Читать книгу: «Цветение», страница 5
Домовому приготовили традиционную кашу из вершков дикого тимьяна и корня первоцвета.
На столе ведьм были жаренные фрукты с геранью, запеканка с настурцией, паштет с гвоздикой, клевером и зверобоем, гратен с грибами и корнем аира, рулет из полевых трав с лесными ягодами, лесными орехами и медом из алиссума, маринованный корень мандрагоры, кексы из крапивы с яблоками, кексы с орхидеей, рагу из овощей с иссопом и шалфеем, бузиной и лесными ягодами, засахаренные фиалки и колокольчики, которые украшали горячий шоколад, сок шиповника для Суви и вино из акации для остальных.
На фоне по телевизору шел рождественский фильм и семье маленьких ведьм, на канале, который никак не могли найти простые люди. Они бы не увидели ничего, наблюдая за серым, гудящим экраном.
– В Академии все хорошо? – спросила Тильда, отрезая племяннице рулет, – я слышала про отбор. Будешь там лучшей, как я и твоя мама в свои годы, – с гордостью закончила Тильда.
– Да-а, – Суви воткнула вилку в рулет, и выдавила улыбку, чтобы не расстраивать тетю. К своему удивлению, она совершенно не радовалась тому, что тетя Тильда наконец заметила ее старания в спорте.
– Я тоже хотела, когда училась, но передумала, – сообщила Фрида.
– Ты бы обогнала Астрид, – заметила Тильда.
– Сомневаюсь, дорогая, очень сомневаюсь, у Астрид был талант, – Фрида подмигнула Суви, но той стало не по себе.
Все эти восемь лет Суви верила, что мама вернется. На столе всегда оставалось место для Астрид Адельхейд. Теперь же там ничего не было. Лишь пустое напоминание, что все это было правдой. Все окончательно и неминуемо: мама не вернется. Больше никогда.
Эди, заметив ее взгляд, тихо встал, достал с комода старую, еще подростковую фотографию Астрид и поставил на стол. Тильда слегка коснулась его руки. Суви благодарно улыбнулась.
С фотографии на семью смотрела бойкая и задорная семнадцатилетняя девушка. На ее груди блестели медали. И Суви не знала, лишь догадывалась о тех ужасах, что пережила эта ведьма. И все же здесь, живая, мама улыбалась ей.
Весь вечер Суви смеялась и веселилась чтобы дядя и тети больше не видели ее грустный взгляд.
Встретив Рождество с семьей, Суви поднялась в свою комнату.
Комната Суви была наполнена зелеными и коричневыми оттенками. Листья, нарисованные на обоях, мерно шевелились. Комната Суви была уставлена цветами: они были на полу, на комоде, столе, весели на стенах, расположились на подоконнике и даже у картины с пейзажем над кроватью. У кровати, на тумбочке стояло блюдце с печеньем из флокса и с кексами из дикой мяты.
Суви подошла к раскрытой книге, оставленной на столе. Она хотела ее прочитать, но направилась к кровати.
Тару последовала за своей ведьмой. Суви легла на кровать, включила на плеере легкий джаз, свернувшись клубком. Она слышала гурасные и ласковые мотивы, и думала о том, как одновременно рада быть с Фридой, Тильдой и Эди, как любит их, но при этом как плохо, что с ними нет мамы и отца. Отец никогда не приезжал на Рождество и летние каникулы. Слал иногда открытки и письма, редкие камни, как подарок. Он, пусть и был чистокровным чародеем, работал геологом среди обычных людей.
Суви замерла, смотря на сухие цветы полыни в вазе. Мама всегда говорила Суви держать полынь в комнате, ведь она защищает от злых духов. Но кто повесит полынь на сердце?
– Тебе подарили прекрасный пресс для гербария, – заметила Тару, усаживаясь рядом. – Вызовешь меня, чтобы вместе сделали?
– Кончено, – Суви погладила Тару по черной шерстке. Казалось, Тару была сделана из самой мягкой шерсти во Вселенной.
Тару по-кошачьи боднула ведьму в руку, вызвав ее смех, и устроилась под боком.
– Я так рада, что ты мне досталась, – прошептала Суви.
– Взаимно. – замурчала Тару.
