Читать книгу: «Лили Марлен. Пьесы для чтения», страница 15

Музыка возвращается.

Ведь ты не разучилась? Нет?.. А хоть бы и так! Что за беда! Мы все начнем сначала!.. (Ведет Тень по сцене). Вот так… Раз и два… Раз и два… (Кружит с Тенью в танце, то исчезая во мраке, то вновь появляясь в круге света).

Одна за другой на сцене появляются новые танцующие пары. Мрак медленно уступает место неяркому свету, который постепенно заливает всю сцену. Теперь перед нами маленький кабачок. Несколько посетителей сидят за столами, остальные кружат в танце под звуки расстроенной скрипки, на которой играет старый Скрипач. Среди танцующих – Дон Гуан и Франциска. На лице Франциски – черная маска, которую она то и дело поправляет рукой.

В глубине сцены, на одной из скамеек, откинувшись к стене и прикрыв шляпой лицо, дремлет Лепорелло.

На авансцене, отдельно от других, стоит столик, накрытый на двоих. На одном из стоящих рядом с ним стульев, висят плащ и шляпа Дон Гуана; на спинку соседнего стула накинута меховая шубка Франциски.

Покинув танцующих, Франциска и Дон Гуан возвращаются к столику на авансцене.

Франциска: Нет, нет… Мне действительно пора.

Дон Гуан: Еще немного.

Франциска: Уже било восемь. Отец убьет меня, если не застанет дома.

Дон Гуан: Всего один танец.

Франциска: Ах, Гуан!…

Дон Гуан: Ну, погоди. Сейчас… (Усаживает Франциску на один из стульев и садится сам). Я что-то хотел сказать тебе… Еще тогда, в прошлый раз… (Решительно). Давай, уедем. Убежим. Прямо сейчас. Куда глаза глядят.

Франциска (не сразу, тихо): Ты опять шутишь, дорогой…

Дон Гуан: Клянусь тебе, что нет… Смотри-ка – вон там дверь. Мы выйдем через нее, и больше нас никто и никогда не увидит. Ведь это так просто.

Франциска: Ты знаешь сам, что это невозможно.

Дон Гуан: Ничего я не знаю… Ты просто не хочешь!

Франциска: Подумай о моей матери, Гуан. И об отце.

Дон Гуан: Он тебе не отец.

Франциска: Какое это имеет значение? Подумай, что будет с ними.

Дон Гуан: Можешь не сомневаться. От горя они не умрут.

Франциска: Дорогой. Они умрут от стыда.

Дон Гуан: Какая прекрасная смерть!… Знаешь, а ведь это не самое лучшее, что можно сказать о близких людях.

Франциска: Ах, Гуан! Какой же у тебя бывает несносный язык!

Дон Гуан: Ну, и прекрасно. Если тебе не нравится мой язык, то впредь, я буду нем, как рыба.

Франциска: Ну, вот. Теперь ты сердишься.

Дон Гуан молчит.

Ты ведь не хочешь, чтобы я проплакала всю ночь?

Дон Гуан: Прости.

Франциска: Ничего страшного, дорогой. Я все понимаю.

Дон Гуан: Представь, у меня сегодня такое чувство, словно все это уже когда-то было. И этот вечер, и этот скрипач, и эти слова, которые я тебе сейчас говорю. Все как во сне.

Франциска: Я знаю. Со мной тоже такое было. Так странно. Как будто видишь чужой сон.

Дон Гуан (взяв ее руку): Франциска…

Франциска (быстро): Нет, нет, нет. (Поднимаясь). Мне пора.

Дон Гуан поднимается вслед за Франциской.

Только, пожалуйста, не провожай меня. Мне так будет спокойнее. Отец пообещал убить тебя, если увидит нас вместе.

Дон Гуан (помогая Франциске надеть шубу, ворчливо): Еще бы ему не обещать. Если он не будет обещать, то станут думать, что он уже ни на что не годен… (Тихо). Когда б ты только знала, как мне не хочется отпускать тебя сегодня!..

Франциска: Я бы осталась, если бы могла.

Дон Гуан (в сердцах, сквозь зубы): А, черт!.. (Кричит). Лепорелло!

Сбросив с лица шляпу, Лепорелло вскакивает со скамейки и подбегает к Дон Гуану.

(Отведя Лепорелло в сторону). Отвезешь донну домой.

Лепорелло (еще не вполне проснувшись): К нам домой?

Дон Гуан (тихо): Болван.

