Читать книгу: «Марионетки на ладони», страница 3

Глава 4
Жан и Жанна

– Мамочки, – шёпотом сказала Жанна.

Жан вздрогнул. Он уже целую вечность не слышал, чтобы Жанна вспоминала маму. Пусть и в междометии.

Вывалившаяся из свёртка на мостовую нога была согнута в колене, но теперь потихоньку разгибалась. Она была маленькая, скорее всего, детская.

– Значит, – сглотнув комок в горле, прошептал Жан, – произошло преступление… Ужасное преступление… Убийство…

– Ребёнку отрезали ногу! – глаза Жанны наполнились ужасом и она тут же закрыла обеими ладонями рот, чтобы не завизжать.

– Но зачем это кому-то понадобилось? – Жан неловко улыбнулся, чтобы успокоить сестру, но вышло плохо.

– Откуда я знаю? Зачем кто-то похищает детей? Бывают разные сумасшедшие…

Жан попытался справиться с отчаянно колотящимся сердцем. Спокойно, сказал он себе, спокойно. Не позорься перед девчонкой. Ты же мужчина!

– Надо сдать ЭТО в полицию, – ломающимся голосом сказал он.

Жанна покачала головой.

– Я к этому не прикоснусь.

– Замотаем обратно в ткань. Замотаем и будет не так… противно, – Жан неловко мял в руках серый холст.

Ему хотелось бежать куда подальше, но он знал, что нельзя оставлять ЭТО валяться на дороге. Просто нельзя, вот и всё.

Набрав побольше воздуху в грудь, он нагнулся. Ну нога и нога, подумаешь, ничего страшного. Главное – не смотреть на место отреза. Не смотреть, не смотреть, не смотреть…

– Жанна! – с облегчением выкрикнул Жан. – Она ненастоящая!

Сестра вздрогнула и широко распахнула карие глаза.

– Смотри! – Жан осторожно повернул жуткий трофей, прикасаясь к нему через ткань. – Это игрушечная… ха-ха… игрушечная нога!

Жанна опасливо вытянула шею. Нога выглядел точно как настоящая, но в том месте, где она должна была соединяться с туловищем, не было ничего ужасного: ни крови, ни обломков кости. Нога была туго набита обыкновенной соломой до самого верха, а из центра композиции торчал какой-то металлический штырёк, похожий на головку вязальной спецы.

– Испугались, как маленькие! – расхохотался Жан.

Жанна тоже засмеялась, но неуверенно. Несмотря на вновь открывшееся обстоятельство, находка была всё-таки слишком жуткой.

Оказывается, самая-то жуть была ещё впереди.

Нога, которая уже совсем разогнулась (ребята решили, что по инерции), пошевелила пальцами.

– Мамочки! – второй раз Жанна выдохнула это слово с криком.

– Спокойно! – Жан хватил её за руку, чувствуя, что сердце готовится выпрыгнуть из груди. – Она просто механическая! Механическая нога!

– Мне плевать, что это! Давай убежим отсюда!

– Нет, подожди!

Но Жанна, тоненько завизжав, вырвала у брата руку и припустила вдоль тёмных домов. Жан помедлил мгновение и бросился за ней.

Они бежали с такой скоростью, что быстро выдохлись. Добежав до скверика, где днём гуляли бонны с детьми, а ночью иногда ночевали бездомные, Жанна остановилась и закашлялась, хватаясь за живот. Жан неловко положил руку ей на плечо.

– Ну вот чего ты… Как девчонка…

Жанна и была девчонкой, но ей не нравилось, когда ей об этом напоминали.

– А сам-то! – всхлипнула сестра. – И зачем ты только схватил этот дурацкий свёрток!

– Можно подумать, я знал, что там, – беззлобно огрызнулся Жан.

– В любом случае, это вещь для нас бесполезна, – Жанна шмыгнула носом, – ну куда бы мы её дели? Пусть валяется, где упала.

Жан заколебался.

– Я думаю, надо за ней вернуться, – пробормотал он.

