Читать книгу: «Судьбы водят хоровод», страница 3

Цветы для мертвой царевны

У Вячеслава Всеволодовича было долгое имя, из многих букв. Поэтому сослуживцы называли его просто ВВ и расшифровывали как Великий Водила. Что-то вроде Великого Кормчего, только труба пониже и дым пожиже.

Он знал об этом, но не придавал значения. Он вообще не придавал значения людям, занимающим какие-то позиции под его руководством. Главное – это штатное расписание, а не его наполнение. Вячеслав Всеволодович представлял себе институт как набор ящичков, которые должны составлять гармоничную конструкцию, быть удобными для пользования. Всегда под рукой, выдвигаются без скрипа и задвигаются без проблем. А уж какими людьми наполнить эти ячейки – вопрос второй. Нет, даже не второй. Последний.

Нельзя упрекнуть Вячеслава Всеволодовича в том, что он не любил коллег. Он был к ним равнодушен. Они существовали в его картине мира только как наполнение штатного расписания и исчезали с его радаров после окончания рабочего дня.

Вячеслав Всеволодович давно понял, что любого можно заменить. Была бы должность, а человек найдется. С этим убеждением руководить людьми легко и приятно. Но в одно прекрасное утро его пронзила мысль: так ведь и его могут заменить. И тогда он стал зубами держаться за табличку на двери своего кабинета.

Однако сжатые челюсти ныли и просили передышки. Для этого существовал дом. По сути, это был еще один функциональный ящик, который в его картине мира предназначался для того, чтобы нырнуть туда и расслабиться. Дать покой челюстям.

Это нормально. Балерина приходит домой и вытягивает ноги в блаженном покое. Грузчик приваливается спиной к дивану. А Вячеслав Всеволодович дома ослаблял хватку, превращаясь из Великого Водилы в простого Славу.

Жена, Наталья, понимала отведенную ей роль. Она должна была обеспечить условия для полноценного отдыха идущего в гору мужа.

Много лет назад, когда молодой Слава только начал пробовать на зуб разные руководящие должности, случился неприятный эпизод. Наташа заболталась с подружкой по телефону и не приготовила ужин. Слава пришел и неприятно удивился:

– Почему нет ужина?

– Не успела. Светка звонила, у нее кот весь диван подрал, вот ужас-то.

Слава задумался. В ящичке под названием «дом» был непорядок, перекос.

– Ты хочешь сказать, что у меня нет ужина из-за драного кота?

– Кот не драный. Он диван дерет. Это не одно и то же.

– Коню понятно. Но как мой ужин связан с драным диваном?

– Никак, – растерялась жена.

– Вот и мне кажется, что никак.

Слава, насупившись, вышел из кухни.

Наташа думала, что это всего лишь маленькая размолвка, и завтра все будет по-прежнему.

Но на следующий день в доме появилась женщина, которую нанял Слава. В ее обязанности входило приготовление ужина. Жена сначала даже обрадовалась. Она решила передохнуть, пока муж устраивает демарш.

По-настоящему Наташа испугалась, когда поняла, что муж ничего не демонстрирует, не пытается ей что-то доказать. Он просто так живет. Есть функция – приготовление ужина, и если один человек с ней не справляется, то на его место ставят другого. И если в доме будет грязный пол, то муж наймет поломойку.

Наташа быстро прокрутила картину дальше. За поломойкой может прийти прачка, потом белошвейка… А если Наташа не справится со своей функцией в постели? Любовница исправит ее недоработку.

Но Наташа привыкла быть женой Славы. И отвыкать не хотела.

Поразмыслив, она взнуздала себя, обеспечив идеальный порядок в доме. В честной конкурентной борьбе кухарка проиграла. И даже рождение дочки не смогло нарушить образцовый быт в их семье.

Так ровно и организованно, словно солдаты в строю, шли годы. Сорокалетний рубеж Вячеслав Всеволодович миновал, не обременяя себя кризисом среднего возраста. Он играл в теннис и правильно питался. Таким людям не страшны философские заморочки. Вот если бы Достоевский играл в теннис, а Гоголь бегал трусцой, то и читать их было бы приятнее. Так утверждал Слава.

