Читать книгу: «Фокус зеркала», страница 6

Глава 6
Амулет Шилака

Полуостров Арконт предоставил тёплое побережье моря Великого королевству Арканти, густо заселившему плодородный край, а дальше оно уходило в глубь материка и простиралось далеко на север, где климат уже не баловал своих обитателей, а зимы были долгими и морозными настолько, что люди порой неделями не выходили из дома.

Кантар, столица, расположился в центральной части королевства и попал в благоприятную климатическую зону, здесь не страдали от изнуряющей летней жары и ледяных зимних ветров. А на западе и востоке простирались необъятные лесные массивы, окаймлённые пограничными грядами гор, Норхеймами и Абелунами. В горах не было селений, только в предгорьях изредка встречались охотничьи домики, рыбацкие шалаши, будучи временными пристанищами тем, кто по разным причинам застрял в этих неласковых местах, заблудился или… скрывался. А в сезон охоты они иногда обживались артелями.

Группу учёных вместе с приборами, скарбом и запасом продовольствия автобус высадил у горного озера Гульпек. Дальше дорога колёс не признавала – ухабы и камни, разливы ручьёв, глубокие промоины, тесные тропинки…

Официальная программа исследований предполагала изучение целого списка природных особенностей, включая почвенный слой, водоёмы и ручьи, растительный и животный мир, особенности ландшафта и скальных образований. А вот аномальные явления составляли неофициальную часть программы. Кроме Грегора и Лирбены, Баюра, Яна и Бартоломео, в состав экспедиции вошли ещё пятеро учёных, которых Мастер утвердил не только за интеллектуальные способности, но и за физическую силу и выносливость.

Тед Бургас, невозмутимый и на первый взгляд нерасторопный, богатырского телосложения, казался ленивым, полусонным медведем, однако удивлял способностью мгновенно собраться и действовать быстро и рационально в соответствии с ситуацией. Его, как и Рэ Шинона, не могли вывести из равновесия, заставить замирать от ужаса или впадать в панику неожиданные опасности. Воображение друзей не простиралось далее конкретной действительности, и потому в самый ответственный момент их руки не дрожали. Рэ в отличие от Теда обладал весёлым нравом и неугомонной общительностью, которой хватало на двоих. Может быть, потому их приятельские отношения не омрачались соперничеством, что они, столь непохожие, выгодно дополняли и уравновешивали друг друга. Предусмотрительного и экономного Генри Латама недоброжелатели называли жадным, никак не объясняя его заботы о товарищах и готовности отдать последнее в случае необходимости даже малознакомым людям. Впрочем, его покладистость и улыбчивое согласие с критикой в свой адрес обезоруживало даже их. Бен Форст и Кай Иглей были увлечёнными исследователями, серьёзными учёными, а временами… хм… шалопаи и остряки. Ну, что ж тут такого? Иногда полезно и подурачиться, а то можно состариться раньше времени. В партиях они прежде не бывали и так рвались в экспедицию, что Мастер не мог им отказать. Вот и вся компания. Ах, да! Последним в списке был Ковбой. Правда, никто ему не сказал, что он последний. А если б и сказал – ни за что не поверил бы, ведь он всегда бежал впереди всех.

Подробности нашумевшей истории с кракеном не решились сообщить всем желающим, и Бартоломео с немалой изобретательностью сочинил версию для общественности, как кракен раскрыл пасть ввиду прибрежных островков и, взвыв от выдернутого из языка кинжала, ушёл на глубину, а они смогли добраться сначала до островков, потом до берега и, определившись с местоположением, вернуться в академгородок. При всех невероятностях версия была вполне правдоподобна и ничьих сомнений не вызывала, в том числе и новых членов экспедиции. Что же касается портала в прошлое – об этом речи вообще не было. Даже Артур, которого распирало поделиться впечатлениями, молчал, как рыба. Только перед Мастером отвёл душу (с разрешения Баюра), правда, о том, что юный волхв и Баюр – одно лицо, увёртливо умолчал. Без купюр, рассудил он, их приключения в прошлом доведут Дарни до столбняка. Конечно, пришлось и сюжет подправить (в этом помощников Артуру не требовалось. С его-то фантазией!). Разумеется, Баюр не оставил Мастера в заблуждениях, но это уже потом, наедине. Если уж собственные тайны волхва волей-неволей открылись латурцу, то осведомлённость директора Академии ни к чему выставлять напоказ. Неминуемо возникнут нежелательные вопросы, которые, бог знает, как далеко заведут. А там возникнут сомнения, подозрения… Нет уж! Лучше прикинуться шлангом.

