Перед конференцией мы заглянули в Кубинский центр нейронаук, и я удостоился чести провести там семинар для молодых кубинских ученых. Мне периодически требовался выход в интернет, но подключиться было практически невозможно. В 2016 году интернет на Кубе еще был дорогим и труднодоступным удовольствием. Помню, меня тогда особенно впечатлил случай, показавший, как сильна притягательность социальных сетей даже в тех уголках мира, где по-прежнему очень плохая связь.
Прогуливаясь по Гаване между сессиями конференции, я, конечно же, заглянул на Малекон, знаменитый променад вдоль моря, а потом отправился в поместье Финка Вихия – дом Эрнеста Хемингуэя в пригороде Гаваны Сан-Франциско-де-Паула. Писатель жил здесь с 1940-х до начала 1960-х годов со своей третьей женой и целым полчищем кошек. Я посмотрел на его пишущую машинку и старую лодку, насладился великолепным видом с холма, на котором расположена вилла. Вернувшись в Гавану, еще немного пошатался по городу без особой цели и полюбовался прекрасно сохранившимися американскими ретроавтомобилями ярких, как в старом кино, цветов: бирюзовые, голубые, розовые… Скоро наступил вечер, захотелось чего-нибудь выпить. Я взял с собой дайкири и отправился на поиски приятного местечка, чтобы немного посидеть и дать отдохнуть ногам. В центре города мое внимание привлекло большое скопление народу. По всей площади сидели сотни людей практически в полной тишине. Все взгляды были прикованы к маленьким светящимся в сумерках экранам: люди надеялись установить контакт с людьми на другом конце света. Судя по их внешнему виду, в основном это были туристы, которым хотелось написать близким из отпуска. Но хватало и местных: а вдруг получится поймать нестабильный бесплатный Wi-Fi? Наконец-то! С ним можно спокойно сделать дела, развлечься и пообщаться. Работающий Wi-Fi после нескольких дней без интернета – наверное, тоже своего рода Revolución!
Почему я именно такой, какой я есть? Этот вопрос занимает людей с древности. Однако серьезное изучение свойств личности началось совсем недавно: в 2019 году мы отмечали столетний юбилей этого события. В 1919 году психолог Роберт С. Вудворт впервые предложил тест для самостоятельной оценки личностных характеристик140 при отборе солдат. Точнее говоря, Вудворт создал опросник для самооценки, чтобы выделить мужчин, которые смогут на войне проявить наибольшую стойкость в самых тяжелых ситуациях. К тому моменту уже было известно, что некоторые солдаты возвращаются с фронта со «снарядным шоком» (shell shock). Сегодня мы бы скорее описали это состояние как ПТСР, посттравматическое стрессовое расстройство. На этапе становления психология личности и психологическая диагностика находились под сильным влиянием клинической психологии. А дифференциальная психология (область современной психологии, изучающая в том числе различия в опыте людей), в свою очередь, находит истоки в глубинно-психологических трудах Фрейда и Юнга. Фрейд пытался объяснить особенности личности через различные интрапсихические взаимодействия между эго, суперэго и ид. Однако такой чисто клинико-психологический взгляд на человеческую личность постепенно ушел в прошлое, главным образом потому, что этот подход плохо сочетается с эмпирическими исследованиями. Вместо этого в 1920-х и 1930-х годах ученые задались вопросом, существуют ли универсальные параметры личности, по которым можно классифицировать всех людей141. Гордон У. Олпорт и Генри С. Одберт решили попробовать лексический подход. Они считали, что можно сделать вывод о личностных характеристиках человека, исходя из его словарного запаса. Логика проста: каждый день мы используем речь, чтобы описать себя и других; соответственно, индивидуальные различия найдут отражение в языке. Это предположение приобрело известность как лексическая гипотеза. На протяжении всей истории люди понимали, что отличаются друг от друга не только внешне, но и внутренне, поэтому в повседневной жизни начали описывать свойства психики при помощи прилагательных. Если те или иные прилагательные в нашем языке чаще встречаются среди представителей определенных групп, значит, существует некий латентный личностный фактор, определяющий наши действия.