Ранним утром в городе пошел снег. Казалось, кто-то высыпал сотни бриллиантовых крошек на белоснежный покров. Все застыло, нетронутое, переливаясь огоньками. Мир выглядел прекрасным и чарующим. Такое редко бывало в этом маленьком городе.
Суви с наслаждением смотрела на укрытый снегом яблоневый сад. Ей захотелось прогуляться по нему, представляя, как в теплых убежищах спят феи, а между деревьями скрываются лесные духи.
На Суви была легкая льняная рубашка, наперекор погоде, и джинсы.
Надев новое зимнее пальто, Суви решила пройтись перед завтраком. Она любила гулять. Быть на природе, дышать ей, чувствовать ее так близко. Даже сквозь замершую землю ощущать заснувшие зернышки. А летом ступать босиком по мягкой траве.
Спустившись с лестницы, Суви услышала голоса, раздававшиеся из кухни. Дверь была слегка открыта.
– Ей шестнадцать, осталось немного, что зря тревожить ребенка? – спросила Фрида.
– Она моя дочь! Она должна быть со мной! – настаивал Иво Тамме.
Суви слишком давно не слышала его голос, чтобы помнить.
– Дочь? – Удивилась Тильда, – ты хоть раз навестил ее? Ты был на похоронах Астрид? Ты был рядом со своей дочерью, когда ей было плохо, когда она нуждалась в тебе? А когда Астрид оставила Суви, почему не предъявил права?
– Я был в горах, много поездок, работа! Я б-был… – легкие Иво судорожно сжались, не желая отдавать воздух, – знаю…
Наступила тишина. Суви представила, как отец виновато посмотрел в пол, а тетя Тильда гордо приподняла подбородок. Суви тихо дошла до двери, откуда могла видеть только Фриду и Эди. Всегда спокойный вид Эди сейчас вызывал тревогу. Разговор продолжился, когда Иво смог совладать с собой.
– Я понимаю, что виноват. Но Суви должна жить у меня, я ее отец со всеми правами, по закону. Суви родилась, когда мы были в браке.
– У тебя нет прав. И девочку отдали нам. Так решила Астрид, и правильно сделала. – Чтобы успокоиться, Тильда без магии накрывала на стол.
– Если не хотите мирно, не знаю… Я пойду в суд! Магический, обычный, любой!
– Ни куда ты не пойдешь! – со сталью в голосе сказала Фрида. Внешне она оставалась спокойна.
Суви видела, как лицо Эди стало каменным и красным. Былая робость превратилась в суровость старого воина. В его голове не носились мысли, они сложились в четкую линию.
– Пускай сама решает, я только из ее желания с этим смерюсь. Но мы очень привязались к девочке, и, уверен, она к нам.
– Мне жаль Эди, но так будет лучше для Суви, со мной, в Таллине. – уже деликатно сказал Иво.
– Вот! Вот почему моей сестре не стоило выходить за тебя! У тебя же камень вместо головы! У всех чистокровных бывают осечки!
Иво резко дернулся, задев соусник. Соус пролился на новую скатерть.
– Зато я хотя бы считался вашими родителями за разумное существо! Странно, что они тогда не умерли от сердечного приступа! Так что и хорошо, что Суви хоть первые годы жизни с нормальным человеком провела, в достойном обществе!
Вместо того, чтобы кричать в ответ, Матильда с волнением посмотрела на пуще прежнего покрасневшего мужа. Фрида в это время со спокойным видом зачаровала пятно, чтобы оно исчезло.
– Эди, милый… – Тильда ласково положила руку на его плечо.
Эди кивнул жене, уставившись в пустую тарелку. Суви никогда не понимала, почему ее предки так носились с чистотой крови. Подумаешь, полукровка или просто человек. Что же тут такого?
– П-прости, – поспешил сказать Иво.
– Может, вы все же дадите мне решать? – Суви вышла вперед и строго сдвинула брови. Фрида, заметившая племянницу намного раньше, улыбнулась ей, – мне скоро семнадцать, я могу сама выбрать!
Кухня была просторная и светлая, наполненная смешением запахов фруктов, овощей, выпечки, сушеных грибов и трав, специй. Украшали кухню различные баночки, красивые тарелки и кружки. Суви любила находиться здесь, представляя, что из кухни можно выйти не в гостиную, а в залитую солнцем пекарню.
