Читать книгу: «Невероятные происшествия в женской камере № 3», страница 4
Испуганная полицейская, все это время сидевшая на стуле в углу, встала и робко спросила, все ли пообедали. Аня успела даже забыть о ее существовании.
– Мне еще надо в медпункт! – заявила Ирка.
– О-о-о, начинается, – усмехнулась Диана и облизнула ложку.
– Зачем вам в медпункт? Вы нехорошо себя чувствуете?
– Мне там должны выдать таблетки.
Полицейская беспомощно огляделась.
– Да мы тут побудем, – милостиво сказала Катя. – Никуда не уйдем. Медпункт вон же, вы за нами и оттуда посмотреть сможете.
Аня проследила за Катиным жестом – белая дверь с красным крестом в самом деле виднелась напротив них, рядом с входом в столовую.
– Какие таблетки вам должны выдать? – спросила полицейская у Ирки.
– Лирику.
– Если врач их вам действительно прописал, я в камеру принесу. – Выходите.
– Но мне нужно сейчас! Мне всегда дают после обеда!
– Я выясню и принесу вам их, если вы действительно их принимаете.
Ирка продолжала возмущаться, но остальные явно не желали бунтовать из-за ее таблеток. Все направились вниз.
Аню насторожило и то, что Ирка принимала какие-то таинственные лекарства со странным названием, и то, что девушка-полицейская сомневалась, действительно ли ей их выписали. Хотелось внести ясность, но спрашивать прямо она опять постеснялась.
Зато Майе смущение было неведомо.
– А для чего у тебя лекарства? – непосредственно спросила она, как только дверь камеры за ними закрылась.
– А… ну… у меня судороги, – замявшись поначалу, буркнула Ирка.
От ее внезапной энергичности, которая так поразила Аню перед обедом, не осталось и следа. Ирка выглядела угрюмой и апатичной. Она доплелась до своей кровати, нарочно почти не отрывая ноги от пола, и плюхнулась на нее, скрестив руки на груди.
– Ой, сочувствую, – воскликнула Майя.
Наташа, услышав Иркин ответ, презрительно фыркнула, но промолчала. Забравшись на кровать над Иркиной, она неторопливо расправила одеяло, села поудобнее и только после этого с мрачным удовлетворением произнесла:
– Да в-врет она. Наркота это.
– Тсссс! – испуганно зашипела Ирка, высовываясь со своей кровати и глядя на Наташу снизу вверх.
Аня вытаращила глаза и изумленно переводила взгляд с Иры на Наташу.
– Какая еще наркота?! – спросила она наконец и сама удивилась, как высоко прозвучал ее голос.
– Да обычная, – ответила Наташа. Несмотря на показное равнодушие, она явно была довольна произведенным эффектом. – В аптеке п-продается. Вполне легально м-можно купить.
– Это вообще-то лекарство от эпилепсии, но от него штырит, – перебила Катя, закуривая. Она залезла на подоконник и выпустила дым через решетку во двор. – Торчки и алкаши им закидываются, да, Ирка?
– Нет, это такое лекарство, – упрямо ответила Ирка. Она ни на кого больше не смотрела, а просто сидела, уставившись на свою простыню, опять скрестив руки на груди.
– Но тебя же от него штырит?
Ирка помолчала.
– Штырит, – нехотя признала она.
– Да она нам уже хвасталась, как целую махинацию тут провернула, – наябедничала Диана. Она тоже закурила и встала рядом с Катей, дымя в окно. – Какой-то ее дружбан-алкаш принес ей его сюда – она вроде как в аварию попала несколько лет назад и с тех пор лирику якобы от судорог принимает.
– А какой от нее эффект? – с любопытством спросила Майя, усевшись на свою кровать и не сводя глаз с Ирки.
Все остальные тоже на нее посмотрели. Ира, почувствовав на себе взгляды, рассеянно потерла пальцем простыню.
– Ну-у-у… весело, – наконец сообщила она. Голос у нее при этом был неуверенный.
– Да никогда не з-знаешь, чего ждать, – проворчала Наташа, укутываясь в одеяло. – Т-то не затыкается, то, наоборот, ходит п-пришибленная. Аня видела ее, когда нас п-понятыми вызвали, Ирка еле языком ворочала!
