Читать книгу: «Хлеб из маргариток», страница 4

Глава 4. Синие-пресиние раки Ябби

О, ночной международный аэропорт Шереметьево девяностых годов! Еле освещенные залы. Встречающие и пассажиры вповалку на грязноватых каменных полах. Головы на сумках, пакетах, а то и просто на кулаках. Сквознячок над полом. Холодно. Снаружи немилостивая московская зима. Архип ждет объявления рейса на Гуанчжоу. Кушать хочется, но пока терпит. Надеется, в самолете что-то дадут. С собой у него есть кусочек свиного сала от Алинкиной мамы. Неприкосновенный запас. Тогда еще не преследовали за прихваченные в дорогу продукты питания. В запасе у парня складной ножик керамический (сквозь металлоискатель пройдет), чашка, ложка из пластика. Пластиковая зажигалка «Zippo» вместо спичек. Надёжная. Не промокнет в ливень. Автономность в любой ситуации обеспечена.

Буфет работал. Цены не для него. Архип пожевал кусочек сала, запил в туалете водой.

Самолет «Чайна Саузерн Эйрлайнс», наконец, унес Архипа в небо. Подъем крутой, мощный. Парня ощутимо вдавило в кресло старого «Боинга». Ничего не скажешь, хороши двигатели «Пратт энд Уитни».

Часа через два по громкой связи попросили подготовиться к завтраку. Архип того только и ждал, откинул столик. Стюардессы-китаянки изящно протискивались с подносами по проходу мимо. Им нужно сначала накормить бизнес-класс, на две трети пустой. Потом настала пора «экономов». Тех большинство. Еда на подносах уже не столь обильная. Бутылочек с алкоголем нет. Вот и с ними китаянки разобрались. Столик перед Архипом по-прежнему пуст. И он хочет есть. Только теперь стал доходить его статус: «эконом со скидкой». Пустой столик, вот тебе скидка. Завтрак, следовательно, он ещё в Городе монетизировал.

Но и стюардессы—китаяночки не без глаз. Оценили грусть русского паренька над пустым откидным столиком. Пошушукались, пересмеялись за занавеской, иногда посматривая на него. И вот одна девушка выпорхнула, водрузила перед Архипом полный поднос. Почти половина курицы. Соевый соус. Три пампушки. Горячий чайничек.

Архип приложил руку к сердцу.

– Се-се!

По-китайски, кажется, спасибо? Повторил:

– Се-се, тай зан ле!

Девчонки прыснули. Архип смутился. Не наговорить бы чёрт те чего, когда языка не знаешь.

Через полчаса одна, сдерживая улыбку, подошла за подносом. Архип даже костей от курицы не оставил. Сказала с улыбкой:

– 不辛苦

Прозвучало, вроде бы, как «бу синкю». Видимо, «пожалуйста».

До Гуанчжоу от Москвы лететь семь тысяч километров. Девять часов. Из кармашка перед Архипом торчала пачка газет и буклетов. На английском и китайском. Китайского Архип не знал, в английском не грех потренироваться. Извлек наугад книженцию. Китайская перепечатка статейки ВВС: «Отчего в полете пассажиры склонны к метеоризму». Очередное открытие любознательных британских ученых. Прочитал. Объяснение простое. Эффект имеет место из-за разности давления в нашем организме и замкнутом пространстве авиалайнера. Архип прислушался к себе. Никаких позывов. Ерунда. Может, такое характерно для богачей из бизнес-класса? Бросил буклет. Заснул.

Девчонки его растолкали, когда самолет уже сел. Даже сакральное «Fasten your belts!» пропустил. Народ спускался по трапам.

Аэропорт Старый Байюнь («Белое облако») в Гуанчжоу, куда прилетел наш паренек, доживал последние годы. Вскоре его должен был сменить новый красавец в десятках километрах от города. Со станцией метро. Громадный. Зато «старичок» до 2004 года оставался в городской черте. Архипа такое устраивало. И шестисотметровой городской телебашни ещё нет, только проектировалась. Строительство начнут лет через пять.