– Суви… – выдохнул Иво, – моя маленькая Суви, как же я рад видеть тебя! Ты… ты такая красивая стала, – Иво кинулся к дочери и поцеловал в лоб.
Суви оттолкнула отца.
Она видела его первый раз за шестнадцать лет. Правда, видела фотографии Иво, но в живую – никогда. Иво был высоким мужчиной со светло-каштановыми волосами, стройным телом и карими глазами под большими круглыми очками. Он казался давно не спавшим и встревоженным.
Иво недавно исполнилось тридцать шесть. Он познакомился с Астрид Адельхейд, когда обоим было тринадцать. И безмерно полюбил ее. Но Астрид не было это нужно, Астрид нравилось прилипчивое и несгибаемое внимание Иво, и она позволяла ему быть рядом.
Иво удивился не меньше всего семейства Адельхейд, когда после свадьбы Матильды и Эдварда, Астрид сделала ему предложение. Он не мог отказаться, хотя они и не встречались. Через год на свет родилась Суви. А еще через год родители Суви развелись после трагичной смерти Весы и Терезы Адельхейд. Больше Астрид и Иво не виделись.
– Прости, что тебе пришлось услышать нас. Я купил новый дом недалеко, в Таллине, сможешь часто приезжать.
Суви сдержанно улыбнулась. Она так хотела увидеть отца, столько представляла эту радостную сцену, но почему-то сейчас внутри была даже не злость, а пустота. Суви ничего не ответила, она села рядом с Эди и Фридой, налила себе немного горячего чая из ромашки, жасмина и вербены, взяла лепешек с сиренью и еловым сиропом. Тильда положила ей липовый мед. Все молча наблюдали за Суви.
Когда Суви доела в густой, зудящей тишине, Фрида осторожно спросила:
– Что ты думаешь?
– Мне нужно сходить к Прийе, а наследующей неделе они зайдут к нам – Чандан уж очень хочет, наконец, познакомиться с тобой. Не против?
– Буду рада встретиться с ними, – мягко сказала Фрида и грозно посмотрела на Тильду, которая собиралась снова вывести племянницу на нужный вопрос.
Когда Суви уходила, Иво взял ее за руку.
– Ты не против увидеться вечером? Я уезжаю в семь часов. Хотелось бы провести время.
– Я приду, – чуть подумав, ответила Суви.
– Я мог бы собрать твои вещи или ты заранее соберешь.... Может, конечно, лучше летом…
– Не настаивай, – укоризненно сказала Суви, бросив взволнованный взгляд на все еще красного Эди, – я не поеду с тобой ни в Таллин, ни куда-либо еще.
– Д-да, понимаю, – сконфуженно улыбнулся Иво, отпуская руку дочери, – увидимся вечером?
Тильда и Эди облегченно выдохнули. Фрида улыбнулась и подмигнула Эди.
Суви пешком дошла до дома Хатри, находившимся на другом конце города. Ей срочно требовалось пройтись. По дороге ей редко встречались прохожие. Суви нравилось погружаться во внешний шум – хруст снега под ногами, шелест листьев, капли дождя, лай собак и голоса птиц, людей. Мир вокруг наполнялся жизнью, которую Суви ощущала всем телом, каждой его клеточкой и даже рыжими волосами.
Суви шла мимо старинных домиков, украшенных к Рождеству гирляндами и игрушками. Дорожки были усыпаны снегом. Еще не во всех окнах горел свет, но город уже начал просыпаться.
Суви ненадолго остановилась у старинного замка. Она любила смотреть на него, ходить внутри, представляя, как живет здесь в средние века. Жизнь была бы не лучшая, но мечты выходили заманчивыми. Суви танцевала бы на балах, посещала бы ярмарки, тайком творя магию, а, может, планировала бы свергнуть короля.
Ненадолго зайдя внутрь замка, Суви почувствовала голос его стен. Отзвук сотни застрявших жизней: их смех, крики, стоны, шепот. Истории людей, проходивших мимо этих камней и окон. И сердце ее сжалось от тоски по временам, в которых она не была, по людям, которых не знала. Как странно, думала Суви, тосковать по прошлому, которое случилось не с тобой.