– Зачем? – Возмутилась Жанна. – На что тебе эта… конечность?

А Жан и сам не мог объяснить, зачем она ему. Просто он понимал, что эта несчастная, беззащитная и явно детская нога не должна валяться в грязи.

– Я, пожалуй, вернусь, – уклончиво ответил он. – Подожди меня здесь!

– С чего это? – Жанна зашипела как кошка и нахмурила густые брови. – Наоборот, нам надо уйти подальше отсюда! Не хватало ещё, чтобы мы… – тут она резко оборвала фразу на середине и прислушалась.

Сначала Жан ничего не услышал. Потом услышал что-то, похожее на удары каучукового мяча по лужам:

ТОК-ТОК-ТОК

– Что это? – напряжённо спросила Жанна.

ТОК-ТОК-ТОК-ТОК-ТОК – всё ближе и ближе.

В нескольких шагах от перепуганных ребят токанье прекратилось. Теперь они ничего не слышали, зато видели. И понимали, что могло издавать те странные звуки.

Это была нога. Механическая нога. Это она прыгала по мостовой вслед за детьми. И найдя их, остановилась.

– Мамочки, – в третий раз сказала Жанна. На этот раз совершенно убитым голосом.

Жан со свистом втянул ноздрями воздух и промолчал.

Наступило утро и город ожил. Вновь задымились печи, по улицам поехали первые конки, из распахнувшей двери булочной невыносимо сладко потянуло свежеиспечёнными изюмными булочками. Жан втянул носом воздух и с сомнением посмотрел на Жанну. Потом вздохнул и полез в карман за монетами.

– Не надо, – Жанна придержала его за локоть, – я обойдусь. Если мы будем тратить все деньги на еду, мы никогда не накопим на билеты.

– А если мы не будем тратить деньги на еду, то что произойдёт? – хмуро отозвался Жан. Он всё ещё медлил, разглядывая лежащие на ладони медные кружочки. Так легко обменять их на хлеб… но что дальше?

– Надеюсь, хоть её не нужно кормить, – тихонько фыркнула Жанна.

Будто поняв, что говорят о ней, механическая нога радостно запрыгала по скамейке. Жан и Жанна переночевали на скамейке в парке, крепко обнявшись и закутавшись в серую холстину. Нога пристроилась рядом.

– Не понятно, почему у неё до сих пор не кончился завод, – Жан покосился на прыгающую ногу, – она ведь должна как-то заводиться… с помощью какого-то ключа…

– А тебе не всё равно? – махнула рукой Жанна.

Поняв, что нога, по всей видимости, не собирается причинить им с братом вред, девочка быстро успокоилась и примирилась с присутствием этой более чем странной спутницы. Жан не умел менять настроение и мысли так быстро, как это делала Жанна, но страх и его отпустил. В конце концов, утром всё выглядело по-другому, совсем не так страшно. Ну нога, ну механическая… Подумаешь!

– А у меня идея, – сказала Жанна заговорщицким тоном, наклоняясь к брату. – Давай мы её продадим!

– Ногу? – поразился Жан. – Да кому она нужна?

– Кому-нибудь, может быть, и нужна. Это ведь диковинка – механическая нога. Ни у кого такой нет.

– Да, но зачем она может пригодиться?

– Ну-у… с ней можно в футбол играть, – предположила Жанна.

Жан с сомнением покачал головой. Идея сестры ему совершенно не понравилась. Но есть хотелось просто ужасно.

Не дожидаясь согласия брата, Жанна соскочила со скамейки и решительно направилась к выходу из сквера. Жан неохотно пошёл за ней, а нога заскакала следом. В этот ранний час, когда прохожих на улице было ещё немного, никто не обратил внимания на такую процессию.

Набравшись храбрости, Жанна взбежала по ступенькам булочной и решительно шагнула в дверь. Жан тоже зашёл. Голова моментально закружилась: здесь пахло таааааак, что не хотелось выдыхать. Толстый булочник в белом фартуке при появлении первых посетителей шагнул к прилавку и широко улыбнулся, но его улыбка тут же сменилась разочарованной гримасой.