Аня подумала, что вчера для полноты впечатлений ей не хватало только этого – узнать, что ее понятая в эту самую минуту под кайфом.
– А ты и в обычной жизни употребляешь? – продолжала допытываться Майя, разглядывая Иру с исследовательским интересом.
– Ну да, когда деньги есть. Я вообще больше бухаю.
Катя и Диана заржали.
– А зачем ты бухаешь? – не отставала Майя.
Ирка, кажется, всерьез задумалась. Она подняла глаза и некоторое время смотрела на Майю, беззвучно шевеля губами.
– Да от безделья, наверное, – наконец сказала она.
На Аню это неожиданное здравомыслие произвело впечатление, но удивить Майю было не так просто.
– Тогда почему ты чем-нибудь не займешься?
– А чем?
– Ну, я вот вообще не понимаю, что значит бездельничать. У меня постоянные дела: то маникюр, то массаж, то спортзал. Неужели у тебя ничего такого нет?
– Да какие у меня дела! – слабо улыбнулась Ирка. Аня подумала, что по сравнению с остальными ее сокамерницами она была невиннее всех – улыбалась глуповатой, но открытой улыбкой, а когда хмурилась, то выглядела искренне расстроенной. – Я работу пыталась найти, но не могу. Поэтому и дочке алименты не плачу. Ну нет работы – и все тут.
– А дочка с кем живет? С отцом?
– Не-е-ет! С отцом, ну ты и скажешь! – захихикала Ирка. – Она с матерью моей живет. Мать моя у нее как бы опекун.
– И сколько ты уже алименты не платишь? – продолжала допрос Майя.
– Ну вот сколько она у матери живет? Четыре года уже. Поначалу я еще платила, потому что работала, но последние года два нет. Или три. Наверное, три. Но это ничего, через месяц ей восемнадцать исполнится, и платить вообще будет не надо!
– Тебя за это сюда и посадили? – спросила Аня. Своей бесхитростностью Ирка вызывала у нее сочувствие. – Мать пожаловалась, что ты не платишь?
– Да нет, – махнула рукой Ирка. – Она не жаловалась. Это как бы государство. Оно должно у меня деньги забирать и отдавать дочке. Только у меня забирать нечего. Мать говорит, хорошо, что тебя посадили, хоть две недели не побухаешь.
– Получается, ты посидишь тут, освободишься, вот и вся расплата? – выдохнув дым колечками, спросила Катя. – Брать же у тебя все равно нечего.
– Могут потом еще в колонию-поселение отправить, – с готовностью ответила Ирка. – На полгода. Мать говорит, это было бы еще лучше, тогда я целых полгода бухать не буду.
Все помолчали.
– Тебе б вообще полезно было, – сухо заметила Катя.
Ирка задумалась.
– Да я не очень хочу в колонию, – наконец призналась она. – И работать тоже не хочу, все равно меня отовсюду выгоняют, потому что бухаю.
– Но ты же на что-то все-таки живешь? – спросила Майя. – Бухаешь вот ты на что?
– Да это друзья в основном. Есть у меня, например, друг, он палатку во дворе держит. Арсен зовут. Он мне то пиво дает, то водку.
– Просто так дает? – подначила Ирку Диана. Их с Катей явно забавляла Ирина неожиданная разговорчивость, и они старались спровоцировать сокамерницу на что-нибудь особенно нелепое, чтобы насмеяться всласть.
Аня подумала, что Диана с Катей похожи на двух злых школьниц, которые травят забитую одноклассницу. Перевела взгляд на Майю – та была такой же злой школьницей, только более лицемерной. Иру она слушала, источая повышенное и самое вежливое внимание, что на самом деле казалось другой крайностью издевательства. Только Наташа сидела на своем верхнем ярусе и молчала с мрачным видом. Она больше не принимала участия в разговоре, но реагировала на отдельные реплики, недовольно кривя лицо. Особенно доставалось Ире, впрочем, по Наташе нельзя было понять, что ее особенно раздражает – простодуше Иркиных ответов или сам факт ее существования.
