Читать книгу: «Поколение счастья», страница 2

***

В ожидании мамы я не нахожу себе места, брожу по квартире, как тигрица по вольеру перед цирковым выступлением. Хватаюсь то за конспект лекций по криминалистике, то за бульварный роман, то за глянцевый журнал, но от волнения не различаю смысла слов и снова возвращаюсь к окну, высматривая маму.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она возвращается домой с работы. Только спустя час, за ужином, я, как бы между делом, рассказываю, что смотрела телепередачу про паранормальные способности, и интересуюсь, кто из моей родни может похвастаться умением читать мысли или чувствовать чужие эмоции.

– Твой покойный дедушка обладал уникальным даром, – говорит мама и делает многозначительную паузу, от которой мое сердце начинает бить чечетку, а затем сквозь смех продолжает: – Он буквально притягивал к себе неприятности. В один год дважды ломал правую ногу, за неделю до банкротства турфирмы купил в ней путевку в Грецию, а еще умудрился открыть сроком на три года вклад в банке, у которого потом отозвали лицензию.

– Ну зачем ты так? Я же серьезно.

– И я серьезно. Не будь ребенком, – с нескрываемым раздражением отвечает мама. – Вместо того чтобы готовиться к новому экзамену, ты смотришь какую-то ерунду по телевизору.

Разговор принимает неприятный поворот, и я спешу удалиться, а вернее сказать, трусливо сбежать в свою комнату.

Вопреки моим ожиданиям, ясности в вопросе причины появления у меня способностей эмпата не прибавилось ни на грамм. Или мама действительно ничего не знает, или же знает слишком много, но молчит.

Глава четвертая
Олег

Мне никогда не забыть тот февральский день. День моей смерти.

Я спрашиваю себя, как это вообще могло произойти. И единственный ответ, который напрашивается, – беда не приходит одна.

Моя жизнь всегда была далека от идеала. В отличие от своих однокурсников, не нуждавшихся в деньгах и тративших их с показным размахом, я мог купить Кире букет ее любимых лилий в честь окончания сессии, только заняв необходимую сумму у друга.

Помню, лилии пахли остро и противно, а стоили четверть моей стипендии. Мерзкие цветы.

Получив их, Кира небрежно чмокнула меня в щеку и промурлыкала на ухо, что мечтает провести неделю каникул со мной в Норвегии. Я ненавидел себя за свою ложь: сослался на занятость из-за предстоящих спортивных соревнований. А еще больше ненавидел за правду: средств на поездку не было. По вечерам мать мыла посуду и полы в одном из ресторанов, при этом строго-настрого запретив мне совмещать учебу с работой. Уж слишком она боялась, что меня отчислят из университета за неуспеваемость.

Именно поэтому в эти зимние каникулы мне приходилось соглашаться практически на любую вакансию. Я стойко терпел насмешки и косые взгляды однокурсников, заправляя бензином их шикарные автомобили. Старательно делал заинтересованный вид, когда старушки, получив заказанные в интернет-магазине пилюли и микстуры, находили в моем лице покорного слушателя и упивались этим. Мирился с заигрываниями малосимпатичных, но до неприличия самоуверенных девиц, которым доставлял пиццу.

Мне отчаянно хотелось доказать чересчур опекающей меня матери, что я уже взрослый и могу приносить деньги в семью. А все ради того, чтобы снять квартиру и наконец-то съехаться с Кирой.

Правда, разговор с матерью о моем переезде из родного дома дался мне нелегко. Слушая меня, она театрально шмыгала носом, поминутно вынимала из кармана халата платок и промакивала им глаза. Ей уже приходилось делить меня: сначала с моим отцом, который судился за право опеки надо мной, затем со спортивным интернатом, потом с армией. Но на этот раз мать не собиралась уступать и прекратила свои всхлипывания, лишь когда я согласился на все ее условия. Самым унизительным из них был совместный выбор квартиры.