– Милостыню не подаю! – заявил он ребятам вместо приветствия.

– А мы и не просим! – обиделась Жанна.

Что и говорить, приём получился не слишком тёплый.

– Идите, идите, нечего тут! – замахал пухлыми руками на детей булочник. – Пышки только из печи, десять центов штука. Весь вчерашний хлеб распродан, так что со скидкой отдавать нечего. Ишь, взяли моду клянчить с утра пораньше!

– Да мы не клянчим! – Жану пришлось повысить голос, чтобы его перекричать. – Мы хотим кое-что продать!

– Продать? Мне? – оторопел булочник.

– Точнее, поменять на хлеб, – затараторила Жанна. – Всего за… пятьдесят булочек с изюмом мы отдадим вам вот эту замечательную механическую ногу!

Жанна жестом фокусника указала на ногу, надеясь, что та проявит себя. И нога не подкачала: тут же начала высоко подпрыгивать, всячески выражая готовность обменять себя на булочки. Жанна радостно улыбнулась и с надеждой посмотрела на владельца булочной.

Но тот лишь скривился от омерзения:

– Это что, детский протез?

Протез? Такая мысль Жану в голову не приходила. А ведь действительно, очень похоже на протез, которые продаются в лавке костоправа!

– Ну да, – тут же сказал он. – Очень полезная вещь. Если однажды вам отрубят ногу, у вас будет запасная.

– Что за чушь ты несёшь? – побагровел булочник.

– Или, к примеру, вы можете привязать её рядом с собственными ногами, тогда вам будет легче ходить, – подала ещё одну мысль Жанна – как ей казалось, здравую.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – толстые щёки булочника заколыхались, как морские волны. – Убирайтесь вон отсюда, маленькие грязные попрошайки, и забирайте с собой эту отвратительную вещь!

…Первой из булочной выскочила нога, за ней выбежала втянувшая голову в плечи Жанна, а Жан, напоследок одарив булочника крепким ругательством, опрометью кинулся вслед за ними.

– Сам ты вонючий, жирный!.. – остановившись на безопасном расстоянии от булочной, Жанна принялась браниться.

– Не надо, я ему уже всё сказал. – Жан осторожно протянул руку и коснулся скачущей рядом механической ноги. Наощупь она была как настоящая человеческая кожа, только прохладная.

– Ну и ладно, – сердито потрясла кулаком Жанна. – Слышал, что сказал толстяк? Это всего лишь протез. Надо продать его докторам.

– И где мы возьмём докторов?

– Ну… в больнице? – Жанна высоко подняла брови. – Я тебя не понимаю. Такое чувство, что ты не хочешь от неё избавиться.

Так и есть, вдруг понял Жан. Я не хочу от неё избавиться.

– А зачем нам от неё избавляться? – хмуро спросил он сестру.

– Ты что?! – поразилась Жанна. – Зачем нам эта пакость? Ты ведь сам только что утверждал, что от неё никакого толку!

Жан с сомнением посмотрел на ногу, которая, кажется, определилась с симпатиями и теперь прыгала вплотную к нему.

– Ну она… такая забавная, – постарался объяснить он, – она как собачка.

– Ты рехнулся! – всплеснула руками Жанна.

Но Жан уже всё решил. Продавать ногу они не будут.

– Я заработаю, – решительно сказал мальчик, – куплю у Питера Пина нераспроданные газеты и постараюсь всучить их кому-нибудь. Всё как обычно. И не забывай, у нас ещё есть золотые часы. Продадим их, на это и позавтракаем.

– Слушай, – хрипловато сказала Жанна, – она мне не нравится. Она мерзкая. Нам нужно от неё избавиться. Не хочешь продавать её – давай просто привяжем эту жуткую ногу к дереву и убежим, чтобы она нас не нашла.

Жан не знал, что на это ответить.

– У неё и так наверняка скоро кончится завод, – еле нашёлся он. – надо просто подождать.