Достопримечательностями наш путник решил пренебречь, быть бы живу. Не отправился к храму Пяти духов, построенному в честь основателей города. Когда-то те спустились с неба на пяти козлах. Каждое животное держало во рту стебелек риса. Их духи подарили людям. Не суждено было Архипу увидеть и храм Шести баньяновых деревьев, он же Лиуронг. Баньяны – деревья могучие, многоствольные. Каждое словно лес, но, на самом деле, имеют под землей общие корни. Рядом с храмом находится «Пагода цветов». Вход пять юаней, чуть больше полдоллара. Съездить бы, послоняться, но и эти маленькие центы Архипу нужны. Кто знает, как еще сложится путь от Сиднея до Аделаиды.

Кушать хочется. У молодых такое всегда на уме. Архип доел свое сало. На площади перед аэропортом ряды искусителей. Вспыхивали длинные, по полметра, огненные языки под сковородами. Свинину здесь принято жарить на сильном огне.

Кантонская кухня! Из Гуанчжоу (Кантона) когда-то выпорхнула в мир копченая в маринаде утка по-пекински. Тыквенный суп парит. Разлит по тыквочкам. Пельмени – с креветками и устрицами. А вот то, чего даже проголодавшемуся Архипу не надо – «рагу из дикой кошки и змеи». Не пойдет и «пряное тушеное мясо дикой собаки». Дикие звери, не бродячие? Откуда только берутся в городе на Жемчужной реке Джуцзян с шестнадцатью миллионами населения.

Неплохая штука – жареная поросятина с яблоками и мёдом. А что такое суп «Прыгающий Будда» (Фо Тяо Циань, fo tiao qiang)? Рядом с дымящейся кастрюлей конкурирующий перевод на английский: «Будда прыгает через стену». Архип прочел состав. Акульи плавники и губы. Перепелиные яйца. Сухожилия разных животных. Рыбьи потроха. Женьшень. Ростки бамбука. Какая-то калоказия, она же таро. Варево сильно отдавало пряностями. Готовится три дня. Запредельно дорогое. Да, с такими составом и ценой перемахнет через стену не только Будда.

Наконец, что-то по цене и для него. Архип купил пять пирожков с редисом и пластиковый заварничек с зеленым чаем. Не «Прыгающий Будда», конечно. И не очень вкусно. Но хотя бы что-то горячее, желудок наполнить. Совет тут вам от Архипа такой: если вы дома ни разу не пекли пирожки с редисом, то, скорее всего, правильно поступали. И впредь не пеките.

К началу посадки на рейс в Сидней, Архип уже исписал два листа бумаги китайскими иероглифами, Чтобы время не пропало, их он срисовал с плакатов и объявлений, повсеместно сопровождаемых английским переводом. Часа за четыре трудов смог, не подглядывая, написать упрощенными иероглифами слово «Россия»: 俄罗斯. Звучит как «Элосы». С более сложным «традиционным» письмом не получилось. Больно хитро: 俄羅斯. Решил продолжить освоение всех трех иероглифов в самолёте.

Для перелета в Сидней подали «Эрбас». Лететь двенадцать часов. Семь с половиной тысяч километров. «Эконом со скидкой» опять в хвосте. Желающих попасть в Австралию немного. Большинство тех, кто следовал с Архипом из Москвы, остались в Гуанчжоу. Соседей в ряду нет. Архип разложил на откидном столике свои бумажки. Принялся перерисовывать иероглифы карандашом. Стюардессы в самолете не те, что летели до Гуанчжоу, но тоже наблюдательные. Когда проносились по проходу, неизменно поглядывали на его рукоделье. Когда задремавший в полете Архип приоткрыл глаза, он увидел стоявшую на столике баночку с тушью и кисточку. Иероглифы «Элосы» были выписаны крупно и красиво посредине листа. Вскоре Архип понял, кто из девушек это сделал. Когда пришло время обеда, стюардесса поставила перед пассажиром «эконом-класса со скидкой» полный поднос еды. Спросила по-английски, нужна ли ему еще тушь. Архип ответил, что нужна, если ему покажут как с ней работать. И как ее зовут. Девушку звали Ланфен («Аромат орхидеи, милый душе и сердцу»). Она может показать, как строятся иероглифы.

Архип внимал, переставив поднос с обедом на соседний откидной столик. Ланфен села рядом. Объясняла. Показывала. Основное в китайской каллиграфии – научиться правильно писать «черты» иероглифов, по-английски, «dashes». Архипу нужно начать с освоения этих чёрточек. Потом, когда получится, приступить к «блокам черточек». К самим иероглифам ещё рано. Лишь когда и это освоит, сможет пойти дальше. Архип аккуратен. Сейчас он воспитанник младшей группы китайского детсада. Там такое осваивают с трех лет. Спасибо, Орхидея, за науку! И за еду.

