Читать книгу: «Сто оттенков страсти», страница 3

Глава 6

Алмаз

Никитина заметила мой взгляд, свела вместе ноги и одернула футболку до колен. Я перевел взгляд на бутылку, поднял ее к свету и встряхнул. Скрученный в трубочку лист бумаги стукнулся о края.

Словно кобра, Никитина бросилась за тарой и попыталась ее выхватить, но куда ей до моей реакции! Я сумел вовремя поднять бутыль. Не удержавшись на коленках, девушка завалилась лицом прямо мне в пах. Даже боль не помешала мне сострить:

– Не останавливайся, Никита́. Я могу для большего удобства снять штаны, – покряхтел я, сопровождая слова болезненным стоном.

– Озабоченный! – оттолкнув меня, села обратно, убирая назад рассыпавшиеся по плечам волосы.

– Только не говори, что ты ее в океан собралась выбросить, не поверю, – тряхнул бутылкой. – Даже ты должна знать, что поблизости нет крупных водоемов. Нет, конечно, можно спустить бутылку в реку Москву, но не думаю, что приплывет по назначению.

Никитина продолжала упорно молчать.

– Я жду. Что здесь? – потряс бутылкой перед ее носом.

– Любовная записка, – уверенно произнесла она ложь, скрещивая на груди руки. Откуда я знаю, что лжет? Чувствую!

– Кому писала? – ухмыльнулся я.

– Какая тебе разница, Алмазов? Моя личная жизнь тебя не касается! – вновь стала заводиться Катя.

– Если ты хочешь воспитывать Лизу, есть. Твой моральный облик меня очень интересует. Пока мне не хочется оставлять с тобой ребенка. Кто ты: воровка, пьяница, блудница?

– По себе судишь? Блудить – это твой грех! Как, впрочем, и пить, судя по количеству спиртного в твоем доме. Да и деньги ваша контора берет под залог чужого имущества, думаешь, я не знаю?

А вот эта было зря! В прошлом отец, и правда, брал заем под жилье. Сделки оформляли на одиноких пьющих людей. Риск был велик только вначале. Деньги запускали в оборот, и они приносили неплохой доход. Юридически ничего незаконного в этом не было, да и займы все погашали вовремя. А после кризиса в стране эти сделки, пусть и юридически грамотно оформленные, мы перестали проворачивать – можно было в любой момент погореть. Рассказать ей об этом могла лишь Оксана, но откуда об этом могла знать старшая Никитина? Лет десять как наша контора этим не занимается. Мы сейчас одна из самых крупных юридических фирм в Москве, наш легальный доход превышает в несколько раз те суммы, что приносили нелегальные сделки.

– Еще раз подобную хрень произнесешь!.. – угрожающе начал я, а Никитина уже готова была упасть в обморок.

– Даже не вздумай терять сознание! – наклонился я к ней, чтобы похлопать по бледным щекам.

– Стой, зараза! – закричал, когда эта лисица, выхватив бутылку, попыталась с ней убежать. Перехватил ее в дверях, поднял и опустил на кровать. Приземление грациозным назвать было сложно. Бутылка упала на пол, покатилась, но не разбилась. Отплевываясь от волос, она зло глядела на меня, а я в который раз за этот день захотел ее вышвырнуть в окно.

«Ведьма!»

– Сиди здесь! Только попробуй встать с кровати! – подняв бутылку, направился в кухню. Сам посмотрю, что там за «любовная записка». По дороге включил в коридоре свет.

Чтобы вытащить послание, нужно было разбить бутыль. Стоя в центре кухни, крутил головой в поисках достаточно тяжелого предмета. Набор инструментов лежал в багажнике, но спускаться за ним было лень. Вспомнил, что на балконе в тумбе лежат пассатижи.

Наступив в лужу на балконе, смачно выругался.

«Откуда в квартире вода?!» – включая свет, подумал я. – «Понятно! В машинке постирать не могла?»

Достав инструмент, замотал в полотенце пустую ёмкость, опустился на корточки перед мусорным ведром, прицельно стукнув один раз, смог извлечь листок. Стекло вместе с полотенцем выбросил в мусор.

