Читать книгу: «Где дали безбрежные… Роман», страница 8

Глава 14
Полюс холода

Артём вышел из аэропорта Усть-Нера и направился к стоянке такси. Машин было немного. Он выбрал парня, смахивающего на русского, который сидел на корточках, прислонясь спиной к машине, и весело поглядывал из-под светлого чубчика на подходящего к нему пассажира в джинсах и с рюкзаком.

– В посёлок надо.

– В Усть-Нера? Что, на такси поедешь? – усмехнулся парень, не двигаясь с места. Неженка. Дальше городского парка не знает, как и шагу ступить.

– Могу и пешком. Спросить хочу.

– Валяй.

– На днях сюда прилетела группа учёных. Этнографическая экспедиция… – Артём сбился и умолк. До него только сейчас дошло, что электронное письмо – информация не просто странная, непроверенная, но подозрителен и её источник – этот вовсе за семью печатями. А вдруг розыгрыш? Или хуже того – злой умысел? А он, как дурак, повёлся, проглотил наживку и полетел на край света. А всё – бессонные ночи и страх за подругу. Может, на то и расчёт был?

– Да знаю. Неделю назад.

– Ты их видел? – обрадовался Артём, почувствовав лёгкое облегчение, и даже шагнул вперёд.

– А кто ж их не видел? Три дня в гостинице «Солнечная» жили, ждали кого-то.

– Дождались? – уж не Стаську ли с Сашкой Томниковым?

– Не знаю. Я в Томтор к матери ездил. Вернулся – они уже на маршрут вышли.

– А живёшь здесь?

– Не-а. Здесь подрабатываю, – он наконец встал на ноги и оказался ростом почти вровень с прибывшим парнем. Смешливые серые глаза смотрели открыто.

– Они собирались к озеру. Лын… дыр… мыр…

Таксист от души расхохотался:

– Может, Лабынкыр?

– И нечего скалиться! Попробуй запомнить этот Мойдодыр, всего-то один раз и то вполуха, на бегу услышанный! – осадил Артём насмешника.

– Хочешь, подброшу? Не до самого озера. Туда дорога – на моей машине уже ни проедешь. Но ориентиры там хорошие – не заблудишься. И мне по пути.

Артём не стал раздумывать. Точного маршрута он всё равно не знал. Только название озера, невзначай оброненное Сандрой при прощании. Потеряешь время, потом труднее будет искать. «По дороге расспрошу, не каждый же день сюда приезжают экспедиции, – решил он. – Найду».

Парня звали Сашкой (так он представился), он учился в Якутском университете на геолога, а на каникулах жил у матери в Томторе, в сторону которого они сейчас и направлялись. Места родные, знакомые, дядька его, Тимофей, давал машину подрабатывать, вот он и наведывался в аэропорты. Самый сезон для туристов. Они легко и просто поладили, и Сашка рассказывал, как ещё в прошлом веке его предки потянулись сюда за дальней роднёй. В поселении жили казаки, в разное время приехавшие из Ставрополья и Прикубанских степей.

– Во всём селе – одни казаки? – не поверил Артём.

– Да нет. Большинство – коренные жители: якуты, эвены, эвенки, есть юкагиры… ну, разные. Живём мирно. Никакой национальной вражды.

– А говорите на каком языке?

– Русский знают все. А дома – уж по желанию. Многие на родном говорят, – Сашка легко крутил баранку и, кажется, испытывал удовольствие от того, что машина слушается его малейшего движения, а дорога летит навстречу, покорённая его волей.

– А ты знаешь местные языки?

– Не то чтобы очень хорошо, но понять и объясниться смогу. Сейчас в посёлке грандиозная подготовка идёт. Скоро большой праздник – якутский Новый год, Ысыах…

– Летом? – удивился Артём. Он привык связывать этот всеми любимый праздник с морозом и сугробами, ночными огнями и фейерверками, запахом мандаринов и боем курантов.

– Ну да. 22 июня, в день летнего солнцестояния.