– На берегу Гульпека остаются Тед и Рэ. Отвечаете за сохранность оборудования и приборов, – Грегор окинул взглядом груду вещей и членов экспедиции. – Плохо без транспорта. Придётся всё тащить на себе.

– Можно сделать носилки, – предложил Латам. – Быстро, удобно. Нести легче.

– И уместится больше, – подхватил Кай. – Не придётся лишние хо́дки делать и время бестолково просаживать.

– Займитесь, – согласился Грегор. – Инструменты есть. Деревьев навалом.

Послеполуденное солнце ослабило подогрев, и жара спала. Осень вступала в свои права. Ночи и зори стали холодными, и только в полдень светило распалялось что было мо́чи, бахвалясь своей силой, которой хватало ненадолго, а потом тихо ласкало, словно прощаясь.

Грегор подошёл к друзьям:

– До темноты управимся?

Баюр усмехнулся:

– Ты, главное, учёные премудрости определи к месту. Приборы там всякие, оборудование. Это нежные создания. А хозяйству темнота не помеха.

Лесная тропа в соответствии с картой, которую Грегор не выпускал из рук, вела на глухую полянку, где и предполагалось разбить лагерь. Проводника не нанимали («Ещё чего! Сами разберёмся!»), а потому подсказок и советов не было. Начальнику прибавилось головной боли, но он пока не роптал, надеясь на счастливый случай, а ещё на то, что ориентирование в этом квадрате у всех членов экспедиции было примерно одинаковое, то есть равнялось нулю, а значит, особых претензий или упрёков за ошибку не последует. Выбор места для стоянки тем не менее оказался очень удачным, только озадачивало одно обстоятельство. Тропа, по которой они шли, носила многочисленные следы людей и животных, поляна же выглядела первозданно, нетронуто, словно её обходили стороной. Не смущаясь странностями, Баюр начал ставить палатки, Лирбена занялась костром, а Грегор с Яном отправились назад к озеру за оставшимися вещами и сотрудниками. Бартоломео разрывался между палатками и костром, желая помочь обоим друзьям, но остановился на строительстве лагеря. Не потому, что работа эта мужская, и не потому, что он с ней хорошо был знаком, а потому, что дел у Баюра было гораздо больше – обустроить лагерь до темноты и так, чтобы всем было удобно. Помощник из него, прямо сказать, был никакой. Всё-то у него выходило криво и не к месту, его молоток бил не по колышку, а по пальцу или падал на ногу, а палатка с покосившимся столбом (умудрился-таки поставить самостоятельно) так накренилась, что чуть было не сократила членов экспедиции на одну живую единицу, причём именно ту, наличие которой позволяло ей гордо именоваться международной. Наконец Баюр, не выдержав, вздохнул:

– Артур, уйди.

Ничуть не обидевшись, толстяк поступил в распоряжение Лирбены. Он бегом кидался выполнять её поручения и вдруг падал на ровном месте, ронял посуду, а потом шарил в траве, отыскивая ложку, но не находил, проливал воду мимо котла в костёр, сам удивляясь своей неловкости и вызывая тихий смех Лирбены и ехидные ухмылки Баюра. Тогда он отошёл в сторону и, насупившись, занялся починкой собственного рюкзака. Как только энтузиазм рьяного помощника перестал фонтанировать, всё как-то само собой наладилось.

Скоро над поляной поплыл аппетитный аромат, приправленный дымком, а на тропе показались остальные члены экспедиции с носилками. Бартоломео бросился помогать разгружать ящики, но Баюр, подойдя к упакованному оборудованию, отстранил его:

– Сегодня не твой день, Артур.

Пришлось незадачливому толстяку отойти в сторонку и безропотно наблюдать, как его коллеги быстро и слаженно вскрывают коробки, извлекают из их недр ценные приборы и тут же уносят в приспособленную для них рабочую палатку, как монтируют разобранные конструкции и сразу устанавливают на подготовленную площадку, укрепляют опоры. Некоторые ящики уносили в палатку нераспакованными. А пока примеривались к самому большому, прикидывая, как за него ухватиться да сколько рук понадобится, Тед широким жестом отодвинул товарищей, без видимых усилий поднял его и понёс.

– О-о-о! Подъёмный кран отдыхает! – свой восторг Бен сопроводил ехидными аплодисментами.

