Читать книгу: «Клуб достопочтенных шлюх», страница 2
4
Россыпь волос на кушетке – загадочное созвездие каштана и пыли, молодости и совсем еще наивной юности, сосредоточенной в одном лишь пылающем месте. Ахмед сопел, сгибался и разгибался, извивался, словно уж – и по его загадочному арабскому лицу было неясно, хотел ли он доставить удовольствие или нет.
Он был моложе ее – не намного, нет; лет ему было около пятнадцати, ростом был он немного ниже самой Сьюзи. Он быстро смекнул что к чему – волновался, правда, пока она вела его за руку по ступенькам в мотеле, наивного, юного. Смотрел исключительно в пол – слова даже не вытянешь. Было видно, как он сгорал от нетерпения, изредка заглядывая в ее глаза; заметив это, Сьюзи лишь отворачивала от него голову и беззвучно смеялась, удивляясь всему этому. Но она знала кое – что еще: впервые кандидат для позиции Списка был подобран чуть не идеально.
Нужно ли объяснять вам, дорогие мои читатели, что каждая позиция несла какой – то определенный смысл, некое значение, выпестованное прямо в ее сознании и душе? Удивительно, что это было так. Обычно шлюхи не придают значения для тех, кому жадно отдаются на улице, думая что никто не видит; однако, Сьюзи была не такой. Да, поначалу в ее беспорядочности и хаосе не было… структуры, но после десятого или одиннадцатого она появилась. Все прояснилось тогда перед ней – безымянные позиции обрастали смыслом. Строя свои так называемые отношения, она искала определенных, тех, кого не было раньше. Тех, кто был по ее мнению слишком счастлив.
Так и появился Ахмед – позиция под номером 38. Позиция, несущее значение неопытного, влюбчивого мальчика. Но он… он превзошел самые смелые ожидания.
– Ты уже был с девушкой наедине, Ахмед? – спрашивала Сьюзи, остановившись перед дверью. Она улыбалась ему, стараясь поймать его взгляд.
– Д – да, не рас, не рас был я… Я… Да, да! – с ужасным акцентом говорил Ахмед, глядя упорно на покрытый пылью пол.
– Боишься меня?
– Нет. Д – да… Нет, не боюсь, – говорил он, осмелев, но, только взглянув, сразу же опускал глаза. – Немног боюсь. Легка боюсь, Нетта!
– Ты милый, такой маленький и милый. – она дотронулась до его лица, провела по безбородой щеке. Увидела, как все его тело содрогнулось. Он чуть ли не плакал от возбуждения – и это было важнее, чем целая сотня приятных комплиментов. Убрав руку, она спросила. – Ты готов?
– Котов? – удивился он, но, обдумав, посмотрев ей в глаза еще раз и увидев там что – то, прокричал шепотом. – Да! Котов! Котов! Котов!
Она была полна его темной пылью, заполнившей глаза и волосы на его теле, но в голове почему – то крутилась совсем неожиданная мысль, совершенно не связанная ни с его внешностью, ни с ее участием в этой «войне двух камней». В голове были мысли, которые она не формировала – мысли образовывались сами, порочные, грязные. Знала ли Сьюзи, а тем более Аннета что – нибудь о пошлости? Той, о которой писали великие, той, к которой стремились многие? Вряд ли. Но если задуматься, то ее мысли о Клубе достопочтенных шлюх не были пошлостью, уж увольте; алчность обладания правом в него вступления – вот где пошлость наконец брала над нею верх.
Но она и сомневалась. Не так, как когда вы, мои дорогие читатели, вскакиваете и хлопаете себя по лбу, разглядев очевидное, а следом спорите с собой чуть ли не вслух; театрализм такого рода был для Сьюзи неприемлем. Она даже, глупая, не понимала, что сомневается – спихивала все на разносторонность своих желаний. Если бы она хоть немного понимала в литературе, в кино, в живописи и знала бы архетипы сюжетные, то предпочтение несомненно отдала бы борьбе. Ведь в ней это было. Сама того не ведая, она была ареной, в которой насмерть бились две идеи: идея Списка шлюхи обычной и идея Клуба шлюх, но достопочтенных; и борьба была явно неравной.
