Читать книгу: «Ради Евы», страница 3

Глава вторая. Ищите женщину

Москва, 2060

«Je n’aurais jamais cru qu’on se rencontrerait, le hasard est curieux, il provoque les choses…» А неплохо пел Азнавур! Аркадий Евгеньевич вспомнил старый хит, недавно перепетый каким-то молоденьким, безликим артистом, больше похожим на девочку, чем на мужчину. «Я никогда бы не подумал, что мы встретимся опять, случай играет с нами странные шутки…»¹⁰

Франция его преследовала. И хотя Фадеев много лет не был в стране, которую прекрасно знал и любил, судьба то и дело преподносила ему какие-то французские сюрпризы. Вот и сейчас… Не успела закончиться очередная летучка по Евразиаде, которую он и сам уже начинал недолюбливать, по-стариковски ругаясь и ворча у себя в кабинете (позволить себе такое при подчинённых он бы не смог), – едва летучка закончилась, как возникла целая куча неотложных дел. Слушания в Сенате, где почему-то обязательно понадобился лично он, документ из МИДа для срочного ознакомления, перенесённый разговор с китайским атташе, а главное – личная просьба президента помочь бывшим товарищам. И здесь как раз замешана Франция – вернее Восьмая республика, будь она неладна!..

Его карьера разведчика давно закончилась, но Фадеев сохранил неплохие отношения с коллегами. На недавнем совещании в Кремле он встретил практически всех – всю верхушку ФСБ и СВР¹¹. Обсуждалась Евразиада – и не только. Президент имела основания беспокоиться, и Фадеев, входивший в негласный круг доверенных лиц, разделял её озабоченность.

Естественно, «холодный мир» с Трансатлантикой сложно было назвать спокойным. Лишь внешне смирившись с укрепившимися позициями России, а также её стратегическим союзом с Китаем, западные элиты напряжённо выжидали момент для нового удара. Хорошо знающая историю президент Леонова, за миловидной внешностью которой скрывался стальной характер – недаром её прозвали русской «железной леди»¹², – не склонна была недооценивать противника, а точнее противников. Их по-прежнему было слишком много. И несмотря на множество внутренних проблем, никто из них не сложил оружие!

Восьмая республика – новое официальное название Франции, за полвека сменившей уже три политических режима¹³, – давно не играла роли в глобальной политике. Но именно там неожиданно возник «рассадник заразы», как метко выразился один из резидентов. Когда-то отношения Франции и России, основанные на памяти Антанты и советско-французского сближения при де Голле, складывались неплохо. Однако трансатлантическая пропаганда сделала своё дело: в Восьмой республике, ослабленной затяжным гражданским противостоянием, стали появляться вредоносные антироссийские ячейки. Это было нечто новое и неприятное прежде всего своей аморфностью и неуловимостью. В оперативных материалах время от времени всплывало загадочное, мало кому понятное название: TERRALIBRA. След этих людей обнаруживался то тут, то там, однако никто толком не представлял, кто и что за этим стоит.

Ясно было одно: некая структура, подобная невидимому глубоководному спруту, протянула свои щупальца к России. Это означало, что Евразиаду ждут дополнительные сложности: для срыва Игр будет использовано всё, абсолютно всё – от самых грязных до весьма утончённых методов.

Президент обратилась к Аркадию Евгеньевичу не просто так: она знала его как опытного франковеда, тонкого любителя и ценителя Франции. Впрочем, теперь это уже была совсем другая, чуждая и малопонятная Фадееву страна… Чего стоило одно название! Придумать такое только из соображений политической корректности, чтобы не обижать тех, кто не считает себя французами… Что произошло с этим миром?

«Да, Douce France¹⁴ уже нет… – с лёгкой ностальгией думал Фадеев. – Что осталось от страны Шарля Трене? Практически ничего… Сколько же я там не был? Лет тридцать точно. Интересно, а как поживает моя мадам Беккер? Моя Настя? Ведь ей семьдесят с лишним, она на семь лет старше меня… А вдруг… Вдруг её уже нет в живых?»

