Читать книгу: «Под сенью жёлтого дракона», страница 16
3
Восьмого числа Совинформбюро впервые сообщило об успешных боях за Сталинград. Сменился тон и зарубежных радиостанций. Радио агентства «Рейтер» заговорило о героической Красной Армии и, ссылаясь на источник близкий к правительству Великобритании, сообщило о намерении Черчилля и Рузвельта направить в Россию на Южный фронт девять британских и пять американских эскадрилий истребителей для оказания помощи советским войскам в воздушных боях с немцами. Однако сообщение было сделано с оговоркой: после завершения наступательной операции союзных войск в Египте.
В этот же день Риммар поймал волну, на которой работала радиостанция Берлина. Она сообщила, что, несмотря на участившиеся бомбардировки, немецкие заводы по производству самолётов продолжают их выпускать по две тысячи в месяц.
На следующий день Владимиров с Алеевым решили с утра отправиться в город. Как выразился Алеев: «проверить обстановку».
– Не опаздывайте к обеду! – предупредил Долматов. – Наш повар приготовит для нас харчо!
– Харчо? – удивлённо переспросил Алеев. – Это из чего же?
– А вот увидите! – усмехнулся Долматов. – Чан действительно хороший повар!
Выехав за ворота, Владимиров с Алеевым невольно остановили лошадей. День выдался ясным, и отсюда хорошо просматривались очертания древний пагоды на склоне горы, которая опускалась своим подножием к крепостной стене.
Владимиров слышал от Бо Гу, что когда-то эта погода была самой почитаемой жителями Яньаня. Однако с годами некогда густонаселенный город, в котором жило около восьмидесяти тысяч человек, ведущий торговлю с соседними провинциями, заметно опустел. Сейчас в Яньани проживало не более пятидесяти тысяч человек. Здесь разместились несколько зданий службы ЦК КПК, Генштаб и Правительство, банк, агентство «Синьхуа», госпиталь, военная академия, партшкола, академия искусств имени Лу Синя и драмтеатр. И совсем недавно возобновили работу десять ткацких фабрик. Ни на день не прекращали свою работу рынок и множество харчевен и лавок.
Деревьев в городе почти не было. Кое-где на глаза попадались небольшие заброшенные сады, примыкающие к домам, хозяева которых при приближении к городу Красной Армии оставили их и уехали кто куда.
У северных ворот к Владимирову и Алееву подошёл пожилой китаец, с почтением поклонился и сказал:
– У меня есть две дочери. Одной четырнадцать лет, другой семнадцать. Я отдам вам их за небольшую плату…
Владимиров сначала не понял, что хочет китаец. А когда до него дошёл смысл сказанного, почувствовал, как гневная волна поступает ему к самому горлу. Однако он тут же понял – китаец предлагает им своих дочерей не от хорошей жизни.
– Сколько вы хотите за них? – спросил Алеев.
Китаец оживился, и на его морщинистым лице появилось что-то наподобие жалкой улыбки.
– По тридцать долларов за каждую, – ответил тот.
Алеев достал из кармана кошелёк, отсчитал сто китайских долларов и подал их китайцу.
– Не потрать только на опиум, – сказал он. – И иди с богом.
Китаец стал часто кланяться и повторять:
– Спасибо вам… Спасибо… Я пойду куплю чумизы и риса и накормлю своих дочерей и жену…
Когда они немного отъехали, Владимиров спросил:
– А почему ты про опиум сказал?
Алеев мрачно усмехнулся.
– Когда мы с Южиным ездили в войска, всего насмотрелись, – ответил он.– Целые деревни одуряют себя опиумом…
Махнул рукой и умолк.
– Удивительное дело… – немного помолчав, продолжил Владимиров. – Трудолюбивый народ… А во что его превратили… Я даже не представляю себе, как они будут выкарабкиваться из всего этого…
– Выкарабкаются, – неожиданно уверенно заявил Алеев. – Мы с Южиным видели воодушевление на лицах не только у командиров, но и у рядового состава. Они готовы перенести всё, лишь бы победить своих врагов. Ты знаешь, какая заветная мечта у каждого военного? – вдруг спросил он. Улыбнулся и сам же ответил: – Иметь маузер!..
Разговаривая, они выехали на окраину города, где река подходила близко к крепостной стене и к немалому удивлению увидели на берегу реки Цзян Цин и Су Фи. Они словно маленькие дети бросали в воду камешки и смеялись, если у кого-то камешек долетал до скалистой глыбы метров в двадцати от берега. Чуть поодаль на корточках сидели охранники-маузеристы.