Вернемся к психологам Олпорту и Одберту: в начале 1930-х годов они запустили масштабный исследовательский проект, в основу которого как раз и легла лексическая гипотеза. Для начала они выписали из английского толкового словаря Webster Dictionary все слова, которые, по их мнению, часто используются для описания характера. В течение нескольких десятилетий многие ученые пытались сократить этот гигантский список из 17 953 особо значимых прилагательных, пользуясь статистическими методами. Это было совершенно необходимо: странно ожидать от кого-либо, что он сможет описать себя 17 953 словами, да так, чтобы у других сложилось представление о структуре его личности. Еще такая переоценка действительно была нужна и для того, чтобы сократить избыточные кластеры слов при помощи статистической процедуры факторного анализа. Объясню чуть подробнее: чтобы определить глобальные измерения личности исходя из собственных оценок или оценок со стороны, основанных на вышеупомянутом списке слов, необходимо выполнить одно важное условие. Когда большое количество людей оценивает себя лексически, получаются кластеры слов, которые очень часто идут «пакетом», вместе. На рисунке 2.4 мы видим, что человек, называющий себя активным, также описывает себя как веселого и пробивного. Если такая комбинация слов встречается у многих людей (а так обычно и бывает), то при помощи факторного анализа можно вычленить фактор, который сможет коротко описать этот кластер определений. В научной литературе этот фактор теперь называется экстраверсией142. Рисунок наглядно объясняет мою мысль.
Рис. 2.4. Личность в психологии определяется как латентная переменная с набором определенных показателей. Известно, что люди часто описывают себя как общительных, активных, веселых и пробивных одновременно. Поэтому психологи предполагают, что за подобной корреляцией скрывается (невидимая = латентная) черта личности, называемая экстраверсией
В настоящее время такие измерения личности рассматриваются как относительные конструкты, то есть мы считаем, что люди могут в большей степени склоняться к экстраверсии или, наоборот, интроверсии, не обязательно при этом полностью соответствуя прототипу экстраверта или интроверта. С начала 1960-х годов постепенно закрепилось мнение, что весь вышеупомянутый список слов можно сократить до пяти измерений личности. На базе армии США была проведена огромная эмпирическая работа, и в 1990-е годы, ввиду своей значимости, результаты впервые были представлены научному сообществу в статье143. Иногда проходит много времени, прежде чем труд ученого получает должное признание.
Модель с пятью измерениями личности часто упоминается в профессиональной литературе как «большая пятерка» личностных черт, сокращенно – OCEAN.
Открытость опыту (Openness for Experience) описывает людей с обостренной эстетической чувствительностью, чаще всего интеллектуальных и любознательных.
Добросовестность (Conscientiousness) подразумевает трудолюбие и пунктуальность. К примеру, так мы можем описать надежных коллег.
Экстраверсия (Extraversion) относится к людям, чья жизненная энергия направлена вовне. Интроверты, напротив, любят побыть наедине с собой и предпочитают спокойную обстановку.
Доброжелательность (Agreeableness) проявляется в эмпатичности и добросердечии.
Невротизм (Neuroticism) описывает людей, которые отличаются тревожностью, навязчивыми состояниями и эмоциональной нестабильностью.
В целом, различные черты личности нельзя характеризовать как чисто положительные или отрицательные. С точки зрения эволюционной психологии очевидно, что разные черты личности дают преимущества и недостатки в различных условиях (или «нишах», если обращаться к терминологии этой дисциплины)144. К примеру, в ситуации, когда высоки риски или вам грозит опасность, вероятно, лучше иметь более высокий показатель невротизма: такие люди бывают более осторожными и осмотрительными, чем эмоционально стабильные личности.
«Большая пятерка» личностных черт представляет собой некий золотой стандарт личностной психологии. Тем не менее в одном из новейших исследований были найдены доказательства того, что пятифакторная структура характерна прежде всего для групп из обществ, которые можно охарактеризовать нелестной аббревиатурой WEIRD (в переводе с английского – «странноватый»)145: западные (western), образованные (educated), промышленно развитые (industrialized), богатые (rich) и демократичные (demoratic)146. Получается, для некоторых обществ она не подходит, что могло исказить результаты многих международных исследований в области психологии. А значит, у профессионалов в этой сфере в ближайшие годы будет еще много работы147. Для более глубокого понимания концепции личности я бы отметил, что личность относительно стабильна во времени. То есть через десять лет вы, скорее всего, будете примерно таким же человеком, как сейчас. С другой стороны, из-за особенностей биографии структура вашей личности может постепенно изменяться148. К примеру, сегодня мы уже знаем, что некоторые ключевые события в жизни, такие как начало профессиональной деятельности или первые романтические отношения, могут заметно изменить человека149: первый опыт любовных отношений, по-видимому, способствует росту экстраверсии, а начало профессиональной деятельности – росту добросовестности.