Наташа же к сорокалетию подкачала. Нет, не постарела, а как-то пожухла. Вячеслав Всеволодович опытным глазом руководителя стал замечать, что Наташа сильно изменилась. Усталость стала ее фоновым состоянием. Даже если она чему-то радовалась или на что-то обижалась, то чувства проступали редкими яркими мазками поверх серой усталости, прочно засевшей в ее глазах и плотно сжатых губах. Казалось, что к вечеру она устает жить, а с утра просыпается лишь потому, что устает спать.

Вячеслав Всеволодович стал размышлять на эту тему. Как эффективный менеджер, он провел ревизию ее служебных обязанностей и пришел к выводу, что о трудовой перегрузке не может быть и речи. Другие женщины разрываются между домом и работой, и ничего, цветут назло всем. Наташа же отвечала только за дом, другой работы у нее не было. Это был ее офис, ее фабрика, ее доменная печь. Вячеслав Всеволодович решил, что это посильная задача.

Кроме того, муж весь день проводил на работе, значит, своим присутствием не создавал дополнительной нагрузки – не мусорил, не просил есть, не грязнил унитаз. Денег приносил много, что, коню понятно, должно поднимать настроение жены. Дочка подросла, убегает в институт рано утром, а домой приходит под разными предлогами как можно позже. Так с чего уставать?

В таких обстоятельствах любая другая женщина расцветет, как майская роза. Наташа напоминала розу, которую подморозили при транспортировке и со скидкой спешно продали непритязательному покупателю. Вячеславу Всеволодовичу было неприятно осознавать, что он владеет уцененной розой.

Он молчал, награждая себя воображаемыми медалями за терпение. Но ситуация не разрешалась, переходя в хроническую. Подмороженная роза не радовала глаз. И тогда муж понял, что ящичек с надписью «дом» нуждается в ремонте. Его заклинило и перекосило. Без вмешательства тут не обойтись.

Но ремонтировать должны специально обученные люди. Он не владеет этим ремеслом. Вячеслав Всеволодович решил обратиться к помощи психолога.

Чтобы не дать повода для слухов, он решил искать психолога с помощью Интернета. И обязательно вне столицы. Не хватало еще случайно на улице встретиться. Нет, непременно из глубинки, чтобы решить проблему – и концы в воду.

Покопавшись в объявлениях, Вячеслав Всеволодович нацелился на некую Эльвиру. Его подкупило то, что специалистов много, а эта – своего рода уникум, как-то хитро трактует житейские проблемы с опорой на литературу. Авторский метод, можно сказать. Ну и берет соответственно, не каждый такой ценник осилит.

Вячеславу Всеволодовичу это понравилось. Все-таки авторский метод – это намек на исключительность. А он давно привык считать себя штучным товаром. Табличка на дверях его кабинета это удостоверяла. Обычные люди табличек не имеют, разве что на кладбищенских оградках.

Да и литература – вещь приятная. Вячеслав Всеволодович книг давно не читал, не мог себе позволить. Времени в жизни хватало только на отчеты, рапортующие об ускоренной интеграции института в мировую науку. Разве что по дороге на работу ставил аудиокниги. Прекрасное изобретение: и делу не помеха, и культурный уровень поддерживает.

А что психолог дорого берет, так это даже хорошо. Элитарность Вячеслав Всеволодович ценил. Он свято верил в то, что психологические проблемы людей его круга сильно отличаются от проблем, которые встречаются в жизни людей попроще. Значит, и психолог нужен тот, который не имеет дел с обычной человеческой шелупонью.

В предвкушении оперативной помощи Вячеслав Всеволодович позвонил Эльвире и кратко обрисовал проблему. Психологиня попыталась заикнуться о встрече с женой, но получила однозначный отказ. Нечего Наташу от дел отрывать. Муж лучше ее понимает, что не так. И вообще, он платит, значит, имеет право заказывать банкет.

Эльвира для приличия сказала, что эффект может быть не тот, но по ее голосу Вячеслав Всеволодович понял, что банкет состоится. Ему не откажут в консультации по поводу жены.