К счастью, до возвращения Киры из Осло оставалась еще целая неделя, а значит, я мог вести поиски новой жилплощади, не опасаясь, что в глазах любимой буду выглядеть точно желторотый цыпленок в сопровождении матери-квочки. К несчастью, Кире все-таки удалось собрать деньги на поездку в Норвегию, даже не прибегнув к моей помощи. И я чувствовал себя неудачником. Хотя мне было уже не привыкать.

В выборе квартиры мать оказалась как никогда придирчива. Но скоро я понял, что слова «Для чего здесь два санузла? Чтобы каждый раз думать, какой посетить?» на самом деле означали «Дорого». А реплика «Зачем тебе квартира в центре города? До университета ехать целых восемь остановок!» подразумевала под собой «Очень дорого».

В итоге мать одобрила небольшую квартиру-студию на окраине, где единственной достопримечательностью был убогий, как когда-то выразилась Кира, ночной клуб «Новесенто».

Я знал, что Кира достойна большего. Знал, что она захочет большего. Но ничего не мог поделать. Только утешать себя столь любимой у бедняков поговоркой: «С милым рай в шалаше»!

Девятого февраля, в день приезда Киры, я как обычно ждал ее на автобусной остановке перед университетом. Нервно сжимая во вспотевшей ладони брелок с ключами от нашего будущего, я судорожно перебирал в уме слова, точно струны гитары, в поиске подходящих к этому моменту.

Через семь автобусов ожидания Кира выпорхнула из маршрутки, вперив в меня недовольный взгляд. «Цветы. Надо было купить цветы», – вихрем пронеслось в моей голове, отчего я стушевался и спрятал брелок в карман пуховика. Но через пару секунд холодные серые глаза Киры оттаяли, и теперь, как мне показалось, в них заплескалась нежность.

– Что ты здесь делаешь? – без всякого приветствия, будто мы и не расставались на такой долгий срок, спросила меня Кира. – Занятия уже начались.

– Тебя жду, – коротко ответил я и попытался ее обнять, но она отстранилась.

– Слушай, мне очень неприятно начинать этот разговор, – со вздохом произнесла Кира.

Я почувствовал, как сковывает холодом сердце, как ее слова превращаются в острый нож для колки льда.

– Через две недели я выхожу замуж. Больше нет смысла откладывать – я беременна.

Мой взгляд скользнул по ее правой руке, выхватив узкую полоску золота, украшенную россыпью камней. Дыхание внезапно перехватило: невидимой удавкой помолвочное кольцо душило мои надежды на счастье. Жадно глотая морозный воздух, я молча стоял посреди автобусной остановки, словно декабрист на эшафоте, приговоренный к повешению за то, что осмелился мечтать.

Кира назвала имя жениха (то ли Саша, то ли Паша) и принялась оживленно рассказывать, какой он замечательный. Я слышал, как на ветру шелестят объявления, наспех приклеенные к фонарному столбу, как хрустит под ногами случайных прохожих сахарная корочка льда, как падают, оттанцевав свое, снежинки, но не мог разобрать слов Киры.

Перед глазами замелькали красные мошки, и на один безумный миг мне показалось, будто на снег, напоминающий пушистое белое конфетти, капля за каплей истекает мое кровоточащее сердце.

Когда Кира только вышла из маршрутки, она казалась мне другой. Теперь же маска была сброшена, и я осознал, что за недовольством в ее взгляде скрывалось раздражение из-за невозможности отсрочить разговор, а за нежностью – сочувствие.

Я был жалок и смешон. Я был уязвлен и раздавлен.

Отстегнув от ключей брелок, выполненный в форме сердца, я швырнул его в урну (что было весьма символично), кисло улыбнулся Кире, с усилием выдавил единственное слово: «Поздравляю!», а затем быстрым шагом направился к университету.

Не помню, как оказался в аудитории по вирусологии на своем привычном месте в последнем ряду, возле окна. Пытаясь хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей о Кире, я принялся было записывать каждую фразу преподавателя, но моя правая рука упорно не желала меня слушаться: вирус, для которого характерны повышение температуры тела, слабость, плохой аппетит и боль в грудной клетке, получил ее имя.