Никитина, как ни странно, еще не ворвалась и не принялась отбирать свое послание. Развернув его, принялся читать. Не знаю, что я думал там увидеть, но точно не это!

«Я – Никитина Катерина. Мне 19 лет…

…В случае моей смерти винить прошу Алмазова Романа!..»

Жажда убийства возросла! А способы, как это сделать, Никитина сама мне подскажет, у нее же такое богатое воображение!

Вот же засранка, возмутительница спокойствия, а если бы с ней действительно что-нибудь случилось, и кто-нибудь эту хрень обнаружил?! Только этого мне не хватало! То, что это не единственная записка, догадаться было несложно!

– Где остальные?! – ворвавшись в спальню, прорычал я. Не дернулась, не испугалась. Никитина сидела на постели в позе лотоса и что-то спокойно жевала. – Повторить вопрос?! – изо всех сил старался усмирить свой гнев. Она не понимает, что за демонов во мне будит!

Помотав головой, Никитина раскрыла кулак, на котором лежал кусок изорванной бумаги. Запихнула этот клочок в рот… Теперь понятно, что она жует.

И где этой хрени набралась? Фильмов про шпионов насмотрелась или знакомые зеки поделились, как малявы жрать?

– Все сжевала или где-нибудь еще осталась твоя проза? – сдерживая улыбку, спросил я.

Смерив меня злым взглядом, она отвернулась. И вот как на нее реагировать? Мне ее то оттрахать хочется, то убить, то рассмеяться, как сейчас.

– Не обязательно их было есть. – получил в ответ еще один недовольный взгляд. – Можно же было записки сжечь, порвать на мелкие кусочки, выбросить в туалет, в мусор, да что угодно, но ты предпочла ими поужинать, – силясь не улыбнуться, дразнил я Никиту́.

«Вот сегодня это прозвище себя оправдало», – веселился про себя.

– Вкусно было? Надеюсь, никакой желудочной инфекции ты не подхватишь, – притворное беспокойство в голосе легко читалась.

– Не делай вид, что переживаешь, а то, чего доброго, поверю в твою искреннюю заботу, – не осталась она в долгу.

– Я нам с ресторана еду привез, но, вижу, ты уже поужинала. Придется наслаждаться итальянской кухней в одиночестве, – серьезно произнес и направился к выходу из спальни. – Да, кстати, если ты еще не наелась, у меня одна записка осталась, могу угостить, – достав из кармана послание, покрутил в руке. Ситуация меня стала забавлять.

По ее взгляду несложно было догадаться, куда она меня послала. Выйдя в коридор, рассмеялся.

Катя

Как только Алмазов вышел из спальни, достала из-под подушки свои послания для полиции, разорвала листы на мелкие кусочки и поспешила в туалет. Выплюнула остатки чистой бумаги и смыла все в унитаз. Я же не дура – жевать записки. Пусть Алмазов обо мне и невысокого мнения, но никакой кишечной палочки мне не грозит.

«С вином и посланиями, вроде, пронесло. И не похоже, чтобы Алмазов собирался меня убить…»

Когда услышала звук разбивающейся бутылки, испугалась не на шутку, была уверена, что меня сейчас точно убьют. Собрав все записки, спрятала их, а с чистым листом разыграла спектакль, на который он, благо, купился. В свою удачу до сих пор поверить не могу.

Вымыв руки, направилась в кухню. Он там что-то про ужин говорил?

«Домашний» Алмазов это что-то, накрывает на стол с таким видом, словно препарирует лягушку: сосредоточенно и скрупулезно. Педант! Видно, что никогда раньше этого не делал.

– Долго мне еще пленницей оставаться? – спросила, стоя в дверях. Он даже не вздрогнул, словно о моем присутствии знал.

– Послезавтра утром вылетаем в Ставрополь, – не оборачиваясь, ответил Алмазов.

– Я не полечу! – от одной мысли, чтобы войти и сесть в самолет, тело покрывалось холодным липким потом. – Я высоты боюсь! – громко заявила о своем страхе. – У меня на завтра билет есть, я поеду на поезде. Встретимся в Ставрополе.