В назначенное время, закрывшись в кабинете и предупредив секретаршу, чтобы его не беспокоили, он вошел в Скайп.

– Здравствуйте, Вячеслав Всеволодович, – поприветствовала его невзрачная женщина.

Симпатию психологиня не вызывала. От нее исходили флюиды учительницы литературы.

– Добрый день, Эльвира. Или Элеонора. Простите, не запомнил.

– Не фокусируйтесь на пустяках. Давайте приступим к главному. Что вас беспокоит?

– Жена.

– Ваша жена? – переспросила психологиня.

– Коню понятно, что моя. Чужая жена если беспокоит, то ее всегда можно отодвинуть, – рассудительно сказал Вячеслав Всеволодович.

– Ну допустим, – как-то неуверенно согласилась женщина. – А что именно вас беспокоит в связи с вашей женой?

– Она как бы мертвая слегка, – максимально точно описал проблему Вячеслав Всеволодович.

– В чем это проявляется?

– В отсутствии жизни, – начал раздражаться клиент. За такие деньги можно и пошустрее соображать.

Эльвира помолчала. Потом неожиданно обрадовалась:

– Значит, мертвая?.. Вы подобрали очень точное слово! Великая русская литература нам в помощь! Помните сказку про мертвую царевну?

– Нет.

– Ну как же? Пушкин, Александр Сергеевич.

– Пушкина знаю, а мертвую царевну нет, – с нескрываемым раздражением ответил клиент.

Тогда психологиня тягуче, как плохая актриса, начала декламировать:

– Во мгле печальной гроб качается хрустальный. И в хрустальном гробе том спит царевна вечным сном…

У Вячеслава Всеволодовича что-то зашевелилось в том ящичке памяти, где хранились воспоминания о школьных годах.

Эльвира подбодрила:

– Ну же! Смелее! Вы помните, кто ее разбудил?

– Королевич Елисей, – удивился Вячеслав Всеволодович цепкости детской памяти.

– Верно! Вот! Вы сами все сказали! Вашей жене нужен…

– Елисей? – перебил Вячеслав Всеволодович. – А ничего, что она замужем?

– Ну нельзя же понимать все так буквально, – мягко сдала назад Эльвира. – Елисей – это всего лишь образ, воплощающий любовь. Вашей жене нужна любовь, а уж в каком образе она к ней явится, вопрос технический. В конце концов, вы сами можете быть Елисеем, – предложила она, понизив голос до интимности.

– Это вряд ли. У меня работы много. Но суть я уловил. Спасибо.

И Вячеслав Всеволодович без сантиментов нажал отбой.

Ему пора было возвращаться к делам, об условном Елисее он решил подумать после окончания рабочего дня. А пока нужно было пропесочить одного нерадивого сотрудника, который писал научную статью с такой тщательностью, как будто речь шла о нетленном труде. Вячеслав Всеволодович не верил в то, что философия кому-то нужна. Зато нужны Пустодыхлов и Бронебойнов. Мысли о них вытеснили Наташу с Елисеем.

Вечером, по дороге домой, он все придумал. И даже сам удивился тому, как это просто. Мертвая царевна была обречена на оживление, хочет она того или нет.

На следующий день Наташа, проводив мужа, пошла варить кофе. Впереди маячил новый день, удручающе похожий на прежний.

В дверь позвонили. На пороге стоял курьер с огромным букетом цветов.

Наташа приняла букет, гадая, зачем Слава заказал его. Может, им вечером в гости идти, а он забыл ее предупредить? Или она что-то упустила, и сегодня какой-нибудь юбилей?

В стеблях цветов, словно распорка, торчала открытка. Наташа достала ее и начала читать. С каждой новой буквой глаза Наташи наполнялись изумлением, а щеки покрывались румянцем. К концу чтения она стала пунцовой и возбужденной.

«Милая моя незнакомка! Не знаю, как тебя зовут, но твоя походка пленила меня. Не сердись, но я проследил твой путь. Теперь я знаю, где ты живешь. Разреши мне хоть изредка, раз в неделю, посылать тебе цветы. В этом нет ничего плохого. Я боготворю тебя и никогда не нарушу твой покой, лишь бы ты была счастлива».

