Читать книгу: «Волчара выходит на след», страница 3

АЛИНА

– Точно не будешь? – с явной издевкой переспросил Самвел Арутюнян – глава порядком потрепанной «в боях», но еще не совсем растерявшей вес армянской диаспоры Зареченска.

– Нет, – с небольшой заминкой ответила Алина Васильевна Савченко (бывшая жена бывшего начальника ГОВД, некогда – преуспевающая бизнесвумен, а ныне – начальник Управления торговли и экономики городской администрации), стараясь не глядеть на стоящее на столе громадное глиняное блюдо с пышущей жаром аппетитно пахнущей бастурмой¹³.

– А, может быть, хаш¹⁴ или мусаху?¹⁵ – не унимался Самвел. По его довольной лоснящейся физиономии с тройным жабьим подбородком было видно, что ситуация его откровенно забавляет. – Тебе же кушать надо?! Совсем дошла, бедная…

– Ну я же сказала – нет, – нетерпеливо прервала его Алина, – только катнапур¹⁶…

– Ну, как хочешь, дорогая… Тогда жди, – с показным сочувствием вздохнул Самвел, отдал подбежавшему официанту новое распоряжение и снова хитро прищурил свои поросячьи глазки: – Диета, да?

– А ты не знаешь? – недовольно буркнула Алина. – Слушай, давай уже ближе к делу, – сказала, но тут же, опомнившись, торопливо извинилась, сообразив, что перешла в разговоре с патроном на неверный опасный тон.

Самвел сделал вид, что пропустил допущенную ею непозволительную вольность мимо ушей, благодушно улыбнулся и, не глядя больше в ее сторону, сосредоточил все свое внимание на давно заждавшейся любимой еде. В предвкушении предстоящего удовольствия вожделенно размял свои крупные ярко-красные, словно вывернутые наизнанку, губы, похожие на сложенные половинки разрезанного помидора. Церемонно оттопырив толстый волосатый мизинец, осторожно взял с блюда маленькую шпажку с кусочками истекающей соком мраморной баранины. Указательным пальцем другой руки, таким же толстым, как сарделька, сосредоточенно покопался в гарнире. Выудил покрытую расплавленным жиром лимонную дольку и замер в нерешительности, соображая, чему отдать предпочтение, что отправить в уже исходящий слюною рот в первую очередь.

Алина, стараясь отогнать подступающую тошноту, судорожно сглотнув, отвела глаза и принялась рассматривать унылый ноябрьский пейзаж за окном. Притихшую обмелевшую реку с редкими чахлыми кустиками по обрывистым скалистым берегам. Длинные ряды перевернутых у причала разноцветных лодок.

Молчала, терпеливо дожидаясь, пока флегматичный слоноподобный Арутюнян с омерзительно громким чавканьем набьет наконец до отказа свою необъятную ненасытную утробу, и можно будет приступить к серьезному разговору.

Прошло почти три года с того злополучного дня, когда ее безотказного и бескорыстного по отношению к ней «ангела-хранителя» Стасика, продолжающего и после развода питать к ней самые нежные чувства, казалось – «всемогущего и непотопляемого хозяина района», банально слили и упекли на «зеленую» зону. Но, лишившись его поддержки, униженная, обобранная до нитки, Алина сдаваться и не думала. Да не на ту напали! Она не дрогнула. Не растерялась. Недолго думая, решилась на предательство. Легла под своего заклятого врага. И не ошиблась. Не прогадала. Самвел Арутюнян пригрел ее, помог остаться на плаву, пристроив на хлебную должность в городской администрации. И даже приблизил к себе, предполагая в дальнейшем использовать ее «лучшие» качества в своих далеко идущих планах. Ведь он прекрасно понимал, что такой, как она – прожженной и беспринципной фурии, порою просто цены нет. На собственном опыте знал, как трудно устоять здоровому мужику перед смазливой сексапильной бабенкой, да еще к тому же если ее Бог умом не обидел. Как трудно быстро просчитать ее, прояснить для себя настоящую мотивацию ее поступков.

