Читать книгу: «Испанский оракул. Книга 3.2», страница 2

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Барселону «островитяне» добрались без проблем. Они смешались с толпой торговцев, возвращавшихся вниз со всем своим товаром несолоно хлебавши, и на зубчатой железной дороге доехали до конечной станции. Там же пересели на нормальный поезд местной узкоколейки. За время пути их лишь однажды потревожил контролёр.

Неожиданности начались в самом мегаполисе. В какой-то момент состав нырнул в очередной тоннель и уже не вынырнул на поверхность. Как выяснилось, конечная железнодорожная станция «Барселона» линии Любрегад-Анойя теперь находилась под землёй. Всепланетная Инфосфера услужливо сообщила, что этот подземный терминал построили в 1930 году. Эт же сеть выдала схему расположения входов и выходом и проинформировала о новом сюрпризе: в Барселоне теперь функционирует метро и имеется лестничный переход на одну из его станцию «Площадь Испания».

С трудом протиснувшись сквозь толпу прибывших или ожидающих своего поезда, Пётр и его спутники поднялись по лестнице на станцию метро и сели в нужный поезд в направлении, подсказанном всё той же Инфосферой.

Вагон оказался битком. Путешественники с трудом протиснулись в середину вагона, так как ехать предстояло до конечной станции «Марина». Друзьям несказанно повезло с появлением метрополитена в городе. Несмотря на то, что состав ехал довольно медленно, путь до нужной станции занял не более получаса. Да и сама конечная станция находилась в двух кварталах от цеха по производству медикаментов.

В парке Естасьо дель Норт, который находится недалеко от станции метро и мимо которого лежал путь к цеху, проходил какой-то митинг при стечении большого количества людей. Большинство из них имели за плечами винтовки. Чёрно-красные знамёна, сшитые из двух разноцветных прямоугольных треугольников c огромными белыми буквами СNT. Такие же двухцветные шейные платки, повязанные как пионерские галстуки, и пилотки наводили на мысль, что здесь собрались вооружённые люди одной партии. Кроме флагов, присутствовали транспаранты с призывом «На Сарагосу». В своей основной массе ополченцы красовались в синих и голубых рабочих комбинезонах.

Пётр вошёл в Сеть и выяснил, что буквы на чёрно-красных флагах являлись аббревиатурой названия Испанской Конфедерации Анархо-Синдикалистских Профсоюзов.

Действия руководства партии внушало уважение. Прошло лишь один день с начала националистического мятежа, а уже сформированы вооружённые отряды для борьбы с контрреволюцией.

Пётр и компания без остановки прошла мимо парка. Им было не до митинга. Случилось то, чего больше всего боялся Пётр: двери в офис оказались запертыми. Никаких табличек или пояснительных записок о причинах не присутствия отсутствовали.

Роберт ради приличия подёргал ручку и постучал в дверь. Четвёрка уже собралась идти в цех со стороны грузовых ворот, как плотная штора зашевелилась и в окне появилось озабоченное лицо. Оно посмотрело на четвёрку людей, стоящих на улице, и разинуло от удивления рот. Зависнув в оцепенении на несколько секунд, лицо ошарашено рассматривало посетителей, но быстро справилось с шоком и скрылось за шторой. Вскоре послышался скрип отпираемого замка.

– Пётр Антонович, Роберт Карлович, вы?! – пролепетал он, – Но как? Откуда?

Анджан внимательно рассматривал открывшего дверь человека.

– Александр Васильевич?! – в свою очередь выказал удивление Пётр. – Вы?!

Пред вновь прибывшими действительно стоял Александр Васильевич Зубарев, только значительно забуревший, потерявший былую молодость и офицерскую выправку.

– Проходите, пожалуйста, уважаемые дамы и господа, – засуетился Зубарев, широко распахивая дверь.

– А где Фёдор Фёдорович и Ревекка Моисеевна? – поинтересовался Пётр, когда все уселись за длинным офисным столом?

