только бы не запутаться в объяснениях. Длинные гудки оборвались, мне ответили.
– Алло, – произнесла я бодрым голосом. – Могу я поговорить с Эммой Константиновной?
– А кто ее спрашивает? – поинтересовался женский голос.
– Знакомая, – пробормотала я.
– Странно, – произнесла моя собеседница. – Я думала, что знаю всех маминых знакомых. Может, вы все же представитесь?
– Пожалуйста. Меня зовут Екатерина Андреевна Аверина.
– Что? – услышала я удивленное восклицание. – Но это же… Этого не может быть.
– Почему? – удивилась я. – Меня действительно так зовут.
– Наверное, это какой-то обман, – пробормотала женщина. – Я слышала, сейчас много разных аферистов… Витя! – крикнула она кому-то.
– Да подождите, я вовсе не аферистка. Я вообще не понимаю, с чего вы это взяли…
– А с того. Вы представились, как мамина подруга, которая умерла несколько лет назад.
– Ой, – вырвалось у меня.
– Вот тебе и «ой», – с неприкрытым торжеством в голосе произнесла моя оппонентка.
– Я совсем забыла, что у нас с бабушкой все одинаковое: и фамилия, и имя, и отчество…
– Так, значит, вы внучка Екатерины Андреевны!
– Ага, – с облегчением выдохнула я.
– Приятно познакомиться, – голос моей собеседницы сразу стал ласковым и вежливым. – А я дочка Эммы Константиновны. Меня Ольгой зовут.
– Мне тоже очень приятно, – сказала я. А что тут еще скажешь?
– А я помню вашу бабушку. Мы к вам приезжали с мамой, я тогда еще совсем девчонкой была… А вас и на свете не было, – добавила она.
Я побоялась, что она сейчас пустится в воспоминания, и осторожно намекнула:
– Мне бы хотелось поговорить с Эммой Константиновной. У меня к ней один вопрос…
– К сожалению, это невозможно, – тяжело вздохнула Ольга.
– Я надеюсь… с ней все в порядке?
– Мне бы очень хотелось ответить утвердительно, но пока еще рано… Доктор говорит, что здоровье у нее довольно крепкое, и она выкарабкается.
– Она заболела? – воскликнула я.
– Упала с лестницы. Вернее, со стремянки. Сотрясение мозга. Говорила я ей… Да, что теперь, – она снова вздохнула.
– Извините за беспокойство, – пробормотала я.
– Да, какое беспокойство. Приятно было познакомиться. Может, я смогу чем-то помочь?
– Вряд ли. То, что я хочу спросить, наверное, знает только Эмма Константиновна…
Может, и нет, но я пока не готова раскрыть карты.
– Позвоните недельки через две. Я очень надеюсь, что к тому времени маму выпишут.
– Спасибо. Я позвоню. До свидания.
И я положила трубку.
Итак, что мы имеем? Ничего. Надеюсь, с Эммой Константиновной все будет в порядке. Все-таки сотрясение мозга в таком возрасте – это не шутка.
Я с удовольствием окинула взглядом полки с книгами. Полки были от пола до самого потолка, и на них совершенно не было свободного места. Напротив, я знала, что за первым, видимым, рядом книг скрывался второй, невидимый. Раньше мне нравилось наугад взять с полки книгу и посмотреть, что прячется за ней. По правилам придуманной мной же игры, я должна была взять книгу из скрытого ряда, стоявшую за выбранной, и прочитать ее. Не всегда попадались легкие для чтения книги, вроде «Острова Сокровищ» или «Приключений Тома Сойера». Помню, лет в двенадцать я взялась за «Войну и мир», причем длинные описания и сцены сражений пропускала, меня больше интересовала история бедной Наташи Ростовой, у которой так долго не получалось встретить своего единственного…
Кто же составит мне компанию на сегодняшний вечер? Я пробежала глазами по полкам с поэтами. Блок, Есенин, Ахматова… Было бы приятно погрузиться в стройный мир упорядоченных фраз и подтекстов со многими смыслами… Но не сегодня. Сегодняшнее мое настроение требует чего-то другого. Только вот чего? Глаза мои зацепились за золотую надпись на темно-синем переплете. «Мастер и Маргарита». Моя первая взрослая книжная любовь… Я так любила эту книгу, что перечитывала раз восемь, не меньше. Я ее и сейчас люблю. А вот еще Булгаков. Я взяла в руки темно-синий том, открыла его, и, вдыхая специфический книжный аромат, прочитала содержание. Пьесы. «Адам и Ева», «Блаженство», «Иван Васильевич»… Ага. Именно это мне и нужно. Я знала, что очень забавный и всеми любимый фильм «Иван Васильевич меняет профессию» снят по пьесе Булгакова, но никогда эту пьесу не читала. Очень интересно.
