Читать книгу: «Мимикрики. Камни основы», страница 2

– Так, Рапунцель, давай-ка поговори с ними! Это уже не смешно! – вновь заволновался Феюс, размахивая руками, как ветряная мельница.

– Кто такой Рапунцель? – поднял ясные глаза на брата Белиам.

– Не знаю. Просто Поток уловил, – сказал Феюс, с трудом сменив тон, чувствуя, как мать все еще сверлит его взглядом. – Что-то сказочное, видимо. С длинными волосами. Не суть. Поговори с этими тварями, я уже чешусь весь!

– Мамочка, я боюсь, боюсь, – жалобно заскулила Нэнси.

– Демон тебя побери! – вновь не выдержал Феюс, пытаясь вытащить пчел из ноздрей. – Белиам, где твои Дары? Твои умения общаться с этими, этими… гадами.

– Так, все! Успокоились все! – стальной паутиной опустила слова на головы детей Лали- Рэй. – У вас тоже есть Дары, Феюс, которые ты по всей видимости Дарами не считаешь. Разум и речь. Слова кристаллизуют вокруг тебя реальность, а разум помогает увидеть ситуацию такой, какова она есть на самом деле. Ваша ведущая эмоция – страх! В страхе – мучение. Мучение, которое порой бывает больше, чем физическое страдание, Феюс. Тебя еще никто не укусил, а ты уже горланишь, как поющая кувшинка, которой стебель прищемили. И ты, Нэнси, вернись к нам из своих горестных фантазий. Пчелки по нам ползают и их много, это правда, но ни одна из них тебя не поцарапала. Может быть тебе щекотно? Вот это возможно. И вообще, Белиам прав – пчелы первыми не нападают, только в случаи опасности. Сейчас все успокаиваемся, все успокаиваемся, Феюс прекрати махать руками!

– Да они мне в нос и уши лезут! Я что, дупло? – возмутился первый из сыновей.

– Им страшно и холодно. Они хотят спрятаться, – прислушиваясь к пчелиному гулу в своей голове, заметил Белиам.

– Холодно? – переспросила Лали. – О чем ты, малыш? Здесь жарко, дышать нечем… Постой, постой… так, замолчите все!

– Мам, ты чего? Мы и так все уже молчим, – шепотом проговорила Нэнси вопросительно и возмущенно одновременно.

Мать Клана внимательно всмотрелась в пчел, ползающих по ее рукам. Затем так же внимательно рассмотрела детей. У Белиама пчелы облюбовали голову. У Нэнси – область сердца. У Феюса пчелы пытались забраться в нос и уши. По всему выходило, что они выбирали те участки тела, где скопление энергии было максимальным. Феюс, Управитель Потоков Логуса, мог улавливать различные Потоки слов, написанные, высказанные, подуманные. Он вдыхал Поток вместе с воздухом и слышал, различая никому не слышимые языки и звуки. Нэнси, открывая свое сердце, сращивала в нем временные линии для переноса из одного измерения в другое. У Белиама понимание всего живого возникало в голове, автоматически, стоило ему только посмотреть или представить. А она, Лали, направляя энергию в руки, могла творить все что угодно, от пирога до целого Мира, при определенных условиях и достаточном количестве ресурса. Это были не просто пчелы, они являлись персонализированными посланиями. Кто-то пытался достучаться до них и Мать Клана уже знала, кто это.

Глава 3. Схватка

Что-то шло не так. Не так, как представлял себе Славик. Он представлял, что сейчас, как обычно, нырнет в поток, отключив голову, и все будет сделано без его участия, легко и просто. Раз – и все.

Представлял он так не безосновательно. Примером тому были многочисленные экспромты, удачные перфомансы, завернутые в разноцветную шуршащую обертку памяти. Но сейчас знакомые способы воздействия на ткань реальности не работали. Сначала пчелиный рой предпринял вполне себе удачный марш-бросок в сторону, вышедшего из себя Мэл- Карта, и ему даже удалось изолировать голову Правителя. Рой поглотил ее, создав другой вибрационный фон, и этим отрезал его органы чувств от воздействия демонической энергии. Не подумайте ничего такого, Славик ведь не думает, и вы тоже не представляйте страшные сцены с разъяренными пчелами, вонзающими свои жала в голову, уши, лицо. Все было очень гуманно. Пчелы просто облепили голову Правителя живым шлемом и жужжали на определенной вибрационной частоте, способствующей успокоению и гармонизации, между прочим.

