Читать книгу: «Финиш», страница 3
Словно услышав мои мысли, женщина спрашивает:
– Подумай, может, ему еще что-нибудь нужно?
– Я хотел найти ему машинку и книгу.
– Да? – оживляется она. – Я помогу.
– Вы правда не…
– Позволь мне, – просит женщина. Ее голос снова дрожит, и в нем слышно волнение. – У меня д-день не задался, – говорит она. – У тебя бывает такое?
– Постоянно.
Мои слова ее, похоже, расстраивают, и женщина отворачивается, вытирая лицо рукой.
– Извините. Не огорчайтесь. Да, вы можете помочь. – Я лишь хочу уйти от этой странной дамы и вернуться к брату, но когда она так на меня смотрит, у меня щемит в груди.
– Не извиняйся передо мной, не нужно. Прости. В последнее время из-за беременности я чересчур эмоциональна. Не хочу тебя смущать.
– Это избыток гормонов, – повторяю слова мистера Белина, сказанные на одном из уроков естествознания. – Вы растите в себе другого человека. Все в порядке.
Женщина улыбается.
– А ты умный, да? – Она толкает тележку, и я иду за ней.
– У меня очень хорошая память.
– Это здорово. Хотела бы, чтобы у меня была похуже, – посмеиваясь, говорит она.
Мы идем в отдел игрушек, и я сопоставляю в уме цену за несколько машинок с деньгами, что лежат в кармане, но женщина вдруг берет с полки набор.
– Это набор. У твоего брата будут все машинки.
– Я не могу… – С красным от стыда лицом отворачиваюсь. – У меня нет денег на набор.
– Я оплачу. Пожалуйста, мне будет только в радость.
Когда я опускаю взгляд на ее выпирающий живот, мне кажется неправильным соглашаться. У нее и самой не очень много денег, судя по машине, на которой она ездит, и одежде. Оттягиваю воротник футболки, почувствовав, как горит шея.
– Вы не обязаны.
– Но я хочу. Позволь мне, пожалуйста.
– Ладно. – Соглашаюсь, потому что иного не остается. Я должен вернуться к брату. В животе снова бурлит, и я постукиваю пальцами по бедру.
Ты провернул замок три раза. Три.
Женщина проводит пальцами по упаковке, словно в ней таится ответ, и добавляет в стремительно заполняющуюся тележку небольшое одеяло с рисунком в виде машин.
– Ему понравится. Он очень любит машины.
Похоже, мои слова доставляют ей радость.
– Что ему еще нужно?
Все. Новая одежда и обувь. Родители. Отвожу взгляд, чувствуя, как горит в горле.
– Только книга. Чтение поднимает ему настроение. – Не знаю, почему чувствую потребность сообщить ей об этом, но, кажется, ей интересно, а я хочу, чтобы кто-нибудь – да кто угодно, кроме меня, – желал об этом знать. С собраний почти никто больше не приходит. Я понял, что через несколько месяцев после смерти родителей их знакомых перестало интересовать наше благополучие.
– Хорошо, книга, – улыбается женщина, хотя глаза у нее снова слезятся, и я откашливаюсь, из-за ее впечатлительности чувствуя себя не в своей тарелке. Эта дама мучается из-за гормонов. Я потакаю ей, не зная, почему она помогает, и задаюсь вопросом, сможет ли она оплатить все, что накидала в тележку. Мы идем в книжный отдел, и я выбираю две книги. Она выхватывает их из моих рук и добавляет еще семь. А когда мы оказываемся в продуктовом отделе, женщина сметает с полки суп, положив его в корзинку вместе с соком, сладостями и шоколадом.
– Он не ест шоколад, – сообщаю я.
– А ты?
– Да, я люблю шоколад.
– Тогда он для тебя.
– Вы действительно не должны столько всего покупать, – говорю я, настороженно пробегая взглядом по переполненной тележке.
– Должна.
– Вы живете в Трипл-Фоллс? – Мне нужно отвлечься. Он проснулся. Я чувствую.
Три раза. Дверь заперта, заперта.
Не удержавшись, смотрю на пластмассовые часы, висящие над аптекой. Половина восьмого. Шон уже, наверное, идет в школу. Если Доминик спит, то Шон его скоро разбудит. У меня осталось несколько минут.
– Нет, я жила тут раньше, но недавно переехала. Вернулась сегодня, чтобы повидаться с одним человеком… но я… – Она качает головой. – Неважно.
Снова смотрю на часы, почти не слушая ее, потому что сердце начинает колотиться в груди. Если Доминик проголодался, то может сотворить какую-нибудь глупость – например, попытаться приготовить яичницу.
Вот только чертовых яиц-то у нас дома и нет. Ладошки начинают зудеть, и я поворачиваюсь к женщине.
– Мне пора возвращаться к брату. Мне нужно идти. Сейчас.