Теперь же история замка покоилась в музее внутри него.
Оставшийся путь Суви лежал через дубовый парк за замком, несколько старых мостов через бурные ручейки и множество домов, которые теперь использовали не по назначению – когда-то там жили люди, а теперь торговали.
Дом Хатри находился у соснового леса, он был большим, современным и стройным. Вокруг него росли гортензии и бегонии, которые лично вырастила Суви. Внутри дом был совершенно другим. Весь дом пропитался баньяном, которым были покрыты стены. Напротив огромной пышной ели стоял камин. На подушке у камина спало несколько маленьких церберов.
Дверь Суви открыла Лата Хатри. Внешне Прия была практически точной копией матери. Суви всегда поражалась их красоте. Лата Хатри была психологом для ведьм и ведьмаков, а ее муж Раджив был психологом простых людей. Познакомились они на одном из семинаров.
– Доброе утро, Суви, – сказала Лата Хатри, впуская подругу дочери, – Прия сказала, ты придешь позже. Извини, не заварила чай. Ты уже видела наших малышей? У нас пополнение в семействе! Имен пока не дали.
– Они прекрасные! – Похлопала в ладоши Суви, – но их пока нельзя трогать?
– Лучше не стоит, – кивнула Лата, – до трех месяцев это опасно.
Щенята тихо сопели, выдыхая из ноздрей небольшие круги дыма.
– Суви-и! – заорал десятилетний мальчик, кинувшись в объятия гостьи.
– Чандан, как ты подрос! – Суви растрепала его густые волосы, – совсем скоро пойдешь в Академию!
– Если я в папу, то не стану чародеем, – все так же солнечно улыбаясь, напомнил Чандан.
– Мир магии многое потеряет! – Подмигнула ему Суви.
– Его бабушка с дедушкой этого не переживут, – вздохнула Лата Хатри.
– А ты видела какую мне заводную машинку папа купил? Она управляется пультом, но Прия все время передвигает ее магией. – Выпалил Чандан, – я сейчас покажу!
Комнаты Прии и Чандана находились на втором этаже, вместе с комнатами для гостей. На третьем была спальня Латы и Раджива, их кабинеты и комнаты для приезжающих бабушек и дедушек. Суви, каждый раз как в первый, ощущала теплоту индийского ковра.
Комната Прии была белой, с вкраплением черных пятен. В комнате было расставлено множество террариумов, которые Прия приобрела, узнав внешность своего фамильяра. У шкафчика с зельями стояло фортепиано. Под зеркалом у комода лежали подстилки для церберов. В одной из них, отдыхая от детей, спала Ума.
Ума довольно растянулась, двумя головами вывалившись за подстилку и повернув пузо кверху. Будить ее тоже не стоило. Да и неудобно, она столько возилась с неугомонными щенятами и так устала, что заслужила покой.
Ума фыркнула и заерзала во сне.
Над кроватью висела картина авторства Латы Хатри с изображением ночного Дели. Тогда Лата еще мечтала стать художницей и не думала о психологии. И тем более, что уедет так далеко.
На полках стояли книги, а также грамоты и награды, как из Академии, так и за время учебы в обычной школе. Не было статуэток и игрушек, лишь на прикроватной тумбочке стояли фотографии Чандана и Давида. Рядом с ней Суви однажды поставила герань. Единственный цветок в комнате.
Прия, одетая в элегантное фирменное платье, сидела над книгой о великих чародеях времен Второй Мировой войны. Нервничая, она теребила злотые браслеты на руках. Параграф был открыт на главе об Академии Чародеев. Такой смелый шаг Винцента Вальдена, как принять на острове Туле не только чародеев, но и простых людей, был воспринят сообществом неоднозначно. Но он доказал, что сделал правильный выбор.
– У нас же каникулы, Прия. Профессор Дюбуа не задает ничего на каникулы. Но вот остальные нет. Еще попрактиковаться в зельях надо, чарах. Описать магическое существо в природе…
– Я все темы должна помнить идеально, – устало сказала Прия.
– Мы даже не начали это проходить, – возмутилась Суви.
– А потом окажется что Иоланда или, что хуже, Инна все знают! Нужно выучить все способы извлечения яда из вёха и… я должна сделать это идеально. – Прия с силой вдавила очки в переносицу.