Надо сказать, поначалу такая тактика принесла заметное улучшение. Вихрь, бушующий вокруг Мэл- Карта как-то поутих, истощился и, зевнув напоследок, уполз объевшейся ящерицей, переваривать поглощенное. Вихрь, но не Демон. Если бы Славик включил планирование или хоть мало-мальскую стратегию, то предвидел бы много чего. Много чего, но не это.

Одним громким, хлюпающим звуком, словно из переполненной водой ванны, рывком вытащили давно застрявшую пробку, на плечах Правителя вылупились две шеи. Две шеи? Минуточку… ну точно… шеи! Славика замутило. Крэгир, как обычно, расшибся в лепешку, и его поглотила темнота. Несмотря на тошноту, шеи Славик рассмотрел в подробностях. Они были разного размера, сильно смахивали на человеческие и, видимо, предназначались для разных голов. Будут же еще и головы! «Караул! – взвизгнула загнанным хомячком, пойманная Славиком мысль. – Трехголовый Правитель, это что-то… что-то…» Подходящие слова не находились, а если и находились, то только ругательного содержания.

И тут на выручку пришла дипломатия. Судорожно соображающий мозг Славика подсунул ему это понятие в оберегающих психику целях. Дипломатия вышла, вернее, вылетела из-за кулис мыслительных нагромождений Великого Кутюрье, отряхнулась от пыли и, заискивающе улыбаясь неуверенными, подрагивающими губами, произнесла Славикиным голосом:

– Трехголовый Правитель это… это… это НЕЧТО новое!

На этих словах из шей, как шары из трубок стеклодувов, появились еще две головы. Головы были без лиц, да и вообще без всего. Так, жидкая субстанция, запертая в едва угадываемых очертаниях. Пчелы заволновались, и живой шлем, потеряв слаженность, распался.

– Они не от сюда, – уверенно заявила Мать Клана и раскрыла ладонь. На нее, как на цветок, стали слетаться пчелы. – Ну надо же! Он создал между нами связь времени. Как это возможно вообще?

– Связь? Мам, ты о чем? – пробурчал Феюс, вытаскивая из уха очередную пчелу.

– Связь между измерениями, запакованную в роевом интеллекте, сын. Ваш отец изучал это. Ви- Тот изучал, а Сан- Раху осуществил. Поразительно! – как завороженная, медленно проговорила Лали, наблюдая за ползающими на ладони пчелами. Потом она словно очнулась. Что-то кольнуло ее, затем еще раз и еще. Рядом вскрикнула Нэнси, в очередной раз выругался себе под нос Феюс.

– Им холодно! Мамочка, им просто холодно! – Белиам пытался согреть пчел в ладошках. – Не бойтесь, они не кусаются, они замерзают.

На пол градинами посыпалась завернутые в ледяной саван пчелы. Стены зала покрывались плесенью и изморозью. В воздухе задрожал запах разлагающейся плоти. Мэл- Карт, истекающей кровью, расправил плечи и увеличился в размере, как будто его набили опилками, словно тряпичную куклу. Мускулы оплели его тело жесткими канатами, и он засмеялся. Смех не был веселым. Он надавливал и проворачивал, расплющивал и удушал.

Славику захотелось выпрыгнуть в окно. Было больно. Болело что-то внутри. Сердце – определил Славик. Оно ныло. На одной ноте – бесконечной, пронзительной, просверливающей пространство. Славику нужна была помощь. Скорая помощь. Деду-Пчеле нужна была помощь, всей Стране нужна была помощь, всему миру, который уже никогда не будет прежним. Необходима энергия созидания, энергия света, которую Великий Кутюрье в себе сейчас не находил. Демон замораживал его симбиотического помощника прямо у него на глазах. Славик не мог признаться, не мог выдать себя. Он считал. Тридцать, тридцать один… тридцать восемь… со… сорок два… На холодный мрамор падали замерзающие пчелы… Сорок… восемь… пятьдесят… пятьдесят три… Ударялись, отскакивали, разбивались в ледяную пыль… Шестьдесят… пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… кто-нибудь, спасите его… спасите нас… пожалуйста… мой Дед… мой рой… мы умираем!

– Посмотрите, они покрываются инеем! – Белиам пытался отогреть пчел, которые одна за другой превращались в ледяные горошины.