Кира появилась в аудитории почти сразу после звонка на перемену и, громким голосом попросив минуту внимания, сообщила примолкшим студентам о предстоящей свадьбе с никому не известным Павлом. Моя кожа вспыхнула огнем от устремленных на меня тридцати пар глаз. Я не был готов к публичной казни.

Моим маяком, моим убежищем стала библиотека. Сюда редко кто заглядывал на большой перемене: все спешили наведаться в буфет.

Уютно пристроившись за столом в конце пустого читального зала, я открыл учебник по фармакологии на случайной странице. «Витамин В1 (тиамин) содержится в ростКах пшенИцы, дРожжАх…», – заплясали перед глазами буквы ненавистного имени. Я ни на минуту не переставал думать о Кире.

Когда-то, еще ребенком, я узнал из детской энциклопедии, что некоторые морские звезды обладают удивительным свойством: если их разрезать, то две половинки вырастут в полноценные особи. И, пожалуй, именно поэтому мне было мало просто любить Киру. В одинаковой дате рождения, в том, что на «Доске отличников университета» фотография Киры висит рядом с моей, я искал знаки судьбы, говорящие сами за себя: мы должны быть вместе, всегда, мы – две половинки морской звезды.

Глупо, как же глупо!

С раздражением захлопнув учебник по фармакологии, я хотел швырнуть его на край стола, но не рассчитал сил. Недовольно прошуршав страницами, с тихим стуком книга упала на пол. Я выругался про себя и нагнулся, чтобы ее поднять, как вдруг услышал голос своей однокурсницы Марины:

– Кира, я же говорила, что, кроме нас, здесь никого не будет. Все лучше, чем болтать в женском туалете, где столько ненужных ушей!

Я торопливо попытался вылезти из-под стола, но ушиб голову. Пронзительная боль заставила меня задержаться на полу, в случайном укрытии, незаметном для посторонних глаз.

– Ну, не томи, подруга, рассказывай, как вышло, что ты выходишь замуж за Павла? – снова раздался тонкий, певучий голос Марины.

– Его мамаша все устроила, – со вздохом ответила Кира.

– Как это? – с явным недоумением спросила Марина.

– А что ты хотела услышать? – усмехнулась Кира. – Историю о любви с первого взгляда? Я тебя умоляю!

Боль покинула мою голову и устремилась прямиком к сердцу, где запульсировала с новой силой. Я слышал все тот же знакомый голос, но не узнавал девушку, которую полюбил. Эта холодная, расчетливая змея не имела с ней ничего общего.

Кира познакомилась с Павлом год назад, когда ее семья переехала в жилой комплекс на проспекте Мира. Их родители быстро подружились, а вот Павел и Кира сближались медленно. В ее глазах он был словно дорогая дизайнерская сумка: красив, желанен и недоступен.

С такими доходами, как у его отца, ему следовало ездить на роскошном внедорожнике последней модели, однако Павел предпочитал добираться до института на автобусе. С такой внешностью, как у него, ему было положено каждое утро просыпаться в объятиях новой девушки и мучительно вспоминать ее имя, но он уже который месяц продолжал встречаться со своей однокурсницей Катей. Странный тип! Ну как тут Кире было не влюбиться?

Поэтому, когда мать Павла неожиданно предложила Кире рассорить его с Катей, ее не пришлось долго упрашивать. Можно сказать, Кире выдался шанс купить ту самую дизайнерскую сумку на распродаже или даже получить ее в подарок.

– Ну и за что его мамаша вдруг невзлюбила Катю? – с нотками недоверия в голосе спросила Марина.

– Сама не знаю. Марта Игоревна была явно не в себе. Несла чушь. Про ошибки юности. Про себя, дуру, втянутую Катиным отцом в какую-то авантюру. Про сына, которого надо спасать от этой семьи. Бред, полный бред! Впрочем, какая мне разница.