Эта мысль не понравилась Аркадию Евгеньевичу. В уме он представлял всех своих женщин – а их было немало – такими же свежими и прекрасными, какими они заключали его в объятия. И Анастасья Беккер в воспоминаниях Фадеева по-прежнему оставалась рыжеволосой, темпераментной и живой, как тридцать лет назад… Да, они встретились уже немолодыми, но любили друг друга как двадцатилетние! И что ей помешало выйти за него замуж? Не многие из его женщин годились на роль жены, а она была из тех, кто блестяще справился бы с этой миссией… Может, посмотреть, есть ли у неё сейчас профиль в Инфосети?.. Нет, зачем?

Впрочем, времени для ностальгирования не было: внимательно ознакомившись с переданными ему материалами, Аркадий Евгеньевич принялся размышлять на более серьёзные темы… Как будто России не хватало официального противодействия Трансатлантического союза! Конечно, там возмутились, что их собственные спортсмены, наплевав на запреты, подали заявки для участия в Играх. Будут представлены практически все страны – пусть и не под официальными флагами, но всё-таки! Естественно, трансэлиты, как обычно, брызжут слюной… Но TERRALIBRA? Что нужно этим проходимцам?..

«Анализ рисков и угроз» и «стратегия безопасности» – сделал Фадеев пометки в своём коммуникаторе. Сообщение автоматические зашифровалось – как и всё, что он писал. По старой привычке Аркадий Евгеньевич не доверял никому, даже самым близким. «Доверяй, проверяй и всё равно никому не верь» – таков был его личный, проверенный годами девиз.

***

– Нивелировать эмоции, Ева, нивелировать…

Голос Дэлла по специально выделенному каналу звучал, как обычно, сдержанно и уверенно. Они всегда разговаривали на английском, хотя коуч по нейтрализации уже много лет жил в Париже и в совершенстве владел французским.

– Мне кажется, это всё из-за чипа. Иногда я полна решимости, мне всё кажется возможным – да, как красота чистого разума, о которой писал Кант. Но иногда… – Ева не хотела казаться слабачкой, но чувствовала, что никогда не достигнет уровня сознания своего ментора и – в прошлом – первого любовника. – Иногда мне страшно. Я в другой стране. Да, я говорю на их языке, но для меня всё это чужое… Даже несмотря на Анастасью.

– На тебя не должно действовать ничего! Москва, Пекин, Дели, что угодно… Анастасья для тебя – просто человек, не более. Она пытается манипулировать, стараясь развить в тебе чувство вины. Но на самом деле ты никому ничего не должна. Никому! Ты имеешь право идти по своему пути. Это единственная настоящая свобода!

– Да, Дэлл… Скажи, а ты можешь связать меня с доктором Суонни? Мне кажется, что чип…

– Ева, чип – это лишь малая часть твоей новой жизни. Давно доказано, что никакие хирургические и медикаментозные вмешательства не дадут результат, если ментально человек не хочет достичь нейтральности.

Внезапно связь прервалась: изображение Дэлла застыло, а звук исчез. Это случалось всё чаще: самым продвинутым выделенным каналам сложно было тягаться с российской системой цифровой защиты. «Умные фильтры», прозванные Трансатлантикой железным занавесом, работали неплохо, но, к счастью для Дэлла и ему подобных, всё же давали сбои. Прошло несколько минут, прежде чем удалось восстановить связь.

– Ты повторяла упражнения? – задал Дэлл свой традиционный вопрос.

– Не все, – честно призналась Ева.

Подготовка к намеченному визиту в Московский университет на Воробьёвых горах – одну из самых знаменитых сталинских высоток – так её вдохновила, что она провела несколько дней, целиком погрузившись в своё исследование.

– Я жду от тебя еженедельные отчёты со всеми подробностями. Ты знаешь, как это важно для меня. И для всех нас!

– Но я же записала несколько видео… – начала Ева.

На самом деле она немного схалтурила: в последнее время её мысли были заняты другим.