– Связь! Ему нужна помощь! Сан- Раху в опасности, и ему необходимо помочь. – решительно заявила Мать Клана.

– Не, ты серьезно? – Феюс выразительно посмотрел на брата и сестру, ища поддержки. Те только плечами пожали. – Он же Шаман! Шаман с частью твоего Дара! – продолжил горячо Феюс. – Кто может быть могущественнее?

– Значит так, вы поселили в себе спокойствие? – Лали- Рэй резко расправилась и чуть не вывалилась из гнезда, в последний момент удержавшись за подвернувшуюся под руку ветку.

– Почти. Но эта идея мне не нравится, мам. Нам нельзя возвращаться. Нас схватят, как только мы появимся в Стране. Надеюсь, ты это не забыла? – Феюс решил протестовать без поддержки.

– Нам не нужно будет возвращаться. Ну, в том смысле, что нам не нужно будет возвращаться целиком. Нужно только сознание и созданный Сан- Раху канал. Но для начала нам необходимо спуститься с деревьев.

Белиам и Нэнси переглянулись и, решив не перечить матери, молча начали спуск.

– Ха! Как символично! – Феюс тоже решил, что вести серьезный разговор лучше, когда под ногами чувствуешь твердую почву основания.

– Ты о чем, сын? – Спросила Лали, спрыгивая с нижней ветки на землю.

– Спуститься с деревьев. В этом измерении есть такое выражение. «Спуститься с дерева» значит – стать человеком. Из обезьяны в человека, прикиньте? У них тут популярна теория, что человек произошел от обезьяны.

– В самом деле? А ведь в этом есть зерно смысла. Обезьяна символизирует низменные телесные погрешности, а также жадность. Человеком можно стать, только преодолев в себе это. Так что посадим свою обезьянку на цепь!

Феюс настороженно и удивленно вскинул брови:

– Мам, ты что, тоже можешь улавливать Потоки?

– Не всегда понимаю, о чем ты, сын. Что-то в голове держишь, высказываешь не все, а мне по фрагментам догадывайся. О чем ты на этот раз?

– Художник такой был. Питер Брейгель. Написал картину «Две обезьяны в цепях». Никогда не понимал этот Поток, не улавливал до конца, а теперь сошлось.

– Обезьян нельзя держать в цепях, – авторитетно заявил Белиам, сваливаясь на руки к Феюсу.

– Никого нельзя. Но ты свободен до тех пор, пока свободно твое сознание. Даже если ты при этом закован в цепи. На этой картине, если внимательно прочувствовать, вдалеке, высоко в небе парят две птицы.

Глава 4. Решение

Стена из оцифрованных Шурунов спешила запечататься слоями цемента. Невидимые волшебные существа, считывающие эмоции и чутко реагирующие на них, сейчас словно бы хотели убежать, спрятаться за непроницаемыми стенами цементных плит. Спрятаться от своего умения видеть все таким, какое оно есть на самом деле. Стену сотрясало. Славика тоже. Смех Мэл- Карта превратился в рев, хищного зверя. Раздался взрыв. Это изнутри разорвало цементное убежище, созданное Шурунами. Взрывной волной Славика отбросило, впечатав в противоположную стену, и он растекся по ней сиреневой жижей.

Стена из Шурунов на миг погасла, демонстрируя черный прямоугольник, и из темноты послышался сначала звук барабана, а вслед за ним, чеканя шаг, появились синие мартышки, выстроенные в четкие ряды батальонов. Масса нарастала, давила на сознание Славика, пытаясь захватить его и смешать с сознанием мартышек, надвигающихся на Великого Кутюрье. Славику тоже захотелось встать в строй и маршировать. Он поднялся, отряхнулся от пыли… Пыль с хрустальным звоном посыпалась на холодный мрамор – пчелы… мертвые пчелы…

Славик не стал маршировать. Он отделил эту мысль, рассмотрел ее и понял, что она не его. Это была мысль массового бессознательного, а он, Великий Кутюрье и Режиссер, никогда не скатывался до состояния управляемой толпы. Он вообще неуправляем! Неуправляемый, добрый… дурачок! Пусть так и будет! «Это все не по-настоящему, все не по-настоящему» – твердил себе под нос Славик и бочком, бочком пятился к стене из Шурунов.

