Читать книгу: «Объяснение в убийстве. Женский роман с мужскими комментариями», страница 3

В СОСТОЯНИИ АФФЕКТА

Каждый день ровно в 9.30 Чернов заезжал за мной на редакционной машине. Они с Юркой всегда пересмеивались, пока я шла от подъезда и усаживалась в салон. Я не обижалась: утро – это не моё время, наверное, я и впрямь выглядела заспанной и смешной.

(Как же, не обижалась она! Дарья охотно сама говорила, что она – далеко не красавица, но попробуй, скажи это кто-нибудь другой!)

Вот и сегодня Юрка вместо «здравствуйте» предложил:

– Даша, дать тебе спички?

– Спасибо, у меня есть зажигалка, – рассеянно ответила я.

– Я имел в виду: вставить пару спичек тебе в глаза, а то они у тебя никак не откроются!

И они с Черновым расхохотались, а я опустила голову Андрею на плечо и закрыла глаза вовсе, полчаса по дороге в редакцию можно было ещё подремать. Зато я всю ночь могу не спать, а Чернову эти самые спички в глаза с уже десяти часов вечера становятся крайне необходимы! Меня высадили у здания, в котором располагается наша контора, и Андрей сразу же уехал в суд. А в приёмной меня уже ждала посетительница.

Приятная женщина лет пятидесяти стояла у моей двери с красной папочкой в руках. Седые пряди в тёмных волосах придавали ей эффектность, но одета она была простенько, во всё чёрное. Вошла в мой кабинет, представилась Ольгой Григорьевной, присела на краешек стула, очень прямо держа спину, и заявила:

– Пришла к вам, как заместителю редактора криминальной газеты, потому что у меня случилось большое горе. Полгода назад была убита моя единственная дочь. Дарья Леденёва.

Я вздрогнула и окончательно проснулась. Женщина явно не знала о том, что произнесла МОИ имя и фамилию. На двери кабинета не было таблички. И я не решилась сказать, что меня зовут так же, как и её убитую дочь. Просто попросила рассказать всё с самого начала.

Моей тёзке, когда она погибла, было двадцать восемь лет. Со своим убийцей, Игорем Краповым, она была когда-то знакома. Всё предопределила случайная встреча на троллейбусной остановке, когда Игорь подошел к девушке и спросил: «Даша, это ты?». А через восемнадцать дней Игорь ударил Дарью молотком по голове и задушил пояском её халатика. После чего закрыл за собой дверь квартиры на два замка и ушёл, унося деньги, золото и вещи.

Дарья, по словам матери, была доброй девушкой и мечтала о семье, но всё как-то не складывалось. Ольга Григорьевна после смерти Дашиного отца вышла замуж ещё раз и переехала к новому мужу, оставив дочери двухкомнатную квартиру. Даша зарабатывала на жизнь торговлей. Её подруга привозила из Арабских Эмиратов вещи и бижутерию, и девушки сбывали товар на Вишняковском рынке.

За пару дней до смерти Даша затеяла дома ремонт. Пока ещё стояли тёплые осенние дни, решила переклеить обои. И они вместе с матерью выбрали на рынке подходящие. Даша уехала домой с обоями, и больше Ольга Григорьевна не увидела дочь живой. Каждый вечер они общались по телефону, Даша звонила матери в одно и то же время, чтобы та о ней не беспокоилась. Пятнадцатого ноября звонка не последовало. А утром, приехав со своей приятельницей к дочери клеить обои, Ольга Григорьевна открыла дверь своими ключами, шагнула на порог и дико закричала: в зале лежала на диване её окровавленная дочь…

Крапова взяли через несколько дней. Основной уликой к его задержанию послужило найденное в письменном столе убитой заявление в прокуратуру. В нём Дарья писала, что её знакомый, Игорь Крапов, взял у неё взаймы крупную сумму денег, обещая вернуть через неделю, но затем отказался от своих обязательств, сообщив, что сам в свою очередь отдал деньги другу, который исчез.