Кстати, есть еще и такое понятие, как ситуационная стабильность личности. Правда, зачастую она не так сильна, как временна́я. К примеру, я склонен проявлять большую добросовестность на рабочем месте, а вот дома особо не напрягаюсь. Поэтому для понимания ситуационной стабильности личности всегда важно учитывать контекст. Конечно, если человек утверждает, что отличается добросовестностью, то, скорее всего, это качество будет проявляться в различных сферах жизни.
Если кого-то заинтересовал этот раздел психологии, могу порекомендовать свою книгу «Личность: в поиске нашей индивидуальности»150. А в рамках этой книги нам пока достаточно знать, что в психологии часто применятся пятифакторная модель личности и она позволит понять, какие группы людей более склонны к использованию цифровых технологий. То есть с этой точки зрения на первый план выходит вопрос «Кто?». Как я уже объяснял, в контексте социальных сетей психология личности дополняет подход UGT (теорию использования и удовлетворения), отвечающей на вопрос «Почему?». Помните, мы говорили о гедонистическом, социальном и утилитарном удовлетворении, которое мы получаем при использовании соцсетей?
В одном из исследований моей рабочей группы мы решили выяснить, кто пользуется наиболее популярными в наших широтах приложениями – Facebook, Instagram и WhatsApp, – а кто нет151. Благодаря масштабной кампании в социальных сетях нам удалось привлечь для исследования 3003 участника. Диаграмма Венна на рисунке 2.5 позволяет получить общее представление о том, сколько процентов участников нашего исследования используют различные комбинации соцсетей и мессенджеров. Такой тип диаграмм подмножеств был создан Джоном Венном и увековечен в одном из окон колледжа Гонвилл-энд-Киз в Кембридже.
В процентном соотношении наибольшую часть участников исследования составила группа пользователей, использующих все три приложения (33,20 %). Получается, почти треть опрошенных сидит на всех платформах Meta. За ними следуют 24,14 % участников опроса, сообщивших, что пользуются WhatsApp или WhatsApp в сочетании с Facebook (22,54 %). WhatsApp + Instagram используют 12,09 % респондентов. Как видно на диаграмме Венна, остальные возможные комбинации составляют лишь несколько процентов, поэтому не будут учитываться при анализе. Любопытное исключение составляет группа, отрицающая использование любых перечисленных платформ (5,79 %).
А теперь попробуем точнее охарактеризовать эти две группы. Для начала сравним пользователей сервисов Meta с теми, кто не пользуется соцсетями и мессенджерами. Если не указано иное, под «пользователем» подразумевается человек, имеющий аккаунт хотя бы на одной из платформ компании Цукерберга.
Если сравнить группу пользователей приложений Meta и группу отказавшихся от соцсетей, в глаза сразу бросается разница в процентном соотношении между мужчинами и женщинами. По нашим данным, среди людей, не использующих ни одно из приложений, больше мужчин. Совсем другая картина среди тех, кто сидит на платформах Meta: во всех исследуемых комбинациях доля женщин значительно больше. В группах пользователей WhatsApp + Instagram и WhatsApp + Instagram + Facebook почти в два раза больше женщин, чем мужчин (см. рис. 2.6, верхний график).
Рис. 2.5. На рисунке показано, сколько опрошенных из числа n = 3003 пользуются платформами и мессенджерами, принадлежащими Meta. Большинство опрошенных ответили, что пользуются всеми платформами. Если сложить проценты, то можно увидеть, что здесь недостает 5,79 % до 100 %: 174 из 3003 опрошенных заявили, что не используют ни одну из трех платформ
Следующая не менее важная переменная в нашей работе – возраст. Здесь тоже наглядно прослеживается закономерность: люди, не использующие продукты Meta, или «чистые» пользователи WhatsApp в среднем примерно на 16 лет старше пользователей WhatsApp + Instagram. Это в очередной раз подтверждает, что основная аудитория Instagram – новое поколение интернет-пользователей (см. рис. 2.6, нижний график).