Шуруны попытались сбросить с себя изображение мартышек, но не смогли. Единственное, на что их хватило в этой ситуации, так это организовать узкий проход сквозь стену и поместить над ним красную лампочку с надписью: ВЫХОД. В ушах у Славика надрывалась сирена, пальцы рук нервно бегали по несуществующим клавишам. Было похоже, что бегают по клавишам, так-то они просто дрожали, но Славик упорно представлял клавиши, пока с неба не свалился рояль, перекрыв к чертям собачьим путь к отступлению.

– Продолжаем наш спектакль? – неуверенно спросил Славик пустоту возле себя. Пустота сжалась и заледенела.

– Даже не думай, крыса! Садись и играй! Музыка Правителя успокаивает.

Рядом со Славиком возник бочонок-Крэгир. Охотника за Мирами потряхивало и весьма ощутимо. Он покрылся красными пятнами, но взгляд был такой непреклонный, что Славик буквально спинным мозгом почувствовал, как его заковало в железные тиски чувством долга и еще каким-то чувством, от которого желудок тихо ухнул в пятки. Мысли зашуршали шустрыми мышустиками: «Нет, нет, пожалуйста!» Оказывается, Крэгир еще не исчерпал амплуа воина! Великий Логус, этот взгляд! Взгляд у располневшего, всегда угрюмого Охотника за Мирами говорил, что со дна его бочкообразного тела всплыли острые пики и наточенные мечи.

Славик сдался. Сам не понял, как это случилось, но он сдался этой внезапно возникшей силе. «Не навсегда. На время, – утешал себя Великий Кутюрье. – Только до тех пор, пока все не вернется на круги своя». А в это время пчелы леденели, покрывались коркой льда и с хрустальным звоном падали на такой же холодный пол. Славика переполнили тянущие из груди сердце чувства. Он сел за рояль и начал играть.

– Мам, давай так, сейчас мой черед! Теперь ты меня слушаешь! Мы тебя все время слушали, поддерживали как могли. Отец сказал, что мы тебя должны поддерживать. Так вот, мы это делали. Даже в дурацких гнездах спали исключительно из уважения к тебе. – Феюс боковым зрением заметил, как Белиам молча поднял руку с вытянутым указательным пальцем. – Ну, чего?

– Вообще-то, тут кругом полно змей, – извиняющимся тоном проговорил Белиам. Нэнси вскрикнула и, уцепившись за ближайшую ветку, с завидным проворством оторвала ноги от земли.

– Каких змей? При чем тут змеи? Ты, Бел, думай, что говоришь. Если бы тут были змеи, то все равно спать на этой верхотуре безопасней бы не стало. Они бы легко к нам залезли, если бы здесь водились. Мы спали в гнездах, потому что мама нам сказала.

Белиам опять поднял руку вверх и, не дождавшись, когда брат спросит, выпалил:

– Вообще-то, эти деревья оплетены вьюнком, а он выделяет ядовитый сок. Для змей ядовитый. Змеи не дурачки, на эти деревья не забираются. Инстинкт самосохранения.

– Чего? – Феюс ошалело выкатил глаза и замер, пытаясь осознать услышанное. – Э-э-э-э… шутка, что ли? – неуверенно предположил Феюс, но, натолкнувшись на решительный взгляд матери, понял, что не шутка.

– Иногда всю правду знать не обязательно. У некоторых неокрепшая нервная система и очень подвижное воображение. – Лали- Рэй, как экскурсовод возле экспоната, показала рукой на сидящую на ветке Нэнси.

– Я буду обезьяной и на землю не спущусь, – заявила девочка.

– Да Логус с ними, с этими змеями, обезьянами! Моя основная мысль не об этом. Я о том, что не надо вмешиваться! Твой… друг или кто он тебе, не знаю… он сам разберется. Он Шаман! И вообще, если начистоту, не нравится он мне. От слова совсем!