Украденные намедни часы ребята благополучно продали знакомому скупщику. Увидев, что на крышке брегета выгравировано имя владельца, скупщик нахмурился и дал в три раза меньше обычной цены. Но и этим деньгам Жан и Жанна были рады, будто манне небесной.

Увидев нетерпеливо топчущуюся на месте ногу, скупщик не проявил ни капли любопытства, но предложил за «протез» полсоверена. Жан отказался, прежде чем Жанна успела открыть рот. Потом сестрица ещё целый час на него дулась и делала вид, что не замечает его попыток заговорить.

Купив у уличной торговки несколько пирожков с ливером, дети поели на ходу. Покупать нераспроданный тираж утренних газет было ещё рано, для охоты тем более. Так что они принялись заниматься тем, что у них лучше всего получалось: начали слоняться по городу и выглядывать, где чем можно поживиться.

Весна в этом году была мрачная, как ноябрь и февраль вместе взятые. Снег почти совсем стаял, но лужи неделями стояли на одном месте, даже не пытаясь высохнуть или впитаться в землю. Посаженные заблаговременно цветы ещё не проклюнулись, почки на деревьях набухли, но не открывались, оставшись грязно-бурыми комками, прилипшими к веткам. Кругом бродили голодные собаки и кошки, круглосуточно каркали вороны, жалуясь на гнетущую непогодь. Злондон выглядел таким серым, будто его нарочно запорошили пеплом и сверху хорошенько пролили водой, чтобы он совсем отсырел и зачах.

Но жизнь продолжалась. По улицам ездили кэбы и новомодные автомобили, люди спешили по своим делам, джентльмены собирались группками в маленьких кафе и обсуждали свежие газетные новости. Весёлые, несмотря на всеобщий сплин, дети бегом неслись в школу и распевали на ходу популярную в последнее время песенку:

Дома не скрыться, не спрятаться в школе,

Всюду найдёт тебя чёрная Долли!

Бедный, богатый, красивый, рябой, —

Чёрная Долли придёт за тобой!

– Что вы думаете об этих кошмарных похищениях детей? – спрашивал один господин другого. Несмотря на хмурую погоду, они сидели за уличным столиком и тянули крепкий чай из чашек.

– Я уверен, что это просто газетная утка, сэр, – отозвался второй, интеллигентно пожав плечами.

Сына гулять не пускай в одиночку,

Долли утащит и сына, и дочку!

– Однако многие газеты печатают эти новости из номера в номер… Что это, заговор редакторов? Но зачем им это?

– Думаю, тут всё просто. Пока все захвачены поисками маньяка, охотящегося на детей, никто не обращает внимания на другие, более важные новости…

Лучше, мамаша, за деткой гляди,

Долли стоит у неё на пути!

– Более важные?

– Конечно. Вы слышали о том, что сейчас происходит в Европе? Его Величество король очень обеспокоен…

Детям от смерти спасения нет:

Чёрная Долли их съест на обед!

– Чёрная Долли поймает ребят, жалобно косточки их захрустят! – подхватила Жанна страшненькую песенку.

– Ой, не надо это петь, пожалуйста, – поморщился Жан, – у этой песни с каждым днём становится всё больше куплетов. Вот и Люси она совсем не нравится…

– Люси? Какой Люси? – удивилась Жанна.

Жан вздохнул и показал глазами на ногу.

– Надо её назвать как-нибудь. Почему не Люси?

– Ты точно рехнулся! – после минутной паузы постановила Жанна.

Больше они к этой теме не возвращались.

Глава 5
Синь

Нанятый нами ещё на вокзале экипаж остановился у ворот мрачного, облупленного трёхэтажного здания. Над покосившимися воротами висела воодушевляющая надпись:

Образцовый отель «Верёвочка»

– Добро пожаловать в отель «Верёвочка, Мыльце и Табуреточка!» – расхохоталась Козетта.

Похоже, непрезентабельный вид нашего нового обиталища её нисколько не смутил. Моя подруга выпорхнула из кареты, точно бабочка слетела с цветка, и бойко застучала каблучками по мостовой. Я вылезла следом, увы, далеко не так изящно, и тут же промочила ноги, так как ступила прямо в лужу.