– Я должен быть в курсе всего: что ты делаешь, с кем встречаешься, что чувствуешь, какие мысли это вызывает… Кстати, ты уже связалась с локалами?

– Дэлл, мне кажется, я не справлюсь… – попыталась возразить Ева. – Моя программа и так перегружена. Нет, правда, это не моё! Понимаешь, русские нейтралы очень странные… Мне кажется, они не до конца понимают концепцию нейтрализации… Некоторые просто хотят сделать бизнес на своих сексуальных предпочтениях, вот и всё! А я…

– Хорошо, я напишу тебе инструкции, – смилостивился Дэлл. – Следуй им, и всё будет в порядке! От этого зависит успех твоей новой жизни. Ты слишком умна и чрезмерно эмоциональна… Но это поправимо. Ты знаешь, какой путь прошёл я сам. Перечитай вторую главу «Деконструкции пола» Элона Масска – все ответы там…

Казалось, Дэлл хотел проникнуть сквозь экран силой своего гипнотического взгляда. Его глаза порой меняли цвет и приобретали особый металлический блеск: ещё в детском возрасте он ослеп, и ему установили специальные визуальные протезы, заменившие естественное зрение, которыми он мог управлять. Сейчас взгляд Дэлла отливал изумрудным: он приберегал это для исключительных случаев.

– Я сделаю всё, что ты скажешь! – заверила его Ева. – Все мои силы направлены на это. Но иногда я чувствую, что не до конца пробудилась… Нет, я не колеблюсь! Просто бывают моменты, когда я всё подвергаю сомнению! Абсолютно всё!

– Ева, твоя сила – внутри тебя. Ты знаешь свою цель и должна идти к ней!

– Но чип…

– Забудь про чип! Всё в твоей голове! А теперь займись духовной практикой. Ты знаешь, как это важно. Каждый шаг приближает тебя к цели! Я верю в тебя!

С этими словами, не прощаясь, мудрый коуч отключился, и перед Евой остался чёрный и гладкий, как ледяное озеро, экран.

***

«Москва… как много в этом звуке…»¹⁵

Кажется, Ева где-то слышала такие стихи. Она приезжала в этот город много раз, ещё ребёнком. Однако сейчас вдруг почувствовала робость, почти физический дискомфорт… Широкие улицы, на которых по-прежнему было много электромобилей, контрастировали с центром Парижа, давно превратившимся в большую пешеходно-велосипедную зону. Сочетание разных архитектурных стилей, сложная городская планировка, яркие маковки православных храмов, сам масштаб старинного и в то же время молодого, бурлящего жизнью города – всё это делало Москву неприступной, непонятной и немного пугающей.

Беспилотное такси, промчав её по Ломоносовскому проспекту, остановилось у въезда в охраняемую зону – бывшую территорию Московского университета.

Ева знала, что весь комплекс МГУ давно переехал в гигантский наукоград в ста километрах от столицы. А исторический ансамбль, как и все сталинские высотки, было решено полностью модернизировать. Проект «Живая история» через несколько лет превратит главное здание МГУ в крупнейший в мире Музей науки, здание Министерства иностранных дел на Смоленской площади – в Мировой центр русской культуры, а дом на Котельнической набережной – в самый большой в мире театральный комплекс. Единственным исключением оставалась гостинца «СССР» (бывшая «Украина»), в которой планировалось размещать гостей Евразиады. Все исторические объекты решили самым тщательным образом виртуализировать – то есть сохранить в виде реконструированных и объёмных цифровых миров.

«Интересно, почему здесь такая слабая охрана? – подумала Ева, предъявив паспорт на пропускном пункте единственному человеку в форме. – Ах да, периметр безопасности…»

Конечно, здесь тоже использовали то, что так хорошо работало в Париже. «Приоритетные» (читай: криминальные) районы на севере французской столицы пять лет назад заключили в специальный периметр безопасности, пересечь который вне пропускных пунктов не представлялось возможным: заграждение было оснащено новейшей высокоэффективной технической системой. Это защищало жителей центра от экстремистов, постоянно совершавших налёты на благополучных сограждан. Злопыхатели тут же окрестили эту конструкцию Парижской стеной, в память о Берлинской, существовавшей в годы холодной войны.