– Нет, – равнодушно ответил он. – Полетим вместе. Я не могу себе позволить терять зря время. На завтра подготовлю документы, перед поездкой ты их внимательно изучишь.

«Какие документы? Что он еще задумал?»

– Присаживайся, – пригласил Алмазов за стол. Дождавшись, когда я сяду, сам опустился напротив. – Вино не предлагаю?

– Я не пью! – Роман скептически приподнял брови, но комментировать не стал. – А, в принципе, думай что хочешь.

– В твоих интересах, чтобы я думал о тебе хорошо, – холодно произнес он, раскладывая на тарелки еду.

Проигнорировав очередной выпад в свою сторону, принялась пробовать итальянскую кухню, приготовленную наверняка в лучшем ресторане.

«Сто лет не ела лазанью», – проглатывая первый кусочек, подумала я. Ризотто и цыпленок меня не интересовали, а вот контейнеры, в которых лежала панна котта и тирамису приковывали к себе взгляд.

– Как умерла твоя сестра? – равнодушно прозвучал вопрос, а у меня ком подкатил к горлу, слезы чуть не брызнули из глаз. Как могут люди быть такими жестокими?

– Неужели ты это не выяснил? – справившись с собой, почти спокойно спросила.

– Мне сказали, что в больнице при родах. Как это произошло?

– Не смогли остановить кровотечение, а по делу просто не досмотрели. Дежурная смена в тот день не успевала принимать роды, кто-то был на операции, а когда обратили внимание на Оксану, было уже поздно ее спасать. – изо всех сил старалась держать себя в руках, но все равно соленые капли потекли из глаз. Опустив голову, стерла ладонью слезы.

– Лиза росла в детдоме? Удивительно, что ее никто не удочерил.

– Лиза не росла в детдоме, – негромко произнесла я. Алмазов поднял на меня взгляд, ничего не произнес, но дал понять всем своим видом, что ждет объяснений.

Говорить об этом не хотелось, но если я хочу заручиться его поддержкой, придется открыть всю постыдную правду.

– Лизу воспитывала наша с Оксаной тетка, – уткнулась в тарелку, аппетит пропал.

– Она умерла?

– Нет.

– Тяжело заболела? – от его голоса волоски на коже поднялись дыбом.

– Нет, – ковыряя вилкой в лазанье, ответила я еле слышно.

– Запила?

– Нет.

– Мне до утра вопросы задавать? – отложив вилку, он ждал объяснений.

– Она сдала Лизу в детдом.

– Причина? – чувствовала себя словно на допросе.

– Тетка уехала в Норвегию к своему жениху, но всем в станице она сказала, что отправляется на заработки.

– Почему сразу не обратилась? Сколько ребенок находится в детском доме? – Алмазов словно обвинял в этой ситуации меня. Оправдываться не в моем характере, но тут хотелось объясниться.

– Я сама узнала об этом только три недели назад. Лиза в детдоме находится чуть больше двух месяцев, – глаза защипало от слез, я чувствовала себя предательницей.

– Рассказывай все! Мне клещами тянуть из тебя информацию? – его грубый тон меня не задел. По Алмазову было видно, что он не настолько безразличен к судьбе Лизы, как пытается показать, а для меня это самое главное.

– После смерти родителей тетка взяла нас с Оксаной в свой дом. Родительскую квартиру сначала сдавала, а когда денег стало не хватать, продала ее, – отодвинув тарелку, откинулась на спинку стула, глядя ему в глаза, продолжила:

– Закончив обучение, Оксана уехала в Москву на заработки, присылала деньги, чтобы мы ни в чем не нуждались. Но затем… сестре пришлось вернуться, – голос мой дрогнул, но я понимала, сейчас не до прошлых обид. Я должна сделать все, чтобы он мне поверил и согласился помочь.

– Она не хотела брать Лизу на воспитание? – догадался Алмазов.

– Нет. Но затем согласилась, – с каким трудом я этого добилась, ему знать необязательно. – Не могу сказать, что нам было легко, но мы как-то справлялись, – пожав плечами, сказала я. Вспоминать те времена не хотелось, а тем более вдаваться в подробности неприглядной истории.