Слегка приподняв подол, так что показались безупречно стройные щиколотки в белых чулках, Козетта перескочила через месиво грязи у порога и воспользовалась дверным молотком. Ждать нам пришлось долго. Наконец, несколько минут спустя пожилой швейцар в засаленном фраке соблаговолил впустить нас на территорию отеля.

Дом был окружён чем-то, что с большой натяжкой можно было бы назвать садиком. Чахлые пучки прошлогодней травы, склизкие от растаявшего снега, неровными кучами лежали на земле, окружённые высохшим кустарником. Круглые клумбы были украшены обломками морских ракушек, успевших посереть и порыжеть от времени.

Я поёжилась и крепче обхватила свой саквояж. Как это место было непохоже на те крошечные уютные гостиницы, в которых мы останавливались, когда гостили во Франции! Неужели в Злондоне все отели выглядят подобным образом?

Но внутри здание оказалось ещё хуже, чем снаружи. Я не знала, на что первое обращать внимание: на куски штукатурки, валяющиеся прямо на полу, на шторы с подпалинами или на отвалившееся от лестницы перило. Ничуть не смущаясь убогой обстановки, швейцар заковылял по скрипучей лестнице наверх. Он и не подумал взять наши саквояжи или позвать мальчика-слугу, чтобы тот помог нам.

Наш с Козеттой номер представлял собой маленькую комнату, в которую влезал только старый рассохшийся шкаф и две кровати. Окно было так густо засижено мухами, что сквозь него едва проникал бледный солнечный свет. Я подозрительно принюхалась: воздух в комнате был тоже какой-то нездоровый.

– Н-да, – сказала Козетта, когда швейцар, скрипнув поясницей, поклонился и исчез, – вот это настоящая образцовая дыра!

– Пойдём отсюда, – попросила я.

– Уйдём обязательно, – заверила меня Козетта, присев на кровать, – только дождёмся заказчика. Не зря же мы с тобой тащились в такую даль! Чую, нам предстоит что-то интересное.

Я вздохнула. Пытаться переубедить Козетту, когда она чем-то увлечена, – пустое занятие.

Наверное, не стоит объяснять, чем мы занимались во Франции. Козетта была убийцей. Не случайной, а вполне себе закоренелой преступницей, которая умела метко стрелять и не испытывала ни малейшей жалости к своим жертвам. Впрочем, к её жертвам мало кто испытывал жалость: это были на редкость отвратительные люди. Козетта соблюдала своеобразный кодекс чести, избавляясь только от тех людей, которых лично она считала негодными для существования. От её красивой, но не знающей промаха руки гибли преступники, на которых суд отчаялся найти управу. Козетта расправлялась с ними легко и изящно, будто это были не живые люди, а пряничные человечки. Она была очень красивой, умной и смелой девушкой. И я гордилась тем, что она считает меня своей подругой.

Одобряла ли я «работу» Козетты? Да мне было всё равно. До встречи с ней я вообще не замечала никого вокруг, для меня существовал только один… ну хорошо, только два человека. Видимо, такова особенность моей души: я не умею любить всех понемножку. Если я кого-то полюблю, то это чувство захватит меня целиком. Остальные люди не имеют для меня значения – что они есть, что их нет. Это не значит, что я желаю им зла. Просто мы с ними живём в разных мирах.

Если бы меня хоть немного волновал вопрос, хороший ли человек я сама, то на него я ответила бы однозначно: нет. Возможно, в своей короткой жизни я и не совершила ничего слишком плохого, но и добра никому не принесла. Моя дорогая Хина умерла из-за меня. Я помогла Козетте расправиться с Бодлером, которого наняли, чтобы убить одного нашего общего знакомого. Я и теперь пыталась ей помогать, хотя толку от меня было немного. Я прилежно изображала туповатую, но преданную китайскую служанку Синь (тут мне даже играть не приходилось), но непосредственно к «работе» Козетта меня не допускала.