– На митинге П.О.У.М.*, – ответил Александр Васильевич и добавил, – на площади Тетуан.

– На митинге чего? – переспросил Анджан.

– На митинге Коммунистической партии П.О.У.М., – пояснил Зубарев, – Ревекка Моисеевна выступает сегодня на митинге.

– Во как? – изумился Пётр, – А она что, большой партийный бос?

– Да, – подтвердил Александр Васильевич. – Она одна из руководителей какого-то Женского секретариата.

– А Фёдор Фёдорович где? – полюбопытствовал Анджан.

– Там же, на митинге, – пожав плечами, пояснил Зубарев, – Он всегда сопровождает госпожу Козыреву на подобные мероприятия.

– Телохранитель, что ли? – ехидно заметил Пётр.

– Что-то вроде того, – согласился Александр Васильевич.

– Позвольте полюбопытствовать, Александр Васильевич, – всё также ехидно осведомился Анджан, – А компания «Каталонская фармацевтическая лаборатория» ещё здравствует?

– Да, конечно, – заверил Зубарев. – И ещё как! Наша фармацевтическая фабрика занимает целый этот квартал!

– А кто командует компанией? – продолжил расспросы Пётр.

– Президентом является Фёдор Фёдорович, директором фабрики является ваш покорный слуга, а коммерческим директором – мой сын Михаил, если вы его помните.

– Мишеньку? Конечно помню, – уверил Анджан, – А что с питомником в горе Монсеррат?

– Прекрасно функционирует под присмотром Владимира Владимировича Ноздрёва! – воскликнул Зубарев. – Вы, наверное, с ним не знакомы. Он родом из одной из прибалтийской республики, то ли из Литвы, то ли из Латвии (никак не могу их запомнить). Он родом из родного города (запамятовал его название) Фёдора Фёдоровича и прибыл в Испанию по личному приглашению господина Козырева.

Пётр ещё битый час пытал расспросами директора фабрики. На робкий вопрос о том, где Пётр Антонович и Роберт Карлович пропадали семнадцать лет, Анджан ответил, что жили в СССР и не имели возможности приезжать в Испанию. Господин Зубарев из местных газет и русской периодики, получаемой из Франции, имел полную, по его мнению, информацию о жизни в Советской России. Поэтому ответ Петра его особо не удивил. Часовая стрелка настенных часов в офисе приближалась к семи часам, поэтому рабочее время в цехе уже закончилось и осмотреть его без разрешения Фёдора Козырева не имелось никакой возможности.

Путешественники по тоннелям толком не завтракали с самого утра и в ожидании президента компании решили навестить ресторанчик напротив офиса, в котором всегда обедали и ужинали раньше.

Внутри заведения посетителей ждал настоящий шок. Никто, как обычно, не бросился к ним навстречу при звуке прозвеневшего сигнального колокольчика и клиентам заведения пришлось самим искать свободное место и терпеливо поджидать официанта. Освободившийся мосо* не торопясь подошёл к их столику, без подобострастия и с достоинством записного идальго вежливо поинтересовался:

– Чем могу быть полезен, товарищи?

– Нам бы пообедать, милейший, – ответил за всех Пётр, – будьте добры меню!

– У нас сегодня стандартный ужин из двух блюд: суп гаспачо и тушеная свинина с овощами.

– Хорошо, уважаемый, – Пётр дал указание официанту, предварительно заручившись согласия друзей. – И будьте любезны, бутылку сухого красного вина.

Пока официант сервировал стол, ресторанчик заполнили под завязку. Посетители разнообразием одежды не блистали и различались только цветом комбинезона или одеяниями, отдалённо напоминающими униформу. Позже Пётр узнал о новом тренде барселонцев: от простого слесаря до инженера одеваться в рабочий комбез и рассекать в таком одеянии с утра до вечера.

Новый разрыв шаблона ожидал друзей в момент оплаты счёта: официант наотрез отказался от чаевых и назвал их «буржуазным пережитком» и что чаевые запрещены законом.