Оказавшись в полном одиночестве на совершенно безлюдной территории, да ещё под неприятно моросящим дождём, Ева немного растерялась. Хорошо, что она догадалась надеть шапку: было совсем не жарко! Человек, который должен её встретить, ещё не пришёл. Стоит ли звонить самой? Наверное, пока не нужно…

Девушка хорошо видела импозантное сероватое главное здание со шпилем, увенчанным красной звездой: спутать его с чем-либо было невозможно. Кругом возвышались похожие по стилю невысокие корпуса, окружённые убранными в осенние цвета деревьями. Навигатор на её коммуникаторе не включался – по-видимому, здесь специально глушили сигнал. Жаль, сориентироваться самой не удастся!

В этот момент Ева увидела приближающийся силуэт: коренастый мужчина с большим синим зонтом быстро шагал по направлению к ней. Всё ближе, ближе…

– Простите, вы – Ева? – осведомился человек с зонтом, остановившись в нескольких метрах от неё, как будто не решаясь подойти ближе.

– Да, – решительно сказала она и шагнула вперёд.

Всё в одежде незнакомца казалось довольно заурядным: свободная серая куртка старого фасона, словно с чужого плеча, шерстяной шарф, перчатки. Шапки на нём не было, и Ева сразу отметила нечто необычное для мужчины из России: вьющиеся волосы до плеч – причёска, которая ему очень шла. Светлые глаза, тёмно-русые волосы, широкое, довольно открытое лицо – пожалуй, очень русское. Да, определённо русское!

Ева сомневалась, нужно ли здороваться за руку. Она знала, что в России по-прежнему использовали такой тип приветствия, однако делать это под дождём казалось глупым.

– Меня зовут Ева Берже. А вы…

– Я – Левин. Ренат Левин, – представился он, казалось, без особого энтузиазма. – Вы не слишком долго ждали? Меня отвлекли на охране. Может быть, возьмёте зонт?

Отказавшись, Ева последовала за новым знакомым.

Несмотря на непогоду, суровая красота зданий и классическая организация пространства показались ей чем-то знакомым. Пожалуй, слегка напоминает Париж – как если бы их столицу растянули в пространстве на половину региона Иль-де-Франс.

Миновав корпус физического факультета (это было единственное пояснение, которое Ева получила по пути), они молча добрались до входа в главное здание.

Казалось, этот русский вообще старался не смотреть на неё. Своеобразный тип! А ведь он довольно молодой, наверное, тридцать с небольшим…

– Я могу снимать – то есть фотографировать? – спросила Ева, оказавшись на уже знакомой ей по Инфосети широкой монументальной лестнице.

– Конечно. Но внутри есть некоторые ограничения. Впрочем, это больше касается архивных данных… Ведь вы хотели посмотреть чертежи, старые снимки?

– Да, очень хотела бы! – подтвердила Ева. – Но особенно хочу максимально изучить само здание, изнутри.

– Ясно… – обречённо произнёс Ренат. – Учтите, у нас на это будет не больше часа… К сожалению, я занят, – добавил он поспешно, чувствуя свою невежливость и полное неумение общаться с иностранцами, а уж тем более с иностранками.

– О, я постараюсь всё делать быстро, – заверила Ева и, миновав очередной пункт досмотра, последовала за своим немногословным экскурсоводом.

Ренату всё меньше нравилось порученное ему мидовское задание: он ощущал себя крайне неуютно из-за присутствия этой худой мрачноватой девушки, постоянно буравящей его своими странными тёмно-карими глазами. Он сам не знал, в чём было дело: то ли в её едва уловимом французском акценте, то ли в особенном, каком-то закрытом выражении лица, то ли в том, что он уже много лет избегал женщин – не потому, что имел другие пристрастия, а просто потому, что так казалось проще и спокойнее… Как бы там ни было, Левин мечтал отделаться от неё как можно скорее.