Наташа приложила ладони к щекам, постояла пару минут и решила, что букет с таким посланием невозможно оставить дома. Она – замужняя женщина, а букет отчетливо намекал на адюльтер. Наташа решительно двинулась к мусоропроводу. Там она еще раз рассмотрела букет. Последний раз она получала цветы на Восьмое марта. Кажется, это были протокольные мимозы. А тут яркая, восхитительная красота, изящество формы, тонкий аромат. Нежность, завернутая в полиэтилен. Цветы не заслуживали такой участи.

Наташа вернулась, спешно набросила курточку и выбежала из дома. Ее подружка Светка жила неподалеку, буквально в паре остановок на трамвае. Наташа решила отдать букет Светке под предлогом, что цветы оказались аллергенные. И подруге хорошо, и цветам неплохо. А самое главное, что Слава про это точно не узнает. Между мужем и Светкой взаимная неприязнь. Они не вступают в контакты по собственной инициативе. Слава считает Светку безалаберной и сторонится ее, как будто это заразно. При его руководящей должности любая расхлябанность недопустима.

На обратном пути Наташа особо тщательно распрямила плечи и втянула живот. Подойдя к подъезду, она красиво выгнулась, читая объявление об отключении горячей воды. Наташа приняла меры на случай, если за ней наблюдает неизвестный воздыхатель.

Когда Вячеслав Всеволодович вечером пришел с работы, он застал жену без особых перемен. Его ждал ужин по графику, с нужным количеством калорий. По правую руку от главы семейства сидела жена, по левую – дочь. Все было правильно и на своих местах. Букета в доме не было, что порадовало мужа. Ему не хотелось выслушивать ложь.

Через неделю курьер принес новый букет. На этот раз Наташа уже не вспоминала про мусоропровод. Букет ушел жить к Светке незамедлительно.

Вячеслав Всеволодович бдительно следил за настроением жены. Первым звоночком перемен было нетерпение, с которым жена стала провожать его на работу. «Курьера ждет», – догадался Слава.

– Ты не видела зонтик?

– Дождя не будет.

– А вдруг будет?

– Не будет. Иди уже!

Вячеславу Всеволодовичу не понравилось это «иди уже», но, с другой стороны, мертвая царевна такое не скажет. Стало быть, оживление идет полным ходом. А живые люди порой доставляют неприятности. И муж решил, что он на верном пути.

Терапевтические букеты шли чередой, как по графику. Иногда в них попадались открытки с незатейливыми комплиментами. И каждый раз Наташа относила цветы Светке, которая со временем узнала о незадачливом ухажере и оттачивала остроумие на его счет.

Шел третий месяц букетного лечения. Вячеслав Всеволодович с удовлетворением отмечал перемены в жене. Наташа похорошела. Но к радости мужа примешивалась легкая досада. Лечение привело к нежелательным побочным действиям. У жены появилась неприятная манера подходить к окну и улыбаться, разглядывая облака. Этот странный блуждающий взгляд слегка бесил его. А на него, своего мужа, Наташа смотрела как-то обтекаемо, как будто она смотрит сквозь него куда-то в прекрасное далеко.

Вячеслав Всеволодович понимал, что достиг цели. Жена ожила. Но что-то пошло не так. Как будто поезд тронулся, пустился в путь, но не остановился на нужной станции, промахнул ее. И теперь летит, набирая скорость, в неизвестность.

Прежняя Наташа, сонная и уставшая, что бы он ни говорил, тут же соглашалась. В ней чувствовалась покорность и надломленность. Теперь в Наташе поселилась какая-то резвость, а с ней и резкость. В ее плотно сжатых губах все чаще угадывалось раздражение, несогласие и порой презрение. Она молчала, но как-то насупленно. А когда он начинал рассказывать об институте, Наташа опускала глаза.

Однажды Вячеслав Всеволодович, как это часто с ним бывало, начал:

– Как ученый, я не могу согласиться с тем, что…

– Но ты ведь не ученый, – тихо сказала Наташа.