Выйдя из ресторана и взглянув на двери офиса, Анджан увидел великана в ставшим привычным комбинезоне и невысокой женщины в чёрном берете и с алым пионерским галстуком на шее. Мужчина забарабанил своими огромными кулачищами в дверь, а женщина в это время обернулась, словно почувствовав на себе чужой взгляд.

Она вначале, близоруко сощурив взгляд, внимательно взглянула на противоположную сторону улицы. Увидела четвёрку друзей на улице напротив и на секунду зависла. Через несколько секунд её глаза в изумлении превратились в два чайных блюдца. Она воскликнула и прикрыла ладонь рукой. С криком: «Федя!», лихорадочно задёргала руку спутника за объёмный рукав, указывая на кабачок. Гигант удивлённо посмотрел на спутницу, развернулся и посмотрел в ту сторону, в которую указывала рука женщины.

Фёдор так же застыл на мгновение в глубоком ступоре, взревел бешеным медведем, перепугав прохожих и голубей, и бросился на другую сторону улицы.

– Петя! Петруха! – продолжал реветь великан, сжимая Петра в тисках своих объятий. – Ты?! Как?! Ты где всё это время был?

Ревекка так же не удержалась, подбежала к Ольге с Мартой и принялась обнимать их и целовать, приговаривая:

– Девочки! Вы?! Неужели!

Когда страсти более-менее улеглись, все с шумом и смехом ввалились в офис через распахнутую Зубаревым дверь.

В Барселоне ещё не чувствовалось нехватки продовольствия, поэтому в кабинете Фёдора нашлись и испанский бренди, и хамон, и несколько сортов местной колбасы. Возвращение блудных сыновей и дочерей праздновали допоздна. Вначале в офисе.

*Мосо – название официанта в испанских ресторанах

Затем, когда девушки, проснувшиеся в девять утра по сиамскому времени, перенесшие стресс неудавшегося путешествия в XXI век и переноса на семнадцать лет вперёд, стали засыпать прямо за столом для заседаний. Они перебрались в шестикомнатную квартиру Фёдора на шестом этаже того же здания. Женщины улеглись спать, а мужики говорили и пили, пили и говорили до самого утра. Разбрелись они по спальням лишь когда первые солнечные лучи осветили небо на востоке.

Путешественники во времени спали до полудня. Первое, что сделал Пётр, проснувшись, то осуществил попытку отыскать Тоннели Времени через Всепланетную Инфосферу. Следов Каналов не обнаружилось.

После завтрака, приготовленного Ревеккой, Пётр засел за ноутбук, чтобы выудить всю информацию об Испании периода Гражданской войны. Он примерно помнил, что произошло в его мире, но не в подробностях, и тем более не в Барселоне.

Перспектива попасть в жесткий переплёт разборок испанцев между собой, да ещё и с печальным концом для республиканцев, не устраивала Анджана абсолютно. Во время попойки Фиалка ознакомила друзей со всеми постановлениями нового революционного правительства Барселоны. В городе грядёт массовая национализация частных предприятий, но их совместного бизнесу ничего не угрожает. Компания «Каталонская фармацевтическая лаборатория» в план национализации не включена.

Позавтракав, Роберт и Пётр направились на экскурсию в цеха фабрики в сопровождении Зубарева. Несмотря на всеобщую революционную эйфорию, царящую в Барселоне, ни один работник, нанятый из числа лиц славянской национальности, не покинул производство. Как ни старалась пламенная революционерка Ревекка Фиалка втянуть рабочих и служащих компании в революционную борьбу, эмигрантская сущность наёмного персонала отнеслась прохладно к революционно-патриотическим воззваниям жены Президента компании. Единственное на что они подписались, так это стать номинально-пассивными членами партии коммунистической партии с аббревиатурой П.О.У.М. Подавляющее большинство персонала являлись выходцами из развалившейся Российской Империи и прелести революций познали сполна.