В общем, запомним, читатель, вместе: wǒ shì èluósī rén (я из России). Да, не забудьте, озвучивая фразу, использовать для первых двух гласных второй тон, а для третьей – первый.

Вот ведь! Летит в неизвестность русский паренёк, чёрт те куда, а ничего пока получается, китаянки-стюардессы двух бортов подтвердят. Не понять людям в возрасте, что у молодых в предпочтениях. Архип небольшой, худенький. Неказистый. Нос острый. Глаза небольшие, какого цвета не поймешь. Ресницы, правда, хороши: длинные, кверху чуть подкрученные. И все равно, не красавец. Рельефных мышц нет. Денег нет. Может, в «руке Бога» дело?

Самолет уже несколько часов над Австралией. Глиссада над пригородами Сиднея. В окне весь город. Архип опознал раскрытые раковины Оперного театра, великого создания датчанина Йорна Утзона, мост Харбор через залив. Бесконечные пляжи. На горизонте курчавились зеленью хребты Австралийских Альп.

«Fasten Your Belts!» Зажглось, замигало табло. «Эрбас» нёсся по посадочной полосе аэропорта имени Кингсфорда Смита в Маскоте. Полвека назад его открыла сама Елизавета-II. В день аэропорт принимает сто тысяч человек. Столпотворения нет. До небоскребов Центрального делового района тринадцать километров. Они, как на ладони.

Уходя, Архип поцеловал руку Ланфен, чем вызвал всплеск веселья у остальных девчонок. Отчего стюардессы пересмеивались, поглядывая на «Орхидею», осталось загадкой.

Парню до Аделаиды добираться 1400 верст. Он изучил объявления на привокзальной площади. Автобусы туда ходят. Время в пути восемнадцать часов. Стоимость билета почти двести оззи (сто пятьдесят долларов США). Для Архипа запредельно. Путь туда, однако, он изучил еще в Городе и теперь знал, что добираться придется сначала до городка Батерст. Первый крупный пункт в сторону Аделаиды, который никак не миновать. Следовало подумать о провизии с собой. У аэропорта, ожидаемо, масса кофешек. В каждой соблазны. Не отведать ли вам ароматной страусятины? Нет? Тогда, может, мясца крокодила? Не подходит? Вы правы, налегайте на морскую кухню.

Плакаты в один голос напоминали, какие чудные вина производят в штате Новый Южный Уэльс. Архип заглянул в несколько пивнушек. Подивился привычкам посетителей. За всеми столиками те выдавливали в разрезанные булки что-то из цветных тюбиков. Странная закуска к пиву. Что там могло быть? Горчица? Архип нашел название в прайс-листе: «Веджимайт» (Vegemite). Состав не указан. Стоимость для него значительная. Парень купил несколько булок и готов двигаться дальше. Проходя мимо использованных подносов, с чувством великого стыда прихватил несколько не до конца опустевших «веджимайтов». Все одно, в мусорку пойдут. Вроде бы, остался незамеченным. Не учел, у людей хорошо развито периферическое зрение. Уже на улице его окликнули. В дверях пивнушки стояла пожилая женщина. Протянула Архипу три полных упаковки «Веджимайта». Смутившийся Архип принял дар с поклоном, приложив руку к сердцу. Женщина без слов развернулась, ушла.

Да, не очень приятна роль стыдливой попрошайки. Впрочем, подумал Архип, он ни у кого ничего до сих пор не просил. Просто была мысль,… объедками полакомиться. В познавательном отношении. Что делать, сложная у него дорожная ситуация. И путь далёк.

Жизнь вокруг тем временем бушевала. Пассажиры по прилёту загружались в арендованные загодя автомобили, уносились в Сидней. Архип удивлен, какие австралийцы и австралийки высоченные. Крупные. По виду, здоровые. Питание и климат, конечно, влияют.

На сегодня его цель по пути к Аделаиде – городок Батерст. Двести километров от аэропорта на запад. Нужно только найти правильный хайвэй, чтобы не уехать по ошибке в Канберру или Мельбурн, и проголосовать. Расспрашивать не стал, проследил, куда от вокзала поворачивают автобусы с указателями над стеклом: «Уогга-Уогга», «Хей», «Милдьюра». Ему туда.