Казалось бы, вот он, мотив убийства. Но на суде Крапов заявил, что убил Дарью в состоянии аффекта. Якобы она предложила ему поехать вместе на рынок в город Кропоткин и торговать там, а когда он зашёл накануне договориться о времени выезда, устроила ему сцену ревности, по поводу того, что у него, кроме неё, есть и другие девушки.

Я листаю копии страниц уголовного дела. В судебных материалах Дарья именуется «сожительницей» Игоря Крапова.

– Неправда всё это, – говорит Ольга Григорьевна. – Не было у Даши с Игорем никакого романа. Она всегда рассказывала мне о своих увлечениях, да и не заводила никогда поспешных и случайных связей. Кроме того, Крапов жил в то время с другой девушкой практически семьёй. Так что не могло быть там ни сцен ревности, ни аффекта. Он просто убил её хладнокровно и расчётливо. С корыстными мотивами! А осудили его совсем не по той статье.

Я начинаю понимать истинную цель визита Ольги Григорьевны. Она считает, что убийца её дочери понёс слишком мягкое наказание. Впрочем, она и не скрывает этого. Крапов был осуждён районным судом за «убийство на почве личных взаимоотношений», тогда как действия его правильнее было бы квалифицировать по второй части той же статьи «убийство из корыстных побуждений». И тогда Крапов был бы приговорён не к восьми годам лишения свободы в колонии общего режима, а, возможно, к более серьёзному сроку.

(Но это на усмотрение судьи. Ведь по какой бы статье не квалифицировал суд преступление, ему решать, как распорядиться «вилкой»: от семи до десяти. Крапов мог бы получить ту же «восьмёрку», даже будучи осуждённым за убийство из корыстных побуждений.)

Ольга Григорьевна сидит передо мной, прямая, строгая и тихим интеллигентным голосом говорит страшные вещи:

– Ещё до убийства Даши, как выяснилось на суде, Игорь Крапов обокрал своих старых приятелей, с которыми давно не виделся. Украл неосторожно положенное на видном месте кольцо с бриллиантами. А то, что у Даши водятся деньги, он знал. Он шёл к ней убивать! И прихватил с собой сапожный молоток, который сначала оставил в прихожей. Поговорил с Дашей, она, видимо, потребовала вернуть деньги, и тогда он ударил её по голове этим молотком, а потом открыл шкаф, снял с вешалки поясок от халатика и задушил… Золото и ценные вещи он тоже вынес «в состоянии аффекта»? От сильного душевного волнения?.. Когда я через несколько дней после случившегося включила в её квартире телевизор, громкость была на полную мощь. Значит, он заглушал её крики громко работающим телевизором. Но эти факты никто не принял во внимание… Может, меня обвинят в излишней жестокости. Дескать, кровожадная какая: парня и так посадили, а она хочет подать на пересуд, требует более сурового наказания. Но ведь этот Крапов, может, и восьми-то лет не отсидит, освободят досрочно. А моей дочки нет в живых!

Мне глубоко симпатична эта милая женщина, очень жаль её дочь. Каждый раз, когда Ольга Григорьевна произносит в разговоре «моя Дашенька», я внутренне подёргиваюсь. Игорю Крапову и эти восемь лет покажутся вечностью, но, сколько бы ни отсидел осуждённый, никто не уже не вернёт матери её единственного ребёнка. Ольга Григорьевна считает дочь не отомщённой, но кто-то не оставляет Дарью в покое и после смерти: на днях был разрушен надгробный памятник. Пятисоткилограммовая стела выбита из бетона и завалена на могильную плиту…

Обещаю написать материал о её трагедии, и уже знаю, что назову его «Объяснение в убийстве». А ещё упрошу Чернова написать кассационную жалобу по этому делу.