Лепорелло: Понял.

Дон Гуан: Смотри у меня.

Лепорелло (надевая шляпу): Доставим в лучшем виде.

Дон Гуан (возвращаясь к Франциске): Ну, вот и все…

Франциска (протягивая Гуану руку): Ну, вот и все.

Дон Гуан: До свидания, благородная донна. (Целует ей руку).

Франциска: До свидания, благородный дон.

Дон Гуан: Надеюсь, я ничем вас не огорчил сегодня?

Франциска: Все было просто замечательно. (Поворачивается, чтобы уйти). Приятных сновидений, благородный дон.

Дон Гуан: Приятных сновидений, благородная донна. (Подходя к Франциске, тихо). А может быть, передумаешь?

Франциска: Мы поговорим об этом в следующий раз. (Идет к двери).

Дон Гуан: В следующий раз… (Вдогонку уходящей Франциски). Идет! Но только без обмана!.. Не забудь! В следующий раз!..

Повернувшись на пороге к Дон Гуану и махнув ему на прощание рукой, Франциска исчезает вместе с Лепорелло. Вернувшись за столик, Дон Гуан некоторое время сидит неподвижно, глядя на закрывшуюся за Франциской дверь, словно ожидая, что она вернется, затем наливает себе вина и одним махом выпивает весь стакан.

Пауза.

(Подняв голову и оглядевшись. Старому Скрипачу, который только что кончил играть какую-то мелодию). Эй, старик… Подойди сюда.

Скрипач (подойдя к столику Дон Гуана): Ваша милость?

Дон Гуан: Ты играешь Моцарта?.. Сыграй-ка мне «Немецкий танец». До мажор и все такое. (Напевает).

Скрипач: Э, ваша милость, это мне сейчас не по силам. Но если бы вы зашли в следующий раз, то я бы попробовал разучить его к удовольствию вашей милости… Главное – раздобыть ноты. А уж с нотами это будет проще простого… Вы говорите, «до мажор»?

Дон Гуан: Да. (Напевает). Нет, не то. (Напевает). Опять не то… (Скрипачу). В следующий раз, уж будь любезен.

Скрипач: Я вижу, ваша милость понимает толк в хорошей музыке.

Дон Гуан (напевая, разливает вино в пустой стакан Франциски, а затем в свой): Да, и в плохой тоже. (Подвигая Скрипачу стакан). Выпьем, старик. За следующий раз. А, заодно, и за Моцарта.

Скрипач: Покорнейше благодарю. (Берет стакан).

Дон Гуан: За следующий раз!

Скрипач: Будьте здоровы, ваша милость.

Дон Гуан: За Моцарта!

Пьют. Короткая пауза.

Я почему-то сегодня чертовски счастлив, старик… Нет, нет. Совсем не так, как бывает счастлив влюбленный юнец, сорвавший свой первый поцелуй, или как бедняк, раздобывший себе пропитание, а так, знаешь, как бывает счастлив человек, отправляясь в далекое и опасное путешествие… (Задумчиво). Представь-ка, вещи уже уложены, и кучер только и ждет знака, чтобы тронуться в путь, а ты все еще стоишь, глядя в последний раз на дом, где прошло твое детство, и куда, скорее всего, ты уже никогда не вернешься… (Разливая остатки вина). Мне кажется, мы с тобой уже когда-то встречались.

Скрипач: Навряд ли, ваша милость. Я ведь играю здесь только третий день.

Дон Гуан: Отчего же мне так знакомо твое лицо? (Поднимая стакан). Ну, что, милый? Еще раз за Моцарта?

Скрипач (поднимая стакан): За Моцарта, коли так угодно вашей милости.

Дон Гуан: И, обязательно, за следующий раз!

Скрипач: За следующий раз, сударь. Дай Бог, чтобы не последняя.

Дон Гуан (тихо, почти про себя): За следующий раз!.. (Медленно пьет).

Поставив стакан на стол, Скрипач берет скрипку и начинает играть. Одна за другой свободное пространство между столиками заполняют танцующие пары. Сцена медленно погружается в темноту.

Занавес

Колодец

Пьеса в одном действии

Действующие лица:

Иешуа из Назарета

Авива, самаритянка

Колодец, сложенный из грубых, слегка обтесанных камней. Несколько больших камней вокруг. Два или три корявых деревца, дающих небольшую тень. В этой тени, на небольшом плоском камне, сидит Иешуа. Его глаза закрыты, он молится или дремлет. Так он сидит до тех пор, пока возле колодца не появляется Авива, молодая женщина, чуть за тридцать. В ее руках – два пустых кувшина. Время от времени, искоса поглядывая на сидящего, она набирает воду сначала в один кувшин, затем в другой. Открыв глаза, Иешуа молча наблюдает за ней.