Я нашла нужную страницу и приступила к первому действию.
По мере прочтения, я незаметно переместилась из библиотеки на кухню, включила электрический чайник, и, отодвинув вазочку с клубничным вареньем, достала из холодильника плитку шоколада.
Никто не смог отучить меня от вредной привычки читать за едой. Мама билась, папа бился, бабушка тоже говорила, что это неуважение к автору, что это все равно, что придти в филармонию и посреди концерта для скрипки с оркестром достать из кармана бутерброд и начать уплетать его, запивая лимонадом.
С этим я не могу согласиться. Так можно дойти до того, что перед тем, как взять в руки книгу, нужно надевать смокинг или вечернее платье. Чтение – вещь личная, почти интимная. Я же для себя читаю, а не слушаю чтеца со сцены (если такие еще бывают). Так что это мое дело, где читать: в ванной, за столом или вообще на ходу, при перемещении из точки А в точку Б.
От книги меня оторвал какой-то грохот. Я не сразу сообразила, что это кто-то стучится в окно гостиной. В Васильках ни у кого нет дверных звонков. Гости обычно заходят в калитку и стучат в окно или в дверь. Или кричат. Кому что больше нравится. Интересно, кого это там принесло?
Я отодвинула книгу, встала и прошла в гостиную. За окном маячило знакомое лицо. Я открыла дверь и вышла на крыльцо.
– Привет, – сказал Ваня.
– Добрый вечер.
– Я подумал: не случилось ли чего.
– С какой стати?
– Уже больше суток прошло, а ты не звонишь, – объяснил Ваня.
– А-а.
– Тут может быть два варианта: или ты не запомнила номер моего телефона, или с тобой что-то случилось.
– Есть еще третий вариант, – сказала я.
– Знаю, – Ваня посмотрел на свои кроссовки, потом поднял глаза на меня. – Но мне он совершенно не нравится. Так что мы его вычеркиваем.
– Вроде со мной все в порядке, – говорю я. – В основном.
– Так значит, ты все-таки не запомнила номер? – спросил Ваня.
– Да, – ответила я. – Память у меня неважная. Особенно на цифры. И на буквы. Может, ты мне еще раз его продиктуешь?
Он продиктовал. Цифры те же самые. Все одинаковые, кроме одной. Не запомнить такое мог только умственно отсталый.
– Ну, теперь запомнила, – говорю. – До свидания. – И поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь.
– Когда я снова тебя увижу? – спрашивает Ваня.
– Я подумаю и сообщу.
– А может, я увижусь с тобой прямо сейчас?
– В каком смысле?
– В прямом. Приглашаю тебя на прогулку. Осмотреть местные достопримечательности.
– Это какие? Коровник, клуб и кладбище? – фыркнула я.
– Зря ты так, – обиделся Ваня. – В Васильках много интересного.
– Ну, тогда давай все делать как положено в Васильках. Я накину на плечи платок, возьму семечек, мы сядем на скамейку возле моего дома, и ты мне об этих достопримечательностях расскажешь. Только недолго, у меня там книжка недочитанная.
– Давай, – обрадовался Ваня.
Мы уселись на скамейку, и я сразу же заметила, что тюлевая занавеска в доме напротив, где живут баба Глаша и дед Митяй, отодвинулась и задернулась снова. Ну все, завтра вся деревня будет знать, что мы с Ваней сидели вечером на скамейке, и делать из этого далеко идущие выводы.
Ваня оказался хорошим рассказчиком. Оказывается, у Васильков интересная история. Нашему кладбищу более трехсот лет, на месте клуба сто лет назад стоял огромный помещичий дом, почти дворец, ну, а коровник… коровник сам по себе ничем не примечателен, но, возможно, именно на этом месте (кто знает?!) останавливались кочевники пару тысячелетий назад, или пировали русский богатыри, празднуя свои победы, или… Даже я высказала несколько предположений по поводу того, что могло находится на месте коровника в таком исторически важном и примечательном месте, как Васильки.