Если Фиалка – агитатор особых успехов на фабрике не добилась, то в Фёдоре открылся талант руководителя и предпринимателя. Из небольшого цеха, предприятие выросло в огромную фармацевтическую фабрику, занимающую целый квартал и выпускала не только пенициллин и стрептоцид, но и ряд других антибиотиков и антисептиков. Фабрика и несколько пещерных питомников плесени работали как единый часовой механизм. Среди покупателей продукции числились не только испанские фирмы, но и целый ряд европейских компаний.

После начала фашистского мятежа, начались боевые действия пока ещё локальные, но грозящие перерасти в полномасштабные военные столкновения между республиканцами и путчистами.

Сейчас республиканское правительство запретило экспорт медикаментов и продуктов питания и готовило заключение госзаказа от Министерства здравоохранения на постоянные поставки продукции компании. Если контракт будет подписан, то все работники фирмы окажутся защищёнными «бронью» от возможной мобилизации. Но уже получены документы, освобождавшие от обобществления два пятиэтажных жилых здания рядом с фабрикой. Эти дома Фёдор выкупил у бывших владельцев и заселил рабочими и служащими компании за символическую квартплату, оплату коммуналки и местных налогов на недвижимость. Весь квартал, занятый фабрикой и жилыми помещениями, являлся этаким островком социализма, созданным Фёдором Козыревым ещё в начале тридцатых годов. На предприятии работала рабочая столовая, функционировал сад-ясли и начальная школа. Имелся свой фабричный клуб, любительская театральная труппа и десяток клубов по интересам.

После обеда Пётр нанёс визит к некогда хорошо прикормленному чиновнику Министерства внутренних дел, всё ещё трудившегося на привычном месте. В кабинете полицейского он оставил двадцать золотых королевских монет достоинством в двадцать пять песет за замену четырёх паспортов, просроченных на семь лет: его, Роберта, Ольги и Марты. Цену чиновник задрал несусветную, но делать было нечего: город кишел патрулями и передвигаться по Барселоне с фактически недействительными паспортами чревато арестом и возможным расстрелом. 19 июля националисты подняли мятеж в Барселоне, который потерпел неудачу и был подавлен в тот же день. Поэтому отлов контрреволюционеров и чистки продолжались.

Получив требуемую сумму, столоначальник тут же собственноручно заполнил четыре бланка паспортов и выдал их Петру. При этом чиновник поставил дату выдачи разными месяцами и днями 1936 года. Он же вызвал поочерёдно подчинённых ему клерков, которые поставили необходимые штампы и печати в документах.

Теперь Анджан и его друзья могли беспрепятственно передвигаться по территории Испанской Республики, не опасаясь придирок народной милиции и жандармерии, называемой в Испании «Гражданская Гвардия».

Марта захотела тут же воспользоваться наличием новых документов и уговорила Петра сопровождать её во время прогулки.

Они дошли до метро и на нём доехали до станции «Площадь Каталония», ближайшей к проспекту Рамбла станции.

Сразу же бросилось в глаза, что весь общественный транспорт: трамваи, автобусы, такси щеголяли свежей красно-чёрной покраской. Как и повсеместно, прохожие дефилировали в унифицированной рабочей робе или в подобии военной формы. Но все отличались опрятной одеждой. Практически отсутствовали люди с явными признаками бедности. Пропали все нищие, ранее толпами стоявшие около церквей или сидевшие на бордюрах аллеи. Лишь яркие группки цыган – попрошаек, как и в королевские времена, терроризировали прохожих.

Ярко-красные плакаты, огромными полотнищами увешивали стены зданий или трепетали на растяжках над центральной аллеей. Транспаранты призывали к защите Республики, Революции и рабочей власти. Проституток агитировали бросить своё постыдное ремесло и заняться общественно-полезным трудом. Из многочисленных репродукторов неслись бравурные революционные песни.

Из алей исчезли многочисленные в 1919 году коробейники, торговавшие свежей выпечкой, лотерейными билетами и всякой хозяйственной мелочью. Но зато появилось много продавцов революционной литературы и копеечных брошюр с текстами революционных песен и баллад, которые активно раскупались. Марта тоже за несколько сентаво* приобрела такой сборник и тихонько посмеивалась над наивностью содержания музыкальных произведений, переводимых Петром по ходу движения.

