Читать книгу: «Марионетки за ширмой», страница 2

Глава 3

Козетта

…На одну баранью ногу средней величины необходимо взять один галлон овощного бульона, полпинты густой сметаны, по полстакана мелко нарезанных петрушки и сельдерея, один лук-шалот и двенадцать моллюсков в раковинах…

– А моллюски-то здесь при чём? – вскричала Козетта, обращаясь в пустоту, потому что никто её не слышал. – Какой идиот придумывает рецепты бараньей ноги с моллюсками?

Поваренная книга уязвлённо молчала. Её составитель, пожелавший остаться неизвестным, никак не мог помочь Козетте в её кулинарных упражнениях.

Девушка раздражённо схватила кастрюлю, уже стоявшую на плите, и щедро плеснула туда уксусу.

– Это вместо моллюсков! – Неизвестно кому пояснила она.

Затем, вытерев руки о батистовый передник, белоснежный утром и покрывшийся жирными пятнами к двум часам дня, Козетта вытащила из корзинки с зеленью лохматый пучок разнообразной травы и принялась агрессивно крошить его большим поварским ножом.

День сегодня не задался с самого начала.

Во-первых, молочник приехал слишком рано, и в тот час, когда Козетта всё-таки обнаружила на крыльце две бутылки молока, в них было уже не молоко, а лёд.

Во-вторых, ноготь сломался.

В-третьих, Соре опять нездоровилось. Эта японская страдалица вымотала Козетте все нервы. Несчастная и безучастная, как частенько бывало в последнее время, она сидела у окна, смотрела сквозь проколупанный в наледи «глазок» на улицу и многозначительно молчала. Козетте пришлось самой готовить завтрак, а потом и есть его в одиночестве!

В-четвёртых, повариха уволилась, а новую служба по найму персонала никак не могла прислать. Поэтому Козетта уже третьи сутки кашеварила сама с ничтожной помощью Соры.

В-пятых, мясник привёз заказанную баранью ногу, и сделал это именно в тот день, когда в доме не было никого, умеющего сносно готовить!

Но Козетта стиснула зубы и поклялась, что справится с бараниной сама. Однако время обеда приближалось, а еда почти не готовилась. И это не по вине Козетты! Просто в единственной поваренной книге, которую удалось найти, содержались на редкость дурацкие рецепты с непонятными мерами и странными ингредиентами. К тому же баранья нога категорически не желала помещаться даже в самую большую кастрюлю, и Козетта подумывала раздробить её на несколько частей топором, но потеряла топор где-то в своей спальне.

Ну всё, буквально всё было не так!

– Сора! – во всё горло крикнула Козетта, плюхнув в кастрюлю баранью ногу выступающей костью вверх. – Немедленно спускайся и помоги мне, бездельница! А не то останешься без обеда!

Козетта заранее знала, что эта угроза не подействует, но ей необходимо было на кого-то наорать, а Сора всегда являлась для этого идеальной кандидатурой.

– Если ты не перестанешь киснуть, я тебя эту кость глодать заставлю! – Козетта усилила голос до максимума.

Ответа не было.

Итак, на плите стояла самая большая кастрюля, которую удалось найти, в кастрюлю был влит бульон с уксусом и сметаной и насильно всунута баранья нога, которая торчала из бульона почти на треть. По рецепту полагалось накрыть кастрюлю крышкой, но в силу очевидных трудностей это было невозможно. Козетта решила, что сойдёт и так. Даже если сварится только половина ноги, им с худосочной Сорой хватит этого дня на два, если не больше.

– Сора-тян, я тебя в последний раз предупреждаю!!!

Дверь на кухню скрипнула и отворилась. Козетта от удивления чуть не попала ножом себе по пальцам: она была совершенно уверена, что Сора из спальни не выйдет.

Но она вышла. За последние два года девушка неожиданно выросла почти на ладонь и потому казалась похудевшей; густые чёрные волосы, не уложенные в причёску, спускались почти до пояса. На Соре было чопорное серое платье со скучными плоскими манжетами и чёрный фартук.