* * * * *

Я вернулась домой около семи вечера и принялась варганить моим домочадцам ужин, предварительно перемыв посуду, которую они накидали в раковину после обеда. Как не хочется готовить, когда не голодна, и как обидно мыть посуду, из которой не ела! Но я же образцовая хозяйка. Надо соответствовать имиджу. И пока Митька и Андрей ужинали, я уселась пришивать пуговицы к их рубашкам и штопать носки. Удивительно дело, носков в куче выстиранного белья всегда оказывается нечётное количество. И дело не только в том, что в одной из пар не хватает носка, их во многих парах остаётся только по одному! Куда деваются остальные – уму непостижимо.

Пришивая наполовину оторванный карман джинсовой рубашки, я думала: если у мужа оторван карман, жена считается плохой. Не может пришить что ли? А, если муж не в состоянии купить себе новую рубашку, он – хороший?

(Какие только мысли не лезут в женскую головку, пока её обладательница зашивает дырки на белье! Прямо-таки «философия нештопаных носков». )

– Спасибо, всё было очень вкусно.

Это, конечно, Димка. Андрею не придёт в голову поблагодарить за ужин, похвалить – тем более. Но я не обижаюсь. Главное достоинство моего мужа, просто неоценимое в последнее время, – это то, что он меня не достаёт. Чего нельзя сказать о Митьке.

– Давай отгадывать кроссворды, – предложил сын.

– Щас! Только шнурки вам поглажу… Ты же знаешь, Дим, я люблю только юмористические кроссворды, а не те, что у тебя, в стиле «Море в Сахаре», или «Вулкан в Париже». Давай лучше, пока я шью, поиграем с тобой в юридическую игру. Тебе, как будущему адвокату, должно быть интересно.

– Давай, – оживился Митька.

– Вот слушай историю. Жила-была вполне обеспеченная, но бездетная, супружеская пара. И решили они обратиться в Центр, где проводят искусственное оплодотворение.

– Тему такую выбрала, – засмущался Митька.

– Не будь ханжой. Это жизнь. Так вот. Медсестра этого Центра перепутала пробирки, и в результате женщине ввели сперму не её родного мужа, а – неизвестного представителя африканского народа, и вот женщина рожает негритёнка. В семье – скандал, перед соседями – позор. Как ты рассмотришь эту ситуацию с юридической точки зрения?

– Медсестру эту надо в тюрьму посадить, – сразу же вынес Митька безапелляционный вердикт.

– Ладно. Положим, она виновата, и её посадят, как ты предлагаешь, хотя она всего лишь растяпа и действовала не по злому умыслу. Квалифицируем это как преступную халатность. Допустим, Центру присудят выплату крупной суммы в виде морального ущерба. А дальше? Что делать этой семье?

– Отдать этого негритёнка медсестре, пусть сама и воспитывает!

– Где? В тюрьме? Но ведь это ребёнок и той женщины, которая очень хотела его и ждала, и она не может обречь малыша на тяжкую долю в приюте.

– Тогда пусть забирает себе и растит, – решил Митька.

– Но муж категорически против. Зачем ему чужой ребёнок?

– Тогда пускай он с ней разведётся, а она будет жить с ребёнком? – уже менее уверенно предположил сын с вопросительными интонациями в своём ещё звонком голосе.

– А если они с мужем любят друг друга и не хотят расставаться? Но она не может отказаться от СВОЕГО ребёнка, которого девять месяцев носила и тяжело рожала, а муж не хочет это ЧУЖОГО афроамериканца? Что тогда?

– Ну, тогда я уже не знаю, – растерялся Митька. – А как правильно?

– Эх, Митька! В этой жизни чаще всего выходит «как получится».

– Но есть же какой-то закон!

– Не всё можно подвести под букву закона, иногда надо прислушаться и к доводам разума, и к зову сердца, – изрекла я голосом умудрённой жизненным опытом женщины и обняла Митьку за плечи, но он отстранился.

