Читать книгу: «Как быть духовным в недуховном мире», страница 2

Опять же, у меня был ежедневный опыт, который показывал мне ограниченность этого так называемого научного утверждения, и основным элементом этого опыта было самоосознание. Я испытал, что могу мысленно выйти за пределы себя, посмотреть на себя и затем сознательно решить изменить своё поведение. Несколько раз в детстве у меня был опыт, когда я внезапно замечал определённый аспект своего поведения и затем сознательно решал изменить его. Например, в возрасте 10 лет я вдруг увидел, что постепенно начал употреблять ругательства, и меня поразило, насколько это было примитивно. В какой-то момент я решил перестать использовать ругательства, и я это сделал. А теперь покажите мне животное, которое на это способно.

В детстве у нас было две собаки, и я любил их обеих. Одна была дикой, с которой я просто не мог контактировать. Вторая была очень ласковой, и я мог почувствовать связь с ней, но, очевидно, не такую, какую я мог бы иметь с другим человеческим существом. Для меня было очевидно, что ни одно животное не может посмотреть на себя со стороны и решить изменить своё поведение. В детстве я смотрел анимационный диснеевский фильм «Книга джунглей», в котором король обезьян поёт: «Я хочу быть человеком, детёнышем человека, и прогуляться прямо в город… Я устал обезьянничать». И всё же я осознавал, что в реальном мире животные думают и чувствуют не так, как люди. И они не могут научиться вести себя как люди.

Для меня «недостающим звеном» в материалистическом объяснении является самоосознание: способность мысленно выйти за пределы себя, посмотреть на себя, решить, что существует определённый, нежелательный тип поведения, а затем сознательно выбрать изменить это поведение. Я делал это так много раз в своей жизни, что для меня это самоочевидная реальность. Я знаю, что ни одно животное не может этого сделать. Я также знаю, что комок инертной материи между моими ушами не может этого сделать. Я могу выйти за пределы себя, но мой мозг не может выйти за пределы моего черепа. Поэтому, когда «научный» материализм говорит мне, что всё моё сознание является продуктом моего физического мозга, это совершенно неправдоподобно для меня. Почему? Потому что это противоречит моему повседневному опыту. Я знаю, что я более, чем материальное существо, и я знал и испытывал это с самого рождения (на самом деле гораздо раньше, но давайте не будем забегать вперёд).

Когда учитель рассказывал мне, что теория эволюции научно доказана, я знал с внутренней уверенностью, что должно быть что-то ещё. Когда священник рассказывал мне, что всё, что мне нужно знать, может быть объяснено христианскими доктринами, я также понимал, что должно быть что-то ещё. Вот почему ни религия христианства, ни религия материализма не смогли удовлетворить моего любопытства к жизни. У меня были вопросы, на которые они не могли ответить, и именно поэтому я знал, что должен искать ответы в другом месте. Я знал, что мои вопросы правомерны, и что где-то есть ответы.

Что же мы тогда за существа?

Так что же я думаю о том, какими существами мы являемся? Я не нашёл ответ на этот вопрос в детстве, поэтому позвольте мне перейти к тому взгляду, который я развил во время своего 44-летнего путешествия в неизвестное.

Для начала я снова вернусь в своё детство. Мой отец родился в начале 1920-х годов, когда датское общество и особенно школьная система сильно отличались от тех времён, когда я был ребёнком. Мой отец родился в семье рабочего класса (это было в те времена, когда в датском обществе ещё существовал рабочий класс), и он ходил в государственную школу. Он был очень умён и в первые годы очень хорошо учился. Тогда детей в классе рассаживали в зависимости от того, насколько хорошо они учились. Лучший ученик сидел прямо перед учительским столом, а худший – в задней части класса. Мой отец сидел впереди всех, и его иногда брали в другие классы, чтобы продемонстрировать, насколько он хорош в основной математике. Он мог очень быстро вычислять в уме большие числа (в то время, когда карманные калькуляторы ещё не были изобретены, это очень впечатляло).