Она округляет глаза.
– Он один?
Киваю.
Похоже, она снова расстраивается.
– Когда я уходил, он спал. Не хотел тащить его с собой по такой жаре. А тетя не могла отпроситься с работы. Я сижу с ним дома. Я ведь уже взрослый. – В моем голосе слышна злость, да и ляпнул я уже слишком много лишнего.
– Я никому не скажу, если ты так думаешь. Ты не виноват, – заверяет она. – Ты хороший брат.
Женщина торопится пробить покупки, а я смотрю на кучу пакетов и гадаю, как поволоку их домой, но радуюсь при мысли, как воодушевится Дом, увидев, что лежит внутри.
– Пойдем отнесем покупки в машину, и я отвезу тебя домой.
С облегчением смотрю на нее.
– Уверены?
– Конечно. Ты же не думал, что я заставлю тебя идти почти пять километров с этими сумками?
Кассир называет общую сумму, и я, вытаращив глаза, смотрю на экран. Двести двенадцать долларов. Женщина, не моргнув глазом, протягивает триста долларов и кидает сдачу в один из пакетов. Смотрю на нее круглыми глазами.
– Если ему будут нужны еще лекарства, – говорит она, но я понимаю, что это жалость. И меня это бесит.
Сглотнув ком в горле, киваю, потому как говорить трудно. Собираю пакеты и тащусь к машине, пока женщина поворачивает ключ зажигания и включает кондиционер. Домой мы едем молча, и я поглядываю то на заваленное пакетами заднее сиденье, то на женщину, которая побелевшими костяшками сжимает руль. Чувствую жалость к ней, к этой печальной беременной женщине, которая настолько одинока, что ей приходится шататься со мной по магазину, чтобы поднять себе настроение.
Когда она подъезжает к дому, отказываюсь от ее помощи. Какой бы милой она ни была, в дом ее приглашать не стану. Я редко подпускаю к Доминику взрослых. Не доверяю им. Никому здесь не доверяю. Дотащив пакеты до крыльца, возвращаюсь к машине и захлопываю заднюю дверь, а женщина опускает окно со стороны пассажирского сиденья.
– Спасибо вам.
– О, прошу, не нужно благодарностей, мне было в удовольствие. – Она качает головой и снова выглядит так, будто вот-вот заплачет.
– Меня зовут Тобиас, – сообщаю ей, словно это имеет значение.
– Спасибо, что составил компанию, Тобиас.
– Надеюсь, день у вас станет лучше.
Женщина кусает нижнюю губу, словно она на грани нервного срыва, и говорит:
– Ты сделал его гораздо лучше. Спасибо, что доставил такое удовольствие. – Она качает головой. – Ты наверняка считаешь меня сумасшедшей.
– Вы сказали, что у вас был плохой день. У меня тоже. Мой вы точно сделали лучше.
– Ты хороший ребенок. Ты заслуживаешь… – Она переводит взгляд на дом. – Ты заслуживаешь гораздо большего, чем плохие дни.
– У всех они бывают, – пожимаю плечами.
– Спасибо, Тобиас.
В шоке от событий последних тридцати минут, прощаюсь и взбегаю по ступенькам, затаскиваю пакеты в дом, захлопываю дверь и поворачиваю замок три раза.
Выглядываю через отогнутые жалюзи и вижу, что ее машина еще стоит у дома, а женщина склонилась над рулем и дрожит всем телом.
Она плачет. Часть меня хочет подойти к ней. Мама всегда говорила не оставлять плачущую женщину одной и никогда не становиться причиной ее слез, но я все равно не знаю, что сказать. Потому только наблюдаю за ней несколько минут, пока она не вытирает лицо и не уезжает. Пока разбираю покупки, в груди остается щемящее чувство. Дом еще спит, когда заглядываю к нему в спальню. Расставив банки в пустой узкой кладовке, чувствую облегчение, смотря на количество еды. Больше не придется голодать и ждать, когда Дельфина решит, что пришло время ужина. Ест она редко, поэтому эти припасы прокормят нас несколько недель. И тут я слышу, как Доминик подает голос за моей спиной, и его слова доставляют мне радость.
– Это все мне?!
Через несколько минут пакеты валяются на полу его спальни, а я пытаюсь нанести ему на кожу розовый лосьон, пока Доминик въезжает новыми машинками мне в бедро. Набив живот, думаю о женщине, которая мне помогла, и жалею, что не поблагодарил ее как следует. Справившись с Домиником и намазав его лосьоном, тащу брата в постель и переношу свой небольшой телевизор в его комнату. Дом уже почти засыпает, когда окно внезапно распахивается и появляются растрепанные светлые волосы. Шон поднимает голову и улыбается, увидев, что мы расположились на кровати Доминика. Он залезает через окно, одетый в свою любимую футболку с Бэтменом и джинсы. После лазанья по деревьям его одежда покрыта грязью.