Терпеливо дождавшись отъезда мужа в командировку, Пашина мать принялась осуществлять свой банальный и оттого, пожалуй, надежный план. В самый последний момент, когда билеты на самолет до Нью-Йорка уже были куплены, отель забронирован, а вещи Кати и Павла аккуратно сложены в чемоданы, Марта Игоревна сообщила сыну, что по совету своего лечащего врача отправляется в местный санаторий, и попросила Павла присмотреть за их старым непривитым псом Блэком. Узнав о срыве поездки, Катя пришла в бешенство и сгоряча наговорила Павлу много неосторожных колючих слов, оцарапавших его сердце.

Кире же досталась роль роковой соблазнительницы, умеющей смешивать в нужных пропорциях спиртные напитки со снотворными препаратами.

– Правда, чтобы заманить Павла в гости, пришлось отказаться от турпутевки в Норвегию и «снести» программное обеспечение с домашнего компа. И, честно говоря, я боялась, что переборщила с дозировкой нитразепама¹⁴: думала, Паша проспит до обеда следующего дня, – призналась Кира, а потом, заливисто смеясь, добавила: – Ты бы видела его лицо, когда он наутро проснулся со мной в одной постели!

– Вот уж не думала, что ты способна на такое, – хмыкнула Марина.

– Просто Марта Игоревна как владелица платиновой кредитной карты имеет невероятную силу убеждения, – разоткровенничалась Кира. – Кстати, именно ей пришло в голову, что я должна соврать Паше насчет беременности.

– Кира, так нельзя поступать с людьми. Нельзя! – Марина укоризненно покачала головой. – А если Павлу станет известна правда? Если он помирится с Катей?

– Эта девица уже неделю болеет гриппом, – попыталась возразить Кира, – и Паша ни разу не навестил ее в больнице.

– Наверняка его мамаша и ты постарались, чтобы он об этом не узнал, – вполне логично предположила Марина, и, к моему разочарованию, Кира не стала ее разубеждать.

Я испытал отвращение к ней и собирался уже было выбраться из своего укрытия, но последовавший вопрос Марины спугнул мою решимость:

– А как же Олег? Он тебя так любит.

– С ним у меня нет будущего, разные мы! Он приземленный, нетребовательный к жизни, застенчивый и скромный донельзя. А теперь, Марина, ответь мне. Выйдя за него замуж, когда я смогу получить то, о чем мечтаю: квартиру в центре, загородный дом, спортивную иномарку, брендовую одежду? Через двадцать или, может быть, тридцать лет? Тогда у меня не будет ни молодости, ни красоты.

Кирин голос звучал как у капризного ребенка, но слова каленым железом выжигали на моем сердце клеймо неудачника.

– Я встречалась с Олегом только для того, чтобы убить время и одиночество.

Не в силах больше это слушать, я опрокинул стол, вскочил с пола, в несколько шагов преодолел расстояние, которое отделяло меня от девушек, и отвесил ошарашенной моим появлением Кире тяжелую пощечину. Хлопот прозвучал довольно резко в почти пустом помещении библиотеки. От удара Кира пошатнулась на своих высоченных шпильках и упала на колени, вскрикнув от боли. Марина, осыпая меня упреками, кинулась помогать подруге подняться, а дальше…

Дальше все так закрутилось. Я словно впал в транс, и моя душа, покинув бренное тело, с любопытством наблюдала за происходящим со стороны, даже не пытаясь что-либо изменить.

Из ниоткуда появились двое крепких парней, подскочили ко мне, скрутили руки за спиной и по просьбе Киры потащили к ректору. В его кабинете моя бывшая возлюбленная заявила, что я, обезумев от ревности, учинил погром в читальном зале и пытался избить ее, беременную. Запахло отчислением. Мать срочно вызвали в университет. Но и в ее присутствии я продолжал молчать, будто в одночасье разучился складывать слоги в слова.

Пустота медленно разливалась по моим венам, пока не достигла сердца и не поглотила его.

Я больше ничего не чувствовал: ни разочарования в Кире, ни обиды от предательства Марины (она свидетельствовала не в мою пользу, подыграв подруге), ни стыда из-за слез матери, ни неудобства перед ректором. Ни-че-го!