Можно сказать, что мой отец был учёным, простаком он точно не был. У него было очень сильное внутреннее чувство справедливости и чести. Это вскоре привело его к конфликту с датской школьной системой, потому что он видел, что некоторые учителя были явно несправедливы. Например, у него был один учитель, который любил наказывать учеников. Он заставлял их подходить к его столу, протягивать руку, а затем бил им по ладони стальной линейкой. Учитель явно получал от этого садистское удовольствие, так как его глаза блестели, а кончик языка торчал из уголка рта. Если ученик плакал после того, как его пару раз ударили, его отправляли обратно за парту. Поскольку мой отец считал это несправедливым, он отказался плакать, поэтому учитель продолжал бить его по руке, пока не понял, что зашёл слишком далеко. Отца отправили обратно за письменный стол, и после этого у него ещё несколько часов болела рука.

Другая ситуация произошла, когда учитель заметил, что мой отец пишет очень коротким карандашом. Причина была в том, что мой отец знал, что у его родителей мало денег. Он не хотел просить у них денег на новый карандаш, поэтому продолжал пользоваться старым, пока мог. Учитель рассердился и приказал отцу принести на следующий день в школу новый карандаш, причём он уточнил, что это должна быть определённая марка. Мой отец получил от матери 10 руд (самую маленькую единицу датской валюты) и пошёл покупать карандаш. Марка, указанная учителем, стоила 10 руд, но была и другая марка, которая стоила всего 5 руд. Мой отец купил более дешёвый карандаш и теперь имел невероятную роскошь купить на 5 руд вчерашней выпечки в пекарне. Он думал, что это отличное дело, пока не пришёл в школу и учитель не проверил его карандаш. Когда учитель увидел, что это не указанная марка, он рассердился и швырнул карандаш об стену. Излишне говорить, что графитовая палочка сломалась, и отцу постоянно приходилось точить карандаш. Из-за многих других инцидентов, подобных этому, мой отец в возрасте 10 лет решил, что он больше не хочет иметь ничего общего с датской школьной системой, и он просто отказался учиться. Вскоре его перевели из передней части класса в заднюю.

Это может быть интересная история о плохих временах, но вот поворот. Мой отец любил рассказывать мне, как читал книги о чужих землях, и у него была мечта – стать инженером. Он хотел путешествовать по всему миру и строить мосты. Я не сомневаюсь, что у него хватило бы ума стать хорошим инженером, но, конечно, для этого ему пришлось бы пройти через датскую школьную систему. Тогда ребёнку из рабочей семьи было очень трудно получить какое-либо высшее образование, но я всё же думаю, что ребёнку с необычными способностями можно было бы дать дорогу. Очевидно, это могло произойти только в том случае, если бы ребёнок знал, как работать с системой. А этого невозможно делать, сидя в задней части класса.

Я слышал о том, как мой отец мечтал стать инженером и видел, как он десятилетиями работал на одной фабрике, чистя печатные машины скипидаром, разлагая свои мозги. Я почувствовал глубокое сострадание к тому, что он не смог осуществить мечту всей своей жизни. Я также чувствовал его внутреннюю боль не только из-за необходимости проводить большую часть времени на скучной работе, но и из-за упущенной возможности. Очевидно, его жизнь сложилась не так, как он надеялся в детстве. Но в то же время мне было ясно, что мой отец упустил мечту своей жизни в возрасте 10 лет, когда решил прекратить работать со школьной системой. Для меня было очевидно, что у остальных 25 учеников были те же учителя, но не все они приняли то же решение, что и мой отец.

В возрасте 10 лет я знал, что мой отец упустил мечту своей жизни не из-за внешних обстоятельств, какими бы трудными они ни были. Нет, мой отец упустил мечту своей жизни из-за своих внутренних обстоятельств, то есть из-за своей личной психологии. Я также наблюдал за другими взрослыми внутри и за пределами моей семьи, которые делали то же самое. Просто наблюдая за людьми, я понял, что главное ограничение, с которым мы сталкиваемся в жизни, – это наши собственные психологические условия.