– Чем помочь? – вяло спросила она.

– На вот… нарежь лук, – скрыв растерянность за грубостью, Козетта сунула подруге нож рукоятью вперёд. Та взяла и медленно подошла к кастрюле, в которой отчаянно шипело и булькало козеттино коронное блюдо.

– Что это? – с брезгливым недоумением осведомилась Сора. – Я это есть не буду.

– Ещё как будешь, – пообещала Козетта.

– Нет.

Ах да, она же почти не ест мясо… Баранья нога – целиком и полностью затея Козетты, которая любила мясо во всех видах и не желала от него отказываться из-за подруги со странными вкусовыми пристрастиями.

– Тогда придётся тебе есть лук в чистом виде! – съязвила Козетта.

– Я вообще ничего не хочу.

Ну вот что ты будешь делать с такой дурёхой! Козетта стиснула зубы, чтобы родившийся за ними поток ругательств не полился на всё вокруг. Всё-таки Сору следовало пожалеть, хоть она и перебирает со страданиями.

…Окончательно и бесповоротно сесть себе на шею Козетта позволила ей около двух лет тому назад.

Ну, тогда это было вполне объяснимо: Сора была тяжело ранена, находилась на грани жизни и смерти, и если она в результате и выкарабкалась, то только благодаря яростной настойчивости Козетты, держащей в страхе всех врачей госпиталя.

Козетта пообещала хирургу, что если он не сумеет вынуть пулю из груди пострадавшей, то она сама ему что-нибудь отрежет.

Козетта пообещала медицинским сёстрам, что если они недостаточно хорошо будут делать перевязки, то она сама их свяжет и в таком виде бросит в чулан с крысами.

Козетта сама сидела ночами у постели больной, подбадривая себя и её всё усложняющимися ругательствами.

Козетта боролась за жизнь Соры так, как она боролась бы за свою собственную жизнь, и в конце концов победила. Смерть – да, уныние – нет.

Дело в том, что после того ранения в Соре, и без того-то всегда унылой, что-то окончательно сломалось. Она затосковала. Быстро идя на поправку, подруга совсем перестала улыбаться и предпочитала лежать, разглядывая потолок.

– Ну что ты всё время куксишься? – борцовская натура Козетты органически противилась бездействию Соры. – Что опять не по тебе? Ты, считай, из могилы вылезла, так радуйся!

– Я радуюсь, – говорила Сора.

Но радости в её словах не было ни на полпенни.

Плюнув, Козетта решила довериться времени и удаче. Она снова сменила имя и документы, превратившись в обедневшую русскую баронессу Катерину Калашникову, и увезла Сору в дальний пригород Злондона, старинный городишко Ковентри. Там Козетта сняла небольшой дом с палисадником и устроилась жить, справедливо полагая, что пока полиция гоняется за Долли Миллер по Злондону, русской эмигрантке и её служанке-китаянке некоторое время ничего не грозит.

Теперь каждое утро Козетта тратила немало времени, превращая себя в славянскую девицу. Она заплетала золотистые волосы в косу, густо румянила щёки и подводила брови угольками – именно так, по её мнению, и должны выглядеть лучшие представительницы далёкой заснеженной страны. Этот довольно примитивный маскарад неплохо отличал «Катерину Калашникову» от наёмной убийцы и якобы немецкой шпионки Долли Миллер, фото которой до сих пор печатались в газетах. Во всяком случае, жители Ковентри хоть и косились на размалёванную «баронессу», но с преступницей Миллер её не отождествляли.

В Ковентри было скучновато, но Козетта твёрдо решила оставаться здесь, пока Сора не придёт в себя и не изъявит желание перебраться куда-нибудь в другое место. Она наняла кухарку и горничную, завела близкое знакомство с местным печником-трубочистом, пекарем и мясником, рассказала несколько ею же сочинённых баек из «русской дворцовой жизни» кумушкам-сплетницам, и вскоре отлично влилась в маленькое общество Ковентри. Козетта планировала провести здесь не больше нескольких месяцев, но вынужденный отпуск затягивался. Разумеется, из-за Соры.