Левостороннее движение! К нему чужаку непросто привыкнуть. С его правосторонними обычаями непривычно, даже страшновато, видеть как по встречке в нашем представлении несётся плотная автомобильная орава. Что сразу бросилось в глаза – нет легковушек только с водителем. Все автомобили полны людей. Рационально. У нас не так.

Архип поджидал жертву. В руках бумажка, где крупно написано: «BUTHURST». Простоял недолго. Со спины громкое сопение, фырканье, визг тормозов. У обочины застыл гигант «Фредлайнер Сенчури Класс 112», капотный многоосный тягач. На открытой платформе что-то крупное, может, газовая турбина. Рыжий молодой водитель смотрел на парня в окно. Улыбался. Ничего, хорошее начало.

Кабина «Фредлайнера» изнутри огромна. Музыка гремит. Щетина на бронзовых щеках водителя отдаёт красным. Небось, ирландских кровей? Везет трансформатор и газовую турбину в Катумбо. Недалеко, верст восемьдесят. Электростанция сгорела. Природный пожар. Эти мерзавцы эвкалипты сами себя сжигают, пироманы чертовы.

«Фредлайнер» рыкнул, засвистел, шевелением чудовищного капота раздвинул легковушную мелюзгу и лег на курс. Мягко пошел, не качнул. Все по девизу завода-производителя, что в Портленде, штат Орегон: «Едем по-умному» (Run smart).

Голубые горы вокруг, мир этих самых эвкалиптов. Серо-голубые, знайте, они не от летнего неба, ярко-синего и безоблачного, от испарений эфира, что голубоватым языкастым покровом, а то и сплошным маревом трепещет над лесной чащей. Случайная молния, костер бродяги и – лес заполыхал. Пожар эвкалипты-эгоисты с жадностью взыскуют, как алкаголик похмелья. Огонь уничтожит вредителей, растения-конкуренты. Удобрит почву. Эгоистам-то что, они потом восстановятся. Их лес станет краше. А каково малоподвижным коалам? Жалко зверюшек, но ничего. Другие приползут вместо сгоревших, заселят помолодевший лес.

Хорош Великий Западный хайвэй. Широкие мосты через каньоны. Скальные борта расчерчены в горизонтальную полоску пластами коричневых и желтых сланцев. Где-то тут высоченные каменные столбы «Три Сестры», смотровая площадка «Точка Эха». Туристы их обожают.

«Фредлайнеру» поворачивать на Катумбо. Архипу – прямо. На повороте хорошая скамейка. На Западе прекрасный обычай посвящать скамейки любимым, которых уже нет. Уставший путник присядет, добрым словом помянет ушедшего. Эта скамейка, судя по табличке, посвящена сэру Дональду Джорджу Брэдмену. Раз «сэр», выходит, «рыцарь». Кто такой?

Архип расположился удобней, достал булку и тюбик «веджимайта». Пришла пора понять, что это за еда. Густая темно-коричневая паста пахла хорошо. Выдавил в разрез булки побольше. Попробовал. Не вкусно! По ощущению, очень крепкий говяжий бульон, пересоленный, горький, с привкусом дрожжей. Что делать, придется привыкать. Да, еда не очень. Прочитал состав. Пивное сусло, какие-то добавки… Восемь витаминов ряда В. Без них, якобы, организму трудно перерабатывать белки, жиры, углеводы, а иммунитет стремится к нулю. Будь у Архипа эти самые жиры с белками, он бы их как-нибудь переработал. Но их нет.

Архип недолго простоял у скамейки с бумажкой «Батерст». Прямо напротив него затормозил огромный черный «Cadillac Escalade». За рулем немолодой пожилой мужчина с красным лицом, совершенно лысый. Крутанул головой, указывая на место рядом. Наш парень схватил рюкзачок, обежал машину вокруг. Запах внутри странный. Бальзамический. Архип огляделся. Позади узкие скамеечки по обеим сторонам. Посредине – возвышение. Стало доходить: катафалк! Рационально используемый. Картонные ящики доверху. На всех – рождественские наклейки. Действительно, Рождество довольно скоро.