– Вот это когда-то называлось «шайбой», – сказал Ренат, когда они оказались в знаменитом круглом фойе на первом этаже.

– Шайба… – с сомнением повторила Ева. – Это как в хоккее, правильно? Хорошо, что здесь включили свет.

– Да уж, включили – и хорошо… – немного невпопад отозвался он.

Договориться с немногочисленной технической группой обслуживания здания оказалось непросто: они и сейчас не до конца понимали, что вообще Левин и его команда делают в этом подлежащем реставрации гиганте.

– Хотите посмотреть актовый зал? – спросил Ренат, когда они поднялись по широкой мраморной лестнице и остановились перед скульптурой Менделеева.

Конечно, Ева очень хотела туда попасть!

***

Отторжение и ненависть – именно это ожидала почувствовать Ева, оказавшись в святая святых МГУ – импозантном актовом зале.

Тоталитаризм, репрессии, насильственная коллективизация, бесчеловечная индустриализация – всё это, тщательно изученное ещё в швейцарской школе, не могло не вызывать у неё отвращения. Штудируя исторические книги и онлайн-курсы, Ева навсегда впитала отвращение к советскому тоталитаризму как к самому ужасному проявлению несвободы. Вопрос, который давно её мучил, – как и почему это продолжалось столько лет, а миллионы граждан безропотно сносили идеологические издевательства? Учитывая высокий уровень образования в СССР, достижения технической мысли, ядерную программу, богатую культурную жизнь!

Стоящий перед ней человек, такой неприветливый и избегающий её взгляда, тоже казался ей одним из тех людей – исследователей, продолжавших дело зашоренных советских бедолаг.

Да ведь даже Анастасья не понимает всего ужаса российской истории! Как она может жить в этой стране? И ещё требовать, чтобы она, Ева, сюда переехала?! Да лучше умереть от рук зачинщиков французской интифады, чем оказаться в этой клетке!..

Однако, стоя вместе c Ренатом посреди гигантского, ярко освещённого актового зала, своим мощным великолепием способного затмить Версаль и Гран-Пале, Ева испытывала противоречивые чувства. Это было по-своему красиво! Очень красиво!

Она могла бы долго любоваться белым потолком с падугами и розетками, массивными латунными люстрами с молочно-белыми рожками, колоннами, роскошная лепнина которых превосходила все греческие ордера. Настоящий шедевр советского ампира – не зря об этом месте говорили именно так!

– А что это там – мозаика? – Ева указала на массивное, во всю стену, цветное панно за президиумом.

– Да, совершенно верно. Уникальное мозаичное панно. Автор, кажется, Павел Корин. Давайте подойдём поближе… Надо попросить, чтобы включили дополнительное освещение… Сейчас позвоню!

– Какие мощные флаги! – заметила Ева, не преминув заснять всё на свою мини-фотостанцию.

– Знамёна победы, – пояснил Ренат. – Знамёна победы СССР во Второй мировой войне. У нас, как вы знаете, это Великая Отечественная.

– Да-да. У вас – да… – протянула Ева.

– Знаете, я очень хотел бы, чтобы появилась наша, русская, виртуальная вселенная, посвящённая Второй мировой, – неожиданно для самого себя добавил Ренат, которого задел её пренебрежительный тон. – Есть «Пёрл-Харбор», но вы же понимаете, это не то… Обязательно нужно сделать «Сталинградскую битву». Это моя личная мечта!

– Да, но ведь Вторая мировая – прежде всего столкновение двух бесчеловечных режимов! – с авторитетным видом заявила Ева, но тут же осеклась. – Да, я знаю, здесь на это смотрят иначе! – поспешила добавить она: как-никак, обижать этого типа не следовало.

Однако Ренат, наконец посмотрев на неё в упор своими светлыми, ясными глазами, уверенно продолжил:

– Для нас, русских, эта война была прежде всего борьбой за жизнь и свободу! Знаете, если бы здесь присутствовал мой отец, который был историком, он поспорил бы с вами на безупречном французском!

– Как, ваш отец говорил по-французски? – удивилась Ева.