Иешуа (дождавшись, когда Авива наполнит второй кувшин): Пожалуйста, дай мне немного твоей воды, женщина.

Быстро повернувшись, Авива молча смотрит на Иешуа. Она явно в замешательстве. Короткая пауза.

Всего только несколько глотков.

Авива (недоверчиво): Хочешь, чтобы я дала тебе воду из моего кувшина?

Иешуа протягивает к ней руку.

И ты, правда, станешь из него пить?

Иешуа: И надеюсь, с удовольствием.

Авива: Воду из моего кувшина? (Смеется) Послушай, а ты случайно, не сошел с ума? (Подходя ближе). Только сумасшедший может просить у меня воду. Или тебя ослепило солнце?.. Разве ты не видишь, что я самаритянка?

Иешуа: А какое мне до этого дело, женщина?.. Я ведь только попросил тебя дать мне глоток воды, вот и все. Или ты боишься за свой кувшин?.. Так я его не съем.

Авива (делая еще один шаг к Иешуа): Нет, наверное, ты все-таки сумасшедший… (Осторожно) Ничего, если я подойду еще ближе? (Осторожно делает еще один шаг) Ты ведь не будешь плеваться и швырять в меня камнями?.. (С опаской делая еще шаг) А если еще ближе?

Иешуа молчит. Короткая пауза.

(Останавливаясь совсем близко от Иешуа, негромко). Ты все еще хочешь, чтобы я дала тебе воды?

Иешуа вновь молча протягивает руку.

Ну, я же говорила, что ты сумасшедший. (Резко). На. (Быстро протягивает Иешуа кувшин, но как только он хочет взять его, так же быстро отступает назад, растерянно глядя на Иешуа). Постой. Я, наверное, что-то не понимаю… Разве ты не иудей?

Иешуа: По-твоему, иудеи не пьют воду?

Авива (тревожно): Но ведь я самаритянка… Слышишь? Разве ты не знаешь, что это такое? Иудеи не общаются с самаритянами. Они считают их нечистыми и обходят стороной. Это знает любой ребенок.

Иешуа: Разве?.. Ну, что ж, давай проверим. (Вновь протягивая руку). Дай-ка мне сюда твой кувшин…

Авива нерешительно протягивает кувшин Иешуа. Тот неторопливо пьет. На лице женщины – растерянность и изумление. Пауза.

(Оторвавшись от кувшина). Теперь ты убедилась, что иудеи пьют воду ничуть не хуже, чем кто-нибудь еще? (Делая еще глоток и затем протягивая кувшин Авиве). Если хочешь, можешь рассказать об этом в своей деревне.

Авива (потрясена): Клянусь святым именем… Иудей пил воду из моего кувшина… Пусть отсохнет мой язык, если я не видела это своими собственными глазами… Или ты не боишься, что тебя покарают за это Небеса?

Иешуа: Думаешь, им есть, за что на меня сердиться?

Авива: А ты думаешь, нет? (Оглядываясь и понижая голос). Думаешь, твои братья-иудеи обрадуются, когда узнают, что ты пил воду из кувшина самаритянки?.. Или ты не знаешь, что люди чуют такие вещи даже на расстоянии, а потом бросаются на тебя, словно дикие звери, когда ты ожидаешь этого меньше всего? (Понизив голос). Ведь это люди. Их следует опасаться, даже если ты не сделал им ничего плохого. И уж тем более, когда тебе есть, что скрывать…

Иешуа: Похоже, ты знаешь это не с чужого голоса. (Протягивая руку). Ничего, если я сделаю еще пару глотков?

Авива (отдав Иешуа кувшин, негромко): Наверное, все это мне снится. (Зачарованно, обходя камень, на котором сидит Иешуа). Слыханное ли дело? Иудей пьет из моего кувшина… (Оказавшись позади камня, на котором сидит Иешуа, протягивает руку и хочет дотронуться до Иешуа, но не решается и опускает руку). Наверное, нас ждет что-то ужасное, если вот так просто иудей приходит и пьет воду из рук самаритянки… (Остановившись против Иешуа). Ты здесь один?