Машина шла до городка Кутамундра. Это за Батерстом. Для Архипа подходяще. Водитель напевал хрипловато, ритмично.

– Ты кто? – вдруг спросил. – Что делаешь в Новом Южном Уэльсе?

– Из России я. Договор заключил на работу.

Толстяк оглянулся.

– Из России? У вас, говорят, все плохо.

Архип вздохнул. Что тут скажешь…

– В Кутамундре живете? – спросил, чтобы поддержать разговор.

– Именно.

Водитель был пастором англиканской церкви. Населения в городке шесть тысяч. В основном, католики. Протестантов-англикан меньше трети. Приходится крутиться. Похоронному бюро помогать. Дела неважнецкие. Народ в Кутамундре крепкий, трудовой. Умирают редко. Сейчас по заданию англиканской общины везёт рождественские подарки детям. Решили не нанимать трак, раз катафалк простаивает.

Архип согласен. Машина должна двигаться. А то, что покойников нет, это прекрасно.

– Знаешь мелодию?

Священник искусно изобразил саксофон. Душевно так, в стиле «кантри». Архип поддержал, стал покачиваться в такт. Мелодию, признался, слышал впервые.

– «Акации Кутумундры» (Cootamundra Wattle). Всемирно известные автор и исполнитель Джон Уильямсон!

Подумал. Глянул на Архипа оценивающе.

– Ты с какого года?

– С семьдесят шестого.

Пастор поник.

– Ну, да, Ты родился только через десять лет. Откуда в России ты мог знать тогда нашего Уильямсона… «Акации» появились в шестьдесят шестом.

Катафалк резво нёсся по сухой волнистой равнине. Голубые горы с эвкалиптами далеко позади. Вокруг распаханная степь с молодыми всходами. Пшеница, небось? Лесополосы из акаций-ваттлов. Бассейн Мюррея, житница континента. По площади как две Украины.

– Кутамундра! – вещал водитель, – Столица австралийского, да что австралийского – мирового крикета! В России любят крикет?

Архип вздохнул. Ничего он о крикете не слышал, правил не знает, крикетистов не встречал.

– Не любят?! Как можно! Бег, удар, борьба. Таков крикет. Ну да, Россия бедная страна. Ей не до настоящего спорта. Ничего, доедем до Кутамундры, сходим на аллею Капитанов крикета. К памятнику сэру Дональду Джорджу Брэдмену, величайшему в мире крикетисту. Лучшему отбивающему всех времён.

Знает ли Архип, что в мировой истории крикета сэр Брэдмен икона? У него чудовищный средний индекс отбоев, то есть бэттинга, – почти сто! Самые же лучшие мировые игроки до сих пор после двадцати тестовых игр не набирают поболе шестидесяти двух. Чувствует Архип разницу?

У Архипа голова шла кругом. Он с трудом понимал собеседника. Однако сэра Брэдмена он уже немного знал. На скамейке его имени сидел. Следовательно, к крикету немного приобщился. Пастор просто жаждал показать памятник великому Брэдмену. Отказать добряку Архип не мог. По приезду в Кутамундру пошел на экскурсию. Статуя была в человеческий рост, без постамента. На сэре Дональде рубашка, кепка, на голенях защитные щитки. Готовился нанести удар битой, которую держал на плече двумя руками. Рядом – простенький одноэтажный дом, где он родился. Трогательное почтение к знаменитому земляку, несравненному Дану («Don»), «величайшему австралийцу». Это слова не кого-то, а премьер-министра Австралии Джона Говарда.

Придет пора, Австралия в память о любимом сыне, скончавшемся в 2001 г., поставит еще много-много монументов. Её монетные дворы отчеканят золотые и серебряные монеты, которые миллионами разойдутся по свету.

Пастор выслушал приятные слова от Архипа по поводу австралийского патриотизма, пожал парню руку и ткнул пальцем в сторону Уогга-Уогга (Wagga Wagga). Архипу туда.

Снова Западный хайвэй, снова листок с надписью в руках. Долго ничего подходящего. Под ложечкой сосет… Съел булочку с веджимайтом. Помогло, но мало. Если честно, вовсе не помогло. Даже еще голоднее.