На Ирку тем временем становилось все жальче смотреть – всеобщее внимание так окрылило ее, что хотелось немедленно ее спасти. Она явно принимала интерес к себе за чистую монету.
– Ну нет, конечно, не просто так, – сказала она. – Пиво, например, дает, если отсосу.
В камере мгновенно наступила тишина. Катя, которая в этот момент тушила бычок в стакане, обратилась в камень.
– Чего? – оторопело переспросила она через несколько секунд.
– Я говорю: пиво, например, дает, если отсосу, – погромче сказала Ира.
Все снова помолчали.
– А водку? – спросила наконец Диана.
– А водку – если нормально потрахаемся.
– Ты с ним спишь за бутылку? – спросила Майя. Как ни странно, выражение вежливого внимания она сохраняла по-прежнему.
– Однажды он мне пятьсот рублей дал. Но тогда я кое-что еще делала!
– Без подробностей! – завопила Диана. Она упала на койку (та пронзительно заскрипела), обняла подушку и как будто спряталась за ней.
– А я с ней еще на одной к-кровати сплю! – по-настоящему зло рявкнула сверху Наташа.
Катя прислонилась к окну и сказала с бесконечной брезгливостью, приближающейся к восхищению:
– Ирка, ну ты и поблядушка, оказывается!
Ирка захихикала. Аня почему-то снова обратила внимание на ее беззубый рот.
– Мне и больше платят. Мы как-то на природу ездили втроем – я за ночь две тысячи заработала!
– Рублей? – тут же деловито уточнила Майя.
– Ну да.
– Д-да уж явно не д-долларов! Т-ты ее в-видела, кто с ней вообще трахаться будет?
– Не могу это слышать, – сказала Катя и спрыгнула с подоконника. – Когда мы уже гулять пойдем, хоть развеяться. И что, тебе нормально с этим?
– А что такого?
– Ты трахаешься за бутылку пива!
– Когда мне денег дают, мне больше нравится! – заверила Ира.
Продолжая демонстративно кривиться и плеваться, все пустились в обсуждение Иркиной аморальности и постепенно потеряли к ней самой интерес. Ирка еще несколько раз пыталась вернуть к себе внимание новыми подробностями своей биографии, но остальные были слишком увлечены коллективным порицанием. Она скоро замолчала, а Аня, не участвовавшая во всеобщем развлечении, опять уткнулась в книжку. На этот раз она наконец заметила, что читает Достоевского.
Теперь время потянулось действительно медленно. Ничего не происходило, разговоры тоже постепенно сошли на нет. Аня поначалу радовалась, что может сосредоточиться на книге, но скоро открыла для себя новую проблему. Читать под радио было невозможно. Если иностранные песни еще получалось как-то игнорировать, то русскоязычные вгрызались в мозг, вытесняя любую мысль. Аня ворочалась на кровати в безнадежной попытке принять положение, которое подарит ей спасительную тишину, но предсказуемо его не находила. Мимо камеры то и дело кто-то проходил, гремели другие двери, доносились голоса, но про нее с соседками как будто все забыли.
Во внутренний двор вывели очередную партию заключенных – Анины сокамерницы сперва оживились, но снова быстро заскучали: сигарет им никто не дал, а слушать дифирамбы в адрес Майи было неинтересно. Майя, впрочем, и сама осталась к ним глуха и не стала даже показываться поклонникам. До этого она нашла в тумбочке потертый детектив Ю Несбё, оставшийся от прежних сидельцев, и теперь валялась на кровати, морща лобик и изредка переворачивая страницы. Аня наблюдала за ней исподтишка и все пыталась решить, кажется ли ей Майя красивой. Она определенно приковывала взгляд, неясно было только, чем больше – правильностью черт или их вызывающей кукольной ненатуральностью.
Вслед за радио Аня возненавидела свою подушку, матрас и конструкцию кровати в принципе – удобно на ней устроиться было решительно невозможно. Стоило только Ане подумать, что она наконец-то нашла идеальную позу, как что-то начинало ей мешать. Подушка просачивалась сквозь решетку изголовья, и металлические прутья впивались в спину. Бок отлеживался. Шея затекала. Верхний ярус загораживал свет. Когда наконец к ним в камеру заглянула каменномордая женщина с накрашенными глазами и велела собираться на прогулку, Аня почувствовала неукротимый прилив любви к ней.