– Да, я вынужден был пожертвовать карьерой ученого. Коню понятно, что управлять людьми тяжелее, чем писать статьи. Наука осталась для меня хобби.

– Наука не может быть хобби, – упрямо возразила жена.

С этого дня Вячеслав Всеволодович перестал присылать курьера. Он решил наказать жену, поставить ее на место. На то самое место, где нет воображаемого Елисея. Где есть только он, ее муж. Важный начальник, нуждающийся в покое.

Обрубив поток букетов, Вячеслав Всеволодович начал ждать реакцию жены. Приходя с работы, он внимательно разглядывал ее лицо, мстительно надеясь увидеть признаки тревоги и тоски. Может даже слез. Но, странное дело, Наташа продолжала цвести. И все чаще, подойдя к окну, она посылала облакам эту противную бессмысленную улыбку.

Однажды у Вячеслава Всеволодовича сдали нервы. До нервного зуда захотелось размазать эту улыбку по ее лицу, смыть ее слезами. Еле дождавшись, когда дочь уйдет на очередную студенческую тусовку, он стал выбивать стульчик счастья из-под ног жены.

– Ты чего там, в окне, все время высматриваешь?

– Ничего. Просто красиво.

Наташа даже не повернулась к нему. Это было уже слишком. Вячеслав Всеволодович почувствовал раздражение, резкое и неукротимое.

– Ухажера высматриваешь?

Наташа сосредоточенно молчала.

– Любовь себе придумала?

Наташа вздрогнула. Потом присела, сложив руки на коленях.

– Слава, нам нужно поговорить. В моей жизни появился другой мужчина…

Волна злобы смыла со Славы остатки благородства.

– Другой мужчина? Ты думаешь, что кто-то в тебя влюбился?

– Я не думаю, я знаю. – В глазах Наташи вспыхнула дерзкая радость.

– Ха! – попытался засмеяться Слава. – Знает она! Что ты знаешь? Да это я тебе букеты посылал! Я! Понимаешь? Я!

– Спасибо, они были красивые, – равнодушно сказала Наташа. – А я думала, какой-то сумасшедший.

Слава решил, что ослышался.

– Ты не поняла. Нет никакого влюбленного в тебя мужчины. Твоя любовь – придуманная! Нет его! Понимаешь? Нет! Это все спектакль с записочками.

– Ну да, записочки были смешные, почти идиотские, – с едва заметной улыбкой сказала Наташа. – Но что это меняет? Давай закончим этот разговор. Теперь ты все знаешь. Прости, я давно хотела тебе сказать, но духу не хватало.

Вячеслав Всеволодович лихорадочно соображал. Новость не вмещалась в его сознание. Нет, этого не может быть. Просто жена путает явь с мечтами.

– Откуда ты взяла этого мужчину?

– Мы у Светы познакомились, когда я ей букет относила.

И она улыбнулась.

В эту секунду пелена спала с глаз Вячеслава Всеволодовича. Эту улыбку нельзя было спутать ни с чем. Сквозь нее сочилась любовь, не таясь и бесстыдно дразня. И этот блуждающий взгляд… Как будто она давно ушла от него, не покидая их дома.

Через несколько дней, когда Вячеслав Всеволодович участвовал в церемонии награждения лучших сотрудников института и лично вручал грамоты Пустодыхлову и Бронебойнову, Наташа собрала вещи и ушла.

Вячеслав Всеволодович так и не узнал настоящего имени королевича Елисея.

Верхом на комоде

Жизнь заставила Наташу стать примерной хозяйкой. В противном случае ей грозило увольнение с должности жены. С годами маниакальная тщательность во всем, что касалось стирки, уборки, готовки и прочих домашних трудов, стала ее второй натурой. Или даже первой. Потому что сначала Наташа делала то, что от нее ждал муж Слава, а уж потом вспоминала о себе.

Это не значит, что она ходила по дому распустехой. Наоборот, никаких халатов и растоптанных тапочек! Нарядный костюмчик из ассортимента Ивановской трикотажной фабрики и туфли-балетки составляли ее домашнюю униформу. Так однажды распорядился муж. Он привык командовать на работе и не мог разучиться, переступая порог дома.