А ещё она никогда не обсуждала со мной своих клиентов. В Злондон мы прибыли, потому что Козетта получила новый заказ. Очевидно, это был какой-то особенно большой и важный заказ, если подруга, не любившая Англию и бывшая, как я подозреваю, не англичанкой по месту рождения, так резво оборвала все связи в Париже, организовала собственные похороны от чахотки и тайно пересекла Ла-Манш. Я не задавала вопросов. Мне в радость было само её присутствие в моей жизни.

Однако номер в отеле «Верёвочка» меня шокировал. Как-то он не вязался в моём представлении с щедростью заказчика, способного оплатить услуги самой Козетты, которая к своим девятнадцати годам уже успела стать легендой в преступном мире. До этого мы с Дори-тян успели пожить в разных местах, но таких жутких апартаментов нам видеть ещё не доводилось. Даже тот бедный угол, в котором я обитала в прошлой жизни, был светлее и куда чище. Как все японки, я терпеть не могу грязь и с трудом выношу дурные запахи. Но Козетта, несмотря на всю свою утончённость, была гораздо выносливее меня.

– Думаю, сильно распаковываться не стоит, – жизнерадостно заявила она, осторожно пробуя кровать на прочность, – вряд ли мы тут задержимся. Садись давай, Синь, и сними эти жуткие промокшие туфли. Надо позвать прислугу, чтоб растопили камин. Гм, кажется, мой новый клиент переборщил с конспирацией…

Говоря всё это, Козетта сама скинула туфли и с ногами забралась на кровать. Тут же раздался хруст: треснула ножка.

– Мне кажется, тут живут клопы, – предупредила я, стараясь не приближаться к своей кровати.

– Да, с клопами я давненько не ночевала, – согласилась Козетта, – но не беспокойся, Сора, на людях они не селятся.

Видимо, моё лицо скривилось от омерзения, так как Козетта поспешила успокаивающе улыбнуться.

– Да всё отлично! Проведём встречу с заказчиком и смоемся отсюда.

– Мне сейчас уйти? – спросила я.

– Зачем? – удивилась Козетта. – А впрочем, как хочешь. Соскучилась по городу? Иди погуляй, если не нравится здесь сидеть.

– Как скажете, госпожа, – и я изобразила поклон. Сама не знаю, зачем я это сделала.

Козетта закатила глаза, а я поспешила к выходу вместе с Хиной, лежащей в саквояже. Мне не терпелось покинуть это помещение.

На улице было дождливо и довольно прохладно, особенно для весны, но я была одета в тёплый дорожный плащ. Козетта заведовала нашим общим гардеробом и не разрешала мне «разгуливать как пугало», то и дело покупая разные платья. Большинство из них я просто не могла носить: моя скромность протестовала против фасонов. Но я была благодарна за тёплые вещи, которые защищали меня от холода и одновременно делали незаметной. Когда я шла по тротуару в своём тёмно-коричневом плаще, никто не таращился на меня как на заморскую зверушку. И это было приятно.

Я прожила в этом городе целый год, но так и не смогла привыкнуть к его постоянной сырости и неустойчивой погоде. Я скучала по пышным зелёным зарослям и покрытым лесами горам, которых было так много на моей родине, по цветущим в любое время года крупным и ярким цветам, по крошечным каменным святилищам, скрытым в густой тени растений. Здесь, в Злондоне, было слишком много камня, дерева и кирпича, и слишком мало неба. Чрезмерно высокие дома казались исполинами, держащими на сутулых плечах комковатый небесный свод. А ещё здесь было бесчисленное количество труб, и они постоянно дымили.

Моего слуха достигла песенка, которую очень фальшиво распевали детские голоса:

Чёрная Долли свой ножик наточит,

Скоро на голову станешь короче!

Репертуар вполне соответствовал погоде. Я неторопливо шла вдоль стеклянных витрин, за которыми лежали и пытались выглядеть привлекательно бледные свиные окорока, жёлтые сыры, мужские трости с набалдашниками в виде змеиных головок и женские туфли из лакированной кожи. Когда я проходила мимо обувного магазина, из него выскочил, чуть не сбив меня с ног, вихрастый мальчишка, сжимающий в руке одну-единственную дамскую туфлю. Не обращая внимания на крики продавцов, он кинулся наутёк и быстро исчез в запутанных коридорах улиц.