– Поехали отсюда, – сказал Владимиров. Но было уже поздно. Су Фи заметила их и приветливо помахала рукой.
Обрадовалась и Цзян Цин, и тоже махнул рукой.
– Подъезжайте к нам! – крикнула она.
– Ну вот… – недовольно буркнул Владимиров. – Донесут Мао, а тот может подумать чёрт означает что…
Когда Владимиров с Алеевым подъехали, Цзян Цин, не скрывая искреннего удивления, спросила:
– А вы как здесь оказались?
– Решили с Борисом Васильевичем по городу поездить. Посмотреть… – ответил Владимиров.
В глазах у Цзян Цин загорелись игривые искорки.
– А мы тоже с Су Фи захотели на речку посмотреть… Это она сейчас такая тихая, а после дождей и особенно весной она становится, как разъярённая тигрица…
И снова глаза Цзян Цин загорелись игривыми искорками, но тут же погасли.
Глядя на неё Владимиров невольно подумал: «Да… А ты умеешь управлять своими эмоциями». А вслух сказал:
– Это хорошо или плохо, что река превращается в разъяренную тигрицу?
И тут же пожалел, что спросил об этом.
– А можно мне ответить? – вступила в разговор Су Фи. Выжидающе глянула на Цзян Цин, потом перевела взгляд на Владимирова. И только после этого продолжила: – Хорошо для тигрицы и плохо для того, на кого она охотится…
Слова Су Фи, видимо пришлись не по душе Цзян Цин, потому как на её лице сразу появилась тень недовольства.
– Нам пора ехать… – проговорила она и попросила охранников подвести лошадей.
– А как поживает Колля? – спросила Су Фи. – Он у вас всегда занят?
– Работа у него такая, – ответил Владимиров.
– Жалко… – проговорила Су Фи. – Какой он несчастный…
На что Цзян Цин сухо заметила:
– В счастье человек должен быть умерен…
– Да, да… – покорно согласилась Су Фи.
Когда Цзян Цин с Су Фи отъехали, Алеев, глядя им вслед спросил:
– Пётр Парфёнович, а ты знаешь, кому принадлежат эти слова о счастье?
– Конфуцию? – насмешливо произнёс Владимиров.
– Нет! – ответил Алеев. – Правителю Древнего Коринфа могучему Периандру, который ввёл закон о порядке чеканки монет, установил госпошлину на ввозимые и вывозимые товары и ввёл закон о налогах на роскошь!
Владимиров удивленно покачал головой.
– Ты полагаешь, Цзян Цин знает что-то о Периандре? – неуверенно спросил он.
– Женщины всегда знают больше, чем мы думаем, – ответил Алеев. – С ними надо всегда держать ухо востро… А с этими особенно…
4
Первая половина ноября прошла в тревожном ожидании сводок Совинформбюро с Юга России. Ждали их с нетерпением и в руководстве Особого района. Все понимали: от исхода сражения за Сталинград будет зависеть многое не только на Волге, но и здесь и на всём Дальнем Востоке.
Зарубежные радиостанции теперь ежедневно сообщали об успешных боях советских войск на Волге. И уже казалось на второй план ушли их сообщения о боях в Египте союзников под командованием генерала Александера против немецкой группировки войск во главе с Роммелем.
Не обходили они молчанием и прилёт генерала Хэрли в Москву, где он передал Сталину личное послание президента США Рузвельта.
Наконец девятнадцатого числа в конце дня Долматов принял первое радостное сообщение о фланговом наступлении советских войск под Сталинградом и прорыве обороны противника в глубину до семидесяти километров, а также о разгроме немецких войск под Орджоникидзе и успешных боях под Туапсе, где немцев остановили всего в нескольких километрах от берега моря.
Когда Долматов сообщил об этом, в доме все кричали «Ура!» до хрипоты, а когда успокоились, Южин сказал:
– Это начала их конца!.. – и с мольбой в голосе обратился к Владимирову:– Пётр Парфёнович, ну разреши по такому поводу…
– Хорошо. Разрешаю, – ответил. – Коля, организуй всем по сто грамм… За такое грех не выпить!..
Когда Риммар разлил разведённый спирт по чашкам, Южин снова обратился к Владимирову:
– Пётр Парфёнович, тебе слово.
Владимиров обвел всех посветлевшем взглядом.
– За нашу победу! – сказал он.
Наверное, слова его прозвучали долгожданной музыкой в душе у каждого сидящего за столом, потому как каждый повторил:
– За нашу победу!