Иешуа (оторвавшись от кувшина): Нет. (Вытерев рот тыльной стороной ладони). Я пришел с другом. Он отправился в деревню, чтобы купить нам немного хлеба в дорогу.

Авива: Наверное, ты говоришь о том чернобородом, с горящими глазами и рваном плаще, которого я встретила, когда шла сюда… Об этом грубияне, похожем на разбойника, который чуть не столкнул меня с тропинки! Вот уж кто, наверное, не сделал бы и глотка из моего кувшина.

Иешуа (сделав еще один глоток): Это Миха из Йерихо. Я уже давно говорил ему, чтобы он следил за своей одеждой и почаще смотрел по сторонам, чтобы не отдавить кому-нибудь ноги. Но он почему-то думает, что если он будет хмурить брови и говорить громким голосом, то его станут считать пророком или чем-нибудь в этом роде… Надеюсь, он не причинил тебе вреда?

Авива: Только потому, что я успела вовремя отскочить в сторону. (Помедлив). Вы идете в Галилею?

Иешуа: Мы идем в Иерусалим. (Сделав еще один глоток, возвращая кувшин). Возьми. Пускай удача всегда сопутствует твоему дому.

Авива: Это как раз то, чего мне обычно не хватает. (Какое-то время стоит с кувшином в руках, молча глядя на Иешуа, затем возвращается к колодцу и, перегнувшись через край, набирает воду, одновременно глядя на Иешуа). И все-таки как же это случилось, что иудей не считает нас нечистыми?.. Или ты из тех, кто поклоняется чужим богам и не хочет знать Тору? (Доставая из колодца кувшины). Мыслимое ли это дело, чтобы иудей пил воду из рук самаритянки?

Иешуа: А разве ты сама тоже считаешь себя нечистой?

Авива: Кто? Я?.. (Негромко смеясь, ставит кувшины в тень). Ты, наверное, решил пошутить… Ну, конечно, нет.

Иешуа: Но что же тогда получается?.. Выходит, для себя ты будешь чистой, а для иудеев нет?.. Тогда скажи мне, ради Святого, какой же ты будешь на самом деле?

Авива: Я?.. (Растеряно). Ну, конечно, я буду чистой.

Иешуа: А может, нам все-таки лучше считать, что все вещи становятся чистыми или нечистыми только потому, что так называем их мы сами?.. Ты ведь слышала про Адама, который первый начал давать имена всему, что видели его глаза?

Авива (отходя от колодца): Постой, постой, постой… Я гляжу, что язык у тебя подвешен не хуже, чем у моего дяди, который грозился перечислить имена всех ангелов, которые служат у престола Всемогущего… (Подходя ближе). Как это, мы сами? Или ты никогда не слышал, что Святой дал нам Тору, в которой сказано все, что нам надо знать про чистое и нечистое?.. Зачем же ты говоришь тогда, что ничего этого нет, раз об этом написано в нашем Писании?

Иешуа (насмешливо): Святой город!.. Видно, не напрасно говорят, что в Самарии рассуждают даже петухи… Значит, по-твоему, если Святой дал нам Тору, то будет справедливо, чтобы она была больше Него самого?.. Плохо же ты тогда думаешь про Того, без чьей воли у тебя с головы не упадет ни один волос!..

Авива: Замолчи! (Повернувшись, идет к своим кувшинам, через плечо). Не думай, что я стану слушать того кто смеется над нашим Писанием! (Неожиданно остановившись, медленно оборачивается, тихо). Постой… Как это может быть, чтобы Тора была больше самого Святого?

Иешуа: А как, по-твоему, поднесенная к глазам ладонь становится больше солнца?

Авива: Ладонь?.. (Подняв руку, закрывает ладонью солнце и стоит так какое-то время, то приближая ее к глазам, то удаляя).

Небольшая пауза.

Иешуа: Вот видишь…

Авива: Я вижу только, что ты решил сыграть со мной в какую-то игру, в которую играют маленькие дети, когда думают, что могут спрятаться, если закроют глаза или отвернуться. (Быстро опустив руку, сердито) Но я-то не ребенок.

Иешуа: А разве мы не остаемся детьми до самой смерти?

Авива: Скажи еще, что мы остаемся ими и после нее.

Иешуа: А разве нет?

Авива: Глупости! (Быстро делает несколько шагов в сторону своих кувшинов, затем, остановившись, медленно опускается на соседний камень, глухо, без выражения). Конечно, иногда мне тоже кажется, что отец только минуту назад вышел из комнаты и сейчас опять вернется и снова возьмет меня на руки, как это было много лет назад… Как будто все, что я вижу сейчас, это только сон и надо только немного напрячься, чтобы проснуться и вернуться назад. (Оборвав себя, сердито). По-твоему, я сказала что-нибудь смешное?