– Да, он учился в Париже… И даже опубликовал несколько книг на французском языке… Увы, я не обладаю глубиной его познаний. Я всего лишь программный архитектор, увлекающийся историей…

– Да, расскажите, пожалуйста, что здесь делаете сами вы… то есть вы сами, – поправилась Ева.

Так и не согревшись в неотапливаемом здании, она решила всё-таки снять bonnet – свою шапку. Действие произвело эффект.

– Что? – оторопев, переспросил Ренат, уставившись на её абсолютно голую голову.

– Так кто вы по профессии и что здесь делаете? – повторила Ева, начиная раздражаться от его изумлённого взгляда.

– Давайте поговорим об этом наверху! – Ренат неуверенно глотнул воздуха и отвёл глаза от своей гостьи. – На нашей базе, как я её называю. Пойдёмте, я покажу, где лифт. А по пути можем посмотреть ещё на несколько мозаик – но, кажется, это будет Дейнека.

***

Лёд растаял…

Час спустя Левин уже не думал о бритой голове, мешковатой чёрной одежде и странных манерах француженки. В конце концов, такая у них мода, что поделаешь! Да и у нас так ходят. Но как можно испортить собственную красоту? Ведь у неё тонкие, редкие черты лица! Совсем не похожа на этих современных дур с бесформенными фигурами и бессмысленными взглядами…

Теперь они находились в бывшем помещении геологического факультета на восьмом этаже. Когда-то великолепно оснащённые кабинеты определённо требовали ремонта: деревянные панели потускнели и покрылись пятнами, кое-где были разбиты стекла, а деревянный паркет потрескался и местами вообще отсутствовал. Но всё это чем-то понравилось Ренату, и он попросил устроить здесь временное пристанище – место, где он мог без помех работать над своим проектом.

– «Советский МГУ» – целый виртуальный мир, где можно будет послушать лекции, посмотреть на самое настоящее заседание учёного совета, прогуляться по жилому корпусу с первого до последнего этажа. Ведь это был целый город – с бассейном, профилакторием, поликлиникой, почтой… Будет доступна даже лестница внутри шпиля! Даже технические помещения! Ничего подобного никто никогда не делал. Поэтому наш проект выбрали для программы Евразиады – это, конечно, не футбол и не теннис, но там будет ещё много всего: не только спортивные соревнования, но и обширная культурная программа…

Ренат сам не ожидал, что будет с таким воодушевлением рассказывать о своей работе. Уже полчаса прямо заливался соловьём!

– Кажется, я видела что-то подобное… «Поехали!»… Про Юрия Гагарина.

– Да, это сделали мы… Наш первый большой проект.

– Правда? Потрясающе!

– Да, спасибо искусственному интеллекту. Впрочем, у нас очень толковая команда, хотя и не такая большая… Конечно, помогают музейные работники, историки, киношники… Правда, с ними довольно сложно, я не привык общаться с творческими людьми… Да и вообще предпочитаю трудиться в одиночку, если честно. Но здесь это невозможно… Впрочем, мы уже практически закончили. Скоро переезжаем в другую высотку, на Смоленской – это наш следующий проект…

Ренат сам не до конца понимал, почему так разоткровенничался. Ева слушала его очень внимательно, слегка наклонив голову, и пока он пытался донести до неё всю сложность и одновременную красоту их работы – на стыке сложнейших информационных технологий и уникальной исторической реконструкции, – она не сводила с него глаз и понимающе кивала. Но внезапно девушка его перебила:

– Ренат, простите… Ведь вы разрешите мне посмотреть архив? А может, я смогу получить доступ?

– Боюсь, что нет. Я и сам его с трудом получил. Но посмотреть прямо здесь можете. Что вас интересует?

– О, всё, что касается внутреннего и внешнего оформления. Я ищу символы тоталитаризма…

– Символы тоталитаризма? Неужели кого-то на Западе это до сих пор интересует? – не удержался Ренат.

– А вас это удивляет? На самом деле я сама выбрала тему. И интересуюсь не столько тоталитаризмом, сколько символами политических систем в архитектуре в целом. Как политическое доминирование выражается в языке камня и бетона – так, наверное, можно выразиться?