Но и не только это принимал во внимание Самвел, приближая к себе Алину. Немало баб переимел, но ни одна из них ей и в подметки не годилась. Только Алина способна была в считаные минуты расшевелить его, раззадорить, заставить опять поверить в свои неиссякаемые мужские силы. Слыша ее громкие стоны, ощущая, как бьется она под ним буквально всем своим пронизанным похотью бабьим телом, похожий на старого бегемота, давно и неизлечимо страдающий «зеркальной болезнью» Арутюнян, словно возвращаясь в далекие молодые годы, снова чувствовал себя неотразимым и полным энергии мачо. А уж это точно дорогого стоило!..

Наконец, насытившись под завязку, Арутюнян звучно рыгнул и обессиленно отвалился от стола. И крепкое дубовое кресло испуганно завизжало под его массивным задом:

– А вот теперь… рассказывай, дорогая… – с трудом справляясь с подступающей икотой, выдавил он. – Детально и по порядку…

– В общем, так, Самвел, – моментально откликнулась она, – у нас сейчас там – полный переполох. Все буквально на ушах стоят… В полной растерянности… Кто?.. Зачем?.. Ну, сам понимаешь?..

– Да… Ситуация действительно кошмарная… Антоша капитально облажался… Я так думаю, что никаких следов не нашли?

– Никаких!.. А главное – непонятно кому вообще все это нужно?

– Ну, врагов у него хватает… Как и у каждого из нас. Хоть и проредил он их основательно… Я у Гургена спрашивал: команды сверху не давали… И как он там, кстати? Живой-то будет?

– Да нет… Ну, это же не смертельно, – покривилась Алина. – Пару недель поваляется, и все… Этот маньяк даже «Скорую» к нему вызвал. И кровотечение профессионально остановил… Короче говоря – настоящий фильм ужасов!

– Вот именно что – ужасов… Только зачем? Кого-то еще испугать? Панику посеять?.. Зачем?

– Не знаю, Самвельчик. Я тоже ничего пока не понимаю… – развела руками Алина. И, изменившись в лице, заговорщицки нагнулась к патрону. – Слушай, а может быть, воспользуемся ситуацией и свалим его? Пока они все в полной растерянности? Вернулся, мол, этот жуткий маньяк обратно и добил его?.. У тебя же, я знаю, есть для этого нужные люди?..

– Ты что, дура?! – испуганно хрюкнул Арутюнян и опасливо закрутил головой по сторонам. – И не заикайся больше! Поняла?

– Поняла, поняла…

– И на алмазы эти даже рот не разевай, дура!.. И зачем держу такую глупую?..

– Ну, я не подумав ляпнула, Самвельчик… Ну, не сердись. Хорошо?

– Ладно, – успокоился Самвел, – прощаю… И чтобы больше ни одного слова я об этом не слышал. Надо законченной идиоткой быть, чтобы не понимать, какие большие люди за этим стоят. Это тебе не дериваты там всякие таскать. Здесь деньги просто сумасшедшие – нам не по зубам. Понимать же надо… Не девочка…

– Ну, не сердись, Самвельчик… Прости ты глупую бабу…

– Наоборот, надо помочь им… его найти. Первыми найти надо… Соображаешь?

– Теперь да, – загорелась Алина. – Я уже все понимаю…

– Так что слушаешь там все и везде, ясно?.. Чтобы я был постоянно в курсе всех дел. На тебе – администрация. Поняла? – отрубил и, помолчав немного, убрал недовольство со своей заплывшей жиром физиономии и снова разулыбился, расцвел, как майский день: – Пойдем-ка лучше, девочка-проказница, я тебя как следует отымею. А хочешь, наверно, да? Хочешь, а?