Иешуа (улыбаясь): Нет, нет… Мне кажется, в твоих словах есть много верного.

Авива: Хочешь сказать, что иудей согласился с самаритянкой?.. Святой Гаризим! Да, что же это такое сегодня происходит?.. Не иначе близко время, когда небеса пошлют нам Спасителя… (Недоверчиво). И ты не станешь со мной спорить и называть меня навозной лепешкой и комариным зудом?

Иешуа молча улыбается.

(Негромко). Знаешь, для иудея, пожалуй, ты все-таки слишком вежлив. (Немного помедлив). Если хочешь знать, меня зовут Авива. Так назвал меня отец.

Иешуа: Он дал тебя хорошее имя.

Авива: Почему-то в последнее время мне так не кажется… Зачем вы идете в Иерусалим?

Иешуа: Какие-то благочестивые люди пригласили меня, чтобы я разъяснил им кой-какие места в Торе… Те, которые показались им темными и не слишком понятными.

Авива: Хочешь сказать, что во всем Иерусалиме не нашлось хорошего учителя, так что пришлось посылать в Галилею за тобой? (Смеется). Так ты – учитель Закона?

Иешуа: Нет, нет. Я всего только рассказываю иногда тем, кто хочет меня выслушать о том, что они позабыли или о том, что они не хотят увидеть своими собственными глазами… Для этого совсем не надо быть учителем.

Авива: Так значит ты бродячий проповедник?.. Из тех, кто бродит из одного города в другой и кормится тем, что рассказывает всякие небылицы о наших праотцах?.. (Смеется). Знаешь, что будет, если меня увидят вместе с тобой?

Иешуа: Можешь не тревожиться… Дорога пуста.

Авива: Я уже сказала тебе, что такие вещи люди чуют на расстоянии… (Удивленно). Подумать только! Бродячий проповедник, который пьет воду из кувшина самаритянки и проповедует то, чего не найти в Торе!.. Ну, и о чем ты им рассказываешь, бродячий проповедник?.. Тем, у кого столько времени, что они готовы смотреть тебе в рот с утра и до вечера?

Иешуа: Обо всем понемногу. О том, о чем многие из них давно позабыли или о том, что они считают невозможным и невероятным.

Авива: Например, о том, что если проскакать на одной ноге вокруг вашего Храма, то получишь дар исцелять паршу и чесотку?

Иешуа (поднимаясь с камня): Например, о том, что Всемогущий всегда знает, в чем ты нуждаешься, потому что Он всегда стоит рядом и готов в любую минуту протянуть тебе руку помощи… (Не спеша идет до колодца и обратно). Или о том, что человеку не следует бояться ни меча, ни оков, ни смерти, потому что Небеса ведут тебя за Собой одним Им известным путем, как отец своего ребенка… (Остановившись возле Авивы). Или о том, что все мы рождаемся из того же света, из которого Святой творит этот мир, а это значит, что на земле нет ничего ни чистого, ни нечистого, ни доброго, ни злого…

Авива (насмешливо): Ни иудея, ни самаритянина…

Иешуа: Ни иудея, ни самаритянина.

Авива: Лучше рассказывай эти сказки лентяям, которым нечем занять свои руки..! Не надо быть пророком, чтобы увидеть, что до тех пор, пока солнце встает на востоке, а заходит в стране мертвых, все иудеи будут обходить стороной самаритян, а все самаритяне будут обходить стороной иудеев, а значит, что бы ты там не говорил, чистое останется чистым, а нечистое нечистым, иудей иудеем, а самаритянин самаритянином!

Иешуа (мягко): А разве я с тобой спорю, женщина?.. Конечно, все в мире останется по-прежнему, так, как оно было всегда. Гаризим Гаризимом, Храм Храмом, иудей иудеем, а самаритянин самаритянином. (Громким шепотом, наклоняясь к Авиве). Но только до тех пор, пока люди будут думать, что ладонь, поднесенная к глазам больше солнца.

Авива (раздраженно): Глупости. Глупости. Глупости… (Поднявшись с камня, отходит, кажется, намереваясь взять кувшины и уйти, но внезапно останавливается и вновь поворачивается к Иешуа). Случайно, это не ты тот иудей с севера, за которым в последнее время ходит толпа оборванцев?.. Ну-ка скажи мне, как твое имя?