Это возвращает меня к вопросу о том, что мы, люди, за существа. Очевидно, что это не будет полным определением (далее будет более полное определение), но для начала я хочу сказать, что мы, люди, являемся психологическими существами. Всё, что мы делаем как личности, определяется тем, что происходит в нашей психике. Всё, что мы делаем как общество, определяется тем, как наши индивидуальные психики объединяются, чтобы сформировать то, что мы называем культурой, обществом, цивилизацией, и что мы могли бы также назвать коллективной психикой.

Мы можем изменить нашу психику

В возрасте 10 лет я решил, что не собираюсь проходить через то, что пережил мой отец. Это не означало, что я решил адаптироваться к школе (что я уже в принципе сделал) и стать инженером. Я решил, что не позволю, чтобы в моей жизни доминировали условия моей собственной психологии. Я ясно видел, что именно характер и упрямство моего отца направили его жизнь в это русло. Я видел, что это был его способ реагировать на мир, который доминировал в его жизни и продолжает доминировать. Я был абсолютно полон решимости найти способ освободиться от своих собственных психологических механизмов, чтобы достичь более высокой степени психологической или ментальной свободы.

Это было нелегко для меня, так как моё общество не предлагало мне большой помощи. Когда я был ребёнком, общепринятым было предположение, что вы мало что можете сделать со своей психологией, и, если вы относительно нормальны, вам ничего не нужно делать. Обычно считалось, что, прежде чем идти к психологу, нужно по-настоящему сойти с ума. Если вы были относительно нормальным человеком, у вас просто могли быть некоторые психологические затруднения. То, что мы сегодня называем книгами по популярной психологии или даже самопомощи, не существовало в обществе моего детства. Я уверен, что такие книги оказали бы на меня огромное влияние.

Сегодня отношение к психологии явно изменилось, и нет той же стигматизации, связанной с обращением за помощью по психологическим проблемам. В то же время в современных обществах, по-видимому, растёт осознание того, что психологические проблемы – это не то, что можно игнорировать. Дания имеет высокоразвитую систему общественного здравоохранения, которая также охватывает психические заболевания. В течение последних лет несколько экспертов публично заявили, что самой большой проблемой для системы здравоохранения в ближайшие пару десятилетий будут психические заболевания. Такой же сдвиг, по-видимому, происходит и в других современных демократических государствах.

Хотя Дания неизменно входит в число самых счастливых стран мира, не все датчане постоянно счастливы. Злоупотребление психоактивными веществами растёт, и всё больше и больше людей попадают в лечебные учреждения с изнурительными психическими заболеваниями. В настоящее время ожидается, что две трети населения будут иметь депрессию в течение своей жизни. Опросы также показали, что всё большее число людей страдает от связанных со стрессом психических проблем или уже испытывают выгорание. Из 5-миллионного населения 700 000 принимают те или иные психоактивные вещества, каждый третий человек получает психиатрический диагноз, а психические заболевания обходятся обществу в 10 миллиардов долларов в год (это много для маленькой страны). На мой взгляд, это подтверждает моё наблюдение о том, что мы являемся психологическими существами, и указывает на другое противоречие в обществе.

2 | Современные общества и психические заболевания

Датское общество основано на сложном наборе представлений о равенстве и справедливости. Утверждается, что в Дании «мало кто имеет слишком много, и никто не имеет слишком мало». Мы часто называем это «датской моделью», и в датском обществе есть определённая гордость за то, чего мы достигли. Я вообще не критикую своё общество. Я признаю, что все современные демократические государства добились огромного прогресса за последнее столетие.

Я застал, как мои бабушки и дедушки из рабочего класса жили в самых бедных квартирах в городе. Оба моих родителя выросли на одной улице и жили в так называемых бараках. Они были построены специально для бедных, и в каждой квартире было по две комнаты, кухня и задний коридор. Четыре квартиры были объединены в один блок и имели два наружных туалета и одну комнату для стирки и принятия ванны. Единственным способом нагреть воду был большой котёл, под которым можно было разжечь огонь. Мои отец и мать выросли на противоположных сторонах этой улицы. В их семьях помимо них было ещё по двое детей, так что в этих двух комнатах, площадью, вероятно, по 20 квадратных метров, жило по пять человек. Однако в некоторых других семьях на той же улице было семеро детей. Надо ли говорить, что эти квартиры были снесены и заменены более современными зданиями. Та бедность, которую я видел в поколении моих дедушек и бабушек, сегодня просто немыслима, и я полностью признаю этот прогресс.