Посещение некогда шикарных магазинов разочаровало парочку. В заведениях, торгующих готовой одеждой, полностью отсутствовал былой ассортимент. Присутствовали только многочисленные республиканские пилотки, шейные платки, костюмы из дешёвых тканей. Обувные магазины также обилием фасонов не радовали. В тех булочных, в которых ранее продавалась вкуснейшая выпечка, предлагали лишь невзрачного вида булочки и караваи сероватого хлеба.

Барселона значительно деградировала по сравнению с 1919 годом, когда они покинули её, направляясь на отдых на остров. Здания требовали ремонта и не только косметического. Город выглядел неряшливым, парки и скверы запущенными, окна в домах давно немытыми.

Но люди выглядели раскрепощёнными, лица светились оптимизмом и верой в будущее. Их взгляд выражал достоинство свободного от эксплуатации человека, строителя новой жизни в справедливом обществе.

Прогулка где-то разочаровала по причине исчезновения буржуазного лоска крупного приморского города и столицы Каталонии, но и порадовала жизнелюбием населения и внутренней созидательной силой общества, брызжущего энергией и готовностью до последней капли крови защищать завоевания Революции.

П.О.У.М. – *Рабочая партия марксистского объединения (исп. Partido Obrero de Unificación Marxista (POUM)

*Сентаво – мелкая испанская разменная монета.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Гражданская война в Испании набирала обороты. Мятежникам удалось захватить власть на северо-западе Испании: в Галисии, Кастилии и Леон, Наварре, Риохе и части Арагона. Поднятые ими восстания увенчались успехом в некоторых южных городах: в Севилье, Кордове, Гранаде ну и в Морокканской Испании. Законному правительству пока удавалось сохранить контроль в большей части страны. Почти все офицеры, сержанты и солдаты регулярной армии присоединились к путчистам и у Республики не оказалось своей сухопутной армии.

В лучшем положении оказались те города, где удалось подавить мятежи, так как они имели вооружённое ополчение, вооружённые рабочие отряды, сформированные из членов анархистских, коммунистических организаций или националистической партией, как в Стране Басков. Благодаря рабочему ополчению удалось ликвидировать восстания фалангистов и монархистов. Эти же вооружённые отряды и явились основными военными образованиями, призванными на фронте остановить и уничтожить мятежные войска.

Недалеко от дома Петра в кавалеристских казармах день на пролёт слышалась барабанная дробь и неуверенные всхлипы армейского горна, под звуки которых отрабатывали строевые приёмы отряды новобранцев. Они, держа палки на плечах вместо ружей, механически в колонне по три выполняли команды кадровых сержантов и офицеров. Осуществляли повороты, развороты, перестроения. Многие бойцы не выдерживали многочасовой шагистики и с криком и руганью покидали строй. Они возмущались тем, что вместо того, чтобы обучаться обращаться с оружием и стрельбе, занимаются полной ерундой.

Оружия катастрофически не хватало, и добровольцы порой получали его за день-два до отправки на фронт. Благо хоть властям удавалось более-менее обмундировать ополченцев. Но если практически все: как мужчины, так и не многочисленные женщины получали унифицированные вельветовые шаровары местного пошива, то остальная амуниция выдавалась по принципу: что бог послал. Но вот головные уборы: двухцветные пилотки и двухцветные же шейные платки превращали разномастную толпу в некое подобие воинских соединений. Из как будто подготовленных новобранцев формировали секции из тридцати человек, секции объединялись в центурии в девяносто-сто бойцов, а центурии входили в состав колонн, количество личного состава которые практически могли насчитывать любое количество воинов.

Зачастую ополченцев отправляли на фронт без оружия, а получали его из рук тех, кого они сменяли в зоне боёв. Там же в окопах, их обучали заряжать, целиться и стрелять.