– … – Алина тут же поплыла, томно закатив глазки. По-блядски откровенно облизала кончиком языка свои ярко накрашенные губки и бросила на Арутюняна призывный похотливый взгляд, умело разыгрывая привычную, годами отработанную роль. Она медленно поднялась из-за стола, огладила блузку на все еще крепкой соблазнительной груди и поспешно отвернулась, боясь, что на лицо прорвется гримаса с трудом скрываемого отвращения. Высоко подобрав тесную и без того короткую юбчонку, она, не спеша, покачивая бедрами, как дешевая прошмандовка, спускалась вниз по лестнице, слыша за спиной хриплое дыхание распаленного страстью Арутюняна, а в голове ее крутилось и крутилось какое-то дикое, неизвестно откуда выдранное двустишие: «Ну, подожди, скотина!.. Подожди!.. Ты мне, урод, за все еще заплатишь…»

БЕЛЬДИН

Алексей Константинович Бельдин посмотрел в зеркало, покрутил головой и удовлетворенно улыбнулся одними краешками тонких и острых губ. Стрижка его вполне удовлетворила. И даже бачки молодой, но, к счастью, достаточно опытный парикмахер только подровнял, а не сбрил начисто, как это сейчас принято у молодежи. Обыкновенная традиционная аккуратная «канадочка», безо всякой претензии на изменчивую моду.

Расплатившись, задержался у кассы. Поглядел на улицу через застекленную пластиковую дверь и непроизвольно передернул плечами. Выходить из теплого помещения на промозглый осенний холод вовсе не хотелось.

Главный жизненный принцип Алексея Константиновича Бельдина был прост и понятен – всегда и везде держаться в тени. И принципа этого он старался придерживаться неукоснительно. Никогда не стремился на первые роли, сознавая, что это чревато самыми непредсказуемыми последствиями при любой мало-мальски серьезной ошибке. Ведь только человек с невысоким IQ стремится к публичной известности, подобно глупому земляному червяку, что в жаркий солнечный летний полдень лезет на самое пекло, хотя гораздо разумнее, как ни крути, следовать за прохладной спасительной тенью.

В справедливости данной жизненной установки Алексей убеждался с младых ногтей. А потому с этих же пор, обладая незаурядными способностями, умышленно оставался в числе серых невзрачных середнячков. Отсиживался и отмалчивался, легко, без борьбы, пропуская вперед напористых однокашников, а потом исподтишка, с немалой долею злорадства наблюдал за тем, как этим законченным идиотам достаются не столько лавры, сколько многочисленные пинки и шишки. Так было и в школе, и в Московском химико-технологическом, куда поступил по настоянию отца. И позже, в Санкт-Петербургском горном институте, куда после тягомотных четырех лет пришел уже по собственному зрелому разумению. Здесь царила атмосфера, совершенно не поощряющая никакого неформального лидерства и инакомыслия. Уже сама обязательная к ношению форменная одежда с бейджиками на пиджаке, казалось, была просто создана для того, чтобы превращать студентов в какое-то унылое овечье стадо. Но Алексею как раз, в отличие от большинства сокурсников, в этой атмосфере дышалось совершенно комфортно. И он не склонен был разделять с ними негодование по поводу строгих институтских порядков и правил, вылившееся в глупую студенческую поговорку: «Кто учился в Горном, тот в цирке не смеется». А поэтому и никогда принципиально не принимал участия ни в каких студенческих акциях протеста. Да и вообще никогда не роптал, не высовывался и благодаря этому, даже не отличаясь высокими оценками в зачетке, всегда устойчиво котировался среди преподавателей и институтской администрации. То бишь – твердо стоял на матушке-земле, в отличие от большинства однокурсников и коварно задавленного слабосильным Гераклом Антея¹⁷.

Бурные девяностые только на краткий миг вышибли Алексея Константиновича из седла. В перипетиях нового дня он сориентировался очень быстро – искусством духовной мимикрии овладел к тому времени практически в совершенстве. Да и никакими глупыми моральными «принципами», в отличие от большинства, он не страдал, а потому ему и нечем было жертвовать. Нечем было поступаться.

И без работы по специальности, как миллионы растерявшихся соотечественников, угодивших в новую страшную реальность, естественно, не остался. Правда, теперь приходилось трудиться на благо натуральных бандитов, принявшихся под шумок азартно выгребать из земных недр разнообразные богатства, разведанные еще в незапамятные советские времена. Но это обстоятельство тоже Алексея Константиновича абсолютно не напрягало. Известное дело: «Кто платит – тот и девушку танцует». Тем более что очень скоро так все забавно переплелось, что теперь уже отличить госчиновника от какого-нибудь натурального урки просто не представлялось возможным.