Треск и блеск. Перед Архипом затормозил мотоцикл сказочной красоты. Господи, это Его Величество «Харли-Дэвидсон», модель «Softail Fat Boy»! На таком в «Терминаторе 2. Судный день» миляга Арни (старая модель Терминатора Т-800) бился с более совершенной моделью (Т-1000). Защищал юного Джона Коннора, будущего великого программиста и сыночка Сары Коннор.

Водитель поднял забрало черного шлема с тремя рогами, носорожьим впереди, сохатого – по бокам. Было бы смешно, не будь водитель сложен также атлетически как его байк. Верзилина, одним словом. Глаза оловянные, без бровей и ресниц, на выкате. Желтые. То и дело сплевывал. Мышцы – жуть. Еще и качок.

– Тебе куда? – прохрипел.

– В Хей через Уогга-Уогга!

– Прыгай!

Архип пристроился за могучей потной спиной. «Харлей» пошел на взлёт. Спина не позволяла видеть, что впереди. Струи воздуха выбивали слёзы. Пространство по сторонам превратилось в череду цветных полос, не позволявших опознать предметы. Байк периодически вилял, обходя всё, что двигалось. Скорость при этом не спадала. По ощущениям, держал далеко за двести. Архипу представилось, как при хорошем торможении он продолжит самостоятельное движение в сторону Уогга-Уогга, помавая в воздухе ручками-ножками. Такое продолжалось безостановочно три часа. И все же пришло на ум: «И какой же… австралиец не любит быстрой езды?». Пришло и ушло. Русские раньше, вроде бы, тоже её любили. Тяжко в этой гонке парню. И вдруг – стоп!

– Хей! – прохрипел байкер, указав на далёкие одноэтажные дома позади. Городок ненароком пролетели.

Архип сполз с сиденья. Его мутило, шатало. Парень хотел поблагодарить байкера, да не успел. «Харлей» взвился, унес трехрогого хозяина вбок от хайвея. От тряски, гонки, пыли, жары Архипа тошнило. При пустом животе такое крайне… неприятно. Он посмотрел на реку Муррамбиджи, маловодную, тихую, кусты и деревья на пойме. Бескрайнюю равнину вокруг. Видно было далеко, совсем как у нас в Черноземье. Однако и большая разница была – поля от дороги отделены сеткой. Надпись: «Trespassing interdicted». На родине у Архипа такого пока нет.

Мост! Там должна быть тень. Ехать дальше, глядя на ночь, неразумно. И сил нет. Архип побрёл к реке. Водица чистая. Пластикового хлама на берегу нет. Можно ночь переждать. Положил рюкзачок под голову и мигом заснул. Проснулся от шороха. Словно кто рядом мягко так подпрыгивал. Низкие тени ходили. Зверьки какие-то.

Вот где небо в алмазах! Созвездия словно выписаны по черному мрамору ресницами коалы. Архип опознал Южный Крест, который в СССР не видели даже в Кушке. Память сонного Архипа справилась, подсказала названия главных звезд: Акрукс, Гакрукс, Бекрукс, Декрукс. Через две первые проходит линия на Южный полюс. Она выручала в океане древних навигаторов, ведь Полярной звезды на небе Южного полушария нет.

Я помню ночь, как черную наяду,

В морях под знаком Южного Креста.

Я плыл на юг; могучих волн громаду

Взрывали мощно лопасти винта

(Н. Гумилев)

Ничего, будет ещё и над нашей землёй Южный крест! Через двенадцать тысяч лет. О том говорит небесная механика. Она не подведёт.

Архип прикрыл глаза. Южный крест не исчез. Стал обширней и ярче. Нет, не Южный крест, шесть звезд на голубом фоне с логотипа «Субару». За рулем классной машинки… Кирилл!. Интересуется, не подбросить ли Архипа до Мильдюры. А рядом… Алинка! Архип очнулся. Может же такое померещиться. Интеллигентная милая Алинка и хамоватый полубандит Кирилл вместе. У речки Муррамбиджи, точно, в испарениях галлюциногены.