Я умер…

Глава пятая
Катерина

Завтра мой день рождения, и, пожалуй, впервые в жизни я не жду его с нетерпением, не радуюсь возможности нарядиться, оказаться в центре внимания и получить гору подарков. Я думаю о нем с ужасом.

Несколько лет назад мне попалась на глаза статья о строительстве бункера, кажется под Уфой, на случай апокалипсиса. Я тогда посмеялась над этой новостью: вспомнился американский фильм «Взрыв из прошлого»¹⁵. Но теперь сама не прочь очутиться в бомбоубежище, погребенном глубоко под землей, где тебя спрячут от внешнего мира толстые железные двери с рычагами-задвижками и где недоступна сотовая связь. Чтобы скрыться от многочисленных поздравителей.

Я точно знаю: завтра среди череды пожеланий будут звучать слова «найти любовь», «встретить своего единственного и неповторимого», а также избитые двустишия вроде такого: «Пусть сказочный принц на белом коне примчится к тебе наяву, не во сне».

В детстве я обожала читать фэнтези и хорошо помню, что в одной из книг ведьмы делились на добронравных и злокозненных. К сожалению, ни название произведения, ни фамилия автора не всплывают в памяти, сколько ни ройся. В общем, выражаясь фэнтезийным языком, подобного рода пожелания будут слетать с уст как добронравных, так и злокозненных поздравителей. С той лишь разницей, что первые искренне любят и беспокоятся обо мне, а вторые просто хотят ехидно напомнить – юбилей я встречаю без пары. Причем этим они не ограничатся и непременно предпримут попытку побольнее задеть, выспрашивая, поздравил ли меня Павел.

К тому же мой день рождения выпадает на субботу, а значит, Паша будет в кругу семьи и потому не позвонит. Зачем ему лишний раз оправдываться перед строгим отцом и ревнивой женой?

Чтобы не разрывать душу размышлениями по этому поводу, я решаю занять себя подготовкой к новому экзамену и домашними хлопотами. Признаюсь, мне никогда еще не доводилось так радоваться необходимости учить билеты, а в промежутках между зубрежкой мыть посуду, подметать пол и готовить ужин. Но время неумолимо приближает день икс.

Большую часть ночи я ворочаюсь в постели, не в силах заснуть, прежде чем провалиться в короткий рваный сон, скорее похожий на легкий обморок.

Однако будильнику не важно, удалось тебе выспаться или нет, ему все равно, кто ты: солдат сменного караула, именинница или сама английская королева. Он разбудит тебя в назначенный час. Ну, если не тебя, то твоих домочадцев точно.

Только я успеваю выключить будильник, как дверь моей комнаты открывается и показывается мама с заспанными глазами в халате, наброшенном на ночную рубашку.

– Зачем вставать в такую рань? – с недовольным видом произносит мама.

– У меня консультация перед экзаменом.

– Можно и не ходить, сегодня же суббота, – не сдается она.

– Если пропущу это занятие, то наверняка на экзамене получу оценку на балл ниже. Наш препод на дух не переносит прогульщиков.

Мама пожимает плечами и отвечает со вздохом:

– Ну, как знаешь. Я, пожалуй, еще часок вздремну, а потом поздравлю с днем рождения свою любимую дочку.

Всего одно словосочетание «день рождения», и мое сердце мечется в груди, как лисица в капкане, но, взяв себя в руки, я вымученно улыбаюсь в ответ.

Мама уходит в свою комнату, и, чтобы прогнать дурные мысли, которые роятся в голове, словно надоедливые мошки на опушке леса, я позволяю увлечь себя рутине: принимаю душ, сушу феном волосы, заплетаю их во французскую косу, делаю легкий макияж, одеваюсь, собираю сумку, готовлю завтрак.

Сегодня обычный, ничем не отличающийся от других день, уверяю я себя, однако укороченный свитшот жизнерадостного желтого цвета и джинсы-клеш, купленные почти два месяца назад и терпеливо ждавшие своего звездного часа в шкафу, говорят как раз об обратном.