Если первую зиму в Ковентри Козетта кое-как пережила, то на вторую соглашаться была не намерена. Через год после трагических событий на вокзальной площади Сора полностью оправилась от своего ранения и даже, кажется, вернула себе подобие хорошего расположения духа, как вдруг новая история испортила весь прогресс и заставила включить в план проживания в Ковентри вторую зимовку.

Всё испортили, конечно, газетчики.

Со свежей прессой в Ковентри было так себе, особенно зимой: дороги становились непроходимыми, и новости достигали жаждущих умов с большим опозданием. Летом ситуация менялась в лучшую сторону, но свежие номера злондонских газет почта доставляла не менее чем через неделю после их выхода из печати. Старожилы Ковентри считали, что и это достаточно быстро, но Козетта, отслеживающая публикации в прессе с не требующим объяснения интересом, злилась на медлительность почты.

Когда Соре сделалось лучше, она начала иногда брать газеты, уже выброшенные Козеттой в корзину для растопки, и пробегать глазами новости. Козетта не видела в этом ничего дурного, даже радовалась, что подругу наконец-то потянуло на развлечения. Она почему-то полагала, что Сору интересует светская хроника.

Однажды во время завтрака, состоящего из свежих августовских фруктов и взбитых сливок с сахаром, Козетта увидела, как побелело и без того всегда бледное лицо подруги и как газета выпала из её руки.

– Ты что? – всполошилась Козетта. – Снова болит, да?

Но Сора ничего не могла сказать, только беззвучно шевелила губами. Тогда Козетта толкнула её в кресло, сама подняла газету и принялась перелистывать страницу за страницей, пытаясь найти то, что так взволновало Сору. И, на свою беду, нашла.

Чрезвычайное происшествие в Уоллингтауне

Наши читатели наверняка ещё помнят прошлогоднее мистическое событие, наделавшее много шума и породившее самые жуткие слухи, которые только витали по Лондону со времени Джека-душителя. Всё же напомним кратко суть той ужасной истории: маленькая девочка из хорошей семьи, родители которой характеризуют свою дочь как самую честную и искреннюю крошку в мире, рассказала, что на неё ночью во время сна напала кукла. Кукла была найдена накануне днём в злондонском парке и принесена домой к малышке, однако гостеприимства не оценила и набросилась на свою маленькую хозяйку с непонятными, но явно не добрыми намерениями.

Всё это можно было бы счесть детским кошмаром, ежели бы история не повторилась через несколько дней с другой маленькой девочкой, которая точно так же, как и её предшественница, нашла очаровательную игрушку на улице и принесла её к себе домой. Два одинаковых детских кошмара – это, пожалуй, уже нечто стоящее внимания, но всё же не подтверждение того, что по городу бродит кровожадная кукла, разыскивая себе новую жертву. Но и произошёл и третий подобный случай, который мы также освещали в нашей газете, и от первых двух его отличало только то, что теперь свидетельницей кошмара стал не ребёнок, а взрослая женщина, вот уже несколько лет коллекционирующая кукол. Во всех трёх случаях кукла покидала своё новое обиталище ещё до наступления рассвета, оставив своих несчастных жертв в состоянии, близком к истерике.

Затем последовало затишье, которые все мы восприняли как избавление от этого инфернального зла. Более года зловещее существо в обличье куклы не давало о себе знать, и вот теперь, похоже, оно вернулось, да с каким размахом!

На этот раз кукла была конфискована полицией во время облавы на курильщиков опиума, проведённой в китайском квартале и других менее известных цивилизованному читателю заведениях. Во время чистки одного из таких притонов и была найдена красивая кукла, вид которой ничуть не соответствовал облику злачного места. Полицейский, который нашёл куклу, подивился её красоте и качеству: игрушка выглядела так, будто только-только сошла с витрины самого дорогого магазина для девочек. Поскольку детей у этого достойного слуги закона не было, он решил передать куклу в сиротский приют имени св. Ипполиты, где, он не сомневался, кукла обретёт для себя дом и новую маленькую хозяйку.