И наконец, посмотрим, чем отличаются пользователи платформ Meta от тех, кто их избегает, с точки зрения психологии личности. Рисунок 2.7 наглядно показывает, что люди, не использующие социальные сети, немного менее экстравертны, чем активные пользователи этих трех приложений. Это в очередной раз подчеркивает значение социального удовлетворения от использования соцсетей, о котором мы говорили в контексте USG. Экстраверты более общительны и активны, соответственно, больше нуждаются во взаимодействии с другими, которое достигается (в том числе) посредством онлайн-общения.
Рис. 2.6. На рисунке выше можно увидеть, что среди пользователей платформ Meta значительно больше женщин, чем мужчин, в то время как в группе, отрицающей использование соцсетей, преобладают мужчины.
Следующий рисунок показывает, что пользователи Instagram в среднем заметно моложе остальных, WhatsApp пользуются представители разных поколений, а старше всех – участники исследования, не использующие социальные сети
Рис. 2.7. Люди, не использующие платформы Meta, в опросе с самооценкой указали самые низкие баллы по экстраверсии. Однако по столбцам видно, что различия между всеми группами носят незначительный характер
В ходе исследования мы также выяснили следующее: среди пользователей приложений Meta те, кто использует несколько платформ, в среднем чуть менее добросовестны и имеют более высокие показатели невротизма. Выводы, касающиеся личностного измерения добросовестности, интуитивно понятны. Больше приложений на телефоне или окошек социальных сетей на десктопе – больше возможностей отвлечься, и менее организованные люди не преминут этим воспользоваться. С другой стороны, более невротичные люди испытывают больше негативных чувств в повседневной жизни. Возможно, они чаще заглядывают в приложения, чтобы хоть ненадолго избежать переживаний. Более подробно мы поговорим об этом в главе 7, когда будем более глубоко анализировать механизмы зависимости человека от социальных сетей.
Здесь следует упомянуть о некоторых ограничениях, которые необходимо понимать, чтобы правильно трактовать результаты нашей работы. Во-первых, данные были получены в ходе поперечного исследования, то есть одномоментно. Теоретически вполне возможно, что менее добросовестные люди более склонны к использованию приложений Meta. Однако также есть вероятность, что пользователи становятся менее добросовестными из-за того, что сидят в соцсетях. Это можно выяснить только в ходе лонгитюдного исследования. Поскольку личность достаточно стабильна на протяжении всей жизни, сейчас (с учетом теории использования и удовлетворения) мне кажется более логичным, что менее добросовестные люди склонны тратить больше времени на платформах Meta. При прямом сравнении пользователей трех приложений и тех, кто не пользуется соцсетями, можно было бы так же упомянуть пример с экстраверсией. Однако, как я уже говорил, личностные различия в данном случае не играют большой роли и мы всегда в первую очередь смотрим на средний показатель множества пользователей соцсетей. Понятно, что наши выводы не всегда применимы к каждому пользователю по отдельности. Здесь многие читатели, наверное, зададутся вопросом: а кто, собственно говоря, участвует в наших исследованиях? Эти цифры репрезентативны?
Нет, они не репрезентативны. Более комплексные исследования, как правило, не финансируются. Проиллюстрируем это на простом примере. Заполнение анкеты занимает около 40 минут. Если выплатить по 10 евро каждому из 3000 участников, то описанное выше исследование характеристик пользователей платформ Meta обошлось бы в 30 тысяч евро, не считая огромных расходов института, который бы обеспечил нам репрезентативную выборку.
В целом, я сомневаюсь, что в рамках данной тематики существует по-настоящему репрезентативная выборка. Иногда приходится привлекать к участию в исследовании и случайных людей, не проявляющих к нему никакого интереса. Стоит ли серьезно относиться к результатам нашего исследования, несмотря на недостаточную репрезентативность? Уверен, что да. К примеру, сделанные нами наблюдения о том, что пользователи социальных сетей имеют в среднем более высокие показатели экстраверсии, чем те, кто ими не пользуется (в нашем случае речь о пользователях приложений Meta), подтверждаются и другими рабочими группами152. Более того, наше исследование на момент написания книги является самым крупным в этой области, а выборка хорошо перемешана в плане социально-демографических переменных. Это подводит меня к последнему вопросу.