Пока варится кофе, в кладовке мама гремит раскладной металлической лестницей, приставляя ее к антресоли, чтобы достать мне подарок. Я знаю про это укромное место с семилетнего возраста, когда незадолго до Нового года вместо пачки соли случайно нашла там плюшевого мишку в красивой коробке. Правда, я никогда больше не вела поиски в кладовке, так как дала клятву не лишать себя сюрпризов.

Мама входит в кухню и протягивает подарок, завернутый в серебристую упаковку. Смущаясь, рву бумагу и обнаруживаю под ней книгу по египтологии в дорогой обложке.

Несколько секунд я с недоумением смотрю на редкое издание. Откуда мама узнала о моей давней мечте? Подозрение растет как на дрожжах. Неужели мама той же масти, что и я? Неужели у нее тоже есть экстрасенсорные способности?

Но тут мне вспоминается, как пару месяцев назад мы вместе смотрели по телевизору передачу про реинкарнацию. В ней утверждалось, будто увлечения и привычки людей являются отражением их прошлых жизней. Тогда я в шутку сказала, что могу быть воплощением какого-нибудь известного египтолога девятнадцатого века, поскольку обожаю все, связанное с Древним Востоком.

Я едва сдерживаю разочарование, готовое прочертить на лбу недовольную морщинку, и, чтобы не показаться неблагодарной, поспешно принимаю подарок и крепко обнимаю маму. Ее чувства радости, любви и заботы проникают в мое сердце, словно лучи солнца сквозь витражи готического собора. Мне становится спокойно, легко, и я начинаю думать, что, пожалуй, быть эмпатом не так-то плохо.

После завтрака мама просит меня включить компьютер: папа будет ждать моего видеозвонка.

Родители давно развелись. Я не помню, что конкретно послужило причиной их расставания, а если спрашиваю, то до сих пор слышу ответ в духе обитателей Голливудских холмов: непримиримые разногласия.

Много лет отец наслаждался свободой, пока не познакомился с красавицей Аллой. Впрочем, за кроткий нрав папа называет ее Эллой, по имени героини романтического фильма¹⁶, получившей при рождении от своей крестной феи дар послушания. Поскольку Алла не возражает, я тоже зову ее Эллой.

Папина новая жена просто одержима желанием стать матерью, но у нее никак не получается забеременеть, поэтому мой отец принял решение увезти ее в какую-то клинику в Израиле. И самое обидное, это произошло незадолго до моего дня рождения.

В общем, я немного сержусь на папу за то, что впервые буду отмечать свой праздник без него. По этой причине веду себя как капризный ребенок и, вернувшись к себе в комнату, долго не включаю компьютер. Но в конце концов выхожу в Сеть и отвечаю папе, окончательно потерявшему терпение.

Посмеявшись над его шуткой о том, что проще связаться с космонавтами на орбите, чем с именинницей, я начинаю принимать поздравления. Заставляю себя слушать, выдаю фальшивые улыбки, а сама думаю, как лучше спросить отца об эмпатии, чтобы он не вытаращил глаза в недоумении и не стал крутить пальцем возле виска.

Я плохо знакома с папиными родственниками и искренне надеюсь, что кто-нибудь из них обладает сверхъестественными способностями. К тому же отец, до того как заняться бизнесом, часто встречался по работе с психиатрами и мог слышать истории про людей, чувствительных к чужим эмоциям.

Только я набираюсь смелости затронуть волнующий меня вопрос, как из-за папиной спины показывается Элла и с жаром его перебивает:

– Дорогой, давай пропустим формальности. Катенька и так знает, что она красавица и умница, что ты желаешь ей всего самого наилучшего и горячо ее любишь. Ей наверняка не терпится получить подарки, а ты тут языком попусту мелешь.

Неожиданно раздается звонок в дверь, и я иду ее открывать. На пороге стоит мальчишка-курьер с огромной коробкой, украшенной красной шелковой лентой, в руках. На юном прыщавом лице едва заметно играет улыбка. Расписываюсь за посылку, захлопываю входную дверь, бегом возвращаюсь в свою комнату, с нетерпением развязываю бант и приподнимаю крышку. Внутри – кружевное платье пастельного оттенка с жемчужным отблеском, явно дизайнерское, кожаная куртка бордового цвета и лаконичные лодочки ей в тон.