Его доброе намерение было исполнено. И только чудо спасло всех маленьких обитателей приюта от того, что последовало дальше…

Чудо заключалось в благоразумии начальницы приюта, миссис Бигхарт, которая, получив щедрый подарок из рук полицейского, предпочла сначала отнести куклу к себе домой, чтобы, как она выразилась, «показать игрушку своей дочке». В детской у маленькой мисс Бигхарт проживали не менее пятидесяти разнообразных кукол, однако девочке так понравилась бывшая узница китайской опиумокурильни, что она изъявила желание на ночь взять её с собой в постель.

Поздно ночью бедная малышка проснулась от жуткого ощущения: что-то сидело у неё прямо на груди. Открыв глаза, мисс Бигхарт увидела куклу, которая, будто кошка, вскарабкалась на свою спящую хозяйку и теперь вглядывалась ей в лицо.

«Где моя подружка? – спросило это исчадие. – Ты не моя подружка! Ты – не – она!»

Потом кукла вскочила на ноги, принялась подпрыгивать и кричать какое-то слово, наверняка заклинание на её собственном потустороннем наречии: «Соратян! Соратян! Соратян!»

Девочка завизжала от ужаса и потеряла сознание. Родители, вбежавшие в спальню своей крошки, застали там ужасное зрелище: все пятьдесят кукол маленькой мисс валялись на полу обезглавленными. Кроме одной, которая снова бесследно исчезла…

Теперь наш читатель скажет: эй, вы нарочно придумываете эти байки, чтобы привлечь зевак! Пусть это восклицание будет на его совести. Наш корреспондент лично побывал в спальне мисс Бигхарт и видел её обезображенных кукол. Ребёнок просто не мог сделать это сам. Похоже, что ночные кошмары иногда оборачиваются вовсе не кошмарами, а страшной реальностью…

Наш корреспондент также пытался получить комментарий о данном событии у главного кукольного мастера Злондона, совладельца предприятия «Морган и Хилл», однако от интервью маэстро отказался.

Призываем вас быть осторожнее и ни в коем случае не приносить в дом вещи, которые вы нашли на улице. Они могут оказаться гораздо опаснее, чем кажутся с виду.

– Ну и что? – спросила Козетта, дочитав статью. – Обычная газетная утка. Уж мы-то с тобой ходячих кукол не боимся, правда?

– Ты что, не поняла? – Сора посмотрела на неё снизу вверх горящими, испуганными глазами. – Это же Хина! Это статья о Хине!

– Гм. – Только и сказала Козетта. – А я думала, твоя кукла не живая. Ну, в смысле, она не разговаривает, не травмирует других кукол и всё такое.

– Раньше так и было, – Сора говорила медленно, будто каждое слово давалось ей с трудом. – Но ведь я бросила её, оставила у того китайца. Обменяла на прыгающую ногу… И он что-то с ней сделал.

– Китаец?

– Да.

– Думаешь, это он её как-то оживил?

– Верно. И теперь она ищет меня, – заключила Сора, обняв себя руками за плечи.

«Бред», – решила Козетта.

– Да с чего ты взяла? – вслух спросила она.

– А что, разве не понятно? «Где моя подружка», «Сора-тян»… Она точно хочет меня найти, просто не знает, как.

Козетта вздохнула.

– А ты помнишь, что Хина – это просто кукла, а настоящая Хина, которая была твоей подругой, уже умерла? Причём давно?

– Помню, – сказала Сора, – но эта Хина тоже была мне дорога.

– Только в память о подруге.

– Нет.

Спор затянулся. Сора настаивала на том, чтобы немедленно вернуться в Злондон и броситься на поиски куклы-Хины, Козетта взывала к её благоразумию и уверяла, что в Злондон возвращаться нельзя ни под каким видом. В итоге здравомыслие победило, а Сора недовольно согласилась с доводами Козетты. Но с тех пор она снова замкнулась в себе и стала такою, как сейчас.