Тетка очень жалела, что уступила, денег с трудом хватало на жизнь, так, по крайней мере, она говорила. Забота о грудном ребенке почти полностью легла на мои плечи. Мне было всего тринадцать, понятно, зарабатывать я не могла, поэтому приходилось ежедневно выслушивать упреки. Отношения наши совсем испортились, ведь молча сносить обиды я не умею. Но Алмазову об этом знать необязательно.

– Окончив школу, я поступила в художественный колледж, после первого курса устроилась на работу в частный детский садик, где веду уроки рисования, иногда выполняю заказы для издательств. Для удобства квартиру сняла в городе, добираться из станицы долго и накладно.

– Пенсию по потере кормильца и льготы получала ваша тетка? – перебил меня Алмазов. – Ты им еще и часть своих денег отправляла? – догадался он.

– Я не хотела, чтобы Лиза хоть в чем-то нуждалась. – да и скандалить тетка переставала, как только получала очередной перевод.

– Понятно, – протянул он холодно. – В какой-то момент ваша тетка решила начать жить для себя, нашла себе жениха где-то на сайте знакомств, бросив ребенка, умчалась за границу. Я прав?

«Почти».

– В станице мужики простые, в основном пьющие, а Наташа всегда считала себя достойной чего-то лучшего. Личную жизнь наладить не получалось…

– Вас винила? – вновь перебил он, а я повела плечами, не показывая ни да, ни нет. Хотя этот мужчина обладал удивительной способностью читать между строк. – Не хочешь – не отвечай, и так понятно. Как узнала, что Лиза в детском доме? – голос мужчины впервые звучал мягко. Неужели поверил, или это слуховая галлюцинация?

– Последние два месяца у меня не получалось вырваться в станицу: нужно было доделать несколько выставочных работ, горел заказ иллюстраций к книге, в детском садике готовили выпускной, на носу сессия, – слезы уже не получалось сдерживать. – Ната сказала, что у них все хорошо. Бурчала по мелочам, как всегда, я и предположить не могла, что она может так поступить с Лизой.

Алмазов не перебивал, ждал, что я еще расскажу.

– Два дня она не отвечала на телефонные звонки, утром я собралась ехать к ним. Ночью того дня мне на почту пришло письмо от Наты, где она объясняла мотивы своего поступка. Она специально все скрывала, знала, что я не позволю ей так поступить, – вспоминать, что со мной тогда творилось, не хочу. Прорыдав всю ночь, утром отправилась на поиски Лизы, ведь тетка не дала адрес детского дома. На мои гневные письма она не отвечала, хотя регулярно проверяла почту.

– Не реви! – строго прозвучал его голос, но так, будто его мои переживания волнуют. – Ты своим водопадом не поможешь племяннице. Если ты сказала правду, Лиза ни в чем не будет нуждаться, – человек в Алмазове вмиг исчез, сейчас передо мной сидел бездушный адвокат. – Я обеспечу вас всем необходимым, но прежде чем оформить опеку, ты подпишешь определенные документы. Попробуешь выкинуть какой-нибудь фокус, Лизу я отберу, и ты ее никогда не увидишь, поняла?

От его угрозы стало реально страшно. Если Алмазов, что-то для себя решит, ни перед чем не остановится. Мне бы только Лизу забрать…

– Мне ничего не надо, – гордо заявила я.

– Тебе ничего и не предлагаю, – усмехнулся он. Встал из-за стола и поставил свою тарелку в посудомоечную машину.

– Я уберу, – предложила я.

– Как хочешь, – равнодушно бросил он и направился на выход.

– Почему ты приехал ночевать сюда, а не отправился в лоно семьи? К жене?

– Это не твое дело, – застыл он в дверях. – Вопросы оставь при себе. Я обещал помочь, я помогу… Больше тебе знать ничего не надо.

– Тогда и ты больше ни о чем меня не спрашивай. Будешь настаивать, не жди, что услышишь правду!

– Тон сменила! – резко обернулся он.

– И откуда в тебе столько заносчивости? Я тебя не боюсь!

– Да? Не боишься? – ухмыльнулся он недобро, но пока оставался стоять на месте, а я чувствовала себя загнанным зверьком. Смело смотрела ему в лицо, а внутри все дрожало.