– Подъёмный кран – дорогостоящая и громоздкая штуковина, а наш Тед – бесплатный, – Ре, размахивая руками, как ярмарочный зазывала, гордо демонстрировал тягловую мощь своего друга. – И габариты у него… чуть-чуть поменьше. Никаких хлопот с транспортировкой! Передвигается самоходно!

– «ПК» модифицированный! Рекомендуем: сам мыслит, планирует и осуществляет! Леди и джентльмены, аплодисменты! – рекламировал Кай и первый захлопал в ладоши, подняв руки над головой и показывая пример.

Другие поддержали: «У-у-у!». Тед никак не отреагировал, лишь молча ухмыльнулся. Кай и Ре его не удивили, ему случалось слышать и более заковыристые остроты, нарезаемые неуёмными ядовитыми язычками соратников.

Ужинать расположились вокруг костра и хвалили кулинарные таланты Лирбены, секрет которых крылся в свежем воздухе, усталости и зверском голоде перетрудившихся учёных. Ей было приятно, хотя готовила наспех, не имея опыта полевой кухни, заботясь лишь о съедобности стряпни, главное – побольше, чтобы всем хватило. Бартоломео умудрился опрокинуть миску себе на колени и обжечься. Ему сочувствовали, предлагали помощь (Бен уверял, что сможет отпились дефектную ногу совершенно безболезненно: «даже не дёрнешься», если перед этим кулаком по лбу вбить анастезию), и только Баюр, сидя напротив толстяка, молчал и, прищурившись, наблюдал за ним. Потом внимание развеселившихся людей переключилось на Ковбоя, который зарычал и оскалился, держа лапой недогрызенную кость, хотя никто у него не отнимал. Посыпались шуточки и объедки с «барского стола», последние исчезли в зубастой пасти мгновенно, на лету, а словесные изыски ему были по барабану.

– Усерднее жертвуйте, жмоты! – подбадривал Рэ. – Вам-то дрыхнуть, а ему – в ночной дозор!

После ужина умиротворённые и сытые учёные расползались по палаткам. Две двухместные предназначались Грегору и Лирбене, Бену и Рэ. Одну трёхместную облюбовали Баюр, Ян и Бартоломео, вторую – остальные. Ночным дежурством заведовал Баюр и первую очередь определил себе. Он уселся на бревно подле костра, подбрасывал в огонь веточки и краем глаза наблюдал за Бартоломео, который бродил по поляне, дожидаясь, пока все угомонятся, и отправляться спать не торопился.

Наконец зябкая темнота укуталась тишиной, только стрекотание цикад, будто перестрелка, слышалось с разных сторон. Артур решительно направился к волхву, сильно споткнулся, чуть не упав, и остановился в двух шагах:

– Ты ведь не думаешь, как все, что я такой увалень и недотёпа, у которого валится всё из рук и который без всяких причин падает на ровном месте?

– Значит, причины всё-таки есть? – вкрадчиво уточнил волхв.

– Только ты можешь меня понять, – в отчаянной искренности «увальня и недотёпы» никаких сомнений не было, – и, может… может быть, даже не будешь смеяться.

– Выкладывай, – велел блюститель ночного порядка.

– Здесь кто-то есть, – доверительно зашептал Бартоломео. – Уж не знаю, почему выбрали именно меня… чтобы покуражиться.

– Почему так думаешь? – лукавый прищур синеглазого стража вовсе не обещал верить на слово. Мало ли что взбредёт в голову кабинетному учёному, впервые попавшему в полевые условия. Смириться с собственной неловкостью ему не позволит высокий статус светила, значит, начнутся лихорадочные поиски козла отпущения, на которого можно навешать что угодно.

– А как думать? Вот я крепко держу миску, – пухлые ручки, сложившись лодочкой, прижались к выпирающему животу. – И вдруг… она выскакивает и переворачивается.

Обыденность случая выглядела несерьёзно, и грех проказнице-миске был милостиво прощён:

– Бывает.

– Хорошо, – не унимался толстяк, не зная, как достовернее доказать свою правоту. – Но ведь если б один раз!.. Постоянно падаю. Всё роняю…

Ковбой остановился посреди поляны и разразился оглушительным лаем.

– Ковбой! – прицыкнул волхв.

– Вот! – обрадовался поддержке незаинтересованного свидетеля Артур. – Псина меня понимает лучше. Он тоже что-то чувствует. Приглядись… Даже ведёт себя странно… Вот – видишь? Будто играет с кем-то.