Человек ко всему привыкает. Наташа привыкла подчиняться и блюсти чистоту. Это касалось и социального окружения. Они со Славой ходили в гости в правильные семьи, бросившие якорь в высших слоях общества. Там их ждали дизайнерский интерьер, изысканные блюда и разговоры о том, куда катится мир. В пропасть, разумеется.

Но если у Наташи случалась свободная минутка, она бежала к подруге Светке. Благо та жила почти рядом, пара остановок на трамвае. Это был портал в другой мир, где воздух пропитался законсервированным студенческим духом. На Светкиной кухне Наташе казалось, что мир катится не в пропасть, а с молодецким присвистом летит в сверкающую даль.

Они дружили столько, сколько себя помнили, и давно приняли контраст их миров как данность. Более того, разительное отличие подогревало взаимное любопытство «Как так можно жить?»

Наташа выходила замуж один раз и никогда не имела любовников. Светка жила как-то наперекосяк. Она успела развестись, настрадаться в многочисленных непродолжительных романах и вновь выйти замуж, чтобы родить двух хулиганистых пацанов. Теперь она не просто ценила своего мужа, Игната, но с полным основанием для этого, ведь ей было с чем сравнивать. И когда у нее спрашивали, как она так удачно выбрала себе мужа, Светка чистосердечно отвечала: «Путем перебора».

Наташа приходила к ней в гости и долго искала, куда приткнуть свои туфли. На обувной полке и вокруг нее не было свободного места, потому что обувь всех сезонов ждала своего срока.

– Ты почему зимнее не убираешь? Лето же, – искренне интересовалась Наташа.

– А смысл? – так же искренне недоумевала Светка. – Зима близко. В такой стране живем.

На кухне Наташа тихонько, чтобы не обидеть хозяйку, сметала со стула странный черный рис. Светка тут же подлетала с тряпкой:

– Вот ведь заразы! Опять Бусю из клетки выпускали!

Буся – черно-белая крыса – мирно отсыпалась в клетке.

Когда это случилось в первый раз, Наташа не поняла и переспросила:

– А это что?

– Какашки ее. Хорошо, что сухие, не мажут. Правда, на рис похоже?

Наташа знала, что, случись с ней такое в любом другом месте, ее бы вырвало. Маниакальное стремление к чистоте сделало ее болезненно брезгливой. Но почему-то в Светкиной квартире крысиные какашки ее не пугали, они были органичным дополнением к уютному бардаку, царящему в Светкиной квартире. Даже мило как-то, и действительно похоже на черный рис.

Они дружили очень близко, хотя жили в параллельных вселенных. Квартира Наташи напоминала операционную, где все лежало на своих местах и скромно сияло чистотой. А Светкин дом был похож на привал туристов, которые только что вернулись из похода. Такую атмосферу создавали не только раскиданные вещи. Светкин муж возвращался с работы с таким настроением, как будто он спустился с гор и страшно соскучился.

К Светке можно было забежать просто так, без приглашения. Хозяйка открывала дверь и говорила неизменное:

– Привет! Только у меня срач, извиняй.

Или звонила:

– Наташка, срочно ко мне. Я убралась! Красотища! Беги ко мне, пока мои мужики все не испортили.

И Наташка бежала. Но никогда не брала с собой Славу.

Он не умел перевоплощаться. Наташа давно поняла, что она может быть разной. Дома она одна, а у Светки – другая. Более молодая, бедовая, веселая. А Слава всегда одинаковый. Наверное, это и есть цельность натуры. Качество прекрасное, достойное уважения и необходимое для руководителя. Но для жизни совсем неподходящее, потому что тогда можно прожить только одну жизнь, одинаковую день ото дня. Славе хватало его жизни – с красивой табличкой на дверях огромного кабинета и с образцово налаженным домашним хозяйством. А Наташе не хватало. Хотелось черпать жизнь полной ложкой, а не цедить через трубочку.

И когда сосущее чувство утраты чего-то неведомого становилось совсем отчетливым и гнетущим, Наташа бежала к Светке. Там, в этом бедламе, она заряжалась силой на продолжение своей правильной жизни. У Светки она объедалась эмоциями, чтобы потом сесть на диету в доме, выстроенном по проекту Славы.