…После ужина Владимиров с Долматовым вышли на крыльцо дома. Ночь уже вступила в свои права, и чернильная темнота поглотила всё вокруг. И только на безбрежном куполе неба среди тускло по-осеннему мерцающих звёзд ярко выделялась одна звезда – Полярная. Влажный воздух невидимыми потоками стекал с гор в долину, принося с собой холод. Долматов поплотнее запахнул ватную куртку.
– Так незаметно и зима подкрадётся… – сказал он. – А угля у нас маловато…
– Что поделаешь, – ответил Владимиров. – Нам выдали по норме. – И вдруг спросил: – Леонид Васильевич, а что ты думаешь о нашем поваре?
Долматов слегка пожал плечами.
– Парень, как парень… Аккуратный и готовит хорошо. А почему ты спросил?
– Да так… – Владимиров немного подумал, затем продолжил: – Я вчера зашёл на кухню и совершенно случайно заглянул за коробку с рисом. А там – маузер… Зачем повару маузер? Это роскошь для простого китайца.
– А ты спросил у него?
– Нет…
– А почему?
Владимиров ответил не сразу.
– Я вот что думаю… – наконец медленно проговорил он. – Давай завтра пригласим его, посадим за стол и поговорим по душам…
– Как знаешь, – ответил Долматов. – А я бы спросил сразу…
На следующий день, как только Чан появился на кухне, Владимиров послал за ним Риммара.
Чан вошёл в дом, с почтением поздоровался и остановился у двери.
– Проходи, Чан, присаживайся, – сказал Владимиров. И выждав, когда тот сел за стол, продолжил: – Я видел у тебя маузер. Вещь дорогая. Не каждому по карману, да и не каждому здесь разрешено иметь такое оружие. Зачем он тебе?
Владимиров ожидал, что от прямого вопроса Чан заволнуется или хотя бы смутится, однако тот спокойно ответил:
– Это не мой маузер…
– А чей? – насторожился Долматов.
– Цзян Цин мне его дала в тот день, когда приехали к вам.
Все, кто был в комнате, невольно переглянулись.
– Зачем? – теперь уже спросил Владимиров. Он был удивлён не менее других ответом Чана.
– Она сказала, чтобы я охранял вас… Но чтобы вы не знали об этом… И чтобы никто не знал… Если не верите мне, можете спросить у неё…
В последних словах Чана прозвучала нескрываемая обида.
Владимиров поочередно посмотрел на Алеева, Южина и Долматова, затем перевёл взгляд на Чана. По всему было видно, что он говорил правду.
– Ну почему мы не должны тебе верить? – сказал Владимиров. – Мы верим…
Чан посветлел в лице.
– Я могу идти? – спросил он. – А то мне ещё готовить надо…
– Конечно, иди, Чан, – разрешил Владимиров. – И не обижайся на нас.
– Я не обиделся, – ответил он. – Цзян Цин за вас очень беспокоиться, – добавил он уже с улыбкой.
Когда за Чаном закрылась дверь, первым заговорил Южин.
– А я не верю ему, – вдруг сказал он.
– Почему? – удивился Владимиров.
– Пётр Парфёнович, с какой стати Цзян Цин беспокоиться за нас? – мрачно возразил он. – Да так, что она дала нашему повару маузер? – И махнул рукой.
– Ну-у-у… Игорь Васильевич!.. – укоризненно проговорил Алеев. – Ты просто не знаешь женщин. Их поведение зачастую не поддается никакой логике… Что же касается Цзян Цинца, она скорее всего является исключением…
…Двадцать четвёртого ноября из Москвы пришло ещё одно радостное сообщение: советские войска под Сталинградом в результате фланговых наступлений завершили окружение немецко-фашистской группировки и замкнули смертельное кольцо в районе Калача.
…В полдень в доме появился Сяо Ли и сообщил, что Кан Шэн спросит Владимирова срочно приехать к нему по очень важному делу.
Постоял, осмотрелся по сторонам так, как будто был здесь впервые, затем попрощался и вышел из дома.
Южин, который в это время собрался ехать к Бо Гу за материалом для очередной своей статьи в «Известия», сказал:
– Поеду к Бо Гу завтра… Куда интереснее узнать, что нового приготовил для нас товарищ Кан Шэн. – И продолжил пока Владимиров собирался: – Странная личность этот Кан Шэн… С одной стороны – не подкопаешься: в 1927 году руководил уличными боями рабочих дружин в Шанхае, заведовал отделом ЦК партии, был членом Политбюро, в 1939 году его даже избрали секретарем ЦК. В Москве участвовал в работе одного из Пленумов Исполкома Коминтерна и даже был избран делегатом седьмого конгресса Коминтерна… А с другой стороны – человеконенавистник, коварный по своей натуре, без стыда и совести. Интересно, как всё это может уживаться в одном человеке?