Если мы рассмотрим рисунок 2.7, на котором показаны личностные различия по шкале экстраверсии-интроверсии между пользователями платформ Meta и теми, кто не использует соцсети, то увидим, что эти различия незначительны и едва уловимы.
В то время как переменные возраста и пола были (относительно) сильно связаны с различными группами (не)пользователей социальных сетей, личностных различий между участниками групп оказалось совсем мало (иными словами, на основе личностных различий едва ли можно предсказать, будет человек пользоваться соцсетями или нет). Так что если вы знаете, что человек пользуется одной из платформ Meta, то это скорее женщина, чем мужчина. Если этот человек сидит в инстаграме, то он скорее молод, чем в возрасте. А вот если ориентироваться на личностные качества, вероятность ошибочного прогноза возрастает, это уже более тонкие материи.
Маркетологи могут вздохнуть спокойно: незначительные различия в личностных характеристиках не оказывают большого влияния на использование соцсетей. Теперь они знают, что их выборки из SMM-панелей для платформ Meta мало связаны с индивидуальными свойствами личности. А вот к возрастным различиям, как показали наши исследования, следует отнестись серьезно. Кроме того, стоит учитывать соотношение мужчин и женщин среди пользователей соцсетей, а также тех, кто вообще ими не пользуется. И последнее, но не менее важное – касательно силы корреляций. Здесь все не так просто: даже факторы, оказывающие незначительное влияние, например – в нашем случае – личностные качества, могут приобрести большее значение в зависимости от масштабов изучаемой темы. Мы еще к этому вернемся, когда будем говорить о микротаргетинге и попытках пошатнуть принципы демократии.
Отправляюсь на поезде в Берлин. Иду по вагонам в поисках свободного места. Сейчас далеко не час пик, но довольно людно. Вряд ли удастся найти два свободных места рядом, чтобы продуктивно поработать. Я иду по вагонам с багажом, пока поезд отъезжает от Кёльна и набирает скорость; никто не обращает на меня внимания. Почти все взгляды прикованы к маленьким светящимся прямоугольникам. Смартфоны и ноутбуки либо в руках пассажиров, либо стоят на синих откидных столиках. В тишине слышен только стук пальцев по бесчисленным клавишам клавиатур. Этот звук напоминает мне о муссонном дожде – я наблюдал его несколько лет назад в Китае. Помню, как крупные капли равномерно барабанили по гофрированной железной крыше простого деревенского домика. Пассажиры, которые не участвуют в создании искусственного муссонного дождя, молча проводят пальцами по дисплеям телефонов. Вот это картина! Словно подчиняясь далеким командам, люди неотрывно смотрят на маленькие огонечки, а их пальцы, будто насекомые, ползают по экранам и клавиатурам.
Сюрреалистическую картину нарушает лишь седой дедуля слева от меня, который громко ворчит на свой смартфон, потому что человек на другом конце линии долго не берет трубку. «Опять телефон на беззвучном, что ли?» – возмущается он. Распространенное явление: многие считают, что все обязаны быть на связи везде и всегда. Его ворчание постепенно затихает, а я наконец нахожу место в соседнем вагоне. Здесь тоже играют в игры, твитят, отвечают на электронные письма, ставят лайки и говорят по скайпу. Пассажиры сидят бок о бок и совершенно не замечают попутчиков. Неудивительно, что новые исследования показывают: из-за включенных смартфонов незнакомые люди реже улыбаются друг другу153, а родители уделяют меньше внимания детям во время семейных прогулок154. Кроме того, в обществе прочно укоренился принцип Digital first («Цифровой мир – в первую очередь»). Чем бы мы ни занимались, когда в кармане что-то жужжит, для многих источник жужжания оказывается важнее, чем разговор с друзьями или коллегами, которые находятся на расстоянии вытянутой руки. На профессиональном жаргоне это называется «фаббинг» (phubbing)155. По сути, речь идет о том, что мы обижаем друзей, отвлекаясь на телефон во время общения (phone snubbing = телефон + пренебрежение). Окружающие негативно воспринимают такое поведение, а это, в свою очередь, отрицательно сказывается на качестве социальных взаимодействий156. Если хотите углубиться в тему фаббинга, рекомендую статью Еслама Аль-Саггафа и Сары Б. О’Доннелл157.