– А я не знал, – разговор со случайным знакомым отвлёк его от тревожных раздумий и даже взбодрил. Он уже с интересом посматривал по сторонам, а мысли перестали скакать галопом и упорядочивались.

– У нас в Томторе его всегда празднуют ритуально. Вспоминают легенды, сказания, да как древняя вера велела, славят духи плодородия, обереги заговаривают, защиту ставят от зла, – Сашка со вкусом расписывал, как устраивают на празднике состязания по старым обычаям, мерятся силой и ловкостью, удальством. – Теперь, конечно, не то, что было в старину. Тогда – всё всерьёз, сегодня – вроде «весёлых стартов». Но всё равно интересно.

Дорога стелилась под колёса ровной полосой, и если бы не сторожевые придорожные ели и видневшиеся в облачной дали снеговые сопки, Артём решил бы, что едет к бабушке Ксении в пригородный посёлок Заречный помогать с огородом и удить рыбу на реке. Сашка, заметив задумчивость своего пассажира, осторожно спросил:

– А ты зачем экспедицию догоняешь?

– Как тебе сказать? Если коротко, сестра из дому сбежала в эту экспедицию. А мать с ума сходит. Найду, выпорю и заберу домой.

– А-а, ясненько. Большая сестра-то?

– Вполне, сумасбродничает вот, за приключениями полетела.

И как-то незаметно, словно давно удерживаемый ручеёк нашёл-таки, где просочиться сквозь запруду, Артём рассказал случайному парню, которого видел первый раз в жизни, всё о внезапном исчезновении Стаськи, о своих поисках, сомнениях по поводу электронного сообщения и даже о своей растерянности в сложившейся ситуации. Люди, не склонные к откровенности, к жалобам, даже близким не показывающие своей слабости, бывает, неожиданно раскрываются перед случайным попутчиком. Не может душа, как бездонный колодец, бесконечно копить тревогу, ей нужно излиться, освободить пространство для воздуха, чтобы не захлебнуться.

Сашка слушал внимательно, не отрывая глаз от дороги, и не перебивал. Помолчал, что-то перебирая в уме, потом заявил:

– Один в тайге пропадёшь, – покосился на обувь, на рюкзак Артёма и добавил: – И экипировка не та. Тайга не подмосковный лес.

Помолчали.

– А знаешь, я, пожалуй, пойду с тобой. Я давно собирался в тайгу, да всё случая не выпадало. Так и походные навыки можно забыть. Будут надо мной в партии геологи смеяться. Ну, что молчишь?

– Неудобно как-то, – замялся Артём. – Обременять тебя.

– Дурак ты, братец. Якутская пословица гласит: «Всякая дорога вдвоём веселей». Знаешь, что это значит? Веселье – это тебе не анекдоты травить, это ликование жизни, её острота, первозданность. Чтобы кровь не прокисала да не плодились болезни, земля нам дарит дороги.

Артём рассмеялся:

– А ведь ты прав! И врёшь красиво. Здо́рово, что я тебя встретил!

– Что мы встретились!

Тяжёлая глыба, давившая на плечи Артёму, неуклюже качнулась и сползла, трескаясь и рассыпаясь, утопая в крепнущей и наливающейся силой уверенности, что они отыщут потерянное где-то в непролазных таёжных дебрях заблудившееся сердце Артёма.

– Заедем в Томтор, соберёмся в дорогу, сегодня же и выйдем, – планировал Сашка. Ему и самому уже было невтерпёж отправиться в тайгу. Благо и попутчик сыскался. И цель похода обозначилась. – День только начинается. До озера Лабынкыр дорогу я хорошо знаю. Мы с отцом ходили. Сто пять километров. За три дня, включая нынешний, дойдём. Заглянем к оленеводам, поговорим. К ним все заходят – туристы, экспедиции – о местности расспросить, о жителях, да обо всём – хоть бы и о древних поверьях. Сейчас они пригнали оленей в долины, пойменные луга на откорм. Твои друзья тоже мимо них не прошли. Их ведь больше интересуют коренные жители, обычаи… шаманы. Так?