Шорохи сильнее. Неведомые ночные зверьки совсем расшалились. Архип вгляделся да вдруг одним рывком ухватил сразу двоих за длинные уши. Ведь то были дикие кролики. Вот от кого спасала плантации придорожная сетка. Больно прожорливы и плодовиты ушастые ребята. Для Архипа происшествие стало подарком. Получилась в итоге картина маслом. Заполночь. Под мостом через Муррамбиджи пылал аккуратный костерок, с хайвэя не разглядеть. Над костерком – таганчики из веток-рогулин. С их помощью русский магистр готовил, медленно поворачивая, две аккуратно подготовленные кроличьи тушки. Жир капал в пламя, вспыхивал и шипел. Архипа ждал великолепный ночной обед, переходящий в завтрак. Вот, где веджимайт пригодился. Как тут не благодарить Томаса Остина, ныне здесь всеми проклинаемого. Ведь именно он полтора века назад выпустил на свободу впервые привезенных сюда английских кроликов. Двадцать четыре зверька. Не встретив врагов, при обилии корма те размножились до многих сотен миллионов. Сильно вредили плантациям зверюшки, но в голодные времена выручали жителей. И Архипа выручили.

«Форд Фокус» затормозил перед ним, лишь Архип, собрав пожитки, вылез из-под моста. Водитель – чернокожий молодой парень с мощной шапкой пепельных волос. Зовут Уолтер Комптон. Можно, просто Уолли. Афроамериканец, не австралийский абориген, но – им работает. Подошел одной турфирме по цвету кожи и музыкальным навыкам. Дает короткие представления для туристов в парке Мунго. Это недалеко. Едет в Мильдюру, но у него на сегодня перед парком кое-какие обязательства. Платят хорошо. Дело стоящее. Если у Архипа время есть, они заскочат в парк и после представления сразу рванут в Мильдюру.

Архип прикинул, лишний крюк, конечно, но, если привезут в Мильдюру (а это триста верст) будет большой прогресс по пути в Аделаиду.

– А жевнуть у тебя ничего нет? – спросил Уолли. – Утром погнал без завтрака.

У Архипа есть! Отрезал кроличью ногу. Хотел покрыть веджимайтом.

– Не надо. Пусть эту отраву оззи сами жрут. Посмотри в бардачке кетчуп.

Архип нашел. Парень мощными зубами вгрызся в мясо. Руль в одной руке, кроличья нога – в другой. Сказал, вкусно. Он из Хартфорда, штат Коннектикут. Небольшой такой штатишко на берегу Атлантики. Звали раньше «штатом мускатного ореха», потом к чему-то переименовали в «штат Конституции». Не знает Архип, какого хрена всё переименовывают? Про мускатный орех было лучше, ближе к коннектикутскому девизу: «Тот, кто посадил нас, будет заботиться о нас».

Что, Архип не знал их девиз? Да, бедная Россия, что с неё взять. Ну, уж гимн Коннектикута он не может не знать. Это ведь «Янки-Дудль». Он одно время и гимном США был. Пропел, посматривая на Архипа:

Yankee Doodle went to town,

a riding on a pony,

Stuck a feather in his cap

and called it macaroni.

(В общем,

«Янки Дудль к нам верхом

Приезжал на пони.

Шляпу круглую с пером

Звал он макарони»,

пер. С. Маршака).

«Форд» свернул с хайвэя на север.

– А еще, – загадочно сказал Уолли, – я слышал, у нас в Хартфорде действовала Всероссийская фашистская организация. Какой-то Восняцкий суетился. Ну, в войну ФБР всех русских фашистов, конечно, повязало. И срок припаяло. Ты и это не знал? Да…

Местность сильно изменилась. Повсюду невысокие, максимум, с двухэтажный дом, выступы красноватой, а то и вовсе красной, серой, желтой песчаной породы. Отвесные края. На острых и плоских вершинах редкие пыльные кусты. Архип подумал, что это, скорее всего, древние дюны. Только очень древние. Каменные столбы – останцы песчаных гряд. За века те пропитались поступавшими снизу солями, например, гипсом. Ветры их веками препарировали. Уносили песчинки, оставляли участки попрочнее, где больше глины и соли.

Уолли понравилось восхищение Архипа.

– Эти песчаные пенисы оззи зовут «люнетами». Еще – «китайскими стенами». У многих хреновин тут есть имена. Мой перформанс будет на Китайской стене Марты. Приглашаю.

«Форд» въехал в небольшой поселок заповедника. Уолли вылез, но пошел не к дирекции с огромной вывеской, а к небольшому одноэтажному отелю напротив. Там его поджидали две женщины, с которыми он скрылся в дверях. Дальше Архип действовал строго по инструкции Уолли. Когда из дома вышла толпа туристов человек тридцать, он просто следовал за ними, но не догонял. Пройдя с полкилометра, те расселись на заранее подготовленных стульях напротив красивого красного люнета. Видно, это и есть Китайская стена Марты. Архип занял местечко поодаль на красном камешке. Что-то будет!