– Просто гоняется, – отмахнулся Баюр, тем не менее продолжая наблюдать за подозрительной игривостью лохматого друга. Непредвзятые аргументы его поведения были куда нагляднее и убедительнее сбивчивых примеров латурца.

– Не наговаривай на собаку. Ковбой – умный пёс, просто так гоняться не будет. А за ужином? – напомнил незаслуженно осмеянный обличитель. – Кто у него кость отнимал? А вы – ха-ха-ха! ха-ха-ха!

Баюр следил за манёврами пса. Тот резвился, но далеко не убегал. Уворачивался, вставал на задние лапы, подпрыгивал и припадал на передние. Будто и впрямь играл с кем-то. Но с кем?

– Я сначала не придал значения, – продолжал исповедоваться Бартоломео. – Ну, уронил… Ну, упал… А потом понял: неспроста… А тут ещё Ковбой…

– Он, в отличие от нас, кажется, видит тех, с кем играет, – нехотя процедил волхв, опосредованно соглашаясь с подозрениями нескладёхи-учёного.

Артур не сводил с собаки глаз:

– Похоже. Я и сам подумал, да сказать не рискнул. И так уж всех насмешил через край. А теперь вот выгляжу идиотом.

– Ну-ка, присядь рядом со мной.

Когда Бартоломео плюхнулся на бревно, Баюр потёр лоб, и поляна мгновенно преобразилась, словно подёрнулась белёсой дымкой, в которой явно угадывались человеческие фигуры. И хотя Артур не первый раз лицезрел фокус прозрачности, всё же вздрогнул и поёжился. Люди, будто сотканные из тумана, непринуждённо бродили вокруг. Лица тоже были видны, но как-то нечётко. Их одежда разнилась не только покроем или модой, но носила и характерные признаки определённого рода деятельности, возможно, профессии, а иногда – положения в обществе. Но в любом случае, она выдавала нездешнее происхождение своих владельцев или… иное время жизни. Они свободно ходили, переговаривались друг с другом, но были как будто изнанкой реальности и походили на негатив фотографии. Теперь стало видно, с кем играл Ковбой. Второй пёс, похожий на него как две капли воды, с такой же стрелой на лбу, резвился, скакал и валялся в траве наравне с реальным. Собакам было весело, они трепали друг друга, вертелись волчком, отпрыгивали и снова сцеплялись, азартно размахивая лохматыми хвостами.

– Остроух? – узнал Бартоломео.

Но Баюр смотрел в другую сторону и вдруг резко вскочил:

– Шилак!

Навстречу ему шёл высокий прямой старик с длинной чёрной бородой (учитывая негатив – седой) и такими же длинными волосами, перехваченными на лбу ремешком. Он остановился в трёх метрах от своего воспитанника и заговорил тихо, но вполне внятно:

– Не думал я, что доведётся когда-нибудь ещё говорить с тобой.

– Но как ты смог…

– Это ты смог увидеть нас, а я всегда тебя вижу. Неужто мыслил ты, что я, развалясь на каймановой вершине, любованием тешусь да горжусь за тебя?

– Я чувствовал, что ты рядом, но не знал, – лепетал Баюр. Бартоломео не узнавал его. Куда подевался уверенный, сильный мужчина, которого трудно чем-либо испугать или смутить, который всегда найдёт выход из затруднительной ситуации, наоборот, заставит противника трепетать и слушаться. Перед призрачным стариком стоял ученик, почти такой же юный волхв, которого довелось увидеть Артуру, провалившись в портал.

– То-то. Всего нам знать не дано, – седовласый старец тихо и дробно рассмеялся. – А чутьё порой дороже всех знаний.

– Но почему вы здесь?

– Земля здесь силой богата, она притягивает. Мы часто собираемся на этой полянке, чтоб ощутить забытую тягость тела, напитаться травным духом. Аль не заметил, что пёс твой не проходит скрозь Остроуха, а играет с ним, ровно с живым? Здесь мы не бесплотные духи, а люди, токмо невидимые.

– Но с нами ни разу не столкнулись. Только над Артуром забавитесь.

– Прежде сталкивались с людьми, – признался наставник. – По неопытности. Оттого дурная слава про эту землю пошла и нынче люди стороной её обходят. Теперь сноровистее стали. А друг твой один из всех здесь чужой. Молодые ду́хи испытывают его. Ну, и забавятся, не без этого. Дай ему амулет. Из тех, которым ещё я тебя учил, они отстанут. А лучше – вот, возьми мой, – Шилак снял шнурок с шеи, – он обережёт его и пото́м, коль надобность будет.