– Да. Насколько я знаю, этнографы сюда стремились, чтобы найти отголоски древнего шаманского искусства. А значит, они потянутся не к крупным обжитым посёлкам, а в глубинку, к ещё сохранившимся кочевым племенам, которые берегут родовые обычаи, верования. Что, в самом деле, можно таких встретить?

– Можно. Только не совсем здесь. Это в основном юкагиры, эвены, совсем не дикие, они пользуются благами цивилизации до определённых границ. Сохраняют заветы предков. Они считают, что древние праотцы берегут род, пока он держится завещанной веры, пока не оборвана духовная нить, связывающая поколения.

Дорога уходила сквозь редкую тайгу, поросшую даурской лиственницей, за перевал. Зелёные холмы и задумчиво-синие сопки заслоняли край, откуда начинался бесконечный голубой простор, летящий над головой парусом, без единого пятнышка. Яркие краски недолгого лета спешили выплеснуть свою мощь, не осрамиться перед Матерью-Природой, чтобы потом уснуть, укрывшись в ледяном дворце, и по крупицам, по искоркам тайно копить новую силу. А когда въехали на холм, глазам открылась долина, расчерченная линиями улиц с аккуратными строчками домиков, и огибающая посёлок извилистая, сверкающая на солнце река.

– Ну вот мы и на Полюсе холода, – торжественно объявил Сашка.

– Так ведь Полюсом холода считался Верхоянск, – и всё-то здесь было не так, как в учебнике. Ну, не спорить же с местным жителем!

– Это раньше. За последний десяток лет в Томторе температура опускалась на четыре-пять градусов ниже верхоянской. Обручев зафиксировал -71,2 градуса, он и провозгласил Томтор Полюсом холода. Каждый год в марте у нас проводят международный фестиваль, который так и называется – «Полюс холода». Иностранцы приезжают, телевидение. Обязательно Санта Клаус из Лапландии и Дед Мороз из Великого Устюга. На почётном троне – Властелин мороза Чысхаан, самый красивый и грозный, он одаривает своим богатством гостей, освящает праздничные гулянья, гонки на оленьих упряжках, угощение. Неужели не слышал?

– Да как-то не интересовался…

– За посёлком есть пещера Чысхаана, его резиденция. Туристы любят туда ходить, а я нет. Там торжище: сувениры, национальная одежда… Я думаю, это не настоящий его дом, а гостевые палаты. А настоящий никто не знает.

– Ты веришь в эту сказку? – себя Артём считал взрослым, только со Стаськой они иногда затевали щенячью возню, но то – игра, а жизнь… Что сказка может знать о ней? Они даже в зеркале друг друга не видели.

– Ничего себе сказка! Я родился здесь. Что такое настоящий мороз, знаю не из рассказов. Мы с пацанами видели его, Чысхаана.

– Как это? – удивил-таки его говорун. Или врёт? Незаметно покосился – лицо вроде серьёзное, даже недовольное, что его заподозрили в детской наивности.

– Когда наступают морозы, с Верхоянских гор, с ледников сюда, во впадину, стекается холод и здесь копится, крепнет. Иногда видно, как он туманом оседает, а мы видели его как живое существо. Вроде огромного быка с гордыми, высокими рогами. Он шёл по ледяной тропе, потом остановился, вокруг заклубилось, и уже вместо быка идёт снежный великан, только колышется, как облако. Дошёл до подножия – и к реке. Вода быстрая, бежит себе. Он нырнул – и по его следу потянулся ледяной наст, сковал речку от берега до берега.

– Ну, милок, привиделось тебе, – рассмеялся Артём, хотя поначалу и правда впечатлился, представив себе картину.