В его возрасте мальчишки становятся ершистыми и не признают телячьих нежностей. Потому-то возраст и переходный – скоро мой сын перейдёт в совсем другие, более волнующие, объятия. А пока он отправился в кухню пить чай с весьма озадаченным видом, сосредоточенно решая для себя вопрос: как правильно?

Я стараюсь как можно чаще говорить с Димкой, заставляю его задумываться и искать ответы на непростые вопросы. И всё же меня часто гложет чувство вины за то, что какое-то время я провожу с Черновым, отнимая эти часы у сына. Кроме того, мне кажется, что и у его детей я краду часы, которые они могли провести с папой. Хотя Чернов своих детей не любит и совсем ими не занимается.

(Это не совсем так. Просто моей дочери всего десять лет, а сыну и вовсе четыре. Дети в этом возрасте мне не очень интересны как собеседники. Но это не значит, что я их не люблю и не интересуюсь тем, что с ними происходит.)

* * * * *

В воскресенье с утра заявилась Леська. За то время, пока мы не виделись, моя двоюродная сестрёнка заметно похорошела и расцвела. На ней был явно дорогой английский костюм строгого покроя, ладно облегавший фигуру. Сразу видно, что в её жизни появился новый мужчина. Мы с Лесей пошли в кухню готовить ужин, и я сразу же спросила:

– Как зовут твоё новое увлечение?

– Мне везёт на имена, – рассмеялась Леся. – То был Тимоша, а теперь – Семён. Я зову его на блатной манер Сэмэн. Он ужасно милый. Знаешь, чем-то напоминает твоего Серегу, ну, бывшего твоего любимого мужчину… Но Сэмэн лётчик. И зарабатывает безумные деньги на том, что перевозит на Север кубанские фрукты и овощи.

– Ясно. «Мама, я лётчика люблю». И где ты его подцепила?

– Поехала в сауну со старым приятелем, а тот захватил с собой Сэмэна с девушкой. А он сразу забыл про свою девушку, а моего приятеля и близко ко мне не подпускал. Не успокоился, пока не довёз меня до дома, постоял ещё на машине внизу, подождал, пока в моей квартире загорится свет. А на следующий день явился ни свет, ни заря и повёз меня на завтрак в ресторан, а вечером…

– Мужик, конечно, женат? – уточнила я, шинкуя капусту на салат.

– Где же их взять-то, холостых? Все они либо разобраны, либо из тех, которых «никто замуж не берёт». Но раньше, чем с Сэмэном, я познакомилась с его женой! Представь себе, где-то полгода назад гуляли мы с компанией на чьём-то дне рождения в кабаке. А за соседним столиком – другая компания. Я заприметила там одну парочку, они прямо-таки висели друг на друге, когда танцевали, а целовались прямо за столом. Дамочка была уже хороша, всё хохотала, а потом как-то так вышло, что она подсела за наш столик, и мы с ней познакомились. Она даже визитную карточку свою оставила. Работает в конструкторском бюро. Карточку я там же, на столике, и забыла, а когда у меня с Сэмэном покатило, смотрю, фамилия знакомая, спросила имя жены и где работает – точно, она!.. Отрывалась без муженька со своим любовником.

– Почему сразу с любовником? Может, просто сослуживцы.

– На «просто сослуживцах» так не висят. И потом, она сама сказала, что мужик тот – её бой-френд.

– Ты рассказала об этом своему Сэмэну?

– Зачем? – удивилась Леся, перемешивая жарящийся лук.

– И то верно. Надо будет – сам узнает. Меня всегда поражало, когда в семье гуляют и муж, и жена. Ясное дело, если кому-то не хватает секса, и его ищут на стороне. Но когда оба отправляются на поиски приключений!

– Господи, да у них двенадцать лет семейной жизни! Это же чокнуться можно. Мужик летает, баба часто остаётся одна. Так что всё понятно.

После ужина мы с Лесей уселись пить кофе. Она продолжала рассказывать мне о своём Сэмэне, и по тому, как горели у неё глаза, я поняла, что сестрёнка влюбилась. По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы она говорила о мужике так долго и увлечённо. Я искренне желала ей счастья, хотя и сомневалась, что она найдёт его с этим лётчиком.