Иешуа: Меня зовут Иешуа.

Авива: Того сумасшедшего, кажется, тоже зовут Иешуа. (Возвращаясь на старое место возле камня). Это ты?.. Тот сумасшедший, о котором мне рассказывали соседи?.. Безумец, который называет Всемогущего Отцом, а себя Его сыном? Кто веселил толпу новостью, что царство небесное так близко, что его уже можно увидеть всякий желающий?..

Иешуа молчит.

(Подходя ближе). Ну, конечно. Мне надо было сразу догадаться, как только ты открыл рот… И не стыдно тебе обманывать бедных дураков и рассказывать им то, чего никогда не было и не будет?.. Только не говори мне, что ты рассказываешь им только то, что они и так знали без тебя. Да, разве стали бы эти горлопаны ходить за тобой, если бы не надеялись услышать от тебя что-нибудь новенькое?.. Уж я-то знаю их, как облупленных. Им всегда надо что-нибудь этакое, иначе они умрут от скуки или будут зевать до тех пор, пока не вывихнут себе челюсти… (Подходя еще ближе, понизив голос). Что, разве это не ты говорил им, что ты – сын Божий, который избран Всемогущим прежде, чем Он сотворил небо и землю? Или что ты тот, о котором свидетельствует Тора и все ваши пророки? Кто скоро оседлает облако и полетит вместе с ангелами, чтобы разрушить Рим?.. (Насмешливо). Еще бы им после этого не ходить за тобой, разинув рты!..

Иешуа (почти испуганно): Но я никогда не говорил им ничего подобного. (С растерянной усмешкой). Я ведь не Авраам, чтобы мне быть избранным в начале времен и не Моше, чтобы водить за собой народ. Все, что я говорил им, женщина, это то, что Царство небесное всегда рядом, ближе, чем вытянутая рука, и что все люди на этой земле – дети Божьи, для которых видеть своего Отца так же просто, как видеть обыкновенный свет, потому что Он всегда рядом…

С негромким смехом Авива садится на соседний камень.

По-твоему, это смешно?

Авива: Какая удача, что я пошла сегодня за водою чуть раньше, чем обычно. Кто бы еще насмешил меня так, как ты… (Негромко смеясь). Представляю себе эту толпу сыновей и дочерей божьих, у которых на уме только одно, – как бы украсть где-нибудь пару лепешек и найти себе местечко в тени, чтобы поспать. (Смеется, затем сердито). Этих лентяев, которые пойдут за любым, кто станет рассказывать им сказки и небылицы и которые готовы слушать любые нелепости только бы не работать! (Неожиданно зло, сквозь зубы). Этих болтунов, которые готовы молоть языком с утра и до вечера, лишь бы им не носить воду, не месить глину, не собирать виноград. (Кричит, вскочив с камня). Этих трусов, которые согласны терпеть любые унижения, вместо того, чтобы взять в руки меч, кол или камень, чтобы… чтобы… (Смолкает, подняв руку, словно держа в ней невидимый меч, затем медленно опускает ее и садится на камень).

Небольшая пауза. Иешуа молча смотрит на Авиву.

(Глухо). Только не вздумай сказать, что эти лентяи и трусы мои братья и сестры… Говорят, ты всех их так называешь. Братец мытарь и сестрица шлюха… Думаешь, они станут от этого меньше воровать и бездельничать?.. (Негромко и зло смеется, глядя на Иешуа). Или ты надеешься, что они исправятся, насмотревшись на твои чудеса?.. Ну-ка, ну-ка… Соседка рассказывала мне, что ты хвалился, что умеешь превращать воду в вино, и даже можешь заставить овец блеять по-человечьи… Может, ты и мне покажешь что-нибудь интересное?

Иешуа: Заставить овец блеять по-человечьи?.. Святое Подножье!.. Неужели они действительно это говорили?

Авива: Клянусь тебе святой горой… Соседка слышала это от одного из твоих оборванцев. (Насмешливо). Ну что?.. Может, заставишь кого-нибудь поблеять по-человечьи, чтобы мы убедились в твоей силе?.. Или, может, хочешь превратить эту воду в вино?.. Мне кажется, это было бы тоже неплохо. Представляю, какие лица были бы у моих соседок, когда они пришли бы за водой.

Иешуа: Мне кажется, на свете найдутся чудеса получше… (Не совсем уверенно). Если хочешь, я, конечно, мог бы показать тебе кое-что. (Подходя к камню, на котором сидит Авива).