– И я бы так подумал, – не рассердился и не обиделся рассказчик, – если бы видел один. Нас пятеро было. Пятерым привидеться одинаково не могло. А если забраться на ледник, Чысхаана можно услышать. Знаешь… – Сашка сморщил нос, словно подбирал слова поточнее, покрутил рукой возле уха, – шуршит так, будто сыплется что-то, оглянешься – ничего, даже ветра нет. Якуты говорят, это шёпот звёзд. Каких ещё звёзд? Почему тогда летом они не шепчут? Не-ет. Это Властелин мороза беседует с тобой.

– О чём? – Артёму стало немного не по себе, словно за шиворот снег посыпался.

– О чём-то мудром… – сдержанность и простота, прозвучавшие в ответе, сделали бы честь иному невозмутимому философу. – Только не понять. И с каждым – о разном. Одному дорогу укажет, если заблудился, а злого человека покружит среди скал, заставит в глаза смерти посмотреть, чтоб ценил жизненный дар, свой и чужой, а лихие думы вымораживает, осыпает, как сухой иней.

На въезде в посёлок Артём увидел стелу с массивным каменным основанием, где на геральдическом щите были выбиты цифры – знаменитый температурный рекорд: -71,2°С.

Дорога, по которой они ехали, полого спускалась вниз и впадала в центральную поселковую улицу («Улица Обручева, здесь дядька Тимофей живёт»), сворачивала и ныряла в переулки, пока не остановилась у бревенчатого дома с молодой сосенкой у невысокого заборчика.

Сашка заглушил мотор и распахнул калитку:

– Вперёд, время дорого.

Пока Артём сидел, рассматривая уютную комнату с большим камином, сложенным из крупных речных голышей, декоративно и со вкусом обработанных, Сашка в соседней комнате убеждал мать в необходимости срочно отправиться в поход на Лабынкыр. Над камином висела фотография мужчины, удивительно похожего на Сашку. Седые волосы треплет ветер, за спиной блестит река у подножия зелёного холма. Широкая улыбка и Сашкины глаза, прищуренные и смеющиеся. Вот таким когда-нибудь будет и сын, будущий геолог. Когда хозяева вышли к Артёму, Сашка сиял, а его мать приветливо и мягко смотрела на гостя. После знакомства Надежда Николаевна усадила обоих за стол – кормить впрок, как она выразилась. Про приезжую экспедицию она знала только, что в Усть-Нере их что-то задержало, кажется, оформление документов, а потом они очень спешили. В Томтор приехали на машине, выгрузились, оставили в гостинице лишние вещи и почти сразу отправились на маршрут. Сашка ёрзал от нетерпения и светился переполнявшей его энергией, как неоновая реклама, но мать не позволила выйти из-за стола, пока он не доест всё, что она положила ему на тарелку. Наконец он встал, отдуваясь, и поманил Артёма за собой собирать рюкзаки. Тут он был профессионал. Поразительно, как компактно и много умещалось необходимого провианта в рюкзаках, когда ими командовал без пяти минут геолог.

– Куртки и спальники привяжем поверх рюкзаков, – Сашка оглядел экипировку, любуясь результатом.

Из посёлка вышли почти в полдень, становилось жарко.

– Перейдём через мост, потом – к оленеводам, я знаю их стоянку. Расспросим: что да как.

– Годится. Озеро для экспедиции не цель, а всего лишь ориентир, территория, где можно встретить стойбища коренных жителей.

– Коренные тунгусы, которые не захотели поселиться в посёлке, живут родовыми общинами в тайге, в предгорьях. А летом выходят в долины. Сюда к ним добраться легче. Обычно они приветливы. По-русски хорошо говорят. Вон видишь, река Куйдусун, – указал Сашка на сверкающую живую полосу, перегородившую дорогу, – нам через мост на ту сторону.

Глава 15
Гнев Богов

Уже немолодой, но всё ещё крепкий вождь Медведь молча подошёл к каменному уступу, излюбленному месту волхва, откуда далеко было видно вокруг и где хорошо думалось, и опустился на нагретые камни рядом с Баюром. Баюр ничего не спросил. Он знал: глава племени заговорит сам, не след подталкивать его, указывая, когда начинать беседу.