(А в нашей с Дашкой квартире тем временем появился ещё один жилец. На восьмое марта она заказала подарок, который с трудом мог вписаться в интерьер нашей крошечной комнатки, но отказать ей было невозможно. Дашка сказала, что с самого раннего детства мечтала о большом плюшевом льве, но в советские времена такие игрушки не продавались, всё больше собаки и медведи. И вот мы выходили из магазина, и она несла, прижимая к себе, огромного льва с пышной гривой и самым благородным выражением симпатичной кошачьей морды. Звали этого хищника Бони, и когда его лапы лежали на Дашкином плече, хвост волокся по земле. Чуть ли не полмагазина вышли нас провожать. Бони у них был единственным, полгода пролежал на витрине, и продавщицы к нему привыкли.

– Вот это да! – вздохнул Юрка, когда Дашка втащила Бони в машину. – Небось, не один бак бензина стоит.

– Ты ещё на минеты пересчитай, – посоветовал я.

Юрка тронулся с места и так глубоко задумался, что проскочил нужный поворот. Наверное, пересчитывал.

Потом неуёмный малыш битый час фотографировался со своим львом в полуголом виде, а теперь вот уже неделю ноет, что Бони занимает слишком много места, а фотоплёнку стыдно в проявку относить.)

ДЕЛО №18 666

В Краснодаре пять районных судов и один краевой, практически ежедневно в них рассматриваются интересные уголовные дела. Ясно, что все процессы отследить практически невозможно. И иногда я отправляюсь в судебные архивы с тем, чтобы выпросить у девчонок что-нибудь крутое для очередного материала. На этот раз мы заехали в один из райсудов вместе с Андреем и Юркой. Пока Андрей встречался с председателем суда по личному вопросу, я забежала в архив к старой знакомой Катерине. Задача предстояла непростая: надо было не просто попросить просмотреть дело, но и уговорить Катю отдать мне его на вечерок на дом. У меня практически не выдавалось свободных дней, которые я могла бы позволить себе провести в архиве.

– Привет, Катюша, – начала я разговор. – Как жизнь молодая?

– Да какая же я молодая, – рассмеялась Катерина. Ей было под пятьдесят, и она не выглядела моложе, была невысокой, полненькой, носила очки, но, как это не покажется противоречиво, порой казалась совсем девчонкой. Это впечатление происходило, скорее всего, от её весёлого нрава, легкой походки (не ходила, а летала), быстроты реакций и застенчивой улыбки. – А ты, Даша, всё в поисках жареных фактов?

– Да хоть варёных. Есть что-нибудь?

– Есть. – Катя открыла шкаф и тут же протянула мне пухлый том, будто специально держала его наготове. – Очень интересное дело! – Она сделала особенное ударение на слове «очень» и загадочно улыбнулась.

– Катюша, а как бы мне его так, чтобы до утра?

– Под честное слово, – неожиданно легко согласилась Катерина, продолжая улыбаться. Наверное, она уже перестала бояться потерять работу.

Я, едва сказав «спасибо», побежала к машине, прижимая к себе заветную папку, спрятанную от посторонних глаз в целлофановый кулёк. Андрей подошёл чуть позже, и я успела уже заглянуть в дело №18 666. Сразу же наткнулась на большую цветную фотографию хорошенькой девушки лет двадцати пяти. Она была рыженькой, с большими зелёными глазами, узкие губы Джоконды растянулись в едва приметной улыбке. И тут же – другая фотография, чёрно-белая: обезображенный труп в кустах.

На втором снимке хорошо видно, насколько девушка худа. Тоненькая фигурка вытянута во весь рост на земле, верхнюю часть тела прикрывает светлая вязаная кофточка, трусики и шорты спущены до щиколоток. И третий снимок – изуродованное побоями лицо крупным планом, на шее характерная полоса, какая бывает при удушении.