Авива: Хочешь превратить меня в овцу?

Иешуа: Нет, нет, что ты…

Авива: Тогда, может быть, хочешь попросить для меня у Святого новую одежду?

Иешуа: Гораздо лучше. Но только для этого тебе надо будет закрыть глаза.

Авива: Зачем?

Иешуа: Просто закрой и ни о чем не спрашивай…

Авива: Надеюсь, у тебя в голове нет ничего такого, проповедник… (Закрывает глаза ладонями).

Иешуа (негромко): А теперь посмотри на эту тьму, которая окружила и тебя, и весь мир… На эту ночь, которая пришла и накрыла своими крыльями всю землю… Разве не похожа эта тьма на ту, которая царила в мире до того, как Всемогущий повелел быть свету, когда еще не было ни Солнца, ни Луны, а только этот мрак, в котором не мерцала тогда ни одна звезда?..

Небольшая пауза.

Видишь, как она подступила к тебе, эта тьма, которая не знает ни солнечного света, ни лунного сияния, ни весенней зелени, ни белой пены у побережья Великого моря… (Требовательно). А теперь открой глаза и смотри!

Опустив руки, Авива открывает глаза. Короткая пауза.

(Негромко). Видишь?.. Стоило тебе открыть глаза, как к тебе вернулись и это голубое небо, и этот свет, и этот простор… Слышишь, как они говорят с тобой?.. Ну, разве это не чудо, что ты стоишь здесь и видишь эту дорогу, и эти деревья, и эти камни, и этот старый колодец, который помнит еще Якова, – все эти чудеса, которые пришли, чтобы радовать тебя и радоваться вместе с тобой?.. Видишь?

Авива (негромко): Ну, я же говорила, что ты просто обманщик. (Медленно поднявшись с камня). Обыкновенный обманщик, каких много ходит по дорогам Самарии и Иудеи… (Повернувшись к Иешуа). Я ведь спрашивала тебя о чудесах, а не об этих камнях, которые я вижу каждый день… О настоящих чудесах, когда расступаются воды ручья или когда солнце останавливается в небе, а из камня бьет вода, когда прокаженные исцеляются, хромые начинают ходить, а нищие становятся богатыми и больше не знают ни забот, ни печалей… (Глухо). Когда море и земля отдают свою добычу, а из волос исчезает седина. Когда мертвые перестают приходить к тебе во снах, а смерть оказывается изгнанной так далеко, что о ней уже никто не вспоминает… (Презрительно). Ну, что?.. Разве ты способен сделать что-нибудь похожее?

Иешуа молчит.

(Безнадежно). Я так и думала. (Медленно отходит, негромко). Просто обманщик, который только и умеет, что нести какой-то глупый вздор перед толпой оборванцев… Прощай. (Идет, чтобы взять кувшины и уйти).

Иешуа: Прощай. (С едва заметным раздражением, которое постепенно набирает силу, вслед Авиве). А тебе не кажется, женщина, что ты сама-то не очень отличаешься от тех, кто ходит за мной по дорогам Галилеи?.. Они ведь тоже все время спрашивают меня о чудесах. Стоит мне открыть рот, как они перебивают меня, чтобы узнать, могу ли я остановить солнце или накормить одной рыбой сто голодных? И при этом ни один из них ни разу не спросил, а что потом?.. Что будет после того, как солнце остановится, а все голодные будут накормлены? После того, как вся вода в этом мире превратится в вино, а все увечные побросают свои костыли?.. Они словно малые дети, которые просят, чтобы им подарили настоящего осла, не думая о том, что осла надо кормить, чистить, водить на водопой… Все хотят чудес, которые можно потрогать руками, поиграть с ними или показать их друзьям и соседям, но никто не хочет посмотреть на самого себя и стать тем, кем он есть на самом деле. (Почти срываясь на крик). Потому что если на свете и существует какое-нибудь чудо, то это чудо называется «человек»!..

Авива (повернувшись к Иешуа): Неужели? (Разводя руки в сторону). Что, и вот это тоже?.. (Негромко смеется).

Иешуа молчит.

Со стершимися от стирки руками и сбитыми ногами? С обветренными губами?.. Значит, по-твоему, это тоже чудо? Да?

Иешуа молчит.

(Сердито). Чудо, которое плюется, сплетничает, ругается, орет, жалуется, проклинает?.. Да?

Иешуа молчит.