Феюс еще кое-что хотел сказать, что-то очень убедительное, и даже рот для этого открыл… но на внетелесном уровне, слышимом только им, задрожала в неясных проблесках пробивающегося события зарождающаяся волна звука. Сначала она накатила легкими, шипящими пузырьками газировки, а затем, сложившись в мерцающий ручей, устремилась прямиком к Феюсу, что-то говоря на разные голоса. Феюс рефлекторно настроился на прием Потока, отключив суждения, и среди неясного бормотания различил:

– Думай нами, дыши нами! Думай нами, дыши нами! Думай…

Феюс вдохнул Поток, и он обернулся мелодией. Она просила, умоляла помочь, она печалилась и сожалела, она затягивала и убеждала. Присвоенная защитная оболочка уличного музыканта переводила посланный призыв на язык, понятный Феюсу, – язык чувств! Феюс сопротивлялся. Его разум подсказывал, что он не обязан верить этой музыке, у него есть своя и этого вполне достаточно.

В какой-то момент Управитель Потоков Логуса захотел снять, вошедшую так глубоко в его естество, защитную оболочку, но не смог. Судьба, рок, а может быть, и сам Великий Логус подталкивали Феюса к непростому решению – помочь тому, кто не был ему симпатичен, более того, кто вызывал резкое чувство отторжения. Не сказать, что решение возникло сразу, сначала оно висело вокруг Феюса несформированным полем, ожидая согласия. Он знал, что если сделает вид, будто не чувствует его, не понимает, то оно растворится, исчезнет, и их жизнь пойдет своим чередом, по совсем другому пути. Все внутри протестовало, но Поток был настойчив. Он затрагивал потаенные струны души, оплетал и убаюкивал бдительность. В конце концов, бдительность пошатнулась под гипнотическим влиянием и отворила кованые двери, ведущие прямиком в сердце Феюса. Он сжалился. Да, именно это слово.

– Есть еще одно! – раздался внутри Феюса голос Седьмого чувства. – Милосердие.

– О! Проснулся? Где тебя носило? – создавая завесу напускной грубости, оберегающую ранимое Я, откликнулся Феюс на внетелесном уровне.

– Пора бы запомнить, я появляюсь, когда в вашем сознании расчищается достаточно места. Твое решение похвально.

– Какое такое решение?

– Друг мой, не надо стесняться благородных порывов. Мы оба знаем, что ты готов помочь Матери Прародительнице отправить в этом вновь пойманном Потоке ее Силу нуждающимся в ней.

– Это опасно.

– Да.

– Никто не знает, как повлияет на нее эта… авантюра. Другого, более точного слова не нахожу.

– Да.

– Если бы здесь был отец, он бы запретил нам вмешиваться.

– Да.

– Похоже, ты уже знаешь, что мы это все равно провернем?

– Да.

– Мы выживем?

Седьмое Чувство помедлило с ответом, а затем высказалось весьма уверенно и однозначно:

– Да!

Феюс вздохнул и, преодолев раздражение, внезапно произнес то, что меньше всего хотел произносить:

– Я помогу тебе, мам, но ты должна знать, что это опасно.

– Все будет хорошо, – подмигнула ему Лали, как будто речь шла о забавном приключении. А потом, на внетелесном уровне возник голос матери, прямо у Феюса в голове:

– Если что-то пойдет не так, разыщи Плюющую Пещеру. Она на Вар-Вилоне, здесь же, на Амазонке, но в одном из параллельных миров. Нэнси будет проще вас перенести. И, кстати, пока Нэнси не пройдет посвящение и не станет полновластной Хранительницей Печати Времени, ее неокрепшие Дары лучше больше не используйте.

– Мам, зачем ты мне все это… – попытался вставить Феюс.

– Молчи, слушай, улыбайся. В этой Пещере живет Думающий Мох. С помощью него можно связаться с отцом. Он вас вытащит оттуда. Из Пещеры лучше не выходить. Это не совет. Приказ. На Вар-Вилоне цивилизация перепутанных судеб, там каждые триста лет появляется новая система верований. Столько Потоков одновременно ты не осилишь, тем более сейчас там время Жриц Тучных Радостей, Расстановщиц Рока. Консула Вар-Вилона семь раз пытались жизни лишить, но у него там замок – Охраняющий, – поэтому до сих пор держится. Короче, из Пещеры ни ногой, пока отец на связь не выйдет. Но это я так, на всякий случай. Просто, чтобы ты знал, что делать. А так-то все будет хорошо.

Глава 5. Предчувствие

А в это время на границе Лисалимии и Страны без названия, в Озерном Крае, раскинулись Островные Селения неизученных существ – семь Хрустальных Озер и Стонущие Болота. Нечто, собравшись в плотный сгусток энергии, со всей силы ударило в закрытое окно дома Дэйны – Янтарной Ящерицы, первой из дочерей, Воспитательницы ручных Фей. Нечто прилетело издалека, пропиталось тревогой и страхом, обросло интерпретациями, домыслами и сейчас представляло из себя комок перекрикивающих друг друга противоречий.