– Вы не идете в школу? – спрашивает он.
– Нет. Доминик заболел.
– Не похож он на больного. – Шон смотрит на нас и чешет руки, и в тот миг я подмечаю на его руках, лице и шее пузырьки. Открываю было рот, когда Дом вскакивает с кровати и показывает на него пальцем.
– Шон! Переносчик инфекции – это ты!
* * *
– Сэр? – доносится до меня незнакомый голос. – У вас семь пакетов. – Звук пробивающегося товара медленно возвращает в реальность, и я забираю у протягивающей руку женщины сдачу и чек. С ноющим ощущением в груди беру пакеты за ручки и выхожу из магазина к «Камаро» Дома.
Глава 4
Сесилия
Безучастно глядя через большое окно на парковку, отметаю мысль, что ищу хоть какой-то намек на «Камаро» и его появление. Бросив еще один взгляд на часы, сержусь, что лгу самой себе. Он подвез меня три часа назад. Я знаю, что он не передумал и вернется.
Он вернулся ради меня.
Он бросил свою жизнь ради меня.
Он снова убил ради меня.
– Да где ты сегодня витаешь, женщина? – спрашивает Марисса, подкравшись ко мне за стойкой.
– Просто… отвлеклась. – Понимаю, что, наверное, нужно предупредить ее, что или, вернее, кто к нам скоро нагрянет, но понятия не имею, замышляет ли Тобиас вторгнуться в мое рабочее пространство, как вторгся в мой дом и новую жизнь. Понятия не имею, замышляет ли он оставаться здесь инкогнито, как делал это в прошлом. Пока остается только гадать – особенно мне.
Марисса, пожалуй, единственная, кого могу считать здесь подругой, и я немало рассказала ей про Тобиаса, так что она понимает, почему я не интересуюсь мужчинами. Подробностями не делюсь, поскольку верить сейчас во что-то слишком поспешно. Тобиас может пропасть без вести так же быстро, как и появился.
Но в это я не верю вопреки стремлению придерживаться скептицизма.
Меня бесит, что я по большей части верю ему, верю в искренность его слов и поступков. Но если поверю ему, если приму его обещания близко к сердцу, останусь ли навеки в дурочках?
Пока так и есть. И не могу позволить ему это сделать. Он должен снова завоевать мое доверие независимо от чувств, которые к нему испытываю.
– Отвлеклась? Это точно! Ты уже десять минут натираешь держатель для салфеток.
– Что? Ох. – Осматриваю кафе, в котором царит тишина после утренней суеты. – Я тебе нужна?
– Нет, просто беспокоюсь. Ты ведешь себя странно после вчерашнего обращения президента. Хочешь, обсудим?
– Нет, все хорошо, честное слово. – Поворачиваюсь к ней и заставляю себя улыбнуться, а Марисса приподнимает бровь.
– Мы были не разлей вода с тех пор, как ты меня наняла. Думаешь, я не вижу, когда ты обманываешь?
– Ты права, извини. Кое-что случилось, и, если честно, пытаюсь привести мысли в порядок. Потом все объясню.
– Да, объяснишь, но это обождет, потому что он вернулся. – Она заговорщицки подмигивает.
– Что? – Опешив, оглядываюсь и, проследив за ее взглядом, вижу, как заходит мистер Красавчик. Через мгновение понимаю, что Марисса говорила о нем, и испытываю облегчение, которое быстро сменяется тревогой.
– Весь твой, подруга. И, если тебе интересно, сообщаю: не такие уж и вкусные у нас омлеты.
Одетый с иголочки, явно чтобы произвести впечатление, он садится на стул и обращает внимание на меня. Я же беру кофейник, выдергиваю из-под стойки оказавшуюся под рукой кружку, переворачиваю ее и наливаю кофе, избегая его любопытного взгляда.
– Доброе утро. Омлет по-ковбойски15, без перца и сыра, верно?
– Меня чаще зовут Грегом, – отпускает он шутку. – Но да, пожалуйста.
Улыбаюсь ему в ответ, пробиваю чек и удираю на кухню, пресекая на корню любую возможность завязать разговор. За сегодня я и без того уже насыпала в солонку сахар, разбила три тарелки и в спешке врезалась в дверь своего кабинета.
Мерзавец.
Из-за нехватки сна усталость меня все же одолела – в основном потому, что я поедала глазами гребаного французского Адониса, который ночью в одних черных боксерах оккупировал половину моей двуспальной кровати. Он – опасное искушение, его профиль и мускулистое телосложение даже в полутьме могут вскружить голову. У него такая же потрясающая конституция, как и в те времена, когда мы были вместе. И сейчас, возможно, даже лучше. Его невероятная наружность, как всегда, сбивает с толку, предвещая сменить возмущение желанием. Пробудившись от сна, вынудившего изнывать от желания, я первым же делом испытала порыв притянуть Тобиаса в объятия и никогда не отпускать. О, как же я хотела к нему прикоснуться. Так сильно, что пришлось вылезти из своей же кровати и сбежать от него. От его пряно-цитрусового аромата. От близости, которая могла бы даровать утешение.