«А девочка с головой. И как хорошо, красиво говорит по-русски! Многие сейчас вообще изъясняются междометиями… – подумал Левин, невольно косясь на экзотическую причёску. – Да уж, голова… И зачем она такое с собой сотворила?»

В этот момент Ева, за неимением современной мебели сидевшая в низком кресле советского образца, положила левую руку на подлокотник, и ткань лёгкой блузки обнажила тонкое запястье. На нём отчётливо виднелась татуировка с хорошо знакомым Левину символом элементарной частицы.

«При чём тут нейтрон? – с удивлением подумал Ренат. – Неужели она ещё и ядерную физику изучает?..»

***

Пока Ева, сидя за специально выделенным ей мегаэкраном, погрузилась в архивные снимки и видео, Левин тщетно пытался сосредоточиться на работе.

Команда Георга, которого все звали Жориком, снова завалила тестовый прогон, а времени до презентации проекта оставалось в обрез. И всё же Ренат был настолько заинтригован, что, сидя в своём закутке, не мог удержаться и пальцем нарисовал на экране символ, увиденный на руке гостьи. На дисплее тут же высветилась дюжина пояснений. В одном из них Ренат с удивлением обнаружил несколько фото молодых людей неопределённого пола в чёрном и с бритыми головами. «Нейтральное движение» – гласил заголовок статьи. Нажав «Прослушать», Левин поставил звук в своих наушниках на минимум и убрал изображение с экрана: он сгорел бы от стыда, если бы эта француженка ненароком заметила, что он ищет в Инфосети!

«Нейтральное движение – философско-политическое течение, зародившееся в США в середине две тысячи сороковых и набирающее всё большую популярность в странах Трансатлантического союза. Идеология нейтралов, заимствовавшая некоторые идеи у феминизма девятой волны и неолиберализма тридцатых, а также у движения чайлдфри, заключается в борьбе за создание условий для полового самоопределения всех людей вплоть до полного отказа от пола путём психологического, медикаментозного и хирургического воздействия… Нейтралы также борются за гендерно нейтральное воспитание детей и обеспечение им свободы выбора во всех сферах… Символ движения – знак нейтрона, элементарной частицы, не обладающей ни положительным, ни отрицательным зарядом. При этом представители движения отрицают какую-либо связь их символики с прекращённой в 2049 году программой США по созданию нейтронного оружия нового поколения…»

Дойдя до этого места, Ренат отключился.

«Чёрт, эти наши «умные фильтры» вообще работают, или это всё полное фуфло? Если такие вещи спокойно пишут в русскоязычных энциклопедиях!»

И всё же он решил на досуге расспросить Дениса об этих нейтралах: уж он-то, любитель тусовок и виртуальных знакомств, наверняка знает о них всё.

***

Этого просто не может быть!

Ренат, только что закончивший свою работу и вернувшийся к гостье, обескураженно смотрел на экран, за которым работала Ева. Вместо специально отобранных для неё архивных материалов перед ним предстала их бета – бета-версия проекта, ещё совсем сырая, но уже вполне рабочая!

Девушка уверенно продвигалась внутри главной, парадной столовой МГУ – с квадратными колоннами с лепниной и роскошными круглыми люстрами. Вот она застыла у раздаточной линии с аппетитными пирожками. Каким образом ей удалось подключиться?

– Как вы туда попали?! – почти с яростью произнёс он, едва придя в себя. Доступ с этой рабочей станции ещё два месяца назад был отключён!

– О, извините, – совершенно невозмутимо произнесла Ева. – Чистая случайность, само открылось. Впечатляет! Это и есть ваш суперпроект?

«Кто разрешил ей туда лазить? Почему она сразу не спросила, можно ли это смотреть?» Все вопросы, которые хотел задать Ренат, застыли у него в горле: экзотический вид этой самоуверенной особы просто выводил его из себя. Наконец он перевёл дух и залпом проговорил:

– Но… Вы же понимаете, что никто не давал вам разрешения! Нет, это поразительно! Вы говорите по-русски лучше меня и… Даже не спросили, можно это открывать или нет?!