С одной стороны был Список. Знаете, у некоторых был Альцгеймер, у кого – то рак, у кого – то веснушки или чересчур маленький повод для мужской гордости, от отца к сыну, от сына к сыну сына… и так далее. А у нее был Список, дарующий ей смысл жизни, наполняющий ее тревогами, заботами интересами на целую жизнь вперед. Она даже могла бы быть философом, верите? Если бы только у нее хватило ума систематизировать все накопленные знания о себе и вылить их потоком на прозябающую человечью суть; увы и ах, она им так и не стала. С каждым новым мужчиной (пусть даже и далеким до смыслового фантома позиции Списка) она приближалась к заветному числу, тому, что ей предстояло еще узнать – а подойдя к нему вплотную, она бы наверняка остановилась, достигнув тайн самого бытия. Таков был Список. Жестоким, вгоняющим в рамки и наивным для человека, что захотел бы познать душу шлюхи. А был ли он необходим? Был ли так важен? Скажу так: Аннета была диким зверем, тогда как Список был ее добрым хозяином.
Но Клуб выглядел иначе. Неизвестно почему, неизвестно зачем. Черт, да она даже не знала, существовал ли он на самом деле! Но тем интереснее становилось день ото дня. Тем интереснее было засыпать под композицию фантастичных снов. Искать его, оправдываясь, что затеяла все это несерьезно. И даже не замечать, как с каждой новой минутой эта тайна все больше ее завлекала; видишь ли ты, как становишься одержимой, Сьюзан Доус? Что, что ты там себе напридумывала? Можешь ли ты ответить хотя бы сама себе?
А она отчего – то могла. Ей там были бы рады, отчего – то решила она. Ей, несовершенной и безумно красивой, ей, с пышной грудью и узкими бедрами и слегка резким разрезом глаз. Ей и ее пылкости, граничащей со страстью – с тем, что и сводило всех вокруг с ума. Ей были бы рады даже вместе с враждебным идеям Клуба Списком, ставшим неким ориентиром в неизведанном ею прежде мире порока и греха.
– Дададада! – на одном выдохе приглушенно шептал Ахмед. – Тепе хор… Хорршо со мной?
– Да, безумно! – с закрытыми глазами смеялась про него Сьюзи. Однако мальчик был и правда довольно неплох.
– Хорршо! – почти прокричал он, вгоняя глубже свою арабскую гордость, заставляя ее оазис переполнить ее же пустыню. – Хорршо! Да! Да! Хорршо! О, Нетта! Да!
Она не искала его нарочно; мир подчинялся закону, придуманным Списком Аннеты Боунс. Если бы она закончила факультет английской филологии (если бы она вообще хоть – что – нибудь бы закончила), то написала бы трактат, положение или бы эссе прямо поверх бежевых обоев, обязательно снабдив бы напутствием в виде свода законов Списка. Она не понимала, как это происходит – но судьба, или проклятие Списка вели ее по жизни, толкая в объятия незнакомых ей пока еще людей. Каждый появлялся внезапно – подсаживался в кафе, останавливался на машине, спрашивал как пройти в какое – нибудь место. Сьюзи верила в это – в то, что сам Список подыскивает ей людей; а делая им больно, она выполняет какую – то важную миссию, неподвластную для понимания простушки вроде нее. Казалось, что она – рабыня своего Списка, того, что не противоречил ее же желаниям. Все было подвластно ему – пусть он и существовал только в ее голове: Список говорил ей, как и что делать, как вести себя, как симулировать и имитировать, как лгать и говорить правду; вел, словно собака – поводырь бедную девушку по беспросветной для нее жизни. Список был целой жизнью. Не давал ей умереть от голода и скуки – однако, перемены не заставили себя ждать: просто в Списке не было ни отсылки, ни аллюзии, ни даже простого упоминания о Клубе достопочтенных шлюх.
Ахмед сопел, а она никак не могла взять в толк – хочет она о нем думать или нет. Ее чутье говорило ей, что эта тайна стоит своей разгадки, тогда как рассудок твердил обратное. Она опросила проституток; разумеется, не успокоилась. Вечером того дня, когда она ушла от Ника, ей в голову пришла мысль простая, но тем не менее важная – этот Клуб, чем бы он ни был, не менее важен, чем ее собственный Список. Вот и все.