Впрочем, прогулочный двор настолько разошелся с Аниными ожиданиями, что никакая любовь не могла скрасить впечатление.
Первое, что Аня поняла: довольно самонадеянно называть это двором. Место, где она с сокамерницами оказалась, скорее напоминало еще одно помещение, просто с прозрачной крышей. Одной стеной этой комнаты была стена спецприемника. К ней было пристроено еще три – вместе они образовывали узкий и длинный прямоугольник, по которому заключенным и предлагалось гулять. Под ногами – асфальт, над головой – решетка, поверх которой прозрачная пластиковая крыша. Между стенами и крышей имелся небольшой зазор, через который в эту странную комнату поступал свежий воздух. Впрочем, толку от него было мало – даже сейчас, когда солнце постепенно клонилось к закату, во дворе было жарко, как в парнике. Аня с содроганием представила, каково тут гулять в полдень.
Единственная лавочка стояла под окнами их камеры – судя по всему, парни сначала вставали на нее, а потом цеплялись за решетку. Во двор выходили окна еще нескольких камер. Аня окинула взглядом стену – везде она имела нетронутый кремовый цвет и только под их окнами вся была вымазана черными следами от обуви.
Наташа решительно направилась к лавочке, в одиночку подняла ее и перенесла к стене напротив, в тень. Остальные поплелись за ней, только Катя осталась стоять, перебрасывая в руках странного вида пакет – он был чем-то плотно набит, ручки завязаны. Катя достала его из-под своей кровати в камере, как только их позвали на прогулку. Взглянув на Аню, она перехватила ее взгляд и сказала:
– Это наш мяч. Будешь играть?
– Ну, давай…
– Диана, давай с нами. В “Горячую картошку”. Ирка, будешь?
Ира тут же с готовностью вскочила.
– Ты будешь собачка, – осадила ее Катя.
– Ну почему опять я, – заныла Ирка, – вы всегда высоко кидаете, я поймать не могу.
Катя не стала ее слушать и швырнула “мяч” Диане. Та перебросила его Ане. Ирка, стоя в треугольнике между ними, сделала вялую попытку его перехватить. Аня кинула пакет Кате, не до конца понимая, зачем согласилась в этом участвовать. “Мяч” летел медленно и тяжело. Катя снова отправила его Диане, а Диана сказала:
– Не хочу в “Горячую картошку”. Давайте в вышибалы, – и тут же прицельно кинула пакетом в Ирку.
Та взвизгнула, когда пакет влетел ей в бок, и тут же расхохоталась. Катя, не дав ей опомниться, схватила пакет с земли и тоже швырнула его в Иру. “Я пас”, – сказала Аня и отошла к лавочке. Сидя на ней, она наблюдала, как Диана и Катя продолжают избивать Ирку пыльным “мячом”, а та ойкает и заливается смехом.
– О, вот и девчонки на прогулку вышли! – сказал кто-то в окне напротив.
Аня почти не могла разглядеть лиц за решеткой в глубине камеры, но, судя по возне, зрителей там становилось все больше.
Майя, сидевшая рядом с ней, молниеносно выпрямилась и изящно полуобернула голову, как бы следя за игрой.
– Ой, Майечка, моя любимая девочка, и ты здесь, – слащаво протянул кто-то из окна.
– Начинается, – сварливо пробурчала Наташа.
Сидеть рядом с Майей было все равно что выставляться на витрине – казалось, что места, более насыщенного вожделением, не найти. Аня быстро не выдержала и перешла к противоположной стене, где ее не было видно из окон. Майя же наслаждалась происходящим, при этом делая вид, что не замечает всеобщего помешательства. Кто-то попросил ее повернуться – Майя встала и плавно обернулась вокруг своей оси, стараясь двигаться как можно соблазнительнее. Все это время она сохраняла на лице невинное недоумение, словно никак не могла взять в толк, зачем кому-то смотреть на нее с разных ракурсов.