Люнеты парка Мунго

А было вот что. Откуда-то понеслась веселая, даже задиристая, и очень громкая музыка. В ней озадаченный Архип узнал услышанные в «форде» звуки … «Янки-Дудля»!

Yankee Doodle-doodle-doo,

Yankee Doodle dandy,

All the lassies are so smart

And sweet as sugar candy.

(«Янки Дудл-дудл-ду,

Янки Дудл денди,

Все девчонки просто класс,

сладкие, как кэнди»)

Только теперь, услышав музыкальное вступление, Архип сообразил: этой заставкой «Голос Америки» начинал свои передачи. Вот отчего песня казалась знакомой.

«Янки-Дудль» песня долгая. На втором куплете на самом гребне появился Уолли. Очень загорелый Апполон в набедренной повязке и сложной красно-коричневой раскраске. Когда только нанёс? При нём копьё и маленький щит. Неплохо закосил под аборигена. Внизу – красный обрыв, позади – пышущее жаром синее небо пустыни. Уолли на этом фоне – полосатая гибкая ящерица. Танцевал угрожающе и страстно. Когда песня закончилась, слушатели иссвистелись от восторга. А что Уолли? Подал знак и всё повторилось на бис. Только прыжки стали выше. Под занавес Уолли в экстазе запустил копьё в небо над головами туристов. Улетело оно недалеко. Хорошо, при падении никого не прибило. Всеобщий восторг.

– Классно! – сказал Архип, когда они снова оказались в машине. – Ты великий импровизатор. А кто туристы?

– Янки, конечно. Кто еще будет радоваться «Янки-Дудлю»? Народная песня сперва войны за независимость, а потом гражданской войны Севера и Юга.

– Но они знают, что ты их соотечественник, не абориген?

– Нет, конечно. Они же тупые. А турфирме все равно. Где она аборигена найдет? А с моей пляской – аромат истории, оживление пейзажа. Платят хорошо. Но – поднадоело… Наверное, в Океанию подамся. На Бугенвиль. Или Таити. Посмотрю. Попляшу.

Подумал. Спросил:

– Ты хоть знаешь, кто такие «янки»? В войну Севера и Юга так южане северян дразнили. Очень ругательное было слово. А теперь американцы этой кличкой гордятся. Означала она, примерно, вот что: «ушел из деревни, до города не дошел». Мужлан, лох и тупой.

«По-черноземному, жлоб. На Украине – рогуль. Запомним», – мотал на ус Архип.

Какие же лихие песни становились популярными у народов в переломные и кровавые времена! Когда рядом смерть и, что не делай, не спасешься. Или спасёшься, но только, если повезёт. Кто-то боялся, переживал, а многими овладевали лихость и пофигизм. «Янки-Дудль» – хороший тому пример. Эх, вспомним прекрасную юную романтику зарождавшихся США:

And there was Cap’n Washington,

And gentle folks about him;

They say he’s grown so ’tarnal proud

He will not ride without em’.

(«И был там кэп наш Вашингтон,

С толпой чертовских шишек.

Без них шажка не ступит он,

Другие не колышат»,

пер. автора).

А наше «Яблочко»? А «тараканий» гимн мексиканской революции «La Cucaracha»? Ну, помните, конечно:

La cucaracha contenta

Tiene ganas sin parar

Aunque le falta una pata

Nunca deja de bailar

(«Таракашечка доволен,

не привык он отступать,

не хватает одной лапки,

черт с ней, буду танцевать»,

пер. автора).

А не выступить ли и Архипу в роли аборигена перед туристами с «Яблочком»?

Уолли достал пачку денег. Отделил купюру в пятьдесят оззи. Протянул парню.

– Полштуки срубил. Твоя доля. За кроличью ногу.

У Архипа не то положение, чтобы от денег отказываться. Принял.

«Форд», покряхтывая на колдобинах грунтовой дороги, подобрался к хайвэю. Опять оно, Великое Западное шоссе.

– Уолли, ты говорил о Всероссийской фашистской организации в Коннектикуте? Каком-то Восняцком?