От увиденного у меня из груди вырывается невольный вздох восхищения. Какая красота!

– Понравился мой презент? – интересуется Элла.

– Он же кучу денег стоит. Элла, ты – сумасшедшая!

– Да, я такая, – соглашается она, а затем игриво спрашивает: – Но разве не за это ты меня любишь?

– Я тебя обожаю, – совершенно искренне отвечаю я.

– Только не говори мне, что собиралась показаться друзьям в свитшоте цыпленочного цвета и джинсах, которые больше подходят для девушек с кривыми ногами.

– Конечно, нет, – вру я, опасаясь дальнейшей критики моей манеры одеваться.

На несколько минут я выхожу из Сети, чтобы сменить наряд, а продолжив разговор, принимаю порцию комплиментов по поводу нового образа.

– Даже не сомневайся, парень твой мечты будет очарован, – уверяет меня Элла, многозначительно подмигивая, а потом с видом эксперта продолжает: – Только распусти волосы.

– Есть, шеф, – тут же отзываюсь я и по-армейски салютую, предпочитая промолчать о том, что Паша не появится сегодня в институте: я уточняла расписание его занятий. Каким бы чудесным ни было платье, он его не увидит.

Впрочем, обновками сюрпризы на день рождения не ограничиваются. Выясняется, что папа оплатил для меня вечеринку в горячо любимом мною ночном клубе, мне просто остается продумать список приглашенных. А завтра на мою банковскую карту поступит приличная сумма денег, которую я смогу потратить, как мне заблагорассудится.

Несмотря на то, что у папы небольшой, но весьма успешный аптечный бизнес, я не привыкла к таким подаркам. Наверное, сказывается влияние Эллы.

– Спасибо, спасибо! – повторяю я, едва не подпрыгивая от счастья.

– Рады стараться, – хором отвечают папа и Элла.

– Повеселись на славу, солнышко. Уверен, это будет лучший день в году, – говорит отец.

С горькой улыбкой мне хочется сказать, что чем больше ждешь от праздника, тем сильнее будешь разочарована, но я сдерживаюсь.

«Папа, ответь мне на один вопрос, даже если он покажется тебе странным: что ты знаешь об эмпатах?» – собираюсь наконец спросить я, но не успеваю. Отец и Элла дружно машут мне на прощание. Все, сеанс связи закончен.

Я хочу перезвонить папе, пока он еще в Сети, однако, расслышав приближающиеся мамины шаги, громко чертыхаюсь от разочарования и бросаю эту затею.

– Дорогая, что тебя так расстро… – начинает было мама, но войдя ко мне в комнату, замолкает на несколько секунд, с восхищением рассматривая мое модное платье и туфли на тонких высоких каблуках. – Катенька, да ты просто красавица! – восклицает она и заключает меня в свои объятия.

– Папа с Эллой презентовали обновки, – хвастаюсь я, – и организовали для меня вечеринку в «Новесенто».

Про денежный перевод на банковскую карту я умалчиваю, почувствовав мамино раздражение и поняв, что она не одобряет таких дорогих подарков.

Освободившись из объятий, бросаю взгляд на наручные часы и с ужасом осознаю: если не потороплюсь, то опоздаю на консультацию перед экзаменом. Быстро натягиваю куртку, хватаю сумку и, попрощавшись с мамой, настолько быстрым шагом, насколько это позволяют лодочки на шпильках, выхожу из квартиры.

Мне как никогда везет, и я добираюсь до института без традиционных пробок. Войдя в здание, понимаю: можно и не быть эмпатом, чтобы почувствовать, что все смотрят на тебя. Взгляды студентов и преподавателей буквально прожигают кожу. Удивительно, как моя куртка еще не начала дымиться.

Оказавшись возле аудитории по криминалистике, останавливаюсь и прислушиваюсь. Внутри непривычно тихо, и я ловлю себя на мысли, что, возможно, первой пришла на консультацию перед экзаменом или вообще была единственной в группе, кому не жалко потратить на занятия свой выходной. Но как только открываю дверь, тишину разрывает дружный крик:

– С днем рождения!

