– Жёнушка моя возьми да расскажи ей, мол, ведьмочку мне подавай. А сегодня, поди ещё сидят у меня на кухне, Танька зашла. Ну эта, из соседнего подъезда, дочка Зинки.
– Ну-ну. И?
– Рыжая, размалеванная вся. Вы, говорит, объявление подавали? Я говорю, я. А она такая, а я ведьма, вот пришла. И моя заходит.
– А где она была? – спросил художник.
– Сделала вид, будто на рынок собирается вместе с Зинкой.
– А сама, значит, караулила.
– Выходит. Подослали ко мне Таньку. А в парике-то я её и не узнал.
– Вот как. Ну, за душевное равновесие, – предложил очередной тост Багданыч. – Нам с тобой вредно волноваться, так что давай душу с нервами в равновесие приведём.
Незатейливо опрокинув рюмку в рот, Илья Багданыч потянулся за сигаретой. К проблеме друга стоило подойти основательно, обмозговать её со всех сторон, иначе делу не поможешь.
– Выходит, что за простое объявление они решили тебя разыграть.
– Так розыгрышем-то это не назовёшь.
– Посмеялись со злобой, – уточнил Смешков. – Нехорошо. Я, конечно, не знаю, на кой тебе ведьма, да ещё и рыжая, у тебя вон Игнатьевна та ещё кикимора. И всё же эти бабы на каждом углу теперь будут трепаться, что ты решил загулять на старость лет. На самих-то ни один мужик не позарится. Надо их проучить.
– Месть, точно, – согласился Филыч.
– Я сейчас.
Смешков поднялся из-за стола, чтобы проделать путь в соседнюю комнату. Оттуда донеслось шуршание бумаги, причитания художника, а затем он вернулся к стратегическому столу.
– Вот, – показал он соседу снизу карандаш и огрызок белого листа. – Сейчас я им такое нарисую, что в жизни не забудут.
– Ты это чего? – не понял Филыч.
– А то, что я это в газету отправлю, и пусть про них потом весь дом судачит. Наливай, что сидишь.
Смешков трясущимися пальцами марал бумагу, вычерчивая карандашом силуэты старушек, в то время как Филыч разливал водку и следил за движениями художника. У старушек появились кошёлки, по всей видимости с капустой, а затем горбы. Постоянно поправляя свой шедевр ластиком, Смешков таки довёл свою карикатуру до ума, а затем предложил тост:
– Ну, за искусство.
– Что-то я не совсем понял, – взглянув на двух сгорбленных старушек, сказал Николай. – А почему они лысые?
– Погоди, сейчас всё будет, – и художник вновь отправился в комнату за другим инструментом. На этот раз он вооружился цветным карандашом.
– Вот так, – закончив своё творение, улыбнулся Илья Багданыч.
Филыч ещё раз взглянул на карикатуру, и чуть было не закричал. С огрызка бумаги на него смотрели две старые рыжие ведьмы. И каким-то образом Смешкову удалось придать чертам их лиц схожесть с Марьей и Зиной.
– Ну ты и мастер, – растягивая каждое слово, заключил Филыч. – За карандаш и художника!
Пришлось уговаривать редактора газеты напечатать эту карикатуру. Владимир Ильич долго упирался, мол, это неактуально, но Смешков пришёл в редакцию не только с соседом Филычем, но и с бутылкой коньяка, после чего Владимир Ильич заверил пенсионеров, что работа местного художника появится в следующем номере.
Всю неделю Николай Филыч метался между магазином и квартирой художника, игнорируя все призывы Игнатьевны остепениться. Но, всматриваясь в лица соседей и продавщицы, Тёскин был убеждён, что молва о содеянной им подлости всё же пошла. Не иначе как дело рук его благоговейной, а может и Зина не осталась в стороне. Тем лучше, думал Николай, возвращаясь из очередного похода за бутылкой. Значит обе они ведьмы, и обеих заденет карикатура соседа.
Будто молодость вернулась, когда Филыч помчался в ларёк за газетой. Суббота, выход очередного номера, и, скорее всего, рисунок будет напечатан. Не мог же Владимир Ильич обмануть пенсионеров, тем более что за это уплачено коньяком.
– Ну, купил? – от волнения местного разлива художник едва не выронил протянутую ему газету.
– Это надо отметить, – доставая из кармана бутылку, сказал ему сосед.
– Безусловно, друг мой дорогой, – согласился Багданыч.
И пока один пенсионер откупоривал стеклянную тару, другой судорожно листал страницы в поисках своего художества.
– Вот она, вот она! Гляди, – вскричал художник, радостно потряхивая местной макулатурой.
– А ну-ка.
Филыч развернул страницу номер пять. Помимо каких-то там статей о пользе сельдерея с молоком, а также рекомендованных числах для посева того или иного овоща, в верхнем правом углу, почти в четверть листа, красовалась чёрно-белая зарисовка. Всё как на том огрызке бумаги: две сгорбленные старушки с кошёлками, в которых, по всей видимости, была капуста; едва уловимые, но всё же заметные черты лиц Зины и Марьи. Вот только волосы не рыжие.