Она дивилась своей собственной противоречивостью. Она могла день о нем не думать, но ночами… мысль о Клубе заволакивала ее рассудок, витала, подобно облаку, в темной пещере ее разума твердя и твердя без перебоя: найди меня! Иногда она чуть ли не верила, что это просто наивные глупости, а иногда она чуть ли не выла от собственного бессилия: ночами этот Клуб становился навязчивой манией, пожирая ее, безумный демон из фантастических сновидений, на практике выглядевший как дом викторианской эпохи – почему – то именно так, а не иначе. И даже в те ночи, когда она чуть ли не приходила к пониманию самого явления Клуба (о котором, к слову, совсем ничего не знала) – она растворялась в своем неведении, пожираемая собственными мыслями и сомнениями. Клуб или Список? Вот что было объектом ее сомнений. Но не потому, что Клуб был схожим со Списком; нет, не поэтому. Просто Клуб…
Он отчего-то завораживал.
– Я пьяна тобой, Асмед, пьяна…
– Ахмед я, о, Нетта… – с придыханием шептал он.
– Да, да, да, Ахмед, мой милый, маленький, милый, – вторила ему она, сильнее обвивая своими руками его загоревшую кожу и двигаясь, двигаясь, двигаясь. – Только ты, только ты на свете – и больше ничего… А – ах! Сильнее! Боже, боже…
Так продолжалось около получаса. Потом, вспотевшие, они откинулись на жутко скрипящую кровать мотеля. Сьюзи смотрела на него – мальчик был на седьмом небе от счастья. Она даже почувствовала что – то вроде гордости за себя.
Полежав минут так с десять, она наконец решилась. Жизнь дана всего лишь раз – так почему бы не использовать ее по полной?
– Могу я спросить тебя, Ас… Ахмед? Только отвечай честно. – спросила она, приподнявшись на локте. – Хоть и не знаю зачем, но… а, ладно. Мало ли, вдруг что – то слышал.
– Прос… спра… – сморщил лоб Ахмед. Потов, поняв примерный смысл предложения, просиял. – Да! Отвечу!
– Это будет трудно. – еле слышно сказала Сьюзи и подняла свое лицо мальчику. – ты не слышал ни о каком клубе шлюх? Клуб шлюх. – медленно проговорила она, даже не надеясь, впрочем, что он поймет смысл ее слов.
– Шлюх? – с сомнением проговорил он, задумавшись. Видимо, вспоминал что – то: целых две минуты оставался недвижим, пока его рот непроизвольно двигался, проговаривая буквы, слова и, по – видимому, целые предложения. Потом он ответил, но не так уверенно. – Шлюх. Да.
– Да?! – чуть не вскочила Сьюзи, удивившись. Начала его тормошить, задавая новые вопросы. – Кто говорил, Ахмед, когда? Что он сказал? Пожалуйста, мой маленький, ответь! Что это за место, как его…
Но судя по тому, как он посмотрел на нее, она немного сбавила темп. Он же плохо понимал человеческую речь – это было заметно даже ей, несовершенной. Он вполне мог перепутать слова. Вполне мог что – то придумать. Вполне мог услышать что – то по телевизору, исказив первоначальный смысл. Но он наконец ответил – и ответ этот шокировал ее больше, чем она предполагала. У него даже забилась на лбу жилка – так он занервничал, этот маленький и несмышленый человечек, предопределивший ее непростую судьбу.
– Школа. Там, школа… девочка. Поли. Од… адна… – он начал тереть лоб.
– Одноклассница?
– Да, да! Она – Поли. Гаво… гов… казала нам. Шлюх клуб! Шлюх! – Он был готов чуть ли не заплакать – однако увидев ее радость на лице, осмелел. Продолжил чуть более уверенно. – Она… там. В кубе шлюх. Она… знать. Лучш – чше!
А узнав имя и фамилию, которые отчего – то показались ей знакомыми, она тут же утонула в его пепельных волосах чуть выше пояса, благодаря, благодаря, благодаря! И Список, тот самый Список, что не желал быть свергнутым, толкал ее навстречу Клубу, приблизив сначала к Ахмеду, а после уже и к заветной цели, явно начинающей приобретать очертания. Пугало ли это? Скорее, настораживало. Но в тот день Сьюзи одержала настоящую победу. Пусть даже и пришлось изваляться в черном пепле, зато она наконец узнала. Хоть что – то, на поверку оказавшимся целым приключением. Впервые за долгое время она не стала уничтожать душу Ахмеда – мальчик очень сильно ей помог. Просто пообещала ему, что найдет его – после чего вытолкнула взашей; в тот мотель больше она никогда не приходила. Бедный мальчишка переживет, молодой еще – так решила она, отдавая ключи от номера хозяину.