– Ого, – засунул в дело Юрка свой длинный нос. – Кто это её так?

– Сейчас посмотрим… Ага, вот оно, обвинительное заключение. Обвиняется… Гражданин Оленин Владимир Анатольевич. На момент убийства ему было двадцать лет… Девушке – Виктории Вернак – двадцать четыре.

Подошёл Чернов и уселся рядом со мной на заднее сидение. Я захлопнула дело, Юрка заметил его номер и присвистнул:

– Ого! Это же моя дата рождения. 18 – число, 6 – месяц, 66 – год.

– Господи, с кем я связался, – шутовски простонал Чернов. – Восемнадцать – это же три «шестёрки», и дальше три «шестёрки» – 666! У моего водителя в дате рождения два раза содержится «число зверя»!

Что такое «число зверя», Юрка не знал и невинно заявил:

– Всегда мечтал иметь такой номер на автомобиле.

– Только этого мне и не хватало! Мало того, что моя женщина – ведьма, так и водитель – левша с такой ужасной датой рождения! Да еще и с фамилией Шаманов! Теперь ясно, почему ты вечно влипаешь во всякие истории. Ему и ещё и на «Волгу» номер дьявольский подавай!

– Да я бы и не села в машину с таким номером, – сказала я. – Кстати, дельце-то должно быть непростым!

Чернов потянул было руку, но я тут же засунула том в кулёк.

– Ревнивый малыш, – рассмеялся Андрей, – ну, будешь теперь ночь не спать, читать-листать… Расскажешь потом.

Юрка пожал плечами, выражая недоумение по поводу чем-то не понравившегося шефу числа, и принялся разворачивать машину. Завезли домой Андрея, и дальше поехали вдвоём.

– Смотри, какая девчонка голосует, – привлекла я Юркино внимание. Но он и сам её уже заприметил, и глазки у него сразу заблестели. – Притормози, подберём, а то проедешь мимо собственного счастья.

Юрка уже проехал и сейчас возвращался задним ходом. Девушка впорхнула к нему на переднее сидение, сказала «спасибо», окинув Юрку внимательным взглядом, и тут заметила меня.

– Вы опаздываете? – спросила я. – Так нервничали на остановке…

– У меня через десять минут начинаются занятия в клубе. Я аэробику преподаю.

– И кто сейчас ходит в ваш клуб?

– А все подряд. От шести до шестидесяти. По группам.

Журналисту разговорить незнакомого человека несложно. За семь минут пути я уже знала почти всё о клубе и многое – о его преподавательнице. Когда мы подъезжали к спортивному комплексу, я спросила, во сколько заканчиваются занятия и заявила, что Юра за ней заедет. Девушка согласно кивнула, но окинула меня при этом подозрительным взглядом. Таким образом, Юра и слова не произнёс, а я буквально сняла ему девочку.

На следующий день Юрка рассказал, что заехал за ней, они провели вместе ночь, и тренер оказалась очень даже ничего, «спортивная и активная». Она только была озадачена тем, что о свидании договорилась я. Не зная, какие отношения связывают сидящих в одной машине мужчину и женщину, она опасалась, не извращенцы ли мы. А вдруг её снимали для двоих? И только увидев, что Юрка приехал один, успокоилась.

Но мне похождения нашего водителя на тот момент были глубоко безразличны. Меня ничего не интересовало больше, чем дело №18 666, над которым я просидела всю ночь, ибо к утру поняла, что Владимир Оленин, осуждённый к девяти годам лишения свободы за убийство Виктории Вернак и отбывающий срок в колонии общего режима, на самом деле её не убивал.

* * * * *

Утром последнего дня своей жизни Вика позвонила соей подруге Карине, и девушки отправились на Вишняковский рынок, где Вика купила себе чёрные джинсы и коричневые ботинки. Она взяла на работе неделю отгулов, и вечером подруги договорились пойти погулять в парк и посидеть в летнем кафе. В шесть вечера Вика и Карина снова встретились. Вика была в обновках. В Первомайской роще у неё было назначено свидание с неким Евгением.