Кстати, сегодня в научной литературе очень много говорят о последствиях чрезмерного использования смартфонов. Если вбить в поисковой системе специализированной медицинской литературы pubmed.gov словосочетание smartphone addiction («зависимость от смартфона»), то по состоянию на 19 июля 2021 года можно найти 351 публикацию158. Однако на самом деле этой проблематике посвящено гораздо больше исследований. Дело в том, что некоторые ученые предпочитают использовать термин smartphone use disorder, или SmUD («расстройство, связанное с использованием смартфона»). Кроме того, многие важные исследования по этой теме можно найти только в специализированных поисковых системах. Термин SmUD возник по аналогии со сравнительно новым явлением «зависимость от компьютерных игр» (официальный диагноз Всемирной организации здравоохранения звучит как gaming disorder, «игровое расстройство»). В свою очередь, SmUD акцентирует внимание на проблемах с использованием смартфона, не стигматизируя при этом само устройство. Понятие «зависимость» часто встречается в исследованиях, однако подвергается серьезной критике: ученым следует очень осторожно подходить к терминологии во избежание поспешной патологизации явлений повседневной жизни159. То же, естественно, относится и к понятию «расстройство» (disorder).
Как показывают некоторые исследования, чрезмерное использование смартфонов часто связано со склонностью к таким признанным психическим расстройствам, как депрессия или тревожность160. Возможно, данная взаимосвязь объясняется и тем, что люди с ментальными проблемами пользуются смартфонами, чтобы отвлечься от грусти и уныния. Допустим, молодой человек подавлен из-за расставания, и смартфон на короткое время отвлекает его от душевной боли. В этом случае использование устройства представляет собой способ самолечения, позволяющий справиться с грустью и, возможно, с имеющейся психопатологией. Иными словами, злоупотребление смартфоном в таком случае будет [лишь] следствием другой, основной психопатологии. Описанная здесь схема знакома нам по зависимостям от психоактивных веществ. Так, некоторые люди начинают употреблять алкоголь каждый день, пытаясь забыть о насущных проблемах, и иногда это перерастает в зависимость. Можем ли мы перенести эти выводы на частоту использования смартфонов? Безусловно, потребуется еще несколько лет, чтобы окончательно прояснить, что стоит за феноменом SmUD. В любом случае мы постепенно вникаем в саму суть явления, и у меня еще есть несколько мыслей на этот счет.
Я давно подозревал, что в бесконечных спорах о влиянии смартфонов на общество мы, возможно, неверно определяем виноватого. Критически важно понять, что именно вызывает зависимость у пользователей161. Сам ли это смартфон с множеством функций, от которых невозможно отказаться? Или же дело в конкретном контенте, который мы потребляем при помощи смартфонов? Приведу простой пример: от чего зависим алкоголик? Все-таки не от бутылки, а от ее содержимого162. Именно поэтому, чтобы понять причины злоупотребления смартфоном, нам необходимо сконцентрироваться на приложениях, которыми многие из нас пользуются [по меньшей мере] очень часто, а некоторые – даже слишком часто. Новые исследования показывают163, что основной причиной SmUD, расстройства, связанного с использованием смартфона (или как мы его решили называть в итоге?), является злоупотребление приложениями Facebook и WhatsApp, а также freemium-играми164, 165. В нашем собственном исследовании категории «SmUD» и «чрезмерное использование WhatsApp» пересекались почти в 50 % случаев (см. статью в сноске под номером 140)! Авторы одного гонконгского исследования также пришли к выводу, что SmUD и зависимость от компьютерных игр одновременно встречались в 13 % случаев166. А теперь давайте представим, что мы попросили несколько человек ответить на вопросы по теме «расстройство, связанное с использованием смартфона (SmUD)». В частности, мы захотим узнать, приходилось ли участникам опроса когда-либо пренебрегать другими задачами из-за чрезмерного использования смартфона или испытывать беспокойство, если телефона не было под рукой. В ходе нашего исследования выяснилось, что при ответе на подобные вопросы некоторые участники, по-видимому, осознанно или неосознанно думают о приложениях социальных сетей, особенно о WhatsApp.