Холод бил ее по щекам и губам, когда распрощавшись со своим «любимым», она шла по Биндусстрит. Ветер шептал ей ободряющие нежности, немного остужая ее разгоряченные внутренности, не успевшие остыть после арабской бомбардировки; впрочем, ей уже было все равно. На пике воодушевления она ничего не замечала – даже огней фонаря и потускневшее небо, опустившееся пеленой на мир.
Поворот, перекресток, сигналы и присвистывания вслед ее молодому и красивому телу, переходящему уже на другую сторону. Сьюзи Доус не шла – летела по проспектам и улочкам, поворачивала и улыбалась, словно бы уже шла навстречу новой жизни. Хоть и шла она лишь домой к Полли Шоу, загадочной девочке с отчего – то знакомой фамилией.
Ахмед в своей загадочной арабской манере тщательно подбирал слова, ободряясь по мере повествования – и она практически все разобрала. Полли жила на Трэмстрит в доме номер восемь с родителями и сестрой, и как – то в школе упоминала какой – то «клуб с шлюх-шлюхми». Она была «по… попп… лярр… изестной девочкой» и могла, в общем – то знать о Клубе. Но в свои 16? Сьюзи даже ей слегка завидовала. Ей для этого знания пришлось пойти дорогой более… тернистой.
Увидев перед собой дубовую дверь дома номер восемь по Трэмстрит, она стукнула по ней трижды. Дверь открылась – и перед ней появился человек, которого, к сожалению, она знала слишком хорошо. Она поняла, откуда ее фамилия была такой знакомой. Как только она увидела его, внутри все похолодело. Перед ней возвышался Дэниэл Шоу – почти седой человек среднего телосложения и высокого роста, имеющий таких же средних размеров повод для гордости у мужиков. Позиция номер четырнадцать Списка Аннеты Боунс.
5
Проблема маленьких городков очевидна для многих, кто познал самую суть вещей – маленькие города вредят имиджу. Люди знают многое, о многом помнят. Иногда ты даже можешь влюбиться в собственного дальнего родственника, совсем об этом не подозревая. Ну или переспать с отцом информатора, что может продать тебе билет на поезд, следующий в твое светлое будущее.
Дэниэлу Шоу было около сорока, если не больше – второй или третий женатик в послужном списке нашей героини. Появился громко, с треском – сбив Сьюзи на своем «поло», когда она в задумчивости переходила дорогу. Потом все по схеме – оказание первой помощи, отказ, комфортабельный номер отеля, терпение, слезы и жалобы на свою суку – мать (или суку – отца) и вот он – долгожданный для обоих секс на мокрых от слез одеялах. А потом началось самое интересное.
Дэниэл сразу сказал, что женат. Долго отпирался, убирая ее руки со своего тела – но так и не смог сказать ей «нет», когда они залезли ему за пояс. Он только и мог, что охать и ахать, а после – зарыдать, прямо как Сьюзи часом ранее.
Тогда он говорил:
– Мне так стыдно, стыдно, стыдно… но ты ни в чем не виновата, невинное дитя…
Теперь он шипел:
– Убирайся с моего порога, ты, шлюха грязная! Что ты здесь забыла, когда…
Дэниэл Шоу был нежен с ней… до определенного момента. До первой попытки Аннеты Боунс разрушить его успешную и замечательную жизнь. Она объясняла себе это просто: ей так хотелось. А добиваться того, чего хочется – разве не в этом скромном процессе и кроется сама суть удовольствия? В любом случае, Дэниэлу очень не понравилось, когда она во время второго их раза спросила имя его жены. Имена детей. Где он живет и где работает.
Тогда он сказал лишь:
– Слушай, не твое это дело. – нахмурившись.
Теперь он шипел еще тише, от того и страшнее:
– Я убью тебя, если ты переступишь порог моего дома, шлюха! Убирайся вон! Как ты вообще нашла меня?
Она жила опасной жизнью – даже слишком для девушки ее положения. Если бы Список предложил ей не того парня (а он вполне мог быть на такое способен) – то она бы уже валялась где – нибудь с перерезанным горлом, не иначе. Потому, что жизнь Аннеты Боунс была насыщенной в отношении угроз, тумаков и пустых обещаний насильственной смерти от жертв ее молодого и красивого тела. Она даже однажды висела на волоске – потому что от янки много чего можно ожидать; однако это не сломило ее уверенности. Она считала себя единственной способной на это – эдакой мстительницей, Робин Гудшей нашего поколения, отнимающей у богатых на любовь это самое богатство… и не отдавая его никому. Принося страдания и захолустье там, где еще недавно билось и цвело любящее сердце.