Спустя двадцать минут Аня стала мечтать о камере с несмолкающим радио и пыточной кроватью. К счастью, не она одна – Кате наконец-то надоело играть в вышибалы, и, подойдя к решетке, отделяющей прогулочный двор от недр спецприемника, она принялась голосить, чтобы их запустили обратно.
– Мне лекарство не дают, – захныкала Ирка, когда их завели в камеру.
– Какое лекарство? – буркнул каменномордый мужик-полицейский, который был утром на обходе.
– Лирику, мне от судорог.
– Тебе ее выписывали?
– Мне ее каждый день дают! И другая девушка, которая нас на обед водила, обещала принести!
– Я узнаю, – хмуро сказал мужик.
В вечернем мягком свете камера выглядела почти уютно – или это Аня начала к ней привыкать? Разлегшись на кровати, она подумала, что с некоторой натяжкой пребывание тут все же можно считать дауншифтингом.
Майя тем временем скинула свои каблучищи, вышла в центр камеры, вздохнула, широко шагнула вперед и замерла в этой позе, воздев руки над головой.
– Что т-ты делаешь? – потрясенно спросила Наташа, как обычно заняв место на своей кровати. Оттуда на Майю ей открывался особенно удачный обзор.
– Йогу, – ответила Майя, не двигаясь.
Все уставились на Майю, и даже Катя, только что улегшаяся на своем верхнем ярусе, опять села, чтобы лучше видеть.
Майя постояла не шевелясь несколько секунд, а потом сменила позу – уперлась руками и ногами в пол, а зад задрала как можно выше. В этом положении она постояла еще некоторое время, потом опустилась на четвереньки и села на пятки, уткнувшись лбом в пол.
– Ты там молишься, что ли? – спросила Катя, не сводя с нее глаз.
– Это поза ребенка, – донесся до них глухой Майин голос. – Помогает расслабиться.
– Чушь какая-то, – постановила Наташа.
Майя выпрямилась и сдула волосы со лба.
– Да нет, вообще прикольно. Особенно если на пляже. Волны, закат, людей нет… Я как раз сейчас собираюсь на Бали поехать, у них там хорошие детокс-программы.
– Какие п-программы?
– Ну это когда ты выводишь из организма все шлаки. Пьешь специальные коктейли, чтобы очищаться, а еще ходишь в спа. Я каждый год езжу на несколько дней. Худеешь сразу, отдыхаешь, восстанавливаешься.
– Будешь тут и дальше ничего не жрать, похудеешь лучше, чем на Бали, – хохотнула Катя и снова легла.
– А мне таблетки так и не принесли, – снова заныла Ирка. На нее никто не обратил внимания.
День приближался к концу. Аня наконец-то смогла увлечься книжкой и даже расстроилась, когда их повели на ужин. На этот раз был плов – к Аниному удивлению вкусный, хоть и очень соленый. Вообще пищу в подобных учреждениях Аня представляла себе как помесь детского сада с “Одним днем Ивана Денисовича”, поэтому ее уже второй раз поразило, что еда оказывалась съедобной. Майя, снова составившая компанию сокамерницам, стоически наблюдала, как они уминают ужин. Виктор Иванович пытался хотя бы напоить ее чаем, но она была неприступна.
– Я из таких кружек пить не могу, – говорила она, – у них даже ручка горячая.
– Так ты подожди, пока остынет! Ничего не ешь, скоро совсем худая станешь! – кудахтал Виктор Иванович. Майя поджимала губы, изображая что-то среднее между снисхождением к его дремучести и воспитанной улыбкой.
– А мне так таблетки и не дали! – снова принялась канючить Ирка. – Обычно еще по утрам дают, а сегодня до сих пор нет.
В этот самый миг дверь с красным крестом, которую было видно из столовой, открылась, и оттуда вышла старуха в белом халате. Аня вынуждена была констатировать, что если вчерашняя врач, которая ее осматривала, показалась ей не слишком дружелюбной, то это только потому, что Аня еще не встречалась с этой. Бабка была маленькая, сгорбленная и очень старая, с короткими, пламенеюще-рыжими волосами. Шаркая, она медленно надвигалась на девушек, глядя на них с таким свирепым видом, что они разом перестали есть и молча следили за ее приближением.