Исходя из бедности и неравенства, существовавших в начале 1900-х годов, я считаю логичным и необходимым то, что общество прошло через период сосредоточения внимания на улучшении материальных условий жизни людей. Я совершенно не чувствую желания критиковать это. Тем не менее, я также вижу, что это только фаза. Я не слышал, чтобы кто-то сформулировал и высказал это вслух, но я думаю, что эта фаза основана на лежащем в основе предположении. Мне кажется, что датское общество социального обеспечения основано на предположении, что мы – материалистические существа. Это означает, что если общество улучшит материальные условия жизни своих граждан, то они автоматически станут счастливыми и удовлетворёнными своей жизнью. Общество улучшит материальные условия, а счастье само позаботится о себе.

Этого явно не произошло. Я иногда шучу, что в Дании мы потеряли право жаловаться десятилетия назад, но это никого не остановило. Жаловаться – это наш национальный вид спорта. Как мы объясним, что у нас есть группа наций, которые пришли к огромному усовершенствованию своих материальных условий, но они всё ещё не увидели нематериального улучшения своих условий? Несмотря на то, что у людей всё меньше и меньше причин жаловаться, люди становятся всё более и более недовольными своей жизнью. Вернёмся к тому, что я говорил о росте психических заболеваний, злоупотреблении психоактивными веществами, депрессии, самоубийствах и стрессе. В большей части мира люди имеют как достаточно пригодные, так и даже богатые материальные условия. Согласно основному материалистическому предположению, это должно было привести к тому, что люди станут абсолютно счастливыми.

Для меня есть только один вывод, и он совершенно очевиден. Если бы мы были материальными существами, счастье было бы автоматическим результатом предоставления людям правильных материальных условий. В конце концов, наш подход к физическому здоровью заключается в том, что тело – это машина, а болезнь означает, что что-то пошло не так с машиной. Вы находите то, что пошло не так и исправляете это с помощью хирургии или химии, и здоровье должно быть восстановлено. Опять же, я признаю, что современная медицина достигла огромного прогресса даже при моей жизни, но я также вижу, что болезни не были искоренены.

Точно так же наш подход к психическому здоровью заключается в том, что счастье – это продукт мозга, который является механическим устройством, зависящим от химии и электромагнетизма. Учитывая все эксперименты с лекарственными препаратами, можно было бы подумать, что к настоящему времени наука должна была придумать таблетку, которая производила бы счастье. Вместо этого я вижу, что всё больше и больше врачей и психологов признают, что невозможно вылечить психическое заболевание или вызвать счастье химическим путём.

Это только укрепляет моё убеждение в том, что мы, люди, не являемся материальными существами. Мы более, чем материальные существа, мы – психологические существа. Когда я прихожу к такому выводу, это немедленно высвобождает импульс изменить своё мировоззрение и свои действия соответственно. На мой взгляд, современные общества сейчас вынуждены пересмотреть материалистический подход к тому, как сделать людей счастливыми.

Заплатить цену или изменить подход

Ситуация, с которой мы сталкиваемся, проста. Большинство современных обществ имеют государственные системы здравоохранения. Эксперты сходятся во мнении, что в ближайшие десятилетия эти системы могут быть перегружены психическими заболеваниями.То же самое относится и к системам социального обеспечения, поскольку психические заболевания часто лишают людей трудоспособности. Нет никаких сомнений в том, что бизнес теряет огромные суммы денег из-за потери производительности, вызванной психическими проблемами. И конечно, теряется творческий потенциал, потому что люди не могут развивать его из-за своих психологических проблем (как мой отец). В Дании уже сейчас ощущается нехватка квалифицированных рабочих и ожидается, что она будет увеличиваться.

Мой вывод прост. Если мы не изменим наш нынешний подход, то, вероятно, увидим, что системы социальной защиты (которые мы так тщательно разрабатывали в течение прошлого столетия) будут поставлены на колени психическими заболеваниями. Поэтому для меня совершенно очевидно, что нам нужен лучший подход. До сих пор наш подход сводился к тому, что счастье и душевное благополучие – это личное дело каждого. Роль общества состоит в том, чтобы обеспечить нужные материальные условия, и тогда люди автоматически станут счастливыми, за исключением каких-то крайних случаев.