Ева, оторвав взгляд от экрана, теперь смотрела на него в упор, и ему были отчётливо видны её длинные, нежные ресницы.

«Какие-то детские… Хотя в пропуске указано, что ей двадцать», – почему-то подумал Левин. Ему мгновенно стало неудобно за свою вспышку гнева. К тому же он быстро вспомнил, что три дня назад действительно самолично сделал доступ к бете на этой станции для их специалиста по звуку. Как можно было забыть?

– Я… Ренат, правда, я сожалею! – искренне произнесла Ева. – Я сейчас всё закрою. В любом случае я посмотрела совсем немного. А вы были так заняты… Поэтому я ничего не сказала, просто не успела!

Ренат даже покраснел от смущения: теперь ему казалось, что во всём виноват он один. Хотя, чёрт побери, как она всё-таки открыла бету? Да, он мог бы заранее проверить все коды доступа. Но, в конце концов, ничего секретного там не содержалось: это только картинка, а программная система надёжно защищена. Что из того, что она посмотрела пару сцен – на самом деле сущая ерунда!

– Знаете… – немного смущённо сказал он, желая поскорее загладить свою вину. – Хотите увидеть ротонду – самый верхний этаж? Там есть смотровая площадка. Правда, уже поздновато, зато ветер стих и небо ясное. Можем застать закат, если повезёт!

– О, конечно! – обрадовалась Ева. – И ведь это уже практически шпиль? А можно попасть внутрь? Внутрь шпиля?

– Это нам вряд ли удастся. Но мы будем прямо под ним. Пойдёмте… Ведь высоты вы не боитесь?

– Совершенно не боюсь… Пошли! – Ева уверенно встала и подхватила свой небольшой рюкзак.

В лифте, поднимаясь на тридцать первый этаж, Ренат, хотя и упорно старался, не мог время от времени не смотреть на Еву. Рукав куртки, которую ей пришлось надеть из-за слабого отопления в здании, теперь полностью скрывал таинственный знак. Зато он разглядел ещё пару маленьких татуировок на тонкой, как будто немного вытянутой шее. Чёрт, ведь это из-за странной причёски, вернее её отсутствия, шея могла казаться длиннее! Нет, просто он не в состоянии понять современную молодёжь – как-никак пятнадцать лет разницы… Другая эпоха!

***

Всё сразу пошло не так.

На смотровую Левин решил не ходить: хотя с восьмого этажа всё казалось безмятежным, наверху стало очевидно, что поднялся ветер. Знаменитая ротонда – роскошный двухуровневый зал с белыми колоннами и красной звездой под куполом – смотрелась торжественно и тревожно в скудном свете осеннего заката.

– Надо включить дополнительное освещение, – предложил Ренат. – Сейчас – только съёмочное…

– Не думаю, – возразила Ева. – В этом сумраке есть свой шарм! Мы с вами сейчас как будто под куполом храма, не правда ли? Чувствуется – как это сказать? – церковная атмосфера… Знаете, это роднит тоталитаризм с религией. Да, ведь они хотели заменить религию верой в коммунизм! Или как там говорили – светлое будущее? – с энтузиазмом добавила она.

«Не стану спорить! – решил Левин. – Всё равно будет думать то, что захочет. У неё своя религия. Хотя она вряд ли в этом признается!»

– А звезду вы заметили? – лишь осведомился он.

Ренату очень нравилась именно эта деталь: композиция под куполом ротонды напоминала о башнях московского Кремля. Однако сейчас и это не радовало…

Левину неожиданно стало не по себе: он начинал жалеть о том, что сам, по своей воле, затеял эту авантюру, ведь Ева могла спокойно уйти домой ещё час назад! Он почему-то вспомнил, что сейчас в штабе на первом этаже осталась лишь пара охранников – самые тупые из всех… Вот возьмут и не выпустят их позже положенного времени! А его коммуникатор, как назло, отрубился ещё в лифте.