– Кто тут лирику просил? – спросила бабка, обводя тяжелым взглядом всех, включая полицейского.
– Я, – сказала Ирка, держа на весу ложку с пловом, которую так и не донесла до рта.
Бабка некоторое время сверлила ее взглядом, не произнося ни слова. Ирка медленно опустила ложку обратно в миску.
– Пойдем. У кого-нибудь жалобы еще есть? – наконец проскрежетала старуха. Все дружно замотали головами.
Она медленно двинулась обратно в сторону двери с крестом. Ирка беспомощно посмотрела на сокамерниц, потом на полицейского, но не увидела ни в ком намерений ее спасти. Она встала из-за стола и поплелась следом, стараясь держаться на безопасном расстоянии. “Дверь закрой!” – крикнула ей бабка, когда Ирка вошла за ней в медицинский кабинет. Ирка бросила на соседок последний жалобный взгляд и закрыла дверь.
– Вот уж не хотела бы я попасть к ней на лечение, – пробормотала Диана.
– Да она может помереть прямо в процессе, – поддакнула Катя, и они с Дианой захихикали.
Ирка вышла обратно, когда все уже доели и ждали кипяток. Вид у нее был по-прежнему немного испуганный, но довольный.
– Все, зак-кинулась? – презрительно сказала Наташа и, не дожидаясь ответа, сунула ей в руки бутылку. – Держи тогда.
Аня то и дело посматривала на Иру, пытаясь разглядеть у нее на лице признаки надвигающегося безумия, но ничего такого не замечала. Ира выглядела не более странной, чем обычно.
В камере Диана предложила играть в ассоциации: это была очень странная игра, где каждый по кругу должен был называть предмет, а следующий в очереди – тут же придумывать, с чем он у него ассоциируется. Если человек задумывался дольше чем на три секунды, то выбывал из игры. За этим следила Катя – с торжественной оттяжкой она считала “ррррраааазззз… двааааа…”, но к “трем” ассоциацию умудрялась придумать даже Ирка. Только Наташа отказалась играть сразу, заявив, что с заиканием невозможно быстро выкрикивать слова.
– Потолок! – говорила Диана.
– Белый, – отвечала Катя и продолжала: – Картина!
Ирка молчала.
– Ррррааааз… двааааа… два с половиииной…
– Этот, ну как его… музей.
– Ну?
– Что?
– Дальше говори!
– А, все еще я?
– Да! – кричали все хором, и Ирка неуверенно произносила: – Тумбочка.
– Деревянная. Мм, подушка, – говорила Аня.
– Мягкая! Небо.
– Пасмурное. Дом!
– Кирпичный! Дача!
– Ножницы, – сказала Ирка.
Аня вздрогнула и уставилась на нее. Комната разом поблекла, единственным светлым пятном в ней оставалась Ирка, которая улыбалась как ни в чем не бывало. Где-то на сумрачной периферии остальные кричали “ну, дальше давай!”, но Аня их даже не видела.
– Почему ты сказала “ножницы”?
Ирка обернулась и посмотрела на нее.
– Тю, нашла что спросить. Она ж ненормальная, – донесся Катин голос.
– Почему ты сказала “ножницы”? – повторила Аня.
Из Иркиного лица, которое секунду назад излучало настоящую радость, словно выкачали все чувства. Губы оставались растянутыми в улыбке, но это было механическое выражение без всякой жизни.
– Я ему сразу сказала, что то, что он хочет, я делать не буду, – прошептала она.
– Кто? – таким же шепотом спросила Аня.
– Он мне сказал, что если я поеду с ним к его друзьям на дачу, то он мне даст десять тысяч. Но когда мы приехали, он начал заставлять меня делать вещи, которые я не хотела.
– О чем она говорит? – изумилась Катя.
Ей никто не ответил.
– Тогда он сказал, что если я не хочу по-хорошему, то будет по-плохому. Он меня привязал за руки к кровати и ушел вниз.