Зимой газеты в Ковентри не поступали совсем, и Козетта была рада этому обстоятельству. Она не сомневалась, что к весне Сора оправится, но даже если и не оправится, следовало брать её за шиворот и везти за границу. Девчонка совсем высохла из-за этой ерунды с куклами и, как подозревала Козетта, тщательно скрываемой тоски по одному юноше с чёрными волосами и смуглой кожей.

– Ну не хочешь баранины, сделаю тебе омлет! – миролюбиво предложила Козетта, оторвавшись от своих воспоминаний.

Бледное личико Соры чуть прояснилось:

– Спасибо.

– Не стоит благодарности…

В этот самое время в прихожей зазвонил звонок. Чертыхнувшись, блондинка принялась искать чистое место на фартуке, чтобы вытереть руки, а потом быстро сняла фартук, скомкала и швырнула его в угол.

– Иду! – Крикнула она. – Подождите минуту!

Но загадочный визитёр не дождался. После себя он оставил только потёртую золотую туфельку, спокойно лежащую на белой поверхности снега, засыпавшего крыльцо. И следы, ведущие далеко от дома.

Глава 4

Бен

Дорогая Мартина!

В зеркале отражалось нечто, имеющее самое отдалённое сходство со мной. Те же глаза, волосы, нос, но – что за наряд? Что за нелепая мимикрия под жителя Нового света, которым я никогда не являлся?

Одни только кожаные брюки стоили того, чтобы посвятить им отдельное эссе, полное звучных эпитетов. Ни один из известных мне достопочтенных людей не позволил бы себе нарядиться в этот убогий наряд, годный только для пастухов. Я был сам себе отвратителен, и только насмешники-близнецы хором уверяли меня, что теперь я выгляжу по-настоящему мужественно.

– Ты будешь отлично смотреться в седле! – вскричал Жан, в то время как его сестра прыскала в ладошку.

Это заявление повергло меня в настоящий ужас, ведь я никогда в жизни не ездил верхом. Неужели эти бессовестные люди и впрямь собрались водрузить меня на лошадь? Впрочем, после их уверений, что они за одну ночь каким-то образом перенесли меня с острова на континент, я уже ничему сильно не удивлялся.

Как бы тебе это объяснить, Мартина… Я до сих пор не верил, что те люди, которых я вижу подле себя, те ощущения, которые я испытываю, те запахи и звуки, которые я слышу, – это не иллюзия. Я знал, что подвержен тяжёлой нервной болезни, но всё-таки не отождествлял ещё с сумасшествием. Теперь же по всему выходило, что я или на самом деле совершенный безумец, которому грезится всё происходящее, или я нормален, но тогда безумны все вокруг. Ибо городишко под названием Нью-Ковентри, в котором я теперь находился, никак не мог быть частью Америки, ведь от Злондона, где я был ещё вчера, и до Америки, в которой я якобы оказался сегодня, долгий путь через океан. Этот путь невозможно проделать за несколько часов, как ни старайся. Это просто невообразимо. А если учесть, что подробности перемещения полностью стёрлись из моей памяти, то… похоже, я всё-таки действительно сумасшедший.

А раз так, то мне не стоит принимать близко к сердцу всё, что происходит вокруг меня. Если странные близнецы, являющиеся плодом моего больного воображения, захотели переодеть меня в этот цирковой костюм, – пожалуйста! Я не буду сопротивляться. Если они же хотят заставить меня ехать куда-то верхом, – как угодно! Я подчинюсь. С видениями лучше не спорить, чтобы они не привели меня к мозговой горячке. Я буду покорен, осторожен и практически нем.

– А чего ты всё молчишь? – Наглый мальчишка Жан тут же прерывал мои размышления. – Скажи что-нибудь. Нравится наряд?

Я промычал что-то маловразумительное, с отвращением разглядывая в тусклом зеркале бахрому на брюках.

– Ты совсем не похож на индейца, – вздохнула Жанна.

– Так он и не индеец! – тут же вмешался её брат. – Тебя послушать, так кого попало можно принимать в племя!