«Что Алмазов задумал?»

Не успела я ойкнуть, как оказалась сидящей на столе с задранной почти до талии футболкой. Его руки удерживали меня за бедра. Чувствовала себя кроликом, которого хотел сожрать удав. Как бы я ни силилась, отвести взгляд не получалось, он словно меня заколдовал.

– Что ты делаешь? – голос дрогнул, выдавая страх, который я пыталась скрыть.

– Проверяю, твоя кожа и правда такая гладкая, или мне показалось. – его ладони медленно скользили по обнаженной коже ног, вызывали какой-то непонятный трепет во мне.

– Показалось! – попыталась сказать жестко, но не вышло, голос дрогнул. Опустила руки на его крупные ладони, отбросила их в сторону, хотя понимала, что Алмазов позволил мне это сделать. – Не смей! – вспомнив сестру, холодно произнесла.

– Твои глаза мне говорят совсем о другом! – и пусть Алмазов больше меня не касался, его потемневший взгляд и неровное дыхание смущали. Лучше бы он подавлял, чем заставлял испытывать такие странные ощущения!

– Ты плохой психолог, – взяв себя в руки, ответила я. – Там плещется ненависть, и именно ее ты видишь!

– Попробуй убедить в этом себя, меня тебе убедить не удалось, – развернувшись, он вышел.

«Что со мной происходит?» – пытаясь унять свое сердцебиение, подумала я.

Глава 7

Катя

– Ты перестанешь трястись? – раздраженно спросил меня Алмазов, усаживаясь рядом со мной в такси. – Думай о том, что ты скоро увидишь Лизу.

«Выискался тут психолог!»

– Ты реально думаешь, что меня это должно успокоить? У меня акрофобия!

– Нет у тебя никакой фобии, ты просто боишься изведать что-то новое. Ты весь вечер вчера просидела на подоконнике, и никакой боязни высоты не испытывала, – откинувшись на спинку сидения, он прикрыл глаза.

– Значит, у меня аэрофобия!

– Откуда ты знаешь, если до этого ни разу не летала?

– Знаю!

– Это мы сегодня и проверим. Хотя больше похоже на то, что ты пытаешься вынести мне мозг, – открыв глаза, посмотрел Алмазов на меня. – А теперь помолчи немного, нам почти час ехать, я хочу подремать, – устроившись удобно, насколько позволял небольшой салон машины, он закрыл глаза.

«Подремать он хочет?!»

– Я вижу, тебя совсем не смущает, что мы не выспались по твоей вине?!

– Мы не выспались, потому что ты до трех утра бегала ко мне с вопросами, – не открывая глаз, раздраженно проговорил он.

– Не надо было меня заставлять изучать документы, в которых я ничего не понимаю! Я же сказала, что найму адвоката.

– Ты их не изучала, ты на них рисовала!

И это правда. Но рисовать на них я стала не сразу. Когда в десять вечера Алмазов приказал мне прочитать документы, я верила, что смогу быстро от них избавиться. Не думала, что это будет так нудно. Я честно пыталась вникнуть во все это, но сдалась. Мой мозг отключился, уснула я прямо на договоре.

Алмазову это не понравилось, он меня разбудил, заставил умыться холодной водой и сесть за изучение документов в кухне!

– Вот тебе карандаш, пометь все, что тебе неясно, я утром посмотрю, затем обсудим.

Прогнал мне весь сон, а сам отправился спать!

Тогда-то я и решила ему отомстить. Карандаш мне пригодился, с его помощью я убивала время – рисовала карикатуры на обратной стороне договора.

Каждые двадцать-тридцать минут шагала в гостиную, включала свет, без зазрения совести будила адвокатишку и засыпала его вопросами, а он отвечал и объяснял. Свое довольное состояние старательно при этом скрывала. Делала вид, что внимательно слушаю, но спроси меня сейчас хоть об одном пункте, я не вспомню.

Алмазов такой смешной спросонья. Первые три-четыре раза мне даже думалось, что он добрый. Но чем чаще я его будила, тем сильнее портилось у него настроение, становилось все пасмурнее и пасмурнее.