После третьего раза Дэниэл ушел. Ушел он, но она настигла его позже. И еще. И еще. Она считала, что, в принципе, могла бы быть неплохим частным детективом, находя людей, как бы они от нее не прятались – все равно не выходило. Даже если они переезжали, Аннета каким – то совершенно фантастическим способом находила их, случайно встречаясь на улице, в кино или же торговом центре, к ее собственному счастью и горю экс – любовника.
У Дэниэла Шоу на лбу выступила испарина. Его дыхание сперло, грудь ходила взад – вперед, а слова вырывались толчками. Еще немного – и у него из уголков рта полилась бы белая пена, словно бы у загнанного старого пса. Да, пес – это слово характеризовало Мистера Четырнадцатого как нельзя лучше.
– Какого… черта… тебе… тут… надо…?! – максимально тихо прошипел он, сжимая кулаки. – Я сказал тебе забыть про меня! И никогда не вспоминать! Клянусь, я убью тебя прямо сейчас, ты… пошла прочь, ты, сука, ты…
– Милый, кто там пришел? – донесся из дома довольно – таки приятный женский голос. – Это ко мне?
– Нет, дорогая, это… это по работе! – прокричал он, одной рукой прикрывая дверь. – Что стоишь? А ну пошла!
– Нет. – немного неуверенно произнесла Сьюзи. Она боялась его – ему не хватало лишь команды, чтобы наброситься на нее; цепной пес, ни дать ни взять. Потом продолжила, чуть собравшись. – Нет, Дэни. Я… по делу. Мне нужна твоя дочь.
– Черта с два я тебя к ней подпущу! – зашипел он, обнажив зубы. – Ты не посмеешь, сука! Ни за что. Не хватает еще, чтобы…
– Да я не об этом, послушай, – перебила его Сьюзи. С каждой секундой она волновалась все больше. Этот человек пугал ее – пугал, как никогда прежде. Не из – за того ли, что впервые он был необходим ей, словно воздух? Он был никем; но его дочь была целым миром. Но путь этот был тернист и опасен – словно бы морское чудовище, преграждающее путь Одиссею, на пороге стоял Дэниэл Шоу. Не было у него шести голов и пасти, всасывающей море – однако, было у него кое – что похуже. То, что называлось отцовской любовью и недоверием. Он попросту не представлял, что именно его дочь была нужна человеку, чуть не ставшим причиной его развода. – мне правда нужна твоя дочь! Я даже не знала, кто она – мне просто сказали, где она живет, вот я и…
– Врешь, сука! Как всегда! Ты хочешь разрушить все то, что я так долго строил! – шипел Дэниэл. Глаза его были красными и безумными.
– Нет, не вру, честно! – почти кричала шепотом Сьюзи. – Подумай, идиот, я же могла просто отправить письмо или найти телефон твоей жены, но не стала этого делать! Ты мне не нужен, я клянусь! Мне просто нужно кое – что спросить…
– Я не верю тебе. – уже тише сказа Дэниэл. По – видимому, рациональное зерно в ее суждениях все же было; на секунду он смягчился. Он был добряком по своей сути – но таким, что за свое собственное счастье мог и убить. Простой человек, среди наших знакомых таких куча – однако никогда мы не задумаемся, как тяжела их жизнь. – Даже если ты говоришь правду – не верю. Даже если от этого будет зависеть твоя дрянная жизнь – я не дам тебе с ней поговорить.
– Пять минут… в твоем присутствии! – чуть ли не умоляла Сьюзи. Интересно, когда она в последний раз умоляла? Что происходило с колоссом Аннеты Боунс? С каких пор он стал таким… приниженным? – Хоть она и не скажет правды, но ты увидишь, что…
– Нет.