Первого августа Роберт и Марта Берги огорошили Петра известием, что они записались в рабочее ополчение.

– Какое ещё ополчение? – от неожиданности Анджан задал не совсем умный вопрос.

– Коммунистическое П.О.У.М., – чуть ли не с вызовом сообщила Марта.

– Но почему? Это же не ваша война! – недоумевал Пётр, – А, ясно! Ревекка сагитировала.

– Ревека здесь не причём, – возразила девушка. – Я ненавижу фашистов. Я видела, что творили нацисты и их приспешники в Латвии. Из-за них моя семья вынуждена была сбежать из родного города, расстаться с родственниками и друзьями.

– Но почему в коммунистический отряд? – не унимался Анджан. – Вы же оба говорили, что ненавидите коммунистов, которые отобрали у вашего отца аптеку, а у дедушки его клинику.

– Тут вы были частично правы, – вступил в разговор Робер. – Здесь уже постаралась Ревекка. Она сагитировала нас записываться именно в коммунистическое ополчение.

– Но вы же знаете, что в вашем мире Гражданская война закончилась поражением Республики, – Анджан выдвинул последний аргумент.

– Знаем. Ну и что! Это другой, не наш мир! Может здесь история пойдёт другим путём! – возразила Марта и восторженно возвестила. – И мы победим! Мы обязательно победим!

– И когда начинается ваша «служба»? – с долей иронии поинтересовался Пётр.

– В понедельник, третьего августа, – пояснила Марта, – у меня начинаются курсы санитаров в Военном Госпитале на улице Дестиве Террада.

– А почему курсы санитаров, а не сестёр милосердия? – недоумевал Пётр.

– Я хочу драться с фашистами, а не сидеть в тыловом госпитале, – ответила девушка,

гордо вздёрнув свою белокурую головку.

– А вы, Роберт Карлович? – Анджан обратился к Бергу.

– Меня приняли на военную службу в том же Военном Госпитале провизором и присвоили воинское звание альферес, то есть младший лейтенант.

– А как отнеслась к вашему решению Ольга, Роберт Карлович? – поинтересовался Пётр.

– Вполне спокойно, – заверил Берг, – Мы с нею много и часто обсуждали создавшуюся в Испании ситуацию. Конечно, она далеко не в восторге, что я буду воевать вместе с коммунистами. Но мы с нею пришли к выводу, что это лучше, чем с анархистами. У коммунистов больше порядка и дисциплины. Тем более служить я буду в Барселоне и жить дома.

– Ну что же, это ваше решение, ваш выбор, – наконец сдался Анджан. – Вы оба уже не дети, а я вам не отец.

– Предлагаю вечером у меня дома отметить наш с Мартой последний день гражданской жизни. – предложил Роберт.

Вечером того же дня в трёхкомнатной квартире Роберта и Ольги Берг собрались все путешественники по реальностям. За банкетным столом выяснилось, что семнадцатилетний сын Фёдора и Ревекки Александр записался добровольцем в коммунистический отряд. То, что несовершеннолетний юноша записался в добровольцы не являлось чем-то экстраординарным. В отряде присутствовали и пятнадцатилетние юнцы. Родители всячески старались пристроить своих отпрысков в ополчение из корыстных целей. Добровольцев хорошо кормили в казармах, а семьям доставалось их денежное довольствие в размере десять песет в день и продукты, которые новобранцы передавали тайком родителям. В Барселоне уже возникли перебои с продуктами, а для народной милиции ничего не жалели.

Анджан ощутил состояние дежавю, испытав как когда-то в Двинске 1913 года, восторг при виде Марты, вышедшей из своего будуара для встречи гостей.

Марта выглядела сногсшибательно в новомодном платье, привезённым как будто бы из Америки, а на самом деле купленным в XXI веке во время одного из визитов девушки в родной мир Петра. Наряд, пошитый в ретро стиле сороковых годов реальности Петра, без сомнения выглядел авангардно в Испании 1936 года. Он органично вписывался в эпоху гражданской войны и мог бы стать шедевром испанских модельеров, которые по причине хронического дефицита материалов для производства тканей и готовых изделий, отказались от стандартов тридцатых годов. Нижняя часть юбки не была пышной, но и не напоминал узкий фасон. Нижняя часть платья опускалась чуть ниже колен и напоминало трапецию. А линия плеч, ширина которой увеличена за счёт подплечников, придавал фигуре Марты силуэт песочных часов, перетянутых посредине нешироким поясом на узкой талии девушки. Отсутствие рукавов придавало платью вид вечернего наряда. Молодая Берг покупала это платье тогда, когда о попадание в эпоху Гражданской войны в Испании никто даже и помыслить не мог. Но как бы предвосхищая события, девушка приобрела платье, похожее на военную форму.

Увидев лицо Петра, напоминающий восторженный взгляд подростка, столкнувшегося лицом в лицо со знаменитой кинодивой, Марта подошла к парню.

– Добрый вечер, Пётр Антонович! – проворковала она, протянула руку для поцелуя и объявила. – Сегодня вечером вы будете моим верным пажом. Если же вы хоть на минуту оставите меня без своего внимания, то я объявлю вас своим личным врагом. Вторым, после Гитлера.

– Марта Карловна, – Пётр отвесил шутливый поклон, махнув над полом воображаемой шляпой, – Я буду вернейшим слугой вашего королевского величества.

– Уж постарайтесь, – великодушно согласилась девушка, – И помните, что моя месть будет ужасна.

Признаться, Пётр и сам бы, и без ультиматума, не оставил бы девушку без опеки в этот вечер. Он в очередной раз поддался очарованию и красоте младшей Берг и весь вечер то и дело косился в её сторону, любуясь точёной шеей, мягкой линией подбородка, природной пухлостью губ, подкрашенных тёмно-красной помадой, аккуратным носиком с чуть заметной горбинкой и прямым открытым лбом. Впервые со времени знакомства с Мартой, ему захотелось почувствовать сладостный аромат её очаровательных ланит.

Девушка прекрасно видела эти как бы мимолётные взгляды Петра. Возникающую из-за юношеской стеснительности неловкость она прятала за шутливыми приказами-заказами очередного блюда со стола.

Окна квартиры Роберта выходили во дворик, больше похожий на узкий пенал между шестиэтажками, поэтому из открытых окон гостиной музыка звучала без опасения привлечь милицейский патруль своим буржуазным не испанским репертуаром. Гости Бергов танцевали, в основном, под сладострастные мотивы певцов русской иммиграции: Лещенко, Вертинского, Плевицкой.

Под звуки оскаровского танго Пётр уверенно, но нежно плёл замысловатые кружева танца на пару с Мартой. Он ощущал себя и девушку как единое целое и даже не задумывался о том какое па следует за каким, всецело отдаваясь музыке. Девушка двигалась в унисон с партнёром, нежно улыбаясь и не спуская с него влюблённых глаз. Несколько раз гости расступались в стороны, предоставляя паре Пётр и Марты площадку для сольного выступления. Движения партнёров выглядели гармонично и слажено, как будто танцевали профи с большим стажем совместных репетиций. Каждый раз дуэт заканчивал очередной тур южноамериканского танца под восторженные аплодисменты друзей.

Само собой, танцевали не только танго, но и фокстрот, чарльстон. После энергичного и развесёлого танца блэк-боттом, исполненного всей компанией, Марта взмолилась:

– Ой не могу больше! Пётр Антонович, не составите мне компанию на свежем воздухе?

– Сочту за честь, Ваше Величество, – галантно поклонился Анджан. – Роскошный балкон этого дворца к вашим услугам.

Марта положила свою ладонь на вытянутую в её сторону руку и гордо вскинув голову, направилась через свою спальню на массивный балкон, всей своей массой нависающий с третьего этажа на улицу Альмогарвес. Тёплая осенняя ночь легла на улицы приморского мегаполиса. Город ещё не бомбили, поэтому ночные фонари щедро освещали широкие улицы и проспекты. До комендантского часа оставалось ещё два часа, поэтому из всех ресторанчиков, таверн и кабачков всё ещё доносились музыка, смех и гомон посетителей.

– Пётр Антонович, а вы будете меня ждать? – спросила Марта, повернув к Анджану своё очаровательное личико и рассмеялась.

– Почему вы смеётесь, Марта Карловна, – поинтересовался удивлённый Пётр.

– Я много раз видела в фильмах, снятых в вашем мире сцены прощания молодых людей перед отправкой на фронт, но там обычно парни просили у подруг дождаться их с войны. А у нас всё, наоборот.

– Я не буду вас ждать, Марта Карловна, – заявил Анджан.

– Ах! – Марта даже задохнулась то ли от возмущения, то ли от обиды и широко распахнула свои изумрудные глаза.

– Я буду часто навещать вас, – продолжил Пётр после небольшой паузы, – Я возглавил службу доставки продукции нашей компании на военные медицинские склады и в военные госпитали, в том числе прифронтовые. Так что я смогу часто навещать Ваше Величество в тех местах, где будет квартироваться ваш отряд.

– Правда? – прошептала Марта, ещё не пришедшая в себя после предыдущей фразы парня.

– Правда, Моя Королева. – заверил Анджан.

– А вы действительно считаете меня своей? – Берг заглянула в глаза Петра.

– Ну конечно, – уверил Анджан. – Мы же друзья и знаем друг друга целую вечность.

– Тогда мы с вами вечные преступники! – заявила Марта.

– Как это? – опешил парень.

– В Барселоне законодательно запрещено выкать и обращаться к собеседнику по имени-отчеству. Мы теперь все товарищи и должны говорить «ты» друг к другу. Так что извольте. Изволь говорить мне «ты» и называть меня Мартой.

Она опять засмеялась и кокетливо добавила:

– Я разрешаю называть меня на ушко «моя Королева». Нет, лучше, «моя Марточка».

– Слушаюсь, моя Королева Марточка, – задорно вымолвил Анджан, припал поцелуем к её протянутой руке и замер в этой позе.

Марта положила свободную руку на голову парня и принялась нежно её гладить. Пётр оторвался от пахнущей нежным кремом девичьей ладошки и посмотрел в лицо подруги. Марта прикрыла глаза и призывно, но неумело вытянула вперёд свои губки. Анджан больше не мог сдерживать себя и припал к соблазнительным выпуклостям девичьего рта. Марта обвила его шею руками и прижалась всем телом. Её губы, мягкие и податливые, отвечали на поцелуй неумело, но страстно. Пётр почувствовал, что его голова закружилась как у юного гимназиста, впервые ощутившего вкус девичьего поцелуя. Но волна страсти, бешеным потоком нахлынувшая на него, наоборот, вызвала быстрое отрезвление.

– Какой стыд! – вымолвила девушка, когда они разомкнули уста. – Мне почти двадцать лет, а я совсем не умею целоваться. Ты должен меня научить.

В это время в дверь спальни постучали.

– Да! Да! Войдите, – крикнула Марта.

– Дверь отворилась. В комнату вошла Ольга и стала озираться вокруг в поисках Петра и Марты.

– Оленька, мы на балконе, – подала голос Берг.

– Мы уже начали волноваться, – как бы извиняясь промолвила вошедшая. – Мы было подумали, что вы пошли гулять в город и пропали.

– Мы целы-целёхоньки и никуда не уходили, – заверила Марта.

– Тогда прошли к нам. – попросила Головина-Берг. – Сейчас будет горячее.

– Уже идём, – заверила Берг и обратилась к Анджану, – ты иди, я через минутку буду.

Услышав «ты», Ольга удивлённо выгнула брови, но промолчала и вышла из спальни в сопровождении Петра. В своём тесном кругу они всегда обращались друг к другу на "вы" и по имени и отчеству.