Итак, если смартфон – лишь средство для достижения определенной цели, возникает закономерный вопрос: чем же так привлекательны социальные сети и freemium-игры? Почему сотни тысяч людей по всему миру «зависают» в приложениях технологических корпораций? Чтобы понять это, нам придется ответить еще на несколько вопросов. Стремились ли разработчики к тому, чтобы пользователи проводили больше времени в сети? Учитывали ли компании, контролирующие эти приложения, возможное отрицательное влияние интерфейса на психику пользователей? Может, к примеру, freemium-игры специально конструировались таким образом, чтобы вытрясти как можно больше денег из игроков?
Вряд ли мы найдем официальные заявления с ответами. Однако в интернете встречается довольно много вполне однозначных анонимных признаний разработчиков игр. Один из них оставил послание всего из трех слов: «Ты принадлежишь нам»167.
В подтверждение этих слов стоит упомянуть о том, что значительное место в разработке приложений занимает так называемый убедительный дизайн (persuasive design). Иными словами, сам интерфейс приложения должен «убеждать» пользователей в необходимости обращаться к нему как можно чаще и как можно реже отрываться. Хотя, если посмотреть с другой стороны, это краткое объяснение, пожалуй, не всегда точно: иногда убедительный дизайн применяется разработчиками с обратной целью – сократить время пребывания в сети, как, например, в Forest-App. Это приложение поощряет пользователей, если они проводят со своим смартфоном меньше времени. Чем дольше пользователь не прикасается к телефону, тем пышнее разрастается виртуальный лес на экране. Если лес дорастет до определенной величины, в качестве вознаграждения для вас даже посадят настоящее дерево! Но будьте бдительны: в этом приложении тоже много рекламы…168
К сожалению, лишь немногие приложения преследуют благородную цель. Давайте посмотрим на некоторые очень знакомые элементы приложений, которые заставляют нас снова и снова заглядывать в смартфон и тратить на него как можно больше времени.
Субботнее утро. Мы с дочкой снова в длиннющей очереди перед кассой. Жаль, не успел сделать покупки в будние дни. Теперь просто стоим и ждем, и у дочери появляется возможность понаблюдать за происходящим вокруг. Конечно, она быстро замечает сладости на кассе и теперь громко просит шоколадку.
Хотя я прекрасно понимаю, что в супермаркете нет случайных мест для размещения товаров, в повседневной жизни об этом часто забываю. Почему я должен каждый раз задумываться о том, куда и зачем положили те или иные продукты? Это было бы слишком утомительно. Именно на нашей беспечности и играют менеджеры торговых сетей, стимулируя нас к очередным покупкам. Я часто вспоминаю об этом в так называемой горячей прикассовой зоне (и тут же забываю).
Дизайн пространства сильно влияет на поведение человека в целом и в этой системе в частности. Если бы на кассе не было «зоны нытья» с шоколадными батончиками, моя дочь даже не подумала бы попросить шоколадку. Кстати, на три стеллажа дальше они лежат в упаковках по пять штук, по более низкой цене…
С другой стороны, пространство можно спланировать и так, чтобы подталкивать человека к более «хорошему» поведению. В нашем примере можно было бы совсем убрать полки с шоколадками либо разместить в прикассовой зоне лотки со свежими овощами169.
Как связаны импульсивные покупки в супермаркетах и бесчисленные компании Кремниевой долины? Дело в том, что разработчики тоже давно осознали силу системного дизайна. Создавая приложение или платформу, они изначально закладывают в систему возможность контролировать, что в ней происходит. Например, большинство людей даже не задумываются, почему в вотсапе прямо во время установки активируется так называемая функция двойной галочки (подтверждение прочтения). После отправки сообщения две серые галочки показывают, что оно было успешно доставлено. Две синие – означают, что подруга, которой я отправил это сообщение, уже открыла его и, вероятно, прочитала. Что это мне дает?
Бесплатный фрагмент закончился.