Наташа не то чтобы скрывала, но не особо афишировала перед мужем свои походы в Светкин дом. Интуиция подсказывала ей, что Славе неприятна ее дружба со Светой. Пользуясь казенным языком, он бы сказал, что «Светлана плохо влияет на жену». Впрочем, с цельными натурами вообще не особо интересно разговаривать: заранее понятно все, что они скажут. Это как яйцо с разных сторон разглядывать, везде одинаковое.

Но жизнь – не яйцо. Она поворачивается, и открываются такие горизонты, что человеческая фантазия переживает по поводу своей немощи.

В тот день Наташа пришла к Свете, как обычно, без приглашения и без предупреждения. Ей нужно было пристроить в хорошие руки букет, который прислал какой-то сумасшедший воздыхатель.

Дверь открыл верзила. Буквально исполин. «Швед», – почему-то с перепугу подумала Наташа.

– Это Эрик! Проходи! У меня срач, извиняй. – За его спиной маячила Светка.

Эрик осторожно пожал Наташину руку, как будто она была из фарфора.

– Что такое срач? – спросил он с легким акцентом.

– Это такое дизайнерское решение, когда красиво то, что удобно, – ответила Наташа.

Эрик все понял и захохотал. В эти минуты Наташа окончательно решила, что он иностранец – у него были безупречные зубы.

Тут подлетела Светка:

– Цветы? На фига?

– У меня аллергия… Можно я тебе букет оставлю?

– Можно все, что не портит цвет лица! А откуда такой недоделанный гербарий?

– Это смешная история… Просто бред какой-то…

Но закончить рассказ про странного ухажера ей не пришлось. Из глубины лоджии, как из палатки, вылез Игнат. Он кивнул Наташе и оповестил всех:

– Буси на лоджии нет.

Наташа услышала тихое подвывание из детской. Стало ясно, что крыса совершила побег. Семья в боевом порядке прочесывала квартиру. Буся была важнее гостей. Все-таки грызун на свободе – это великая разрушительная сила. Даже великан Эрик не так опасен для проводов и мебели.

Про цветы тут же забыли. И только Эрик затаил вопросительный взгляд, ему одному хотелось дослушать историю про букет. Светка на такие мелочи не разменивалась. Грызун затмил букет, и Наташа вздохнула с облегчением. Ей не хотелось при всех рассказывать про таинственного воздыхателя, а придумывать легенду было лень.

Наташе отвели участок для поиска крысы. Эрик сосредоточенно прочесывал соседний квадрат. Он осторожно, двумя пальцами, брал вазочки и дул в них, надеясь своим ураганным дыханием вынудить крысу на выход.

Наташа шуршала по соседству, стараясь распределить внимание между Бусей и Эриком так, чтобы крысе тоже что-нибудь досталось.

Наблюдать за Эриком было сплошное удовольствие. Он выглядел комично в своей сосредоточенной старательности. Зачем-то приподнял комод, хотя под ним не было щели. Наташа вспомнила, как они со Светкой вдвоем передвигали этот комод, едва не надорвавшись. Добротная вещь, бабушкина. Сейчас таких не делают. Может потому, что перевелись мужчины, способные поднимать такие комоды.

Почему-то Наташа подумала, что если она сядет на комод сверху, то Эрик все равно легко поднимет его. Наверное, это страшно, подняться в воздух верхом на комоде. Чтобы не упасть, придется обхватить Эрика рукой за шею.

В этот момент Эрик почесал шею и посмотрел на Наташу.

– Нет нигде, – радостно сообщил он. – Крыса – умнее человека!

Но тут Игнат закричал:

– Нашел!

Наташа мельком взглянула на Эрика, и ей показалось, что он расстроился. Он явно ставил на крысу.

Буся спряталась в носке, который лежал под пианино. Ее торжественно вернули в клетку и пошли обмывать находку на кухню.