По чистой случайности, такой, знаете, вымытой недавним дождем, сияющей золотой монетой закатного солнца, пахнущей соснами и ленивым зноем летнего вечера, у этого окна стоял Высший Математический Шаман Ви- Тот и сама Дэйна. По чистой случайности! Хотя мы-то с вами знаем, что случайностей не бывает, ведь случайность – это лишь способ, с помощью которого действует Великий Логус, сохраняя свою анонимность.

Это знало и Нечто. Оно собралось с духом и вновь попыталось влететь.

– Какое настойчивое, – сказала Дэйна и распахнула окно для нежданного гостя. Нечто с облегчением выдохнуло, понеслось, разбрасывая в разные стороны светлячков-махагонов, освещающих дом, не в силах остановиться. Заполнив собой все межпредметное пространство уютного деревянного дома, оно попыталось встроиться в то, что имеет плотность и видимость. Но Дэйна, заметив этот маневр, как-то по-особенному цокнула языком, и из стога сухих трав и цветов, что возвышался в дальнем углу ее просторной студии для приготовления волшебных эликсиров, вылетела стайка ручных Фей. Едва заметным движением руки Дэйна обозначила в воздухе круг, и ручные Феи распределились по заданной форме. Их крылья затрепетали, создавая вибрацию, и между ними возник свежий, прохладный поток.

– Слышишь? Оно живое и оно гудит, – закрыв глаза, произнесла Дэйна. Она пыталась настроить себя на понимание невысказанного, как инструмент.

– Верно, – шепотом отозвался Ви- Тот. – Гудит, – доставая из складок плаща очки и водружая их на нос. – Много голосов, сложенных в один. Роевой интеллект.

– Оно волнуется. Нужно войти в его ритм и успокоить. Попробуйте песню воды. Она поглотит его страх, – обратилась Дэйна к нежным, маленьким созданиям, и Феи запели.

Это была удивительная песня. В ней были и нежные, переливчатые звуки шуршащих в ручье камушков, и бормотание пузырей лопающихся на поверхности воды, и шепот ветра, играющего с листвой, и тонкий звон хрустальных колокольчиков. Согласованное пение гладило звуком пространство, и оно поддалось, выдохнуло напряжение и заурчало. Э-э-э… заурчало? Пространство урчит?

Дэйна резко открыла глаза, и ее взгляд врезался в удивление. Удивление, которое цветными волнами исходило от отца. Он разглядывал большущего мохнатого кота, каким-то образом материализовавшегося в центре круга из ручных Фей. Ви- Тот видел. Дэйна видела тоже, как Нечто впитывалось в кота, словно молоко в салфетку. Было ясно, что оно нашло подходящую форму, а Дарвин, именно так звали их домашнего питомца, не спрашивайте почему, благосклонно позволил этому стать частью себя.

– Это и есть Предчувствие? – не сводя с кота глаз, спросил Ви- Тот. Кот буквально светился изнутри и менялся с каждой секундой. Нет, он не превращался в другое существо, однако, оставаясь котом, он приобретал некую осмысленность, и эта осмысленность наделяла его необъяснимой притягательностью. – Смотри, Дэйна. Он как будто готовится к чему-то.

– Вообще-то, коты могут работать с Предчувствием. Они поглощают его поле, перерабатывают, а потом могут передать в удобной для принимающего форме. Чаще в мысли-образах. Надо настроиться, не мешай, пап.

Дэйна повела головой в сторону стога, и ручные Феи, словно подхваченные дуновением ветерка, хихикая, пронеслись прямо перед лицом Математического Шамана, намеренно задевая и щекоча его по носу своими танцующими крылышками. Ви- Тот не удержался и чихнул, а этого и надо было шаловливым созданиям. Феечки прыснули от смеха разноголосыми колокольчиками и, увеличив скорость, стрелой влетели в стог, быстро зарывшись среди сухих цветов и трав.

– Не очень-то они у тебя воспитанные, – отметил Ви- Тот и вновь собрался чихнуть, но в воздухе вдруг разлилось такое напряжение, при котором не только чихать, но и дышать было трудно.