С определённой точки зрения можно утверждать, что психические заболевания были менее распространены десятилетия назад. Я думаю, что это было в значительной степени из-за стигмы, связанной с психическими заболеваниями. Многие случаи просто не были диагностированы, потому что люди не обращались за помощью. Они шли к бутылке вместо психолога. Таким образом, с другой точки зрения, можно сказать, что то, что раньше было исключением, сейчас стало более распространённым. Нельзя игнорировать вопрос психического здоровья, когда эксперты предсказывают, что две трети населения будут испытывать депрессию в течение своей жизни.

Так что же нам делать? Что ж, вот как я вижу наши варианты. У нас есть страна, которая обеспечивает общественное здравоохранение. Если у кого-то развивается психическое заболевание, он обращается к системе, и система обязана стремиться помочь ему, что сопряжено с издержками для общества. Мне кажется очевидным, что, если мы будем продолжать придерживаться нашего нынешнего подхода, обществу просто придётся заплатить. Единственный выход – изменить наш подход. Мы должны будем либо заплатить за это, либо изменить подход.

Альтернатива, которую я вижу, заключается в том, чтобы создать своего рода буферную зону между населением и системой психологического здравоохранения. Естественно, нам всё ещё нужна государственная система, способная справиться с более тяжёлыми случаями психических заболеваний. Тем не менее, основываясь на своём личном опыте, я знаю, что многие проблемы психического здоровья могут быть решены самими людьми, если только им дать правильные инструменты.

Помню, когда я был ребёнком, ходили разговоры о том, что система здравоохранения перегружена физическими болезнями и стареющим населением. Затем датское общество предприняло попытку сосредоточиться на профилактике, а не на лечении. Стали говорить о более сбалансированной диете, занятиях спортом, о вреде курения. По-моему, нам нужно сделать что-то подобное с психическим здоровьем. Мы должны перейти от лечения психических заболеваний к предотвращению того, чтобы они становились слишком серьёзными; чтобы люди могли справляться с ними самостоятельно.

Очевидно, что моя основная мотивация для предложения этого не является экономической. Как я уже описывал, я испытывал глубокое сострадание к отцу, который упустил мечту своей жизни из-за психологических проблем. У меня было огромное желание помочь ему и, конечно, многим другим людям, у которых тоже были психологические проблемы. На самом деле я встречал очень мало людей, у которых не было бы каких-то психологических проблем, серьёзно повлиявших на их жизнь. Можно сказать, что моя главная цель в жизни состояла в том, чтобы найти способ для нас, людей, подняться над нашими психологическими ограничениями.

Помощь в самопомощи

Очевидно, что изменения, которые я предвижу, потребуют серьёзного, системного сдвига. Это потребует от нас принятия совершенно новой парадигмы, потому что мы уже доказали, что не можем предотвратить психические заболевания, заставляя людей глотать таблетки. Нам придётся разработать парадигму, которая снабдит людей знаниями, отношением и инструментами, чтобы справиться с психическим заболеванием самостоятельно (если только оно не станет слишком серьёзным, но это то, что мы часто можем предотвратить). Я даже думаю, что нужно начинать с детского сада и школы, давая детям базовые знания о психологии и о том, как справляться с собственными эмоциями и отношением к жизни.

У меня лично было много психологических проблем в течение моей жизни. Мне не пришлось обременять ими общественную систему, потому что мой духовный подход к жизни позволил мне справиться с ними самостоятельно. То же самое относится и к тысячам духовных людей, которых я лично встречал, и к миллионам других, которых я не встречал. Эти многие люди могли бы стать ресурсом для общества, потому что мы научились заботиться о своих собственных психологических потребностях, и большинство из нас хотели бы помочь другим.