Новый таежный прииск, где ему посчастливилось угнездиться, сулил немалые дивиденды его высокопоставленным хозяевам. А там, где большие деньги, непременно удастся с барского стола и для себя лично что-нибудь существенное урвать.

Так и было. Потому очень скоро суммы, лежащие на его счетах, предусмотрительно открытых в зарубежных европейских банках, стали просто радовать его многочисленными нулями, обещая в будущем вполне устойчивое и безмятежное благосостояние.

Однако, как известно, аппетит приходит во время еды. Естественно – захотелось большего. И тогда в один прекрасный день посетила Бельдина исключительно дельная и своевременная мыслишка: а почему бы не использовать «подведомственную» территорию попутно еще и, так сказать, в своих сугубо личных нуждах? Почему бы не наладить здесь еще и свой личный, скрытый от хозяев, побочный бизнес? Какой? Да разве это вопрос для химика-технолога, получившего отличное вузовское образование? Конечно же, наиболее прибыльный и востребованный в новых российских реалиях – производство синтетических наркотиков. И для начала хотя бы легких. Один, конечно же, такую темку не поднимешь, но, если подумать о привлечении к делу «авторитетного» Витюши, начальника приисковой охраны, задуманное сразу же начинает представляться вполне осуществимым. Лаборатория уже имеется в наличии. Недостающее оборудование прикупить недолго. И «спецов» подыскать не проблема. И надежное инкогнито с помощью того же Вити нетрудно обеспечить. И свободные площади в недавно построенном приисковом жилом городке, естественно, найдутся. Да и со сбытом продукции никаких сложностей возникнуть не должно. Витя – еще тот тертый зечара, и связи с нужной блатотою у него наверняка имеются.

Организационный период завершили с Витюшей в рекордные сроки. Уже через месяц лаборатория практически вышла на проектную мощность. Поначалу гнали банальную «кислоту»¹⁸. Потом Бельдин вдруг неожиданно для себя увлекся. Вспомнил о своих давнишних, еще студенческих задумках: а почему бы не попробовать что-то поинтереснее, вроде простейших транквилизаторов или нейролептиков? Сказано – сделано. Но поднапрячься теперь уже пришлось не шутейно. Знаний, полученных в Московском химтехе, уже не хватало. Пришлось серьезно проштудировать немало необходимой литературы. И в Интернете долгими часами сидел безвылазно. Но овчинка, конечно же, стоила выделки, а потому и работал на совесть, не делая себе никаких поблажек. И положительных результатов все-таки добился.

Обеспечить надежный рынок сбыта новой «продукции» представлялось Бельдину уже более сложным, но тоже, естественно, возможным. Немало ушлых ребят криминального толка готовы были оторвать ее с руками. Ведь это же однозначно круто – иметь реальный шанс в считаные минуты превратить своего волевого и неуступчивого противника в податливую тряпичную куклу, натурального зомби, готового беспрекословно выполнить любой, даже смертельно опасный приказ! Но так ли много людей способно заплатить за такой эксклюзивный товар настоящую цену?

И тут Бельдина буквально осенило. А почему бы не подключить к новому бизнесу Ван Дэн-лао, китайского соинвестора в разработке хозяйского алмазного месторождения? Почему бы, в конце концов, не наладить с ним взаимовыгодного сотрудничества? В таком случае к тому же «продукция» лаборатории не будет больше светиться на российской стороне, а это в значительной мере снижает риск попасть в зону внимания соответствующих силовых структур. В том, что жадный до денег китаец даст свое согласие, Алексей Константинович ни минуты не сомневался. Надо просто элементарно знать китаезов – круг их интересов никогда не ограничивается одной или двумя сферами. Привыкли пихать яйца в разные корзины. Любая мало-мальская возможность увеличить прибыль ими тут же без промедления используется.

И дело пошло. Постепенно от «кислоты» пришлось отказаться. Не стоило понапрасну распылять свои силы. Тем более что ее производство давным-давно и в широких масштабах было налажено на китайской стороне. Поэтому система заказов со временем стала обоюдной. В Китай – психотропные вещества. Оттуда – легкие наркотики. Своеобразный «бартер» с предоплатой и доплатой, в зависимости от сложности произведенного заказа.