Дэйна стояла с закрытыми глазами, как натянутая струна. Сейчас она очень была похожа на отца. Высокая, стройная, прямой нос, острый подбородок, каштановые волосы, такие же, как у него, но заплетенные в сотню косичек, ниспадающих на затылке ниже лопаток, а спереди, над ушами, закрученные в аккуратные улитки. Очень похожа. Дэйна медленно, как будто через силу, подняла густые ресницы. Темные омуты в упор уставились на кота. Ви- Тот тоже повернул голову к Дарвину. Казалось, что он еще больше увеличился.

– Не хочет ничего передавать, – с трудом произнесла Дэйна. – Я пытаюсь войти в его сознание, но он не пускает.

– По-моему, процесс еще не закончен. Не спеши, так бывает, когда существо наполняется изнутри чем-то важным, оно как будто становиться больше, весомей, и все вокруг него замедляется. Не надо на него давить. Дейна, прекрати. Иначе мы все здесь задохнемся. Слышишь, Дэйна? Отпусти его. Он сам все знает и сам все сделает как надо.

Дэйна, попыталась улыбнуться, но вместо улыбки на ее лице появилась гримаса боли.

– У тебя в этом большой опыт, да, пап? Отпускать и ждать, когда все решится само собой.

– Когда-то с тобой это сработало.

– Но это всего лишь кот.

– Белиам бы с тобой поспорил.

– Я просто не могу понять, почему он сопротивляется?

Дэйна давила на пространство вокруг кота, пытаясь пробить плотность событий, окруживших его невидимым шаром.

– Не можешь понять – просто наблюдай. Еще рано делать выводы. Отпусти его, дочь, прошу.

– Нет. Это слишком важно. Я чувствую.

Я думаю, вам не надо объяснять то, что мы видим – это только маленький процент того большого, что существует в нас, и выходит за пределы плотного видимого тела. Дэйна ощущала, как увеличивается и крепнет энергетическое поле Дарвина. То, что происходило с его невидимой частью, явственно говорило о внутреннем переходе из одной системы существования в другую. В одном из измерений это называют квантовым переходом. Дэйне было не по себе. Настолько не по себе, что она не могла ждать. Ни минуты.

Нетерпение овладело ей, и откуда-то издалека всплыли детские воспоминания, заботливо окутанные обидами. Оказывается, она хранила их. Хранила, как редкую драгоценность. Тяжело быть первой из дочерей. Ты как первопроходец на непротоптанной дороге, как одинокий мореплаватель, выброшенный на необитаемый остров. Ожившие воспоминания впивались в ее тело острыми иголочками, пробуждая в ней энергию. Энергию тьмы. Дэйна чувствовала себя никчемным отшельником, забытой, брошенной куклой. Ее братья, сестры, да и сами родители обладали великими Дарами, а она? Кто она? Болотная ведьма, едва различимый огонек в темном непроходимом лесу, окруженная своенравными, капризными созданиями, которых никто, кроме нее, и не видит толком.

Дэйна подняла руки, направила на Дарвина, сконцентрировала в них то, что терзало ее. Все это происходило автоматически, она не принимала в этом деятельного участия. Мысли овладели ее телом. Мозг сам принял решение, дал команду собрать энергию для волнового удара. Руки поднялись, и в ладонях заискрили электрические разряды. «Хоть что-то мне передалось по наследству, – отметила Дэйна. – Не так мощно, как у отца, но пробить событийную плотность можно». Она с трудом вдохнула воздух и размахнулась, молнии вылетели из ее ладоней и, следуя направленному импульсу, очень медленно, прорываясь сквозь густоту разросшегося Предчувствия, последовали в сторону Дарвина.

Девушка удовлетворенно кивнула. «Вот теперь я что-то из себя представляю, – разорвались петардами мысли. – Теперь я похожа на Богиню, теперь я чувствую себя уверенней, значимей». Молнии все еще летели, когда на их пути возник блистающий и искрящийся электрическими разрядами Тигр!

– Папа! Ну, зачем? – выкрикнула Дэйна. – Дай мне хоть сейчас почувствовать свою силу!

– Это не твоя сила, дочь! – Тигр могучей лапой легко отбил молнии Дэйны, и они, шипя, извиваясь, как змеи, истлели, рассыпавшись пеплом. – Это сила заряженного Предчувствия, сила Темного Демона.