– Вы тоже не похожи на индейцев, – сказал я, чтобы остановить эту перепалку.

Близнецы моментально насупились.

– Это потому что мы одеты неправильно! – после минутной паузы заявила рыжеволосая девица. – Вот доберёмся до… места, там переоденемся и станем настоящими индейцами!

– До какого ещё места? – я честно собирался молчать, но, оказывается, даже безумцам бывает свойственно любопытство.

– А вот это тебе знать не обязательно! – с отвратительной важностью ответил её брат.

Я кивнул и сделал равнодушное лицо.

Мы по-прежнему находились в амбаре, только теперь был день. Меня не выпускали наружу, требуя, чтобы я переоделся. Не то чтобы мне так уж хотелось разгуливать по неизвестной и, возможно, опасной местности в пижаме, но я сопротивлялся, до последнего надеясь, что видения развеются и я снова окажусь в своей палате, в своей постели возле шкапчика с лекарствами. Но ничего подобного не произошло.

Куница с рассветом куда-то подевался, а близнецы, всучив мне тюк с одеждой и отправив переодеваться в ближайший угол, устроили себе нечто вроде завтрака: расположились прямо на полу, скрестив ноги как настоящие дикари, достали откуда-то сумку, в которой лежал хлеб и сушёное мясо, набрали в кружки воды из ведра и с аппетитом принялись уминать эту нехитрую снедь.

Вынужден признаться, что при взгляде на это дикарское пиршество у меня самого забурчало в желудке (прости, Мартина, что я снова пишу тебе о столь низменных материях). Последний раз я принимал пищу накануне вечером, не очень поздно, так что успел сильно проголодаться. Услышав мерзкий звук моего желудка, юноша Жан помахал мне рукой и довольно-таки дружелюбно попросил меня присоединиться к завтраку. Я было сказал, что не желаю есть, сидя на полу, но побоялся остаться без еды и вынужден был поступиться своим достоинством. На какие жертвы толкает нас вынужденная необходимость, Мартина!

Впрочем, признаю, что хлеб из кукурузной муки неожиданно оказался весьма вкусным, а вяленая говядина довольно легко жевалась. Я привык запивать еду чаем или кофе, но тут пришлось удовольствоваться простой холодной водой. Оставалось надеяться, что такая импровизированная трапеза не грозит мне несварением желудка.

Близнецы объяснили мне, что сейчас зима, поэтому рассветает поздно. Что ж, в Злондоне, который я видел из окна лечебницы ещё вчера утром, тоже была зима. Хорошо, что в мире осталась хоть какая-то стабильность. Когда в единственное окно, крошечное, расположенное прямо над входом, проник белёсый луч тусклого зимнего солнца, в дверь неожиданно постучали. Раскатистый мужской голос громко спросил:

– Эй, малыши, вы там? Всё в порядке, волчата? Чего заперлись?

– Входите, мистер Томсон! – весело крикнула в ответ Жанна.

Я испуганно подобрался. Дверь распахнулась в полную мощь, будто её едва не сорвало с петель ураганом, и в проходе показался великан. Он успел сделать несколько неторопливых шагов нам навстречу, от которых сотрясалось всё строение, прежде чем я разглядел его.

Это был мужчина лет пятидесяти с красным, сильно обветренным лицом и полуседой бородой с бакенбардами в придачу. На нём были высокие сапоги, куртка из дублёной кожи с меховым воротником и… шляпа с низкой тульей и небольшими полями. Из-под шляпы выглядывали мясистые, почти багрового цвета уши.

Разглядев меня, незнакомец хмыкнул, вроде бы и удивлённо, но при этом с симпатией. Он вразвалочку подошёл ко мне и протянул мне ладонь, широкую, как теннисная ракетка.

– Джек Томсон! – пророкотал он.

Я запоздало сообразил, что руку следует пожать.

– Бенедикт Лиховски, – назвался я.

– Полячишка? – подмигнул мне великан.

– Ээээ… нет. Англичанин. – Покоробленный такой бесцеремонностью, я не сразу нашёлся с ответом.