– Отвлекись уже или отвлеки меня, – вымученно сказала Суви.
– Ты знаешь, сколько мне пришлось сделать, чтобы в обычной школе меня воспринимали всерьез, выбрали старостой, брали на все олимпиады и конкурсы, уважали? Да что там, просто воспринимали человеком.
– Я знаю.
– Лучше меня никто не справиться. Осталось немного, я должна доказать, что лучше всех.
Суви поджала губы, покачав головой. Ей очень захотелось обнять подругу, но она решила действовать по-другому:
– Дальше программы они не знают, – Суви закрыла учебник Прии, чуть застенчиво улыбнувшись в ответ на ее злобный взгляд. – Ты обещала мне поиграть, когда вернемся домой.
– Сейчас? – Прия хотела ей возразить, но замолчала, увидев взволнованный взгляд. – Ладно.
Прия слегка касалась клавиш. Ее длинные пальцы нежно скользили по поверхности, замирали, слегка давили, в предчувствии магии. Мягко и невероятно глубоко звучал голос рояля. Казалось, сам Дебюсси вселился в ведьму, исполняя сюиту для фортепиано.
Прия закрыла глаза. С тоской музыки рождалась и взрывалась ее тоска. Суви, завороженная, сидела рядом. Она увлеклась той любовью, что вкладывала Прия в сочинения композитора.
Каждый раз в такие моменты Суви словно впервые видела Прию. Вместе с музыкой Прия забывала о проблемах. Погружаясь в нее, ведьма ощущала себя счастливой. Такой же счастливой она становилась, стреляя из лука, играя с братом и обнимая Давида.
До вечера Суви проводила время с Прией и ее братом, совершенно забыв о приезде отца и о том, как важно отметить этот праздник с мамой. В комнате появилась маленькая коричневая собака, фамильяр Тильды. Эглантин осуждающе посмотрела на ведьму и покачала мордочкой.
– Какая прелестная! – Чандан кинулся к Эглантин, – можно оставить?
– Это чужой фамильяр, – строго возразила Прия.
– Я что-то забыла? – Суви вскочила, – Ох, я забыла про отца!
– И что ты так нервничаешь? Сколько ты его ждала? – Прия поправила идеально сидевшие очки и хмыкнула.
– Я ведь обещала, – вздохнула Суви.
К своему дому Суви шла очень быстро. Отец стоял у машины, нервно теребя лацкан пиджака. Он радостно улыбнулся, заметив дочь.
– Прости, я…
– Ничего, я заслужил, верно? – Иво осторожно погладил Суви по голове, – я обещаю навестить тебя летом, тогда и побудем вдвоем. Ладно?
В этот раз Суви ничего обещать не стала.
– Спокойной ночи, – сказала Суви, смотря в след уезжающей машине.
И вдруг, неожиданно для себя, Суви рассмеялась, вдыхая морозный воздух. Это был смех ребенка, смех радости, но и смех боли.
Глава 7. Заставить вновь и вновь цвести сады
Суви достала гербарии и разложила их на кровати. Она покрутила пальцами, и цветки, отсоединившись от бумаги, взлетели в воздух. Они кружились вокруг ведьмы в прекрасном танце. Суви с легкостью могла назвать каждый цветок, где и когда их собирала.
Всю неделю Суви читала книгу «О таинственных кладах и древних картах», которую она нашла среди подарков, но подпись там была лишь одна «для Суви», ни имени дарителя, ничего более. Суви с упоением вспоминала, как искала в осенних листьях троллей, ныряла в речку за кладом, шла через лес, не боясь монстров, чтобы найти запрятанный мамой клад, который оказывала то новой книгой, то вкусностями, то игрушкой.
А еще они играли в прятки. Суви даже не нужно было заклинание поиска, чтобы находить спрятавшихся маму и друзей.
Книга же рассказывала о тех, кто волей жизни или детской мечты отправлялся вслед восходу, чтобы найти сокровища древних алхимиков, чародеев и королей.
По дому ползали змеи (размноженный фамильяр Фриды), отправляя ее подчиненным различные поручения. Члены Высшего Совета уже привыкли к тому, что праздники Верховная Чародейка проводила с семьей, включая каникулы. Кончено, членам Совета это никак не могло понравиться, но народ уважал Фриду за это. Фриде же все было равно на мнение и тех, и других, она поступала так лишь потому, что не могла иначе.