Кончилось тем, что Ваня повел меня на кладбище. Показать старые могилы. Смеркалось. На кладбище – ни души. Ваня открыл калитку, от пронзительного скрипа которой я невольно вздрогнула. Я никогда не заходила на это кладбище. Бабушка похоронена на городском, рядом с дедом, так что делать мне здесь было вроде бы нечего.
Взглянув на невозмутимое лицо Вани я тоже успокоилась, и он начал экскурсию. Странное у меня от нее осталось впечатление. Перед глазами проходила вереница людей, которые жили в Васильках пятьдесят, восемьдесят, сто лет назад. Рождались, влюблялись и женились, растили детей, радовались и печалились… Где они теперь? Может, в шелесте листвы этих высоких берез, или в цветах, которые растут здесь так буйно и цветут так ярко…
Когда мы вышли с кладбища, было совсем темно. Я для храбрости взяла Ваню под руку и он расцвел довольной улыбкой. До моего дома мы шли молча, предаваясь грезам об ушедшем.
Вернувшись, я снова решила взяться за «Ивана Васильевича». Книга лежала открытая, там, где я ее и оставила – на столе в кухне. Я взяла ее и пошла в библиотеку, чтобы там удобно устроиться в кресле и включить торшер.
В библиотеке, среди книг, наблюдающих с полок, читать было особенно приятно. Хотя у меня есть еще одно любимое место: бабушкино кресло-качалка в гостиной. Обожаю его. Итак, на чем я остановилась? Кажется, Милославский подарил шведскому послу какую-то там волость… Что это? Совершенно другой текст. Я полистала книгу, потом закрыла ее, немного подумала и просмотрела оглавление. Ничего не понимаю.
Во-первых, это вообще не пьесы. Во-вторых, это же «Собачье сердце»! Что за чертовщина?! Я этот том даже в руки не брала, и уж тем более не оставляла открытым на столе. Я вертела в руках книгу, не зная, что и думать. А уж тем более – что делать.
Я сходила на кухню и посмотрела на стол. На нем не было никаких книг, так же, как и под ним. Я зашла в свою спальню и в бабушкину. Потом в гостиную. В гостиной я поправила картину на стене, которая почему-то висела криво. Я заглянула даже в ванную, где все было как обычно. После этого я вернулась на кухню. Ведь все случилось именно здесь. Я оглянулась по сторонам и снова не обнаружила ничего, что могло бы хоть как-то прояснить ситуацию.
Эта книга в закрытом виде выглядела совершенно так же как та, которую я читала. Такой же темно-синий переплет, только цифра на форзаце другая. Значит, это другой том из того же самого собрания сочинений. Я кинулась в библиотеку. Вот та самая полка с темно-синими томами… А вот и он! Третий том с пьесами. Я открыла оглавление и убедилась в этом. «Иван Васильевич», комедия в трех действиях, начинается на странице сто восемьдесят три. Я прочитала страниц тридцать-сорок. Пролистав несколько страниц после сто восемьдесят третьей, я замерла с открытым ртом. Дальше страницы были вырваны. Неровно, неаккуратно, просто зверски, я бы сказала.
Я рухнула в кресло с книгой в руках.
Что-то странное творится в этом доме. В моем доме. Мне так хотелось дочитать эту пьесу! Да нет, не в этом дело. Что вообще происходит? Книги перемещаются, страницы исчезают на самом интересном месте… А ведь меня не было каких-то полтора часа. Ну, может, два.
В любом случае, очень трудно представить взломщика или бандита, настолько порочного и извращенного, что ему доставляет удовольствие лишать людей удовольствия дочитать интересную книгу… Нет, такое вряд ли возможно. Тогда что? Полтергейст?
Тут я вспомнила случай с прыгающим полотенцем, и это предположение показалось мне не таким уж абсурдным. А что. Всякое бывает. Может быть, в моем доме завелись барабашки и привидения. Довольно злобные, надо сказать. Интересно, куда они подевали вырванные страницы? Наверное, утащили в темный подпол и шелестят там ими, злобно ухмыляясь.