Которое стареет, болеет и покрывается морщинами?

Иешуа (громко и раздраженно): Да. Да. Да.

Авива (кричит): Которое однажды поскорее закопают в землю, чтобы оно не мешало своей вонью еще живущим?

Иешуа (кричит): Да! Да! Да!.. Которое закопают в землю, чтобы оно не мешало тем, кто его закопал! (Смолкнув, какое-то время смотрит на Авиву, затем негромко, почти без выражения). Чудо, которое проходит через все, чтобы однажды выйти на берег реки и смыть с себя всю грязь и стать самим собой…

Небольшая пауза. Какое-то время Авива смотрит на Иешуа, затем медленно идет по сцене и останавливается у Иешуа за спиной.

Авива (негромко): Наверное, я все-таки, что-то не понимаю, проповедник… Что-то важное, что ты от меня скрываешь… Если ты, в самом деле, проповедуешь им эти глупости, то почему же тогда они ходят за тобой, словно стадо баранов?.. Или дело тут совсем не в чудесах?.. (Негромко, склонившись к Иешуа). А хочешь, я скажу тебе, почему они ходят за тобой и смотрят тебе в рот, как будто ждут, что оттуда сейчас посыплются серебряные динары?.. Я ведь догадалась об этом сама, проповедник. (Громким шепотом). Они ходят и смотрят тебе в рот, потому что ты затеваешь что-нибудь против римлян, да?.. Да?.. (Быстро оглянувшись по сторонам). Ты собираешь эту толпу, чтобы потом… потом… после… когда случится удобный момент… (Обходит стоящего Иешуа и останавливается перед ним, лицом к лицу). Ах, бродячий проповедник, бродячий проповедник… (Быстро, не давая Иешуа ответить). А не боишься кончить, как кончил Иуда Галилеянин?.. Он ведь тоже сначала притворялся мирным учителем, пока не собрал вокруг себя целую толпу народа… Но зато уж потом… (Громким шепотом). Я его видела… Почти так же близко как тебя… Он проходил по этой дороге, вместе с толпой, вооруженной ножами и палками. Они кричали, что идут освобождать Иерусалим, а народ вокруг приветствовал их и желал им победы. Это было в прошлом году, в самом конце третьего месяца. Он был настоящий герой и не боялся ни римлян, ни самого Самаэля. Потом, когда его уже распяли, все стали смеяться над ним, и проклинать его имя, и рассказывать про него всякие небылицы. А мне он понравился. Высокий, рыжий, с белой кожей. Когда он проезжал мимо на своем осле, он улыбнулся мне и помахал рукой… Ты ведь, наверное, тоже хочешь идти впереди своего войска и петь псалмы, так чтобы все слышали твой голос и кричали тебе вслед твое имя?

Иешуа отрицательно качает головой.

Ну, еще бы… Разве стал бы ты иначе собирать эту толпу, если бы не хотел вести ее за собой и ехать впереди на своем осле?.. В красном плаще, с римским мечом в руке, с которого стекала бы кровь этих язычников…

Иешуа молча выставляет перед собой ладони, словно пытаясь отгородиться от слов Авивы.

Не бойся. Я никому не скажу. Пусть даже меня повесят на кресте головой вниз. (Понизив голос). Хочешь напасть на иерусалимский гарнизон?

Иешуа молчит.

Тогда, наверное, на гарнизон в Наблусе?.. Или в Тевериаде?

Иешуа молчит.

Ладно, не говори. Только имей в виду, что я, наверное, могла бы тебе чем-нибудь помочь. (Понизив голос). Если хочешь знать, у меня есть друзья, которые знают здесь все тропинки и могут достать еду и даже оружие…

Иешуа: Но я не собираюсь ни на кого нападать, женщина… С чего это вдруг пришло тебе в голову?

Авива: Не собираешься ни на кого нападать?

Иешуа: Даже и не думал.

Авива: Не хочешь освободить нашу землю от Рима?

Иешуа: Престол небесный!.. Да, что мне и тебе до Рима, женщина?.. Или это Рим стоит стеной между тобой и Всевышним?.. Неужели ты думаешь, что Святой не достучится до твоего сердца, потому что по улицам Иерусалима сегодня ходят римские солдаты?.. Плохо же тогда ты думаешь о Нем!..

Авива: Постой. Значит, ты не собираешься ни на кого нападать?

Иешуа: Ну, наконец-то!..

Авива: И не поведешь людей ни на Иерусалим, ни на побережье?