– О, земляк, значит! Да ты не тушуйся. Мы тут все неместные. Ну, кроме меня, – великан со значением поднял одну косматую бровь. – Я, конечно, по крови-то англичанин, но родился уже здесь. Сын первых поселенцев! – гордо произнёс он и самодовольно ухмыльнулся.

Я снова не знал, что на это ответить. Но этот пренеприятный господин и не ждал от меня никакой реакции. Сложив громадные ладони на объёмистом брюхе, он снова заговорил:

– Мои папенька с маменькой и основали здесь город. Сами-то они были из Ковентри – знаешь, где это? Это такая дыра неподалёку от Злондона, крохотный городок, но почти с тысячелетней историей. Скучно там было, заняться нечем. Вот папенька мой и взял маменьку в охапку, погрузил на пароход и привёз сюда.

– Зачем? – вырвалось у меня.

– Спрашиваешь! Тут такие пахотные земли, что островитянам и не снилось! Да и погода не в пример лучше. Вот сейчас, например, зима, в Злондоне адская слякоть. А у нас тут солнечно, снежок. И не очень-то морозно. А летом какая красота! – великан восхищённо покачал головой. – Я, правда, в других местах и не был, но папенька всегда говорил, что наш Нью-Ковентри – это рай на земле. Вот только скучали они с маменькой по родному городу… До самой смерти скучали! – завершив эту сентенцию, Джек Томсон вдруг начал часто моргать и сморкаться. Видимо, воспоминание о родителях всколыхнуло в нём нежные чувства, которые иногда проявляются в душах даже таких невежественных и грубых людей.

– Мистер Томсон, мы сходим прогуляемся! – рыжая Жанна без всякого сочувствия прервала всхлипывания здоровяка.

– Идите, – махнул рукой владелец амбара, – ваш главный договаривается с Никсонами о лошадях, он велел передать вам, чтобы далеко не забредали.

– Мы только окрестности Бену покажем! – кивнул Жан.

После чего они взяли меня за обе руки, как какого-нибудь немощного старичка, и поволокли к выходу.

…Ну… что я могу сказать тебе, Мартина… Это определённо был не Злондон, и даже не пригород Злондона. Это отличалось от всего, что я видел прежде.

Насколько я мог судить по первым впечатлениям, весь городок Нью-Ковентри состоял из одной улицы – правда, длинной и широкой. На улицу выходили высокие дощатые фасады в три или даже четыре этажа, за которыми прятались бревенчатые дома значительно меньшего размера. Более несуразной архитектуры я ещё никогда не видел.

Все фасады были примерно одинаковыми. На некоторых красовались вывески «Лавка», «Цирюльня», «Аптека», за самым большим фасадом скрывалось заведение под названием SALOON. Земляную улицу между ними покрывал тонкий слой снега со следами сапог и копыт, отовсюду слышался смех и голоса, из многочисленных труб вырывался и уходил в бледное небо голубоватый дым. Солнце висело низко над горизонтом, но играющие неподалёку дети – мальчик и две девочки – с радостью протягивали ладошки ему навстречу и заливисто хохотали.

Но меня поразило не это. Я попытался заглянуть в просвет между домами и увидел, что позади каждого здания есть огород и парочка подсобных строений. А дальше, позади всего этого, было Ничто. Я не видел горизонта, не видел земли, кроме белого, равнодушного и пугающего Ничто.

– Здорово здесь, правда? – с удовольствием заметил Жан, на этот раз неправильно прочитав мои мысли.

– Вообще отлично! – поддакнула ему Жанна. – Такой простор! Даже зимой скучать не приходится. Старый Томсон предлагал нам купить или построить здесь дом, но Куница сказал, что надолго мы здесь не задержимся…

– Почему? – машинально спросил я.

– Много будешь знать – скоро состаришься! – фыркнул Жан.

Но теперь я кое-что понял, а точнее, догадался. Поэтому возразил малолетнему наглецу:

– Просто ты сам не знаешь, куда потащит вас этот ваш предводитель. И не делай вид, что знаешь.