– Харлиссы покинули горы, когда ты был мал. Высоко в горах голос Богов слышней. Верховный Владыка направил детей гор к морю. Загодя упредил о беде, – размеренная и спокойная речь вождя не давала усомниться, что родившая её мысль успела возмужать в голове вождя и предстать его взору с разных сторон. – Наши охотники принесли весть: Рыси уходят. В небе слышен гул. Придёт тьма, чтобы поглотить жизнь, смешать миры и сути, оставить на месте жертвенных костров голые камни.

Медведь смотрел с утёса на Элькану, бегущую за Харлиссами к морю, призывно сигналящую ослепительными огнями, зовущую и дразнящую, бросающую снопы сверкающих брызг на прибрежный песок и хрустящую гальку, словно горсти самоцветов в ноги подданным.

– У моря от гнева Небес не спастись. Тьма накроет и побережье, – задумчиво отозвался волхв.

– Но там не обрушатся горы, не засыплет камнями. Не погибнет род Медведей.

– Не погибнет. Но уже не будет Медведем. Стихия Медведей – лес и горы, а у моря они станут просто рыбаками.

Вождь покосился на Баюра. Светловолосый волхв стал настоящим Медведем. Сохранить душу племени, отзывающуюся на зов Предка, не по силам было ни Харлиссам, ни Рысям. А ему? Сумеет он превозмочь невозможное? Волхв молчал, Медведь не торопил его. Ласково погладив молодой мох, ковриком застеливший бугристый камень, Баюр наконец проговорил, тихо, словно тайная мысль выглянула на свет:

– … облечён даром перемещать в иной мир… – и посмотрел на вождя: – Да, надо уходить. Но не к морю. Мы уйдём в другой мир, похожий на этот, где живёт наш далёкий Предок. Горы и леса дадут приют Медведям, и мы сохраним род.

Вождь удивлённо слушал волхва, который то ли определял судьбу племени, то ли просто мечтал вслух, пока в ясном небесном далеке не послышалось грозное ворчание, а за ним обрушился громовой раскат. Налетевший ветер расчёсывал кусты и высокие травяные заросли, пригибая их к земле. По невидимым воздушным дорогам катились тяжёлые камни, сталкиваясь и дробясь, наливаясь гневом Богов и исполняя их волю.

Баюр встал:

– Нельзя ждать. Собирай сход, вождь. Растолкуй людям, как сможешь. Риск есть, и немалый. Но путь к спасению указан нам свыше, Верховный Владыка посылает вещие знаки, осталось только принять решение. Пусть Медведи возьмут с собой только истинно ценное и соберутся в пещере. Да! Столб Шилака, оберег племени… нельзя бросать здесь.

Они смотрели с каменного утёса на долину, где у костров хлопотали женщины и малые дети играли со щенками, и только они знали, что видят её в последний раз, и никто не знал, как примет их чужой мир и смогут ли Медведи в нём уцелеть.

Скоро непонятный, как всегда, приказ волхва плотно затворить каменной глыбой проход в его каморку будет в точности выполнен. И волхв, отгороженный от шумных хлопот соплеменников, прощальным взглядом обведёт своё жилище. Взять с собой только истинно ценное! Камень жизни! Кувшин с мёртвой водой. Нет! Налить из него в жбан. Так надёжнее. Он слышал, как в пещеру внесли столб Шилака, как шумные сборы сменились молитвенной тишиной, как гневный рокот прокатился по снежным пикам и упёрся в утёс над Эльканой, роняя с обрыва каменную крошку, и закрыл глаза. Вязкая и прилипчивая чернота опускала его на немыслимую глубину, лишая тяжести тело и освобождая дух. Рядом завихрились дрожащие радужные нити, совершающие древний магический танец, наливающийся силой и пронзающий сознание болью. Душа рвалась из клетки, и слабело тело, и, уже теряя сознание, он вытянул перед собой руку и разжал пальцы. Камень пульсировал на ладони, туманное зарево окутало волхва, покалывая тонкими иголочками, немеющие губы прошептали загодя составленные заветные слова, и свет померк.