Ближе к трем часам ночи я добилась своего, терпение адвокатишки закончилось. Разразившись матерной тирадой, он порвал лист договора. Куда я могу отправиться с этим документом по его словам, повторять не стану. Сделав вид, что обиделась, я пошла собирать вещи.

Матерился Алмазов в это утро еще дважды: первый раз, когда сработал будильник, установленный в телефоне на четыре часа, второй раз, когда обнаружил мои рисунки в кухне на столе.

На борт самолета поднималась, словно всходила на эшафот. Вцепиться в поручень трапа мне не позволила гордость. Ну и Алмазов, который крепко держал меня за локоть и тянул за собой, словно я в последний момент могу передумать и сбежать.

– Мне нравится, что сегодня ты похожа на женщину, а не на оборванца, лететь с тобой будет не стыдно, – равнодушно произнес он. Но в его безразличие я не верила, слишком часто ловила на себе заинтересованный взгляд.

– Я почему-то думала, что тебя зовут Георгий Романович, а не Роман Георгиевич, – обратилась я к Алмазову, когда мы заняли свои места в самолете. Сидя в салоне первого класса, я до дрожи в коленях боялась взлета, вот и болтала все, что лезло в голову. Хотя этот момент меня и правда волновал. Уже не в первый раз задавала себе этот вопрос: «Как я могла перепутать имя и отчество Алмазова?»

– Индюк тоже думал… – не глядя на меня, буркнул он.

«И что должна означать эта фраза?»

– Объяснений я не дождусь, – нарочито равнодушно пожала плечами и уставилась в иллюминатор.

Он и не думал мне отвечать. Отмахнулся как от назойливой мухи, включил планшет и больше на меня не смотрел.

«Ну и ладно!»

Оксана бы наверняка дала Лизе отчество отца, а вот Ната по этому поводу не заморачивалась, выбрала к имени красивое подходящее отчество – Елизавета Константиновна.

За эти два дня Алмазов даже не попросил показать мне фото Лизы, словно она его вообще не интересует… Бесчувственный сухарь!

Как бы обидно мне ни было за племянницу, сейчас это все неважно. Я согласна терпеть этого ледяного истукана, лишь бы он вернул Лизу! Ведь мне тогда не придется выходить замуж за старого козла, у которого я сейчас снимаю квартиру.

Если Алмазов не обманул, и он правда станет помогать дочери финансово, деньги его я постараюсь не тратить, буду откладывать Лизе на банковский счет. На жизнь нам я постараюсь зарабатывать сама.

Этот чурбан бездушный никогда не поймет, что любовь не покупают. У него просто замечательная дочь, а он… робот, а не человек!

– Перестань.

– Что «перестань»?

– Так меня разглядывать, а то подумаю, что ты влюбилась, – не отрывая глаз от планшета, произнес он. А я осознала, что уже давно не смотрю в окно, а испепеляю взглядом Алмазова. Но отворачиваться я не спешила.

– Как можно быть таким бездушным?

– Душевная ты наша, – протянул он и перевел на меня взгляд. – Может, помолчишь? Я понимаю, что ты боишься лететь, понимаю, что гул двигателей тебя пугает до усрачки, но это не повод нести всякую хрень. Я могу тебя поцеловать, и ты успокоишься, – сказал Алмазов таким тоном, словно зачитал выдержку из конституции.

«Мне это, наверное, должно было польстить?»

Катя

– У меня в детстве был медотвод от прививок, захламлять свой организм бациллами не собираюсь, – огрызнулась я.

– А это уже интересно, – лениво протянул он. – Раньше ты целовалась только со стерильными? Или они тебе перед каждым поцелуем справки из поликлиники приносили? – не понятно было, злится Алмазов или насмехается, на лице застыла непроницаемая маска. – Больше чем ОРВи ты вряд ли от поцелуя подхватишь, а вот от незащищенного секса можно что-то пострашнее ветрянки поймать, – ухмыльнулся он, и я немного расслабилась, хоть какие-то эмоции.

– Да, ты прав. А еще от незащищенного секса дети бывают, – не удалось сдержаться и не напомнить ему о прошлом. – И не только женщина должна нести за них ответственность.