Во время моего 44-летнего путешествия я испытал много озарений и нашёл инструменты, которые помогли мне исцелить мои психологические проблемы и обрести глубокое чувство счастья и гармонии. Я не ожидаю, что мой подход будет работать для всех, и я, конечно, не ожидаю, что современные демократические государства начнут продвигать моё духовное мировоззрение. Тем не менее, я вижу, что общество вынуждено рассматривать альтернативы нынешнему материалистическому подходу, и я думаю, что мы должны быть готовы к тому, чтобы начать вести открытые дебаты о том, что мы за существа. Что значит быть человеком? Что делает нас людьми? Каковы наши основные потребности?

Я считаю, что у нас есть набор материальных потребностей, но у нас также есть набор нематериальных потребностей. Материальные потребности заботятся о выживании и функционировании наших физических тел, но они не обеспечивают нашего психологического выживания или душевного равновесия. Поэтому я думаю, что современные демократические государства прямо сейчас сталкиваются с кризисом психического здоровья, который вынудит нас перейти от общества всеобщего материального благополучия к обществу всеобщего душевного благосостояния.

Как я уже сказал, то, через что прошли миллионы духовных людей за последние десятилетия, – это новаторские усилия, которые потенциально могут помочь обществу совершить этот переход. В конце концов, мы, духовные люди, имеем прямой, личный опыт в том, как взять на себя управление нашим психическим здоровьем и психологическим благополучием. Мы продвинулись дальше, чем средний человек, и я рассматриваю это как ресурс, из которого общество могло бы извлечь выгоду и использовать это. Однако тут возникает «но».

Универсальный подход

На мой взгляд, духовным людям есть что предложить обществу, но это не то, о чём может подумать большинство духовных людей. Когда я был молод и только обрёл духовные учения, я был переполнен юношеским энтузиазмом и думал, что решение всех проблем общества состоит в том, чтобы обратить всех к моему конкретному духовному учению и движению. Сегодня я считаю это безнадёжно наивным с моей стороны.

Когда я смотрю на тысячи духовных людей, которых я лично встречал, и когда я смотрю на духовных людей или людей нового века в целом, одна вещь выделяется для меня. Мы являемся духовными людьми потому, что приняли определённый взгляд, определённый подход к жизни. Когда я смотрю на это со стороны, я вижу, что эта точка зрения нейтральна и универсальна. За всем этим стоит набор универсальных представлений о том, как функционирует человеческая психика. Эти идеи столь же нейтральны, как и знания о гравитации или функциях тела. Они не являются специфическими для конкретной религиозной традиции, но иногда они включены в конкретную религиозную традицию. Они не являются специфическими для конкретного духовного учения или учителя, но иногда они встречаются в конкретном учении и выражаются конкретным учителем.

Когда я смотрю на духовных людей в целом, я вижу, что большинство из них принадлежит к определённому духовному учению, организации или учителю. Большинство из них думает, что решение всех проблем состоит в том, что общество официально признает их традицию, учение или гуру, как оно признало христианство официальной государственной религией. Для меня это просто нереалистично. Я не думаю, что это когда-нибудь случится. Мы просто вышли из эпохи, когда одна религия может доминировать в обществе (по крайней мере, в современных демократических государствах). Однако сохранение этой мечты мешает духовным людям оказывать то положительное влияние на общество, которое мы могли бы оказать, если бы смогли перейти от пропаганды конкретного учения к пропаганде универсальных идей. Позвольте мне изложить это в более широком контексте.

Я жил в Дании до 1987 года, потом переехал в Соединённые Штаты. Там я прожил 22 года, а затем переехал в Эстонию, где прожил пять лет (с десятью месяцами в Швеции). Затем я вернулся в Данию в 2014 году. Дело в том, что я вырос посередине между капиталистическим Западом и коммунистическим Востоком. Я жил в самой капиталистической стране мира, и я жил в бывшей советской республике. Во время моего пребывания в Эстонии я изучал, как люди реагировали на то, что их заставляли жить в коммунистическом обществе.

Кое-что бросалось в глаза. Во-первых, я спросил одного хорошего друга, как они смотрят на потенциальную войну, особенно ядерную, которой я так боялся в детстве. Он ответил, что они никогда особо не беспокоились об этом, потому что знали, что большая часть российских технологий просто не будет работать. Жаль, что я не знал этого в 12 лет.