Небесный рокот нарастал, свирипея, набирая мощь, и вот уже он, не прекращаясь, оглушал долину и окрестные ущелья грозным рёвом. Погас ясный день. Беспощадный ледяной ураган швырялся обломками скал и сыпал колючим снегом вперемешку с едким пеплом. Чёрный купол над землёй распахнул зловещую пасть, и оттуда посыпались смертоносные камни, хороня всякую жизнь, задержавшуюся на поверхности. Казалось, не будет конца Божьему гневу, ворвавшемуся в мир и буйствующему без границ и жалости. Небесные камни просы́пались на землю и замерли, наступила зловещая тишина, готовая взорваться новой бедой. Какой? Мутный серый поток, выворачивающий по пути деревья с корнями и ломающий скальные уступы, бешеной лавиной понёсся к морскому берегу, увлекая за собой всё, что подвернулось в пути. Ливень с градом величиной с кулак подгонял лавину, и без того летящую с немыслимой скоростью. Небесный и земной грохот сцепились в драке за первенство, перекрывая друг друга волнами и не признавая поражения. Мир рушился, открывая мрачные бездны и хороня надежды и свет заживо.

Целый день (день?) не умолкала буря, потом, устав, подобрав окровавленный хвост, она уползла в бездонные каменные расщелины, откуда ещё долго слышался утробный рык, постепенно тонущий в подземных реках. Ещё три дня чёрная мгла кружила над растерзанной землёй, высматривая затаившийся трепет уцелевшей жизни, а когда прорезался первый солнечный луч, удивлённое светило не узнало некогда цветущие долины, окружённые сиреневыми скалами с белоснежными пиками вершин.

Племя Рыси, так и не успевшее спуститься с гор, накрыло скальными обломками и завалило мусором. Племя Рыси перестало существовать. Харлиссы и другие племена побережья: Суметы, Аркоуты, Морвелы – сумели спастись, выйдя в море на огромных лодках. Разыгравшийся шторм сильно потрепал их, но они вернулись, измученные и израненные, к своему берегу, заваленному камнями, с начисто смытыми в море деревнями. А вот пещера не пострадала совсем. Каменный утёс заслонил её своим скалистым боком и заставил поток мчаться в обход жилища Медведей. Только этого никто не знал, потому что добраться до пещеры не было никакой возможности. Не знали этого и сами Медведи, потому что они как-то вдруг исчезли. Все, вместе с собаками. Немудрящий скарб, оставленный ими в долине, унесло потоком, и его обломки потом попадались рыбакам в сетях вместе с рыбой. Некоторые вещи узнавались, и тогда считали их хозяев погибшими.

Природа не терпит долгой скорби и безнадёжной гибели. После срока долгих ночей, который пережили не все люди уцелевших в урагане племён, в горы и долины пришла новая жизнь, ведать не ведавшая о том, что было до неё. Зелёный цветущий ковёр раскинулся в горных впадинах от края до края, укрыв от глаз безобразные шрамы земли, а из выворотней, где раньше красовались могучие деревья, вскинулись нежные прутики и потянули клейкие листочки к солнцу. Игривая Элькана не утратила озорного характера и болтливости, ей вторили птицы, вновь прилетевшие к удобным местам гнездовий. Жизнь быстро возвращалась в прежнее русло, наскоро зализав недавние ссадины и царапины, и только пещера хранила мёртвое молчание, прислушиваясь к лёгкой поступи изменчивого времени. У неё впереди – века безмолвия, изредка нарушаемого бестолковым любопытством, не способным постичь надёжно сберегаемую тайну. Тайне спешить некуда, и не каждому она в руки даётся. Он когда-нибудь вернётся, светловолосый волхв с синими глазами, умеющий слышать биение каменного пульса, знающий своё родство со всем сущим на земле.