Ближе к обеду в гости к семье Адельхейд пришли Прия, Чандан и приехавший к своей девушке Давид.
– Я слышал, у вас тут Верховная Чародейка! – Сообщил Чандан, только зайдя в дом.
Прия закатила глаза. Но и она очень сильно хотела увидеть Фриду Адельхейд. Чандан, бегая вокруг них, выкрикивал имя Верховной Чародейки. Прия залилась краской. Но Суви лишь смеялась.
Вчетвером они вошли в зал, где о чем-то живо беседовали Матильда и Фрида.
Прия с смятением посмотрела на Фриду. Перед ней, в совершенно обычных домашних брюках и совершенно обычном свитере, с растрепанными рыжими волосами сидела Верховная Чародейка. Совершенно домашняя.
– Хотите есть? У нас осталось много медовых пряников! – улыбнулась Фрида.
Прия потеряла дар речи, но Чандан сразу бросился к Фриде, заваливая ее вопросами.
– У тебя такой милый брат, – заметила Фрида.
– Конечно, – Прия с теплотой взглянула на мальчишку, который практически повис на Верховной Чародейке.
После пяти кружек чая и тарелки медовых пряников, Прия набралась смелости.
– Я так рада познакомиться с вами, – благоговейно прошептала Прия, оказавшись с Фридой наедине.
– Я тоже рада. Суви много рассказывала о тебе и других девочках. Хорошо, что ты сейчас не в Индии, верно? Это ведь ты проводила рождество в Индии?
– Да, конечно! Знаете… недавно писали, несколько месяцев назад, что вы посетили бедное магическое поселение. Там грязно, негигиенично, на людей и из дома взглянуть страшно. А вы взяли, прямо в дорогом плаще и дорогом костюме, начали чистить туалет и все здание. Без магии. Вместо…
– Вместо того, чтобы ходить, морщась от отвращения? – закончила за нее Фрида, – я все это знаю, я там была. Но ты хотела сказать, что я должна, как все пройти мимо, не опускаясь?
– Ч-что вы, – Прия до боли вжала очки в переносицу, – просто это так странно… Вы – ведьма из чистейшей семьи, гений, самая молодая Верховная Чародейка за все три тысячи лет Совета, вам принадлежит целый мир, а вы…
Фрида благосклонно улыбнулась Прии.
– Они даже магией ничего решить не могут. Я показала им, что и без магии нужно совершать хоть какие-то действия, иначе мы не изменим мир. Я надеюсь, у тебя дурные мысли выветрятся быстрее.
– Я постараюсь. – покрылась краской Прия.
– Как прошло? – спросил подошедший Давид. Он ободряюще улыбнулся, увидев взгляд Прии, – эй, я уверен, ты ей понравилась.
Прия просто прижалась к Давиду, уткнувшись в его плечо. Оставшийся вечер Прия провела молча.
Давид бросил взгляд на Фриду. Она изучающе смотрела на него.
– Ты вырос в достойного юношу, я не сомневалась в тебе, Давид Лунд, – позже сказала ему Фрида.
– Я все еще помню, как осуждающе они смотрели на меня… родители… – Давид запнулся, уперев взгляд в узор на стене.
– Я сказала это тогда и скажу сейчас – ты поступил правильно, Давид. Ты не должен ни в чем винить себя. Этому миру очень повезло, что у него есть ты, – Фрида положила руку на его плечо.
Придя домой, Прия со вздохом легла на кровать. Давид уместился рядом и приобнял Прию. Он с наслаждением вдыхал запах ее дорого шампуня. Три года назад он увидел в своем классе невероятно красивую и умную девочку, и тут же влюбился. Все, что оставалось потом, попасть в компанию Суви, а потом навязаться к Прии под предлогом помощи по астрономии и стрельбе.
Прийе это польстило. Постепенно Давид подружился с тремя ее подругами. Многие в Академии хотели быть с ним, но Прия навсегда поселилась в его сердце.
– Как ты можешь быть с этой Хатри? С ее-то характером? – Спросила как-то Хортензия.