– Очко в пользу Бена! – воскликнула Жанна, вскидывая кверху обе руки.

– Неправда! – тут же разъярился мальчишка. – Я знаю, куда мы отправимся! Во всяком случае, я точно знаю, зачем!

– И зачем? – поинтересовался я.

Я был уверен, что он снова попытается от меня отделаться, но в запальчивости Жан проговорился:

– Чтобы найти нашу маму, вот зачем!

Сестрица тут же дала ему подзатыльник.

– Ну ты и трепло, Жан!

Мальчик надулся и замолчал. Я же был в недоумении: какую ещё маму?

– А где ваша мама? – осторожно спросил я у Жанны.

Но она не ответила. Вместо неё отозвался братец:

– Где-то здесь, – буркнул он.

– в Нью-Ковентри?

– В Америке.

– Хм, – отозвался я.

Вот и ещё одно доказательство того, что вся эта ерунда происходит только у меня в голове. Пожалуй, иголку в стогу сена отыскать значительно проще, чем женщину на целом континенте. Но даже если допустить, что близнецы действительно разыскивают свою мать, то при чём здесь Куница?

– А почему Куница ищет вашу маму? – снова спросил я.

– А ты не много ли вопросов задаёшь? – ощетинилась Жанна. – Значит, надо так! Он нам обещал!

– И больше мы тебе ничего не скажем! – твёрдо заключил Жан.

Близнецы замолчали и демонстративно от меня отвернулись. Я тоже замолчал, чувствуя, что холод начинает добираться до меня даже сквозь толстую кожаную куртку. Руки покраснели, и я поскорее сунул их в карманы.

Пошёл снег тонкой меловой крупкой. Я запрокинул лицо и вгляделся в молочную белизну неба. Принюхался: пахло дымом, чуть-чуть лошадями и какой-то почти невообразимой свежестью ветра, снега, простора…

– Что вокруг города? – я повернулся к Жану, стоящему ко мне в пол-оборота. – Или об этом я тоже не могу спросить?

Юноша (наверное, правильнее называть его мальчиком, ведь на вид ему было всего лет пятнадцать) неохотно ответил:

– Сам видишь, что ничего. Снег…

– Летом трава, – сказала Жанна, – много травы.

– Равнина? – догадался я.

– Бескрайняя, – кивнула Жанна, – можно долго-долго бежать по ней и не увидеть ни одного домика. Даже если целый день бежать. Даже если два дня.

– Жутковато, наверное, – промолвил я. Мне и в самом деле было от этого жутковато.

– В городе лучше, – согласилась девушка. – Даже в таком маленьком, как Нью-Ковентри.

– И вы не хотите никуда отсюда уезжать…

– А вот и хотим! – Жан снова вскинулся. – Не разговаривай с ним, Жанна! Куница знает, что делает!

– Вот именно! – Жанна вздёрнула подбородок. – Мы сюда не за тем приехали, чтобы в городе сидеть! Куница всё знает лучше!

Их вера в предводителя была по-своему даже умилительна, но я всё ещё не понимал, каким образом происходящее может касаться меня.

– А я-то вам зачем понадобился?

Близнецы промолчали, смерив меня недовольными взглядами. Но теперь я почти не сомневался в своей правоте: они сами понятия не имеют, зачем их главнокомандующий распорядился доставить меня сюда, в Нью-Ковентри. Они просто каким-то образом перенесли меня через океан, да так, что я ничего не почувствовал…

Ох, ни в коем случае нельзя забывать о том, что всё происходящее мне просто грезится. Иначе я рискую поверить в эту дикую реальность и запутаться в ней.

Но свежий воздух был упоителен, солнце, светившее сквозь пелену, всё-таки было ярче серого злондонского солнца, а мои спутники, несмотря на кажущуюся неприветливость, могли сойти за персонажей романа.

Я решил стать героем собственного повествования и пройти все препоны так, как сделал бы это созданный мною главный и любимый герой. А тем временем мне, наверное, подберут новое лекарство.