Под оглушительное «ура» двадцать воздушных шариков самой причудливой формы взмывают вверх и остаются под потолком, как приклеенные, а затем по невидимой команде ко мне выстраивается нетерпеливая шумная очередь однокурсников, чтобы поздравить и вручить подарки.

Эмоции сменяют друг друга, словно разноцветные огни на елочной гирлянде: радость, безразличие, восхищение, восторг, раздражение и даже зависть. Мне трудно уловить, кому они принадлежат, да я и не очень-то стараюсь. Ведь люди, чувства которых для меня действительно важны, стоят в самом конце очереди: это Андрей и Вера.

– От всей души поздравляю! – говорит Андрей, протягивая большой букет из прекрасных белых роз, и осторожно целует меня в щеку.

Я немного боюсь, что он сердится за мою недавнюю выходку: Андрей предложил пойти в кино, а я наговорила ему глупостей и сбежала, сославшись на плохое самочувствие, так и не ответив, принимаю ли приглашение. Но сейчас, кроме его влюбленности и восхищения, я ничего не ощущаю, и это заставляет меня широко улыбнуться и наградить Андрея ответным поцелуем в щеку. Он слегка краснеет и уступает свое место Вере.

– Катенька, извини, если я тебя обидела, – неуверенно начинает Вера, теребя в руках небольшой бумажный пакет с надписью «Happy birthday!»¹⁷. – Ты даже не представляешь, насколько я соскучилась по нашим совместным походам по магазинам, двухчасовым разговорам ни о чем по телефону и вылазкам в кино на девчачьи фильмы, да и тренировки по чирлидингу без тебя не те.

Мне не нужны прикосновения, я знаю, что Вера говорит правду, поскольку сама испытываю то же самое.

– Как я могла забыть? Кино! – восклицаю я и, глядя на озадаченный Верин вид, спешу объяснить: – Моя мама купила билеты на тот самый фильм про вампиров. Премьера состоится в это воскресенье. Ты приглашена. И чтобы никаких отговорок!

Вместо ответа Вера ставит на ближайший стол свою ношу и кидается мне на шею. Выпустив меня из объятий через пару секунд, она извлекает из пакета кружку с надписью «Подруги не разлей вода», на которой красуется наша с ней фотография, и с лукавой улыбкой протягивает мне. Если бы существовала номинация «Самый трогательный презент», то я предложила бы наградить премией именно Веру: лучшего символа примирения и не придумаешь.

В аудиторию входит преподаватель, и я с полными руками подарков и цветов тороплюсь на свое место. Правда, его разъяснения, на что стоит обратить внимание при ответе на экзаменационные вопросы, слушаю вполуха, поскольку постоянно отвлекаюсь на записочки с поздравлениями, которые мне передают друзья.

После занятий я приглашаю всех однокурсников отметить мой день рождения в «Новесенто», и только пятеро из них отказываются по причине неотложных дел. Должно быть, от их рукопожатий моя ладонь ныла, как от ожога, потому что они излучали волны жгучей зависти. Если так, то отсутствие этих пятерых на празднике, несомненно, к лучшему.

И тут я понимаю, что не поддалась их разрушающим чувствам, осталась на удивление спокойной.

Как Вы там говорили, товарищ профессор? У эмпата его собственные эмоции смешиваются с чувствами других людей до такой степени, что он не может отличить их? Еще как может! Вы ошиблись, но это свойственно любому человеку, даже доктору психологических наук.

Как никогда довольная собой, я в компании пятнадцати друзей отправляюсь в «Новесенто» – небольшой, но весьма уютный ночной клуб, расположенный на окраине города. Непонятно по каким причинам он носит итальянское название: здесь не подают карпаччо¹⁸, минестроне¹⁹ или фриттату²⁰, не угощают ристретто²¹ и марокино²², не звучат песни Аль Бано, Тото Кутунио, Адриано Челентано²³, да и интерьер тут явно американский. Но мне нравится это место.