И все поначалу шло прекрасно. Но лишь до того момента, пока тупоголовый Ван Дэн-лао, самовольно решив наладить еще один канал переброски товара через границу, не приказал своим людям выкрасть жену у проживающего в приграничной полосе российского фермера. Совершил тем самым полную и законченную глупость, совершенно не учитывая менталитета русского мужика.

С этой минуты ситуация абсолютно вышла из-под контроля, перестала быть понятной и предсказуемой. Пришлось немедленно подключать к игре и Витиных отморозков. Мужик, однако же, не сдался, озлобился, ринулся на поиски «базы» в надежде захватить во вражеском стане «весомого» заложника и обменять его на свою жену.

Все, что случилось дальше, Алексей Константинович вспоминал с непреходящей душевной болью. И боль эта в буквальном смысле тут же становилась для него телесной. И опять начинало нещадно ломить израненную ногу, и давно зажившая мочка уха, насаженная в тот далекий и страшный день на вилку, как банальный пельмень, опять горела и саднила, словно политая концентрированной кислотой. Тогда он действительно совершил непоправимую ошибку, приблизив к себе пленного мужика, опрометчиво полагая, что щедрыми посулами вернуть ему жену удалось обеспечить его полную лояльность. Да не тут-то было! Не купился он! Оказался совсем не так прост, как казалось! И пришлось тогда уже на себя с содроганием примерить поганую шкуру заложника! Все тогда переменилось в один ужасный неуловимый миг!

Жуткий изматывающий бег по таежным дебрям… Купание в ледяной воде… И встреча с громадным и злобным зверем… И долгие дни и ночи на тонкой грани жизни и смерти…

И страшные выпученные глаза окончательно прозревшего мужика, прожигающие насквозь!

Как удалось тогда выжить и уцелеть?.. Как удалось избежать возмездия?!

Случай?.. Удача?.. Улыбка провидения?

Но удалось, однако! Выжил. Уцелел… Спрятали наивные, как дети, кержаки. Спрятали в глухой тайге за какие-то минуты до прилета пограничной вертушки… Ото всех спрятали…

Алексей Константинович встрепенулся. Усилием воли отогнал от себя неприятные воспоминания. С трудом унял противную дрожь в руках. Повернул ключ в замке зажигания и, аккуратно вырулив со стоянки, направил автомобиль в сторону районной прокуратуры.

АНДРЕЙ

– А может, потянем еще по граммульке? – смиренно заглядывая в глаза Мостовому, спросил Славкин. – Один не хочу. Пошли, а?

– Нет, Саша, я не буду, – отрезал Андрей и осторожно потрогал едва начавшую заживать ссадину на подбородке. Скула еще и теперь ныла изрядно: «Ну, удружил, братишка!» – Хватит уже. И так, считай, два дня не просыхали… Да и тебе не советую. У тебя же после третьей железно крышу сносит. Смотри – наломаешь как-нибудь дров по глупости…

– Да есть немного, – покаянно вздохнул Санек, пригладил широкой пятерней сбившиеся в колтуны нечесаные волосы. – Сам понимаешь… Ладно… Заметано. Не будем – так не будем… Все. В завязке. Дуем чай с лимоном до полного просветления. Сейчас проводника озадачу.

«Наверное, зря я ему все это рассказал? – огорченно подумал Мостовой, когда за другом со стуком захлопнулась дверь купе. – Наверное, не следовало мне этого делать?.. Теперь не отвяжется. Его уже до донышка пробрало. Жажда деятельности так и прет наружу… Но положиться на него я никак не могу. Нельзя его все-таки к делу привлекать – пускай и спец он действительно классный, и помощь от него была бы точно стоящей. Как никак, а три года в Афгане командиром разведроты! И понимает он, естественно, во всех этих боевых премудростях намного больше моего… Но он же определенно болен. Не прошла вся эта батальная мерзость для него бесследно. Алкоголь психологический барьер снимает, и тут же лезет из него наружу этот гребаный абстинентный синдром¹⁹. И это, наверно, уже не лечится. Он же теперь просто тащится от жуткой грубости и насилия! Без этого ему теперь, наверно, и жизнь – не жизнь? Одна законченная преснятина безо всякого драйва? Он же теперь попросту опасен для окружающих. Конкретная машина для убийства…»