Я на несколько секунд задумалась, что он будет делать с единственной украденной туфлей. Может, хочет сделать из неё кораблик и пустить по ручью? Странный мальчик.

Зайдя в булочную, я купила бублик с изюмом и принялась неторопливо его жевать, продолжая свою прогулку. Торопиться мне было некуда. Встречаться с козеттиным «клиентом» не хотелось совершенно.

Я пробыла на улице часа три, терпеливо наматывая круги по кварталу. Злондон я знала плохо, но смогла догадаться, что та часть города, где нас поселили, располагалась весьма далеко от престижного центра и весьма близко к трущобам, где жили одни бедняки. Вероятно, здесь квартировал так называемый «средний класс», причём намного более средний, чем принято считать. Даже маленький ухоженный сквер, мимо которого я прошла целых три раза, при более пристальном рассмотрении оказался местом ночлега для бездомных: несмотря на уже далеко не ранний час, на одной из скамеек лежал и похрапывал человек без шляпы и ботинок. Гуляющие дети со своими спутницами спокойно проходили рядом: значит, привыкли к таким зрелищам.

Наконец даже плащ перестал меня спасать от промозглой мартовской сырости: я замёрзла. Решив, что Козетта уже наверняка освободилась и ждёт меня, я поспешила обратно в отель «Верёвочка». На второй взгляд он показался мне ещё более отталкивающим: хотя, казалось бы, куда уж больше.

Козетту я застала там, где и ожидалось: в отведённой нам комнате. Моя подруга сидела на кровати, скрестив руки на груди, и полыхала от злости.

– Что случилось? – спросила я, сразу почувствовав перемены в её настроении.

– Ничего особенного, – сквозь зубы отозвалась Козетта, – просто этот мерзавец решил надо мной поиздеваться.

– Какой мерзавец?

– Клиент мой, кто же ещё! – выкрикнула Козетта и ударила кулаком по матрасу. Слабые пружины жалобно завизжали, трещина на кроватной ножке стала глубже.

– А кто он? – глупо переспросила я, удивившись такой реакции. Козетту было трудно вывести из себя.

– Откуда я знаю, я его не видела, – Козетта швырнула мне какую-то бумажку, – вот, полюбуйся!

Я подняла с пола записку, написанную от руки на четвертушке почтовой бумаге. Послание гласило:

Дорогая госпожа К.!

Прошу прощения за то, что не смогу посетить вас сегодня. Ваш поезд прибыл на день раньше, чем мы планировали, и это спутало наши планы. Пожалуйста, располагайтесь в предоставленной вам комнате и ждите новых известий. Я обязательно вскоре выйду на связь с вами.

А.

– Он со мной в записки играть вздумал? – запальчиво крикнула Козетта. – Это просто наглость! Видите ли, они не подготовились к нашему приезду! И кто это «они»?

Я ещё раз внимательно прочитала записку. Её содержание не показалось мне оскорбительным, но я ведь не знала, как обычно происходит обмен договорённостями между Козеттой и её… гм… заказчиками.

– Кто принёс записку?

– Старикан во фраке. Так, дай мне её сюда обратно, я напишу ответ, – потребовала Козетта.

Я протянула бумагу и достала из саквояжа самопишущее перо. Козетта перевернула письмо обратной стороной, приложила её к собственному колену и быстро накарябала несколько слов. Я смогла прочитать:

+30% к моему гонорару. Моё время стоит денег. К.

– Убедительно, – кивнула я.

– Теперь надо как-то передать её обратно. Где там наш старикашка?

Похоже, с прислугой в этом отеле была серьёзная проблема. Мы звонили в колокольчик, потом кричали, но старый равнодушный слуга прибыл лишь через четверть часа. Ему не было никакого дела до нашего раздражения. Просьба Козетты «вернуть отправителю», высказанная самым многообещающим тоном, слугу на напугала. Он с поклоном принял записку обратно и исчез.