– Очень просто, – ответил ему Алеев. – Для этого надо быть Кан Шэном…
…Кан Шэн встретил Владимирова на этот раз на удивление приветливо. Предложил сесть за стол, сам сел напротив и распорядился подать чай.
– …Я бы и сам к вам приехал, – продолжил он, – однако дел в последние дни в связи с подготовкой к съезду столько навалилось… Город наводнен гоминдановскими шпионами. Если что случится… – и Кан Шэн удрученно качнул головой.
В это время принесли чай. Кан Шэн выждал, когда охранник выйдет, и продолжил:
– Вы на меня не смотрите, товарищ Сун Пин, пейте. Я перед вашим приходом уже попил чай… Да! Хочу сразу вас поздравить с успехом Красной Армии под Сталинградом. Даже представить себе трудно, как это удалось вашему командованию! – Кан Шэн умолк на мгновение, затем продолжил: – А вы знаете, я знаком с командующим 62-й армии товарищем Чуйковым! – и заметив неподдельное удивление на лице Владимирова, не без гордости продолжил: – Мы с ним познакомились в Чунцине, когда он там работал военным атташе…
– Я рад этому, – ответил Владимиров. – Вот видите, сколько у нас общего, если внимательно присмотреться друг к другу, и кое-что вспомнить.
Слова Владимирова, видимо, показались Кан Шэну не совсем понятными. Это было заметно по его лицу, на котором появилась настороженность, однако он всё же энергично закивал головой.
Этот человек, которого все боялись и ненавидели, сейчас казался простым, доверчивым и даже немного смущенным.
«Артист, – подумал Владимиров, – или жизнь всё же учит его чему-то…»
– Я вот о чём хотел с вами поговорить, товарищ Сун Пин, – продолжил тем временем Кан Шэн. – Я знаю, вы часто встречаетесь с Цзян Цин… Вернее будет сказать, она приезжает к вам. Я не в праве ни ей, ни вам запретить этого делать. Но согласись со мной, со стороны это выглядит довольно странно… – Кан Шэн сделал паузу и пристально посмотрел на Владимирова, словно решал: продолжать дальше этот разговор или не продолжать. И всё же заговорил снова:– Я хотел бы вас предупредить: подумайте – стоит ли вам встречаться с ней… Во-первых, она всё же жена председателя партии и на виду у всех. А недоброжелателей у товарища Мао много. И, во-вторых, она женщина и не всегда может верно, оценить ваше внимание к ней. Поэтому будьте осторожны… Она очень эмоциональная, а такие женщины часто становятся причиной разных неприятностей…
Владимиров не был удивлён осведомленностью Кан Шэна и всё же почувствовал в душе такое ощущение, которое может испытывать человек, когда узнает, что за ним всё время подглядывают через замочную скважину.
– Товарищ Кан Шэн, вы это делаете по собственной инициативе, или об этом вас кто-то попросил? – спросил Владимиров.
Тот скрестил на груди руки.
– Что вы, товарищ Сун Пин!.. Конечно, никто меня не просил!..
– Тогда я вынужден вам сказать, – продолжил Владимиров, – те случаи приезда к нам Цзян Цин…
– И Су Фи! – улыбнувшись, добавил Кан Шэн.
– И Су Фи, – повторил Владимиров, – не имеют ничего общего с родом нашей деятельности в Яньани. Да и их интерес к нам, я полагаю, это ничто иное, как женское любопытство к иностранцам.
Кан Шэн не стал возражать. По его лицу и особенно по глазам Владимиров понял: он остался доволен встречей и разговором. И, уже прощаясь с Владимировым, сказал:
– Я очень рад, товарищ Сун Пин, что мы поняли друг друга…
5
Двадцать восьмого ноября первый раз из Центра пришло короткое сообщение: «Ваши родные живы и здоровы. Шлют вам привет». И ни слова больше.
Каждый воспринял это сообщение по-своему: Южин вышел во двор и долго бродил вокруг дома, выкуривал одну папиросу за другой, Алеев снял с полки томик стихов Пушкина и принялся сосредоточенно читать, Долматов направился в радиоузел и просидел там с Риммаром до конца дня.
…Владимиров отправился спать, когда стрелки настенных часов уже показывали двенадцать ночи, однако сон не шёл к нему. Задавленная делами тревога за семью, вдруг обострилась и вышла наружу с такой силой, что он даже растерялся, попытался убедить себя в том, что Мария, и сыновья дождутся его, всё будет в порядке, и это не первая разлука с ними, но у него ничего не выходило…
Орлову решили сказать о сообщении, как только он приедет.