К чаю был тортик. Его срочно нужно было съесть, потому что у него вышел срок годности. В этом честно призналась Светка, предложив по желанию взять самоотвод. Таковых не нашлось. Просроченный тортик не испортил аппетит, а, наоборот, разбудил его. Пришлось Светке варить спагетти, а Игнату – тереть сыр. Когда покончили со спагетти, вспомнили, что в холодильнике есть суп. Его тоже приговорили. В завершение открыли банку маринованных патиссонов. Этот гастрономический бардак легко лег на желудок и взвинтил настроение на высоту дружеской пирушки. На смену патиссонам пришла гитара, и оказалось, что Эрик неплохо поет. По ходу дела выяснилось, что он не швед, а немец, партнер Игната из Восточной Германии. Как истинный ариец, он спел «Подмосковные вечера».

Когда Наташа посмотрела на часы, то поняла, что опаздывает к ужину. Слава это не одобряет. Он может ввести санкции.

– Я побегу, мне пора.

Наташа с сожалением встала из-за стола. Ей показалось, что в глазах Эрика промелькнуло разочарование. Но мало ли что может показаться в таком возбужденном состоянии.

Как выяснилось, состояние тут ни при чем. На следующий день Светка позвонила и сказала:

– Меня Эрик изнасиловал… Не выпускай Бусю, тебе говорю!

– Что? Что случилось? – обмерла Наташа.

– Да опять дети Бусю выпускают. Вот засранцы!

– Нет, ты про другое говорила. Эрик тебя изнасиловал? – Наташа громко сглотнула.

– Да! – радостно подтвердила Светка. – Прямо изнасиловал меня, чтобы я ему твой телефон дала.

Наташа почувствовала, как с души спадает груз. И с изумлением поняла, что имя этому грузу – ревность. Она бы не хотела, чтобы Эрик изнасиловал ее подругу.

– И ты дала?

– А ты бы ему не дала?

И подруги захохотали, одинаково поняв двусмысленность фразы.

С того дня Наташа стала ждать звонка.

Слава приходил с работы и рассказывал, на какую высоту он поднял институт. А Наташа вспоминала, как Эрик приподнял комод. Для Наташи комод был конкретный, а институт абстрактный. В какой-то момент она поняла, что и Слава для нее абстрактный мужчина. Он выполняет в ее жизни определенные функции. С ними он справляется. А вне этих функций, просто как человек, он ей неинтересен.

Эрик позвонил через неделю.

– Привет!

Он не сказал «это Эрик». Наташе это понравилось. В его краткости сквозила уверенность, что только он может позвонить Наташе. Кто же еще?

– Привет, – ответила она.

– Мне трудно тебя не видеть.

И опять это было точное попадание. Он пропустил все ненужные слова, обнажая суть, до которой можно не добраться, если идти к ней издалека. Он говорил так, будто всю эту неделю они были вместе. Но в каком-то смысле так оно и было. Не обязательно же звонить человеку, если можешь просто думать о нем.

– Я хочу встретиться.

Наташа кивнула. Она забыла, что кивок нельзя услышать.

Но он услышал.

Услышал не только кивок, но и ее тоску по чему-то большему, чем мир, организованный по проекту Славы.

Так началась ее новая жизнь. У ящичка под названием «образцовый дом» появилось двойное дно.

Как разбирался со своей семьей Эрик, Наташа не знала. Да и знать не хотела. Он пару раз сбрасывал настойчивые звонки, но она не сомневалась, что он перезванивает, когда остается один. Такие мужчины не могут взять женщину, посадить на комод, поднять до небес, назвать женой, а потом уронить за ненадобностью. Если уж взялся, то понесет до конца, до могилы. Такие не разводятся из-за каких-то новых знакомых, встретившихся в командировке. Эрик был надежен, как скала.

Но и в скалах случаются трещины, а в них ветер жизни заносит семена новых чувств. И вот уже на скале растут цветы. Но какими бы прекрасными ни были эти цветы, они не могут сдвинуть скалу с места.

Наташа это понимала. Однако отсутствие перспектив не пугало ее. Ей не нужна была новая семья. Семья вообще не может быть старой или новой. Это же не платье. Она просто должна быть. И у Наташи семья есть. Правда, там душно, как в комнате с запечатанными окнами. Но ведь это не повод взрывать комнату.