Давид только пожал плечами. И что он мог ответить? Прия лежала рядом с Давидом, уткнувшись носом в его шею, ее мягкие волосы щекотали его спину. И в этот зимний вечер, что могло быть лучше?
Одновременно они создали шарики света и заставили их кружиться, точно снежинки.
Ума, лежавшая на подстилке, в одни прыжок взобралась на кровать и легла на Давида и Прию. Две крайние головы она положила на чародеев, а ту, что по середине, втиснула между ними, издавая старательные звуки. А потом она с блаженством закрыла фиолетовые глаза.
Смеясь, Давид почесал цербера за ухом, и та замурчала, подобно вовсе не псу, а гепарду. И было так тепло.
После вечера Суви закрылась в комнате. На ее кровати лежал небольшой сверток. На нем не было имени, лишь подпись «Дорогой Суви». Суви с опаской развернула его. Это была небольшая коричневая записная книжка с потертым переплетом. Открыв ее, Суви обнаружила, что страниц внутри больше в несколько раз, чем могло показаться. Простые, но очень удобные чары.
Под коричневой обложкой оказался дневник, который могли открыть лишь те, кто был близок владельцу. На первой странице было выведено до боли знакомым подчерком «Собственность Астрид А.». Суви видела его в детстве в руках матери, только не таким потертым и старым. И вот теперь дневник Астрид был в теплых руках Суви. И он пульсировал, точно маленькое сердце.
Прежде чем перевернуть следующую страницу, Суви пришлось сделать пару вдохов.
Мама всегда казалась Суви закрытой книгой, а после знакомства с тетей Тильдой, стала еще более непонятной. Она всегда высказывалась против знатности и хотела быть проще, но вышла за чистокровного из уважаемой семьи и никогда не меняла фамилию.
Астрид всегда поражала Суви способностью делать много сложных дел одновременно. Она умела с нуля начать скандал и обнимать так, что весь мир не имел значения.
И если Астрид принимала решения, то раз и навсегда. Уверенно и точно, как держала лук. И так же спокойно она отправляла стрелы в полет, зная, куда они попадут. Но последний раз она промахнулась.
В Норвегии стояла солнечная, морозная погода. Лаура, одетая в теплый голубой свитер и узорчатые брюки, сидела у огромного аквариума с морскими рыбками, который от пола практически достигал потолка, когда к ней зашла сестра. Деметра Селланд, как и ее родственники, была голубоглазой блондинкой.
– Де-еми? – Лаура удивленно посмотрела на сестру.
Чуть подумав, Лаура протянула ей тарелку с печеньем из водорослей и семян амаранта. Деметра отрицательно покачала головой.
Деметра не любила заходить в комнату Лауры. Она словно попадала в маленький розово-серый с вкраплением голубого аквариум. Над серым диваном плыли металлические рыбы, на окне весели гирлянды. На мягком ковре у книжного шкафа остались затушенные свечи, камни, аккуратно раскрытая книга.
Над заваленным безделушками столом весели фотографии Лауры, ее друзей и семьи, даже фотография лучшей ведьмы пловчихи Джури. Кровать закрывалась легким балдахином. Большинство людей назвали бы комнату Лауры милой и уютной. И Деми это бесило.
– Ненавижу заходить к тебе, – однажды сказала она, – каждый раз выношу с собой частичку розовости.
Лаура давно перестала обижаться на старшую сестру. Пять лет назад Деметра закончила Академию с отличием и очень этим гордилась. А вот успеваемость Лауры была неоднозначной. И Деми часто припоминала это сестре.
– Что тебе? – Спросила Лаура.
Деметра села на диван у аквариума и изобразила безразличие несмотря на то, что его уютная мягкость поглотила ее. Деми спросила:
– Как отец?
– Ты сама можешь у него спросить.
– Он так похудел.
– Только заметила? – вскинула бровь Лаура.
– Я удивлена, что профессор Вальден его еще не выгнал.
– С чего бы выгонять? – Лаура ощутила, как внутри закапает злость, – папа прекрасно учит детей. Это все, что нужно директору.