– Это моя, моя сила! Ты просто не хочешь этого признать! Я Богиня! Могущественная и непобедимая!

– Да, ты Богиня! Но твоя сила в другом!

– Моя сила только что стала по-настоящему видимой, а ты все испортил.

– Дочь, очнись. Твоя сила мягкая, оберегающая. Она врачует, успокаивает, она тиха и благостна.

– Вам просто удобно, чтобы я была такой, да? Меньше хлопот, не так ли?

– Дэйна, я взываю к твоей природе!

– Тебе легко говорить. Ты никогда не был один. С тобой всегда симбиотический помощник, великое благословение всех Шаманов. А еще с тобой всегда мама. И дети. Вихат, Феюс, Нэнси, Белиам – они всегда были вместе. А я одна. И я никто.

– В твоей душе произошло смещение. Ты потеряла баланс. Этот Демон очень силен. Силен и опасен, если даже неясное Предчувствие, связанное с ним, имеет такую разрушительную силу, каково же его воздействие напрямую? Извини, дочь, но иногда решения нужно принимать быстро. Сейчас как раз такой случай.

– Ты хочешь принять решение за нас двоих? Я уже взрослая и имею право…

– Извини, – Ви- Тот взмахнул плащом, из-под которого вырвались голубые искры. Они облепили Дэйну со всех сторон, лишая ее возможности двигаться. Электрический Тигр посмотрел на своего Шамана. В его глазах Ви- Тот уловил сомнение. «Это всего лишь силовое поле. Мягкая программа удержания. Она не пострадает, мало того, ей даже приятно», – чувствуя неловкость, попытался объяснить свой поступок Ви- Тот. Поле очертило Дейне границы ее тела и оказывая на него мягкое давление приступило к возвращению девушки в себя. Симбиотический помощник понимающе кивнул, сжался до точки и исчез в раскрытой ладони.

Ви- Тот еще раз взмахнул плащом и развернулся к коту. Тот так и сидел в центре студии. Внушительный, благородный, редкий вид питомца. Таких запрещалось заводить и разводить, впрочем, как и собак. Непонятно, чем был вызван этот запрет.

Ходили слухи, что Мэл- Карт, действующий правитель, испытывал стойкую антипатию к различным одомашненным животным, поскольку не знал, чего от них ждать. И вообще, он многого опасался, особенно тех, чьи действия невозможно было предсказать. Непредсказуемость была наполнена энергией свободы, энергией доходящий до состояния Хаоса. А что может быть хорошего в Хаосе? Мимикрики творили свои Миры из Хаоса. Да, они были яркими и искрящимися, но непредсказуемыми. Поэтому в Стране была введена система учета и ограничения. Ничего нового и необычного, ничего вызывающего свежие мысли и волнения. Любой элемент, являющийся стимулом для свежей мысли, да еще и подкрепленный эмоцией, должен был тщательно изучен и закован в ограничители. Кошки и собаки изучению не поддавались. На них невозможно было влиять. Их невозможно было убедить, перепрограммировать, обмануть. Они своим животным, природным чутьем всегда чувствовал, каков ты и как обстоят дела на самом деле.

В общем, Дарвин был редким. Во всех смыслах. Судите сами. Синие глаза, обрамленные коричневыми ресницами, с пронзительным изучающим взглядом, – что само по себе вызывало вопросы и сомнения, кот ли это? Шерсть длинная, шелковая, мягчайшая в черепаховом окрасе или чепушном, в зависимости от того, в каком из измерений вы рассматриваете это чудо. И она, эта шерсть придавала каждому его движению особую выразительность. Шерсть струилась, колыхалась, волновалась, вздымалась. Складывалось впечатление, что она жила своей жизнью, как жил своей жизнью симбиотический помощник Математического Шамана. А еще лапы. Лапы у Дарвина были такие, знаете, уверенные в себе. Крепкие, мягкие, но в них угадывалась опасность, способность постоять за себя и других. С существом, которое имело такие лапы, было спокойно, конечно, при условии, что это существо значилось у вас в приятелях. Ну и хвост. Великий Логус! Хвост, как отдельное произведение искусства. Сейчас он состоял из сотни мелких косичек, под стать прически Дэйны. И Ви- Тот знал, что эта прическа для хвоста выбрана самим котом. Была у него такая особенность. Он умел подстраиваться под окружение и окружающих.