– Сейчас нам проводилка наш еще одну хорошую партейку притаранит! – возбужденно гоготнул Славкин, отвлекая Андрея от нелегких размышлений. И, едва не расплескав, водрузил на стол четыре стакана в гнутых кривых подстаканниках со свежезаваренным, крепким до черноты листовым чаем с толстыми ярко-желтыми дольками, надетыми на края – на манер коктейля. – И лимончик нам, паршивец, махом отыскал – стоило только вдумчиво его, засранца, попросить. А витаминчик С, Андрюша, – это ж первейшее дело в отходняк! По десятку черепушек с тобою опрокинем, и будешь ты опять – аки херувимчик непорочный. Уж верь мне, старый!.. Давай-давай, двигай! Налегай, пока не остыл. Ну, чё ты ждешь?

Мостовой поддел за тонкую верткую ручку подстаканник, пригубил: – Горячий, блин! Пусть остынет немного. Не люблю такой. Все нёбо к черту обожжешь…

– Ну и зря, братишка. Весь же смысл – в этом. Надо, чтобы кишки напрочь продирал – тогда побыстрей сработает. Въезжаешь? – спросил Славкин и, заметив хмурое выражение лица Андрея, брякнулся рядом с ним на полку, крепко обхватил за плечи, дохнул, нагнувшись, стойким густым перегаром: – И не бойся ты, Андрюх! Я ж тебя не подведу! Я еще пока вполне в состоянии с этой хренью своей военной справиться… И не думай – я больше и в рот не возьму! До полной победы нашей – ни единой капелюшечки! Обещаю… А ты ж меня знаешь…

Выдули, обливаясь потом, по четыре стакана.

– Я все, – отфукиваясь, пробормотал Андрей.

– Какой «все»?! – вскинулся Славкин. – Мы же только начали?! А знаешь, сколько мы этого чифирка ядреного на грудь в Афгане после рейда принимали? По полведра на братца…

– Да все, сказал… Не буду больше. И так полночи теперь в очко носиться.

– А ты чё, братиша, спать собрался? И не думай даже! Забыл, что ли, что мы с тобою той деточке курносенькой с пятого вагона обещали? Какой вечер ждет… Поди уж заждалась, сердешная. В конце концов – и совесть иметь надо.

– Так это ж ты обещал, Санек. Не я, – рассмеялся Мостовой.

– Ты ли, я ли? Все равно – вдвоем. Ты что, от инфаркта загнуться хочешь?

– Не понял?

– Да прочитал я где-то, помню, что сперматозоид, зараза вредная, если слишком долго в мошонке задержится, запросто может в нервном расстройстве до самого сердца дойти. Он же махонький да верткий – страсть! Так вот я и спрашиваю тебя, Андрюша, ты что же это – хочешь от постыдной смертушки загнуться?

– Да хватит тебе нести, балаболка. Давай курнем да отбиваемся.

– Да я серьезно, Андрюх… По-любому идти надо. Пять дней уже без женской ласки. Кошмар да и только!

– Ну, так иди, если приспичило, а я однозначно отбиваюсь. После пьянки этой никаких сил уже не осталось. Уже глаза слипаются.

– Ладно… Не настаиваю… Как знаешь, – шустро засобирался Санек. И по его цветущей физиономии было видно, что отказ друга составить компанию ему настроения нисколько не подпортил.

– И скажи там проводнику, чтобы больше никакого чая не таскал… Я все равно не буду…

Оставшись в одиночестве, Мостовой еще долго лежал на полке с открытыми глазами, закинув руки за голову. Спать хотелось зверски, но монотонный, размеренный стук вагонных колес почему-то не убаюкивал его, как обычно. Напротив – раздражал и тревожил. Казалось, что-то зловещее таится в этом занудном грохочущем металлическом звуке. Какое-то смутное, необъяснимое предостережение.