Я также понял, что в Эстонии почти никто никогда не верил в коммунизм. В моём детстве значительная часть датских интеллектуалов твёрдо верила в коммунизм или, по крайней мере, в социализм. Я не сомневаюсь, что в 1960-е и 70-е годы в Дании было гораздо больше верующих в социализм, чем в любой другой стране Восточной Европы. Так почему же люди не верили в марксизм, когда испытывали его на собственном опыте? По той же причине, по которой я не верил в христианство и материализм: теория не может превзойти ваш повседневный опыт. Не имеет значения, насколько сильно пропагандируются принципы марксизма, если в магазинах пустые полки, и вам приходится стоять в очереди в течение двух часов, чтобы купить буханку хлеба.

Эпоха идеологии закончилась

Однажды, когда я размышлял о невероятных исторических переменах, которые пережило эстонское общество, меня осенило: падение Советского Союза ознаменовало конец «века идеологии»!

Просто посмотрите, что делали наши общества в течение последних тысяч лет. Начиная с греческого философа Аристотеля (возможно, даже раньше), мы были в поисках абсолютной истины. Мы искали единственную истинную религию, окончательную политическую теорию и научную теорию всего. Что мы делали? Мы смотрели на жизнь, основываясь на мысли, что если мы найдём окончательную теорию, то сможем решить все наши проблемы. Но где мы искали эту теорию? Что ж, за пределами нас самих. Одно из самых монументальных событий в западной истории произошло в 325 году, когда император Константин создал Римско-Католическую Церковь как инструмент осуществления политической власти и контроля над народом. Более тысячи лет этот институт доминировал в жизни и мышлении Западной Европы. Главный подход, лежащий в основе католического христианства, был таков: можно создать теорию, идеологию, систему мышления, набор доктрин, а затем заставить людей жить в соответствии с этой системой. И это принесёт пользу, то есть решит проблемы общества и сделает людей довольными, даже счастливыми.

Что такое коммунизм? Ещё один пример того же подхода. На этот раз именно теории Карла Маркса были использованы для формирования идеологии, а затем она была навязана обществу. Те, кто действительно верил в марксизм, имели тот же базовый подход, что и верующие христиане. Они были убеждены, что идеология марксизма может решить все проблемы общества и сделать людей счастливыми.

Итак, почему Католическая церковь, как бы она ни была готова пытать или убивать своих собственных членов, потеряла свою власть над обществом? Почему коммунизм, как бы он ни был готов пытать или убивать своих собственных граждан, потерял свою власть над обществом? Для меня ответ очевиден и его можно описать, обратившись к научному закону, называемому вторым законом термодинамики. Этот закон гласит, что в замкнутой системе беспорядок и хаос (энтропия) будут возрастать до тех пор, пока система не разрушится. Иначе говоря, замкнутая система рано или поздно самоуничтожится.

Средневековый католицизм был замкнутой системой. Все альтернативные взгляды на жизнь были запрещены как ересь, вплоть до сожжения большинства книг. Система создала высокоструктурированное общество, в котором большинство людей были фактически рабами небольшого меньшинства дворян, королей и церковных чиновников. Это привело к различным формам напряжённости, и система вынуждена была становиться всё более репрессивной, чтобы поддерживать себя. Инквизиция и охота на ведьм – очевидные примеры этого. То же самое и с коммунизмом. Советский Союз был отрезан от остального мира, и Сталин был готов убить 21 миллион советских граждан, чтобы сохранить свою власть. Это создало очевидное напряжение и, в конце концов, советское общество оказалось в ситуации, когда оно должно было либо измениться, либо умереть. Тем не менее, как понял Горбачев, система не могла измениться, поэтому она рухнула под собственным весом.

Почему развалился Советский Союз? Потому что закрытая система больше не могла поддерживать себя экономически. А почему нет? Потому что она была основана на теории того, как должна работать экономика, но Советский Союз продемонстрировал, что экономика просто не работает таким образом. Можно сказать, что марксизм основывался на таком взгляде на экономику, который был сродни отрицанию силы тяготения, и гравитация в конце концов накрыла его.