Потому что черта с два я облегчу ему задачу.
Тобиас хочет второй шанс, но у него была возможность вернуться ко мне не один год. В Трипл-Фоллс он отвергал меня при каждом удобном случае, требовал его отпустить. Намеренно выгнал меня из своего кабинета и своей жизни.
И он прав. Какими бы обоснованными ни были у него причины так поступить, сейчас для меня это лишь оправдания.
Я достойна большего.
Каким бы ослепительно красивым ни был Тобиас, я не отступлю от желаемого. И неважно, сколько раз на протяжении этих лет снилось, как он возвращается ко мне и говорит те слова, что я от него услышала. Из головы не выходит сказанное им вчера.
«Я не мог отвести взгляд».
Независимо от того, как много значат эти слова, я уже не подросток и не двадцатилетняя девушка, которой впервые доставил умопомрачительный оргазм красивый сладкоречивый мужчина. Я уже через это проходила, и доказательством служат залитая слезами подушка да запятнанная кровью одежда.
– Сесилия, – кричит повар из окошка кухни в стальной раме, и я подскакиваю на месте.
Недовольно смотрю на него, и он кривится.
– Извини, ты не слышала. Заказ готов.
– Остынь. – Марисса берет тарелку с линии раздачи и идет к Грегу. Поставив перед ним заказ, с любопытством поглядывает на меня, и Грег тоже. Недовольная таким пристальным вниманием, стараюсь больше не смотреть на парковку и ухожу на перерыв через двойные двери на кухне в свой кабинет, впервые за несколько месяцев желая выкурить косячок.
Через несколько минут, когда я сижу за столом, в кабинет влетает Марисса, и неподдельное удивление на ее лице дает понять, что так легко я не отделаюсь. Марисса, запыхавшись, обводит кабинет взволнованным взглядом и бросается к своей сумочке.
– Боже правый, – произносит она, стоя на пороге, и намазывает губы помадой недельного количества. – Молю, скажи, что мужчина, который только что вышел из твоего «Камаро», – твой сводный брат. – Питая отвращение к накатившему облегчению, отодвигаю стул. Меня снова охватывает решимость, когда Марисса смотрит на меня вытаращенными глазами, в которых видна надежда, а Тревис что-то неразборчиво бурчит у нее за спиной.
– Все сложно.
– Мне это ни о чем не говорит. – Она не отстает от меня ни на шаг, когда я расправляю плечи и выхожу из кабинета.
Глава 5
Тобиас
Подхватываю несколько пакетов, которые понадобятся для дела, и иду к кафе. А когда вхожу, вижу вовсе не то, на что рассчитывал. «У Мэгги» располагается в ветхом здании старого торгового центра, но внутри все новое, включая штукатурку и меблировку, и во всем этом отчетливо видна рука Сесилии. Кафе разительно отличается от парковки, полной колдобин, и облупившегося, выцветшего здания. Здесь уютно. Стены выкрашены в цвета жженой сиены и лазури. Повсюду висят черно-белые фотографии, а рядом прикреплены дощечки с указанием цен. Бесспорно, это Сесилия проявила инициативу, чтобы поддержать местных художников. У дальней стены высокие книжные полки и большие кресла, воссоздающие уголок для чтения. Еще здесь интернет-кафе, а вдоль окон от пола до потолка стулья. Посреди кафе уютные кабинки и столики, обозначающие обеденную зону.
Доминику бы здесь очень понравилось.
Та же мысль посетила меня вчера, когда вошел в ее дом. На краткий миг все затмевает чувство вины, и я пытаюсь отвлечься, когда замечаю Сесилию, которая наливает кофе за барной стойкой и переводит на меня взгляд.
Ощущение, будто грудь пронзает стрела и оставляет огромную рану.
Черт, как же я по ней скучал.
Разорвав зрительный контакт, она расхаживает вдоль стойки и доливает по чашкам кофе, а потом останавливается перед мужчиной, рядом с которым сажусь. Вынимаю из коробки новый ноутбук и включаю его, а Сесилия ставит передо мной чашку кофе и меню.
– Думала, ты в отпуске, – бурчит она и отдает чек сидящему рядом мужчине в костюме.
– Это мой отпускной ноутбук, – объясняю ей и, открыв меню, изучаю варианты.
– Вот именно, – сухим тоном говорит она и уходит.
Смотря ей вслед, чувствую, что не одинок и, бросив взгляд в сторону соседа, замечаю, куда направлен его взгляд. Пластