Читать книгу: «О Жизни, Смерти и Любви. Записи на полях в дневнике психолога», страница 7

Выхода не было, выплеск злости и боли не дал ей ответов и облегчения. Я не знала, что делать, и решила просто довериться неизведанному и перестать искать ответ. Я молча созерцала эту пустоту и ждала, когда она предоставит мне решение. И ответ пришел. В этот момент я вспомнила, как в детстве мы с бабушкой писали письма миру, а может быть Богу, не знаю. Писали, а потом сжигали и отправляли по ветру. Суть была в том, чтобы выразить свои чувства и отпустить их в мир. Бабушка говорила мне, что слова сердца всегда найдут своего адресата, главное – это отправить письмо.

Нарушив затянувшуюся тишину, я стала рассказывать группе про свой детский опыт и предложила Валерии написать отцу письмо. Она посмотрела на меня совершенно пустым взглядом, но неожиданно согласилась. Мы сделали перерыв, чтобы дать ей время написать.

Когда она читала его, мне было трудно передать всю гамму переживаемых чувств. В нем было столько света, столько нежности и мудрости, столько обнаженности и любви, что ей приходилось делать паузы, потому что в группе творилось что-то невероятное. Я запомнила лишь немного. «Папа, папуля! Первый раз за многие годы я называю тебя так. Сколько боли и обиды чувствовала всё это время без тебя. Иногда и настоящую ненависть, я не могла простить тебя. Каждый день, все эти годы, я задавала себе вопрос, почему ты бросил меня вот так, ничего не объяснив, не попрощавшись… Но сейчас в моем сердце только любовь. Я не знаю, где ты – в этом мире или в другом. И где бы ты ни был, я верю, что ты меня слышишь. Хочу сказать тебе, всё лучшее, что есть во мне, дал мне именно ты. И еще, у моей дочери твои глаза. И они смотрят на меня каждый день с любовью. Где бы ты ни был, теперь я доверяю тебе…»

Люди плакали и начинали говорить слова любви своим родителям, они останавливали Валерию, чтобы её обнять. Это было так сильно и так нежно одновременно! Не передать словами того состояния глубокого сопереживания, абсолютного присоединения, которое мы все почувствовали. Когда она закончила читать, не сговариваясь, мы поднялись на крышу. Огромная, раскаленная, плоская крыша израильского дома. Над ней струилось марево. Закат был кроваво-красный, невероятным образом отражающий наше внутреннее состояние. Пахло морем, воздух был очень теплым и влажным. Валерия взяла свое письмо и стала сжигать его на крышке железного люка. Я молча смотрела на пламя, медленно поедающее строки любви, и что-то внутри меня словно растаяло, отпустило. Я была абсолютно уверена, что все остальные чувствуют то же самое. Девушка бережно собрала пепел и подула на него. Ветер подхватил серые частички и понес их вверх, к небу.

Состояние прозрачности и удивительной, светлой печали сохранялось у меня внутри еще несколько дней после группы. Но самое удивительное произошло потом. Недели через две Валерия позвонила мне ночью. Она была так взволнована, что не могла говорить. Немного успокоившись, девушка сказала: «Леа, мой папа позвонил!»

Когда у них наконец появилась возможность говорить, отец рассказал ей, что произошло. Проводя дома выходные он прилег отдохнуть. Ему приснился сон, очень реалистичный, словно всё происходило наяву. Состояние сна было очень странным, отец слышал звуки с улицы, чувствовал, как колышется от ветра занавеска. И вдруг, увидел, как Валерия садится рядом с ним на кровать, кладет руку ему на грудь и говорит: «Папа, хватит. Просто позвони мне». И он резко проснулся от того, что сердце бешено колотилось…

Тогда, много лет назад, их отношения с женой стали совсем невыносимыми. Он искал утешения и близости, и, в конце концов, у него случился роман с женой начальника гарнизона. Мать Валерии выследила его. Она угрожала разоблачением, тем, что уничтожит его как офицера, но самое главное, она расскажет обо всём дочери. Но даже не это было самое страшное. Жена, находясь в своей ненависти и ревности, угрожала превратить жизнь дочери в ад. Ревность ослепила её и сделала одержимой. Она отомстила ему, забрав дочь и взяв с него обещание, что он никогда не будет искать встречи с ними, что он исчезнет из их жизни навсегда, и тогда она не скажет дочери ничего. И отец согласился, уступил ради благополучия и спокойствия своего ребенка. Через несколько лет ему удалось разыскать их, и он тайно поддерживал связь с коллегой и приятельницей бывшей жены. Именно от нее он узнавал новости о том, что дочь уехала в Израиль, что родилась внучка. Как-то Валерия отправила матери поздравительную открытку с Новым годом, где написала о том, что переехала в другую квартиру, оставила адрес и новый домашний телефон. Именно эту открытку мать забыла на своем рабочем столе. Приятельница переписала всю информацию и передала отцу Валерии. Вот уже несколько месяцев он не решался связаться с ней. И тут ему приснился сон…

Я не хочу пытаться объяснять, что именно произошло. Пусть для меня это останется тайной. Но снова и снова я убеждаюсь в том, что доверие к реальности и слова, идущие из самой глубины сердца, способны творить чудеса…

Тапки с ослиными ушами

Мое личное знакомство с Израилем началось с очень смешной истории, которая заставила меня влюбиться без памяти в эту крохотную страну, полную противоречий, шумных беспокойных людей, знойную, морскую, прекрасную…

В первый месяц после приезда я намеревалась пожить у своей подруги, с которой была знакома много лет. В тот период она работала с неким бизнесменом, который часто бывал в Москве, где ему нужна была помощь переводчика и секретаря. Мой приезд и её отъезд странным образом совпали. У нас оставался только вечер на общение и обустройство, а дальше она улетала, оставив на мое попечение свою квартиру и вредного, кусачего черного кота.

Район, где она проживала, в основном был заселен коренными израильтянами, потому повсюду слышался преимущественно иврит. Чтобы побыстрее ввести меня в курс дела, мы отправились ознакомиться с ближайшими «достопримечательностями»: продуктовым магазинчиком, сигаретным ларьком, махоньким кафе и тамбуром с хозяйственными товарами.

В таких районах все жители близко знакомы, потому там практиковался подход – «личная карточка», то есть всё, что человек покупает в течение месяца, записывается в карту покупателя, и раз в месяц, как правило после

зарплаты, люди приносят банковский чек, чтобы расплатиться. Подруга познакомила меня с хозяином магазина, улыбчивым коренастым израильтянином, и сказала ему, что пока она в командировке, я буду пользоваться её картой. Он обещал «не обижать красавицу» и выдавать мне то, что я потребую.

Проболтав до глубокой ночи, мы разошлись спать, и рано утром подруга улетела на неделю, предоставив мне полную свободу для самостоятельной адаптации.

Проснувшись утром, я сразу почувствовала приятный запах моря из окна и пошла варить себе кофе, намереваясь посидеть на балкончике и насладиться видом огромного дерева, усыпанного фиолетовыми цветами, раскинувшего ветви перед домом.

Однако, зайдя на кухню, я ощутила жуткое зловоние, которое распространялось с хозяйственного балкончика. Заглянув туда, я ужаснулась! Посредине стоял латок с песком – кошачий туалет, который, похоже, давненько не выносили. Рядом с ним кот, в качестве протеста, навалил кучу прямо на пол и, сидя рядом с ней, злобно взирал на меня огромными зелеными глазюками.

Эта реальность настолько контрастировала с морскими запахами и великолепием усыпанного цветами дерева, что мне стало невмоготу. Зажав нос пальцами, нашла мешок для мусора и кинулась убирать безобразие, раздраженно поглядывая на самодовольного кота. Накануне я заметила, что мусорные баки стоят прямо на выходе из подъезда и, недолго думая, спустилась к ним прямо в том виде, в котором была, то есть в утреннем домашнем «наряде» – черном китайском халате с красными драконами и мохнатых домашних тапках в форме ослиной морды с большими серыми ушами.

Довольная быстрым решением проблемы, затолкав мешок в контейнер, я вспорхнула по лестнице, предвкушая долгожданный кофейный аромат, но тут обнаружила, что дверь захлопнулась. Подвижная ручка на ней, как выяснилось, была только с внутренней стороны, а снаружи она представляла собой статичную круглую головешку.

От осознания случившегося у меня подкосились ноги, и я медленно села на ступеньки. «Что же теперь делать?» – думала я, – подруга приедет только через неделю, я в стране, на языке которой не знаю ни слова, ключ заперт внутри квартиры, в ней злобный голодный кот, на мне халат и тапки с ослиными ушами…»

Плакать было бесполезно, и мне ничего не оставалось, как только отправиться к единственному человеку, с которым успела познакомиться – хозяину местного продуктового магазинчика.

На улице меня сразу поразило то, что никто из прохожих не придал никакого значения моему странному виду, все улыбались и говорили «бокер тов» («доброе утро»). «Это твое личное дело, что на себя надевать» – выражали их всё понимающие лица.

Как только зашла в магазин, хозяин, взглянув на меня, всплеснул руками и спросил: «Ма кара?» («что случилось?»). Мои попытки объяснить проблему на ломаном английском не увенчались успехом. Но он, подняв указательный палец вверх, жестом попросил подождать и, набрав номер телефона, передал мне трубку. Там послышался женский голос, его обладательница говорила на русском языке. Оказалось, что она – бывшая работница магазина. Я подробно объяснила, что да как, после чего вернула трубку мужчине.

Боже мой! Что тут началось! Наконец-то, поняв проблему, он поднял на ноги половину района! Пришли какие-то люди с большой лестницей, забрались в квартиру, открыли её. Сбежалось множество тетушек с пластиковыми коробками домашней еды, кто-то принес мне одежду, они решили, что «бедняжке нечего надеть», и потому она ходит в халате. Хозяин магазина вручил мне огромный пакет с продуктами и, потрепав за щечку, сказал: «Тухли мотек, ат раза меод» («кушай милая, ты очень худенькая»).

Я почувствовала, что меня окружает какая-то новая, неведомая доселе реальность: сила и напор этих людей, включившихся в события моей жизни, показались настолько неожиданными в тот момент, что даже немного напугали меня.

Когда шум наконец утих, и все разошлись, я обнаружила себя стоящей посреди комнаты, заваленной «дарами» новых соседей-израильтян.

«Вот так страна!» – подумала я. Никогда в жизни до этого не чувствовала себя так странно. С одной стороны – в безопасности и окруженной заботой совершенно чужих людей, а с другой – в атмосфере полной «эмоциональной прозрачности», отсутствия каких бы то ни было личных границ. Легкость, с которой местные люди проникали повсюду, просто ошеломляла.

Некоторое время я пыталась разобраться, нравится мне всё это или нет. Но внутри меня уже что-то стремительно и безвозвратно менялось. В сердце «оттаяло» место, где до сего времени была «вечная мерзлота». И вдруг вспышка! Наступило озарение, в голове отчетливо прозвучало – «Я Дома!». Это было потрясающе и очень сильно!

Еще около месяца я жила в уютном райончике. За это время все соседи стали для меня как родные. Каждое утро, выходя на балкон с чашечкой кофе, я приветствовала спешащих на работу Моше, Далию, Мирьям, Цвику… Они всегда находили время остановиться, перекинуться парой слов, спросить как мои дела, как я, «бедняжка», справилась со стрессом, и со смехом вспоминали мои тапки с ослиными ушами… Следы на песке

Сегодня Израиль под обстрелом. Звуки сирен зовут укрыться от опасности. Когда война и смерть ходят рядом, мысли становятся кристально ясными, каждое мгновение наполняется глубиной и смыслом, а в памяти всплывают давно забытые вещи. Мне вспомнилась старая притча. Скорее всего, она уже звучала где-то раньше и совсем по-другому, но я расскажу её так, как она запечатлелась в моей душе…

Давным-давно жил старый Учитель – Мастер Слова. С кем бы ни сводила его судьба, после нескольких минут разговора с ним, люди стремительно менялись. Что-то заставляло их остановиться и задуматься. Слова Мастера были так сильны, что проникали в самую глубь естества. В результате люди обретали истинную духовную свободу.

Так Мастер путешествовал по стране, беседовал с людьми, и у него становилось всё больше и больше последователей. Слухи о нем дошли до императора, который был вне себя от злости, ведь освобожденными подданными невозможно управлять. Приказал император заточить Мастера в тюрьму. Он велел посадить старика в одиночную камеру и запретил охранникам разговаривать с ним под страхом смертной казни. Так прошло несколько лет. Утром Мастеру приносили ломоть хлеба и похлебку, а к вечеру лучину, чтобы освещать камеру. Угольками он нарисовал на стене песчаное побережье, на скалах вдалеке возвышались сосны. На берегу сидела кошка.

Как-то, когда охранник принес еду, Мастер попросил его в следующий раз прихватить еще немного молока для голодной кошки. Охранник был молод, он подумал, что бедняга окончательно спятил от одиночества. Ему стало очень жаль старика, он согласился выполнить просьбу. С того дня, каждый раз, парень приносил стакан молока. Мастер был несказанно счастлив и благодарен, а у охранника просто сердце кровью обливалось, когда он видел, как старик направляется к своей нарисованной кошке, с любовью предлагая ей молоко.

Так продолжалось очень долго. Но вот однажды охранник зашел в камеру со стаканом молока, но Мастера там не оказалось – он попросту исчез…

На песке нарисованного побережья были две пары следов, уходящих к склонам, покрытым соснами. Одни оставлены босыми ногами Мастера, а другие – лапами его любимой кошки…

На полу камеры надпись: «Посмотри глазами Души, ты обретешь свободу и узришь дорогу в Чертоги Сущего».

Охранник вдруг понял, как сильно полюбил этого странного старика, что стакан молока стал его смыслом жизни, единственным мгновением за день, когда он был по-настоящему счастлив.

Ему стало невыносимо тоскливо, он сел на пол и заплакал как ребенок. Боль потери и отчаяние захлестнули его.

«Постой, а как же кошка? Она ведь умрет от голода без меня!» – вдруг подумал он. – «Надо догнать старика, но тяжело будет бежать по песку в сапогах». Сбросив их, юноша взял стакан молока и, закрыв глаза, бросился догонять беглецов…

В лицо полетели мелкие брызги соленой воды, крик чаек разорвал тишину, под ногами он ощутил теплый песок. Открыв глаза, увидел следы, ведущие наверх в скалы. Поразмыслив немного, он нагнулся и написал на песке: «Следуй по следам того, чей путь ведет в Чертоги Сущего». И взяв стакан молока, поспешил за странным стариком, след в след… Отец и сын. В поисках Бога

Религия – для каждого это что-то свое. Сколько конфликтов и непонимания происходят на этой почве, уму непостижимо!

Припоминается мне одна трогательная и очень такая «израильская история».

Мужчина, который мне её рассказал, вырос в религиозной семье, их предки перебрались на Землю Обетованную в двадцатые годы прошлого столетия. Отец был строг, он часто говорил о том, что они сейчас в Израиле только потому, что их предки молились об этом веками, и благодаря им всё и случилось.

Он отправил двоих своих сыновей в религиозную школу и был весьма требовательным, особенно к нашему герою, первенцу, а с него, как говорится, спрос больше. Каждое утро отец дотошно допрашивал его, сделал ли омовение рук, молился ли он с утра, сказал ли благословения на еду, и так далее. Чем дальше, тем больше у мальчика нарастало сопротивление, он перестал молиться и не желал врать отцу, что продолжает это делать. Отец исправно бил его по лицу наотмашь за каждое нарушение традиции, но мальчик не уступал. Вся отцовская любовь и скупые мужские объятия доставались младшему брату, который умел найти подход к родителю, хотя особого восторга от религиозного образа жизни тоже не испытывал.

Все их отношения свелись к жесткому противостоянию. Парень пошел в армию и, вернувшись из нее на короткий отдых, впервые остановил руку отца, занесенную для удара. Дальше – больше: после армии он, как и многие израильтяне, отправился путешествовать и привез с собой жену немку из Германии. Терпению отца пришел конец: он потребовал выбирать «или я, или она». Не сложно догадаться, что сын выбрал её. Потребовалось несколько лет, пока она сделала гиюр*, пока сначала мать, а потом и отец, приняли и полюбили её и детей…