Ира то и дело замолкала, но теперь в камере воцарилась абсолютная тишина. Никто больше не задавал вопросов. Аня слышала, как где-то далеко на улице сигналит машина.
– Я подумала, что сейчас он придет с друзьями и я уже не убегу, – сказала Ирка бледным голосом. – И стала грызть веревку. Его долго не было, но я слышала, как он ходит внизу. Я сначала такая пьяная была, а когда он меня привязал, даже протрезвела.
– В общем, – продолжила Ирка после паузы, – пока его не было, я все-таки распуталась. Хотела в окно, но испугалась, что второй этаж. А там, в комнате, стояли всякие шкафы и тумбочки. Я их все пооткрывала и в одном нашла ножницы и нитки. И тут слышу, кто-то поднимается, вроде один. Я так испугалась. Ну и побежала навстречу. Пьяная же. Подумала, что ножницами его испугаю, а сама мимо пробегу. – Ирка снова замолчала.
– Пробежала? – ровным голосом спросила Диана. Аня ощутила, какое напряжение сгустилось в камере.
– Не, – сказала Ирка, – он меня увидел и оступился. От неожиданности, наверное. И упал. Прямо с лестницы вниз.
– Чего? – оторопело спросила Катя.
– Упал. К нему друзья кинулись, кричат, а я смотрю, у него из-под головы кровь растекается. Об ступеньку, наверное, проломил. Ну и тут я больше ждать не стала – обратно в комнату и в окно. Уже все равно было. И ничего, синяков даже не осталось. До Москвы пешком дошла, уже когда светать начало.
– А ножницы? – зачем-то спросила Аня.
– А ножницы я там бросила, когда к окну бежала, – охотно ответила Ирка. Закончив рассказывать, она вдруг снова просияла своей туповатой умиротворенной улыбкой.
Майя, вытаращив глаза, разглядывала Иру как в первый раз.
– А мужик этот что, умер? – наконец выговорила она.
Ирка неопределенно передернула плечами.
Катя посуровела.
– Признайся, ты выдумала это все? – строго спросила она. Ира помотала головой. – Да это же треш какой-то: дача, мужики, к кровати привязали, чуть не изнасиловали, а потом один еще и сдох случайно. Такого не бывает!
– Да честное слово! – заволновалась Ирка. – Все так и было!
– Да какому ты вообще мужику нужна!
– Арсену! – ехидно влезла Диана. – За пиво! – И они с Катей, как обычно, покатились со смеху.
– Д-да она обдолбалась и в-выдумывает! – с отвращением проговорила Наташа. – Тьфу!
– Да не выдумываю я!
– Ну да, рассказывай!
Пока остальные наперебой дразнили Ирку, Майя вдруг наклонилась к Ане и прошептала:
– А почему ты про ножницы спросила?
Ане так хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, что она уже открыла было рот, но вдруг поняла, что не может сформулировать ответ. “Мне приснился кошмар про Иру и ножницы, а потом она сказала слово «ножницы», и я увидела в этом зловещую связь”? Звучало не очень.
– Просто удивилась ее странной ассоциации, – угрюмо ответила Аня.
Разговор сменился, только когда Катя с Дианой перешутили все шутки, а Ирка совсем разобиделась и перестала отвечать. Аня то и дело поглядывала на нее, словно все еще надеялась рассмотреть что-то необычное, но ничего не замечала. Она сама не понимала, верит она Ирке или нет, но ее неотступно грызло беспокойство – слишком странным казалось ей совпадение с ножницами. Она понимала, что любой другой человек, услышав ее, покрутил бы пальцем у виска, но отделаться от неясной тревоги не могла.
Когда у них в камере выключили свет, Аня долго не закрывала глаза – караулила. Ее соседки ровно дышали, лежа в кроватях, а Ирка и вовсе захрапела, как только ее голова коснулась подушки. Аня же настойчиво вглядывалась в полумрак, чтобы не пропустить, если опять начнется вчерашняя чертовщина. Вокруг, однако, царила полная тишина, только изредка капал кран и в других камерах шумела вода, и Аня не заметила, как уснула.