Из палатки, пошатываясь, вышел сонный Ян сменить дежурного и, пройдя несколько шагов, остолбенел. В призрачном свете поляны бродили белые люди, а Баюр стоял рядом с высоким стариком с длинной бородой и посохом, держа его за руку. Такое зрелище не могло вызвать паники только у Яна, наученного опытом видеть чудеса, так что опомнился он быстро и безбоязненно направился к волхву.

– А меня позвать? – на ходу укорил он друга.

– Прости, – оправдывался Баюр. – Эффект внезапности. Знакомься. Это Шилак.

– Тот самый?!! – опешил парень. И как только удаётся этому молодому долгожителю выуживать из слежавшихся пластов древности людей, чьи имена не под силу упомнить даже вечности! Вот, значит, каков наставник сироты Харлисса, который, получив из мудрых рук путёвку в жизнь, стал могущественным волхвом. Впрочем, по рассказам Баюра он таким его себе и представлял.

– Единственный, другого не было, – с теплотой и гордостью объявил ученик. Что ж, перед первым и самым любимым в своей жизни учителем, который не только открывал ему тайны мироздания, но и спас от смерти, он всегда будет благоговеть и чувствовать себя неумехой-мальчишкой, с восторгом глядящим в рот мудрецу.

– Что я пропустил?

– Ты не видел, как я тёр лоб.

– Это я видел раньше.

– Тогда ничего.

– Смышленый отрок, – одобрительно посмеивался старый волхв. – Ты умеешь выбирать друзей.

Бартоломео несмело подошёл и встал за спиной Баюра, которого вдруг осенило:

– А знаешь, Шилак, будет лучше, если ты сам наденешь амулет Артуру.

– И то верно, – старик взял шнурок и вдел в него покорно подставленную голову притихшего светила. – А теперь возвращай нам незримость, Баюр. Не след о нас знать людям, окромя тех, кого Боги выбрали. Харлисский дар береги, богиня чтит тебя. Ну, прощай…

Не успел Баюр опустить руку ото лба, как поляна потемнела, словно смежила веки и скрыла дивные сны. Бартоломео нащупал на груди амулет, удивившись, что он не исчез, не растаял вместе с видениями.

– Ничего себе – вещий волхв, – по привычке задирал толстяк Баюра. – Умеешь ты заводить друзей. Видимых и невидимых. И как прикажешь это понимать?

– Как сон, Артур. Ты устал, тебе давно пора спать. Чарующие, сказочные грёзы!

– Рассказывай! – огрызнулся Бартоломео, нетвёрдой походкой выруливая к палатке и потрясая зажатым в кулаке амулетом.

– А ты куда? – шикнул Ян в спину волхву, направившемуся следом за ним. – Ты же теперь не уснёшь!

– Ещё чего! – Баюр широко зевнул, демонстрируя свои желания, совпадающие с возможностями. – Буду спать как невинный младенец.

– Ха! Ты – и младенец? Да ещё невинный? – оставаться одному парню было скучновато, тем более что хотелось расспросить ночные подробности, которые он якобы не пропустил.

– Артур мне колыбельную пророкочет. Он большой искусник по этой части.

– Бросаешь меня! Хоть бы из вежливости спросил: не страшно ли мне одному?

– Ха! Тебе – и страшно! А Ковбой? Да вас – целый гарнизон!

– Топай-топай! – пошёл Ян на попятный, увидев, что волхв остановился. – Не хватало ещё нянчить тебя завтра, когда ты носом клевать будешь, – этого за Баюром не водилось. Приходилось только удивляться и гадать, сколько же он может выдержать без сна. Но не оставлять же за ним последнее слово!

Тот усмехнулся, но на выпад всё же ответил, не желая оставаться в долгу:

– А придётся. Деваться тебе некуда. Не бросать же добро, то есть меня, – он уже сунул голову в палатку и опустил за собой полог, как занавес после спектакля, но аплодисментов комедианты не удостоились.

Ночь щедро залила чернилами поляну и лес вокруг, утопив его во тьме с головой, и даже небо, которое хоть и вооружилось бесчисленными прожекторами, не могло пробить черноту. Только бесстрашный пятачок костра, со всех сторон осаждённый мраком, геройски отстаивал свою независимость, выстреливая залпы искр в атакующего противника.