– Пожалуйста, Дэни! Я прошу тебя! – со слезами в голосе просила она. Отчего – то исчезло все притворство, исчезла надменность и полуулыбка. Отчего – то попросту исчезло в ней все то, чему имя было – Аннета. Сьюзи не замечала, как, умоляя, она разрушала все то, что создавалось годами – в первую очередь барьеры, воздвигнутые в собственной душе. – Я запуталась, я не знаю… ничего не знаю! Я кажется нашла место, где бы мне могли, ну, то есть я думаю, что могли бы помочь – и только твоя дочь могла бы отвести меня в то место! Я понимаю, как тебе сложно, как ты переживал тогда, но я, я, Дэни? Мне хуже, чем тебе! И вот я умоляю тебя…
Она была слишком юна; слишком много слов для такой маленькой и глупой красотки. Она не подозревала, как изменчива человеческая суть – хотя об этом вообще мало кто подозревает; с каждой новой минутой и секундой она не понимала, что она делает. Целых два года она жила жизнью, сравнивая себя если и не с леди Макбет, то с Саломеей точно; жаль, что этих имен она, правда, так и не знала. Она играла с человеческими жизнями, опьяняя и калеча их; верила, что только в этом и проявляется ее сила. Была ли она сильной? А если нет, то что тогда она принимала за силу? Увы и ах, мои дорогие читатели, – этот вопрос и для меня остается загадкой. Но кое – что я могу сказать точно: перемены, происходящие с ней, являлись ни фарсом, ни нелепой случайностью, даже не внезапным изгибом реки. Умоляя, она еще не понимала, что ее жизнь вступила в новую фазу – фазу Клуба достопочтенных шлюх.
– Я не подпущу ее к тебе, и тебя к ней тоже. Никогда, шлюха.
– Но, Дэниэл, – прошептала Сьюзи с глазами, полными слез. Надо ли вам говорить, что такой он ее никогда не видел? После третьего раза он научился распознавать ее фальшь. И он видел, как сейчас она страдала, получив отказ; если бы он умел подражать ее знаменитой полуулыбке, то не преминул бы этим воспользоваться. – Как же я тогда смогу…
– Мне все равно. – сухо отрезал он. Немудрено, что он успокоился за несколько секунд; ее слезы решили исход. Он понял, что она сохранит их маленькую тайну. Неизвестно зачем, но сохранит. – А теперь убирайся. – Дубовая дверь захлопнулась прямо перед ее носом.
Она знала, что теперь ей попросту некуда будет идти, неоткуда будет брать информацию. Ее вел ее добрый Список – и куда он завел ее, жестокий? Она забыла, что умеет плакать, что умеет умолять – и, стоя возле двери Дэниэла, она всхлипывала, не зная, что же делать дальше. Внезапно все навалилось на нее – в душе творилось невообразимое. Она хотела найти этот фантасмагорический Клуб – и находила с сотню причин этого не делать. Хотела продолжить вести свою счастливую и беззаботную жизнь – и отчего – то больше не смогла. Кто же был тому виной? Что же было тому виной?
Она была шлюхой. Наивной, по – детски глупой, самонадеянной. Целых два года меняла партнеров как перчатки, перебивалась случайным сексом вкупе со случайным заработком; не мечтала – и работы тоже никакой не имела. Она увязла в этой самой жизни – в своих суждениях, мотивах и следствиях; над всем этим возвышался непоколебимый Список, который отчего – то уменьшался с каждым днем. Называйте это, мои дорогие читатели, как угодно – смятением, вышедшим за берега, кризисом, причиной или озарением – но ее уставшей душе захотелось перемен. Будто бы сквозь нее разом прошла вся та боль, что она причиняла другим; словно бы слова человека, которого она не любила, возымели свой эффект.
Она осознала две вещи: очевидную и …странную. Очевидная состояла в том, что искать Клуб так, как это делала она – идея плохая и рискованная. С той же легкостью, с какой она принимала любое свое решение, она в душе выругалась и послала к черту Клуб достопочтенных шлюх. Вторая же вещь вытекала из первой: отчего – то Сьюзи Доус захотелось домой, в Митчфилд, где ее с нетерпением ждали уже третий год.
Но перед тем, как уйти, она заявила о себе. О да, заявила! И пусть она всего лишь надписала на конверте из почтового ящика несколько слов. Пусть она писала карандашом для глаз, так удачно оказавшимся в ее маленькой сумочке. Пусть слова были простые – «я приходила сегодня к нему. Он изменял со мной вам леди» – однако, какой они возымеют эффект, Сьюзи даже и не догадывалась. На короткое мгновение она вновь стала Аннетой – расчетливо бросая конверт поверх остальных писем; кто возьмет его и кто увидит – уже мало ее интересовало. Это была месть, сладкая даже тогда, когда ее почти не видно – рассуждала она, покупая билет до деревушки, где и родилась когда – то. Кто покупал в тот миг билет, а кто рассуждал о сладкой мести? Кто стоял главнее – Аннета или Сьюзи? Неясно; ей даже в голову не пришло спросить саму себя, удовлетворившись или разъярившись ответом.
Дело в том, что шлюхи мало когда занимаются самокопанием.