…Уже под утро Риммар принял очередное сообщение Совинформбюро, в котором говорилось о начале успешного наступления Красной Армии из района Ржева и Великих Лук, и прорыве обороны противника на глубину до тридцати километров. И о продолжении успешных боёв по уничтожению окружённой под Сталинградом группировки немецко-фашистских войск.
Иностранные радиостанции начинали и заканчивали свои передачи словом «Сталинград».
…Орлов приехал на следующий день. Сообщение из Центра воспринял внешне равнодушно. И тут же сказал:
– Был у меня Бо Гу. Когда разговор зашёл о Кан Шэне, он рассказал, что в настоящее время в Яньане живёт некий Ли Кэ-нун, который возглавляет здесь полулегальное общество с широкой разветвленной сетью агентов по всему Китаю. И которой пользуется Кан Шэн. Общество, скорее всего, религиозное…
– Я знаю Ли Кэ-нуна, – неожиданно заявил Южин, присутствующий при разговоре. – На вид такой тихий и скромный китаец, среднего роста, плотный. В армии служил в кавалерии. Приехал сюда в 1941 году вместе с Лю Шаоци, с которым он дружит. Но ни тот, ни другой этого не афишируют…
– Это уже интересно… – проговорил Владимиров, внимательно выслушав Орлова и Южина.
– У этого товарища охраны не меньше, чем у Мао… – добавил Южин.
Последние слова Южина ещё больше заинтересовали Владимирова.
– Игорь Васильевич, если не секрет, откуда ты всё это знаешь? – спросил он.
– А меня с ним познакомил Кан Шэн месяца за два до вашего прилёта, – ответил тот. И в свою очередь задал вопрос: – А чем он тебя заинтересовал?
Владимиров усмехнулся.
– Эх ты, Игорь Васильевич!.. – проговорил он. – Кан Шэн познакомил тебя с такой личностью!.. Это общество объединяет по всему Китаю и бедных, и богатых, и оно вовсе не религиозное. В нём строжайшая дисциплина, нарушение которой карается смертью, и члены этого общества проповедуют крайний китайский национализм наподобие японского с теми же принципами самопожертвования и ненавистью к другим народам. Они преследуют одну цель: реставрировать в Китае порядки Цинской империи…
Южин, вдруг помрачнел и неожиданно проговорил:
– Пётр Парфёнович, я буду просить Центр отозвать меня в Москву… Я хочу на фронт…
– Я тоже, – поддержал его Алеев.
На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина. Видимо, все ждали от Владимирова, если не возмущения, то призыва к терпению. Но он проговорил:
– А в Сибири уже морозы стоят… Я помню 1921 год выдался голодным, люди ели всё: травы, коренья, даже собак перебили… Отец решил вести всю семью в Сибирь. Говорили, там люди не бедствую. Мне тогда только исполнилось 16 лет… – Владимиров на миг умолк и качнул головой. Затем продолжил: – Кое-как добрались до станции, название которой я не запомнил. В общем, отец меня оставил в селе Баево у местного мироеда, а все остальные поехали дальше. Работать приходилось с раннего утра до позднего вечера, в дом не пускали, жил, ел и спал на базу вместе с коровами. В холодное время прижмешься к бурёнке и согреешься таким образом… От хозяйских побоев и фурункулов на теле живого места не было… А бежать нельзя. Отец сказал: «С голоду умрёшь»…
Владимиров замолчал, поднялся с места и вышел на улицу.
Южин с Алеевым недоумённо переглянулись, однако никто не проронил ни слова.
…На следующий день после завтрака к Владимирову подошёл Алеев и положил перед ним на стол два листа бумаги.
– Это что? – спросил тот.
– В своих бумагах нашёл… Это копия постановления Исполкома Коминтерна от 22 декабря 1930 года о военно-политическом положении в Китае. Будешь читать, обрати внимание: тогдашнее руководство КПК придерживалось мнение, что в Китае революция победит лишь при условии победы пролетарских революций во всём мире. Это одно. И другое – для победы социализма в Китае, по мнению китайского руководства, необходимо было сначала разгромить японский милитаризм, а для этого вооружить тысячи китайцев, проживающих в Сибири, и направить их в китайские вооруженные силы.
Владимиров взял листы бумаги, отложил их в сторонку и спросил:
– Ты не передумал по поводу возвращения в Москву?
– Передумал…
– А Южин?
– Пётр Парфёнович, спроси сам у него… – ответил Алеев.