– Твое желание защитить сестру похвально. И я бы согласился с каждым твоим словом, не знай я Оксану лично. Наши мнения в этом вопросе диаметрально противоположные. Думай, что хочешь, – снова взяв в руки планшет, он вновь погрузился в работу.

Что я чувствовала в этот момент, не знаю. Нельзя судить человека, не выслушав его версию событий. Оксана об отце своего ребенка не сказала ни единого плохого слова, почему же я так сильно злюсь на него?

Когда самолет начал разгоняться, все мое нутро от страха заледенело, а когда шасси оторвалось от взлетной полосы, я была уверена, за мной пришла старуха с косой. Стоит где-то рядом и ждет! Самолету падать было необязательно, я сейчас умру от остановки сердца. Кончики пальцев, вцепившиеся изо всех сил в кожаные подлокотники, ощутимо болели. Воздуха в легких перестало хватать.

«Это мой первый и последний полет!» – зажмурившись, успела подумать я, прежде чем теплые губы властно прижались к моему рту.

И вот тут действительно мне стало… Страшно?!.. Совсем плохо?.. А может, хорошо?

«Нет-нет, плохо! Плохо! Мне стало очень плохо!» – пыталась думать именно в этом русле. Даже оттолкнуть этого зазнавшегося самца не могла, руки словно приросли к подлокотникам кресла!

Его губы на вкус терпкие, словно крепкий кофе без сахара. Нет, в этом поцелуе не было нежности и мягкости. Уверенные, ведущие касания не оставляли шансов на сопротивление. Чувствовала себя льдинкой, которая плавилась на его губах.

«Это грех – испытывать то, что я сейчас ощущаю!»

Несмотря на доводы разума, я приоткрыла рот под напором его губ и позволяла делать со мной все, что Алмазов считал нужным.

Так не целуются простые смертные. Нельзя одним поцелуем испепелить все преграды: девичьи табу, голос разума и прошлое, которое стояло между нами.

Чем властнее и напористее становились его прикосновения, тем сильнее росло мое желание стать равной партнершей в этом сражении. Схватила Романа за плечи, смяла в руках шелковую ткань белой рубашки, провела по его нижней губе кончиком языка.

Дыхание Алмазова изменилось… Но в следующий миг меня жестко опустили на землю.

– Дальше со своей истерикой будешь справляться без моей помощи! – процедил он зло, закинул ногу на ногу и опустил на колени планшет.

– Я не просила о помощи! Да за такую услугу в другой стране тебя можно было бы к суду привлечь! К сексуальным домогательствам только в России лояльное отношение! – гневно высказалась я.

– Домогательство? – вновь этот ленивый уверенный тон. – Можешь даже заявление в прокуратуру написать, не страшно. У меня свидетельница есть, что это неправда. Стюардесса видела, как мы целовались. Домогательством там и не пахло, ты чуть рубашку на мне не порвала, – глумился он, а я в ужасе искала взглядом бортпроводницу. Стыдно-то как!

«Не смогла совладать с собой, растаяла от поцелуя!» – ругала себя мысленно.

– Твой «праведный» гнев не введет меня в заблуждение, – продолжал он, не замечая моего смущения. – Тебе понравилось. Не лги ни себе, ни мне!

«Нет, не понравилось! Это я от страха ориентиры потеряла!» – внушала себе. Хотелось прокричать эти мысли вслух, но толку, Алмазов мне не поверит.

Провалилась бы сквозь землю от стыда! Тут же опомнилась и прогнала эти мысли. Куда проваливаться? Я в самолете! Пусть лучше Алмазов исчезнет куда-нибудь! Ведь его слова меня цепляли за живое, была в них крохотная толика правды – поцелуй мне понравился!

Захотелось спрятать лицо в ладонях и завыть.

«А ну успокоилась, ты не страус, прятать голову в песок!»

– Больше никаких истерик! – отчитал меня Алмазов, заметив, наверное, мое состояние.

Вот же!.. Дикарь с первобытными замашками: сначала лезет целоваться, потом орет! Смерив его высокомерным гордым взглядом, демонстративно отвернулась.