Когда мгла износилась, отсырела и стала расползаться рваными лохмотьями, обнажая светлеющую даль и макушки деревьев, а птицы засвистели и поднялись на крыло, Ян в последний раз обошёл поляну. Рядом с костром дрых Ковбой, вздрагивая и перебирая лапами, продолжая бежать во сне. Вынырнули из палатки Грегор с Лирбеной.

– Давно не видел столько снов, – улыбнулся Грегор, поёживаясь от утренней свежести. – Будто копились, а в эту ночь на свободу вырвались.

– Ничего не слышал? – спросил Ян, продолжая подкладывать ветки в огонь.

– А было что слышать?

– Сейчас Баюр расскажет. Вон идёт. Его враки складнее выходят.

Опуская впечатления, волхв коротко поведал о ночных событиях, предоставив друзьям дорисовать и осмыслить детали самостоятельно. Лирбена молча готовила завтрак, но не пропускала ни единого слова. Прицепив котелок над огнём, она присела на бревно:

– Занятная полянка. И ведь не расскажешь никому, кроме Мастера. И аномалий никаких…

– Членам экспедиции этого знать точно не нужно, у них другие заботы, – решил Грегор. – Бей в кастрюлю. Подъём! Ишь, разнежились на пленере.

Разбуженные учёные вяло подгребали в костру, явно не выспавшиеся, недовольно бурчали. К полевым условиям ещё предстояло приноровиться, это вам не академические лаборатории! Завтракали расслабленно, начальник не подгонял, давая время собраться с мыслями. Потом подошёл к Бартоломео и тихо попросил:

– Покажи, – толстяк не выставил напоказ, а скрыл под футболкой странный дар, но сразу понял, о чём речь, и вытянул за шнурок амулет.

Гибкий чёрный корешок оплетал отшлифованный до блеска маленький деревянный кружок, в котором по краям были выжжены непонятные знаки. В чём его таинственная сила было неведомо, но источник его возникновения ошеломлял. Грегор повертел его в руке, потёр гладкий кружок пальцем (ещё бы на зуб попробовал!), с задумчивым сожалением вернул:

– Так, пожалуй, поверишь и в чёрта, и в коврюжную матерь. Охотнички за кошмарами! И как тебе, научное светило, глянулась изнанка физической реальности?

– Честно?.. Стыдно признаться – струхнул, – не стал рисоваться Артур. – Но жуткое любопытство перевесило. Теперь… повторись оно снова – поучаствовал бы с исследовательской целью, а то ведь ночью даже забыл, что учёный.

– Распробовал, значит. Смотри, не оплошай вдругорядь.

Баюр, который сидел рядом с Бартоломео и от которого разговор не таили, авторитетно добавил:

– Случай ещё представится.

– Думаешь? – оживился латурец.

– Уверен. И не один раз.

Что миски опустели и завтрак подошёл к концу, стало понятно по всколыхнувшимся там и сям разговорам, уже расцвечивающимся острыми словцами и ответными смешками. Впереди был нелёгкий рабочий день, и начальник счёл своим долгом напомнить порядок жизни и работы экспедиции, который сочинили вместе в автобусе. Чтоб народ не расслаблялся и чувствовал ответственность не только за свои исследования, но и за полновесную жизнь всей команды:

– После завтрака из лагеря расходимся группами по два, по три человека. В лагере остаются двое – занимаются своими материалами и хозяйством, чтобы к прибытию остальных было что поесть.

– Да помним мы, гражданин начальник. Что ты прям как в зоне! – съязвил Тед.

Рэ тут же поддержал его:

– Грегор, ты бы ослабил бдительность. Для полёта научной мысли нужна свобода, импровизация. За ней мы сюда и приехали.

– Свобода, которая не в тягость остальным, – подправил Латам.

– Разумеется, Генри. Мы же не маленькие. Философские определения нам ещё в студенчестве вдолбили.

– Сдаюсь, – Грегор поднял руки и рассмеялся. – Обещаю не изводить нотациями при условии поддержания порядка.

– Сегодня я останусь в лагере, – Генри Латам оглядел собравшихся, ожидая ответной реакции.

– Артур, может быть, ты тоже останешься? – предложил Грегор.

– Не-е, я с Баюром.

– Я останусь с Генри, – вызвался Форст. – Мне ещё записи свои надо привести к общему знаменателю, подогнать планы под местные условия, прикинуть кой-чего…

– Решено, – подытожил Грегор. – По коням, ребята.