– Ты не думай, я не хочу его увольнения. Иначе мы будем жить только на пособие от Совета и мою небольшую зарплату… но, Лаура…
– Когда мама умерла, – перебила Лаура. Но Деми перебила ее в ответ:
– Еще до того, как мама умерла, он был таким, ты просто его не помнишь. Не скидывай все на маму. Пойми, если мы отправим его куда следует и будем жить в спокойствие, я все оформлю и…
– Хватит! – Закричала Лаура.
С кухни донесся шум.
– Мы это Рождество что только и делали, так успокаивали его и ели леденцы. Я уже ненавижу леденцы.
Лаура встала. Он смотрела на морских рыбок, тихо плавающих за стеклом. Они успокаивали ее, рождая внутри тепло. Как бы хотелось заговорить с ними.
Лаура дотронулась рукой до холодного стекла.
– Знаешь, Деми, что я недавно поняла? Нам пора оставить его в покое и жить своей жизнью. Представляешь, он может справиться и без нас.
– Мы всю жизнь заботимся о нем, – напомнила Деми. – И я как раз предлагаю тебе…
– Нет. Ты предлагаешь отправить его в лазарет имени Хёнда Адельхейда. Но ему это не нужно. И наша забота ему не нужна.
Деми разочарованно покачала головой.
Лаура еще сильнее, чем прежде, загрустила от того, что Инна уже уехала от нее домой. Сейчас бы больше всего пригодились теплые объятия.
За окном падал огромными хлопьями снег. Каникулы подходили к концу. Через день Деми съедет, а потом Сигве и Лаура отправятся в Академию. И Лаура будет очень стараться.
В начале февраля ученики вернулись в Академию. Февраль оказался удивительно теплым. Снега на острове осталось мало после дождей и относительно приятной погоды. Тропинки петляли. У пристани лес был хвойным, но вдруг казалось, что пахло сырой прохладой моря и даже слышалось падение камней на противоположной стороне острова.
Как ни пытайся, не сможешь заметить, как ели стали дубами и ясенями, пропуская учеников к порогу Академии. Так путь, длинною в час пешком, умещался в одну минуту.
Ветки беспокойно колыхались на ветру. Серые тучи медленно прикрывали солнце.
Инна и Лаура приехали раньше и ждали друзей.
Инна неустанно говорила Лауре о встрече с отцом и как, на минуточку, ей это не интересно. Профессор Ортега, директор испанской школы, так и не признал в Инне свою дочь. Раз она родилась после развода, а брак был ошибкой, то и зачем ему она? Когда Инна гостила у бабушки, Джуниперо Ортега не приезжал в город, чтобы не выслушивать новые нотации матери.
У Джуниперо была друга семья. И Инну это не злило, о чем говорили ее плотно сжатые губы и хищный огонь в глазах. Лаура только вздыхала в ответ.
Разговор у Далии Ортега был короткий.
– И ты не мой сын, я таким сына не воспитывала!
Инна с улыбкой вспоминала униженное лицо отца. Он не мог понять, как его родная мать предпочла это существо ему? От мыслей ее отвлек голос Суви.
– Нам вас не хватало, – сказала, обнимая подругу, Суви.
– Правда? – Инна радостно улыбнулась, – а я волновалась, что вы хорошо проводите время без нас! Еще и с самой Фридой Адельхейд.
– Да-а, – протянула Лаура.
– Не волнуйся, не такая она уж и интересная, – сообщила Прия, многозначительно переглянувшись с Давидом.
Оставив друзей, Суви направилась к Адаму. В комнате Адама и Давида находилось много книг. В основном пространство, отведенное Адаму, было занято кроватью, столом и заставлено холстами. Некоторые картины весели на стене. Часть стены Давида была увешена звездными картами, плакатами мировых команд по стрельбе и драконами, нарисованными Адамом. Над кроватью висел портрет Прии в спортивной форме. Кровать для третьего ученика пустовала, заваленная книгами и свитками.
Единственным рисунком на стене со стороны Адама был совместный портрет мужчины и женщины. Женщину Суви узнала сразу. Адам собрал их общие черты.
– Ты скучаешь по нему?
– Нет, – Адам даже не бросил на портрет взгляд, – они виноваты в том, что я родился. Они знали, что мне не выбраться. Мама не любила отца, это был ее выбор – а я ничего не выбирал. Она этого и хотела… я слышал ее разговор с профессором. – Адам до боли сжал кулаки и надломлено усмехнулся.