– Бесит! – крикнула ему в спину Козетта. – Ненавижу, когда мной пытаются управлять!

Она ещё несколько раз топнула ногой, так что с потолка посыпались пыль и паутина, и только потом несколько успокоилась.

– Ну что ж, придётся остаться здесь на ночь. Ничего не поделаешь, – уныло заключила она.

Я посмотрела на покосившуюся кровать Козетты и на свою собственную, похожую на похоронные дроги.

– Вот прямо здесь? – на всякий случай уточнила я.

– Вот прямо на клопах. Чтобы прочувствовать всю прелесть жизни небогатого злондонца. Считай, что это приключение! – Козетта ещё раз вдарила кулаком по кровати. Ножка отломилась. Кровать осела на один бок.

– По-моему, это самое кошмарное место, где я была, – сказала я. – Буду спать не раздеваясь.

– Да уж, – кивнула Козетта, – ну что, попробуем заказать обед в номер или не будем рисковать? При плохом раскладе мы обе и до завтра не доживём. Тут, наверное, мышей под соусом подают. И старые тапки, жареные в пламени гнева здешних постояльцев.

– А я не видела здесь больше никаких постояльцев… – я невольно покосилась на непрочно закрытую дверь

– И я не видела. Да, всё это подозрительно, очень подозрительно. Ну ничего, разберёмся.

Мы прошлись до булочной, где выпили чаю с пышками. Потом вернулись в гостиницу и кое-как выпросили у дремлющего стоя швейцара сальную свечу и коробок спичек. Спать легли поверх покрывал, так как боялись увидеть постельное бельё. Укрылись своими дорожными плащами и постарались не обращать внимания на холод и вонь сгоревшей свечи.

Я спала без пробуждений, но сон был выморочный, рваный. Мне хотелось или крепко заснуть, или уж проснуться, но я не могла. Я вертелась с бока на бок, не в силах понять, что мне так сильно мешает провалиться в блаженную дрёму из сновидений. Насекомых на своём теле я не чувствовала, сырости тоже…

Скрип. Мне не давал спать скрип. Не настолько громкий, чтобы разбудить спящего, но достаточно отчётливый, чтобы вторгаться в сон и будоражить нервы. Во сне я увидела Хину, очень бледную и плохо одетую, которая сидела на земле, положив на колени кото – музыкальный инструмент вроде цитры. Она трогала то одну, то другую струну, и струны издавали совершенно невыносимые для слуха дребезжащие звуки. Я просила её прекратить, но Хина не обращала на меня никакого внимания. Похолодев, я поняла, что вижу её в загробном мире, где она очень несчастна.

Конечно, всё это был бред. Я не могла заглянуть за грань жизни и увидеть, каково там приходится моей первой и самой любимой подруге. Тем не менее, проснулась я вся разбитая, с больной головой и спутанными мыслями. Подтянув колени к груди, я свернулась в комочек под своим плащом, зевнула и обвела мутными глазами комнату.

– Дори-тян, – хрипло позвала я, окончательно проснувшись.

Козетта, спавшая раскинувшись на спине, нахмурила точёные брови и только слегка повела плечами.

– Проснись быстрее! Козетта!

– Чего тебе?

– Да открой ты глаза! Тут что-то не то.

На полу лежал ковёр – вчера вечером ковра точно не было. Окно стало светлым, чисто вымытым, и украсилось кисейными шторами. Откуда-то взялся столик с бюро и набором письменных принадлежностей. В целом, комната выглядела куда лучше, чем накануне.

Козетта несколько раз моргнула, переводя взгляд с предмета на предмет.

– Это то, что я думаю? – спросила она.

– Ты слышала скрип ночью? – я почувствовала, что задыхаюсь.

– Слышала. Так это то, что я думаю?

Я ещё раз обвела глазами преобразившуюся комнату и безнадёжно прошептала:

– Но ведь такого не может быть…