Вместе с Евгением и его товарищем Костей девушки сидели в кафе «Сорренто» и пили кофе, когда к их компании присоединился Владимир Оленин. Он на днях продал Косте спортивный костюм, и в тот вечер надеялся получить за него деньги.

Вскоре в кафе появились две девушки, Аня и Ася, и Женя с Костей пересели за их столик. Вика и Карина остались с Олениным. Девушки Владимира немного знали: летом он жарил в роще шашлыки. Знакомые называли его «шашлычником», и он был последним, кто видел Викторию в тот вечер живой, не считая, конечно, убийцы.

Троица развлекалась, от кофе плавно перешли к спиртным напиткам, причём, Владимир несколько раз выходил из кафе и появлялся снова, а потом объявил девушкам, что встретил знакомых, которые приглашают его в находящийся неподалёку ресторан. И тогда Вика стала проситься с ним. Владимир не был уверен, примут ли друзья в компанию ещё одну девушку, вышел спросить у них разрешения, и, получив его, повёл Вику в ресторан. По пути они посадили на такси Карину, которая уехала домой.

В ресторане гуляли впятером: Владимир, Вика, ещё одна девушка и два парня. По счёту платил Оленин. Он отдал официантке двести рублей, полученные за спортивный костюм. А около двенадцати ночи заведение стало закрываться. Компания разошлась, и Вика с Владимиром снова перебрались в то же кафе, в котором начинали вечер отдыха…

Труп Виктории был обнаружен в кустах на территории парка утром следующего дня. Участковый составил протокол осмотра места происшествия, оперативники опросили работников парка. Никто ничего не видел и не знал. И только сторожиха находящегося неподалёку детского сада, показала, что уже после двенадцати ночи видела девушку, похожую на убитую, гуляющей с мужчиной лет тридцати. Ей показалось, что мужчина был кавказской национальности. В «Протоколе опроса свидетеля» перед словосочетанием «кавказской национальности» чьей-то рукой, другим почерком, была вписана частица «не», меняющая весь смысл предложения.

К вечеру личность убитой была установлена, как и фамилии тех, с кем она встречалась накануне. А через два дня был арестован Владимир Оленин. Опера пришли к нему в коммунальную квартиру в восемь утра. Вова был ещё в одних трусах, когда на его руках защёлкнулись наручники. При обыске в комнате была обнаружена пачка патронов, как позже установит баллистическая экспертиза, пригодных для стрельбы. Оружия не было.

Параллельно с Владимиром был задержан по подозрению в убийстве и Евгений Бердяев, на свидание с которым и направлялась Вика в парк. На допросе Евгений показал, что видел Вику и Владимира в летнем кафе (он вернулся туда после того, как они с другом проводили своих девушек Асю и Аню) в половине первого ночи. Ребята, по словам Евгения, пили кофе, мило беседовали, смеялись, целовались, а потом ушли, обнявшись, в сторону остановки.

На очной ставке с Бердяевым Владимир отрицал тот факт, что после ресторана возвращался ещё раз с Викой в кафе. Оленин говорил, что был сильно пьян, ничего не помнит, но знает точно одно: Вику не убивал. После того, как компания распалась, он сел в такси и уехал домой. Был дома около часа ночи, и дверь ему открыл сосед по коммуналке. С кем осталась Вика, он не знает.

Через пару дней Евгения Бердяева выпустили. А ещё через неделю Владимир Оленин написал свою первую «Явку с повинной», из которой следовало, что в тот осенний вечер он «возможно, изнасиловал и убил Викторию Вернак, но был настолько пьян, что не помнит, как всё это произошло».

Следом за первой «Явкой с повинной» в деле появляется вторая, в которой Оленин «припоминает», каким образом убил Викторию, как и то, что изнасилования, по сути дела не было. Выходило, что выйдя вместе с Викой из кафе, Владимир отправился её провожать, и по дороге предложил «вступить с ним в половой контакт». Девушка сразу же согласилась, и они вошли в заросли кустарника, где Вика сняла джинсы и ботинки, спустила до уровня щиколоток трусики и велосипедные шорты и легла, положив под голову кожаную куртку. Владимир улёгся сверху и «начал половой акт», но завершить его не смог, поскольку находился в состоянии сильного алкогольного опьянения, и предложил девушке перейти к оральному сексу. И тогда Виктория сильно оскорбилась, стала кричать, что она не проститутка… и тут же требовать с Владимира двести рублей, а не то, дескать, заявит, что он её изнасиловал. Она ударила его по лицу, он её – в ответ, а потом сжал пальцы у неё на шее, а когда разжал – увидел, что девушка мертва. Он «испугался содеянного» и убежал. Вещей и украшений девушки не брал.

В третьей «Явке с повинной» Оленин пишет, что после всё же вернулся на место преступления и забрал Викины джинсы, ботинки и куртку, с тем, чтобы «скрыть следы». Вещи он выбросил, а украшений всё же не брал.

Через несколько месяцев состоялся суд. На первом же заседании Оленин отказался от всех своих признаний, заявив, что сразу после задержания был жестоко избит сотрудниками милиции, а после на него оказывалось психологическое давление и физическое воздействие, под которыми он был вынужден дать признательные показания.

Судья Аветисов назначил прокурорскую проверку по факту избиения подсудимого сотрудниками милиции… Следующее судебное заседание состоялось только полтора года спустя. За это время в деле появилось четыре новых документа. В двух из них опера заявляют, что Оленина они не били. В двух других понятые, присутствовавшие при следственном эксперименте, поясняют, что они не подставные, а случайно прогуливались по парку, и их пригласили опера для исполнения гражданского долга. Причём, один из «настоящих» понятых – студент третьего курса юридического факультета Олег Городницкий. Вовка утверждал, что этот парень приехал на машине вместе с опером. Но это было лишь его слово против слова Городницкого, которого я не знала, но уже ненавидела. С хороших же дел начинает этот студент свою карьеру!

Судья выносит приговор. Восемь лет за убийство Виктории Вернак, год – за хранение патронов, итого – девять. Последней к делу подшиты «Кассационная жалоба» Владимира Оленина, (в которой тот снова пишет, что признания давал под воздействием сотрудников милиции, Викторию Вернак не убивал, расстался с ней в парке и ничего не знает о её судьбе) и Приговор краевого суда: оставить решение районного в силе…

Полночи со мной рядом просидел Митька, заглядывая мне через плечо и хватая дело в руки, как только я отходила перекурить.

– Ну, он же не виноват! Он её не убивал! Глупости какие! Никто же ничего не доказал, – горячился Димка. Его распирало от гордости по поводу того, что он читает настоящее уголовное дело и может вынести собственный вердикт.

– Да, Димочка. Я знаю.

– Но как же можно сажать в тюрьму невиновного человека!

– Всё можно, Дима. Хорошо ещё не расстреляли, – заметила я, растирая глаза, которые болели от напряжения.

– Твой Чернов должен немедленно этого парня освободить, – решительно заявил сын.

– Чернов – не судья, не Бог, не герой, ну, и так далее… Но мы посмотрим, что тут можно сделать. Иди спать. Проспишь завтра в школу.

Но уложить Димку оказалось непросто, он всё никак не мог угомониться, возмущаясь несправедливостью устройства бытия. Он, конечно, многого не понял, читая это дело, и не обратил внимания на детали, но уловил главное: дело это шито белыми нитками. Владимир Оленин стал жертвой милицейского непрофессионализма и попал в жернова судебной машины, поглотившей его и отнявшей уже два с половиной года жизни. Сидеть ему ещё около семи. Если не вмешается провидение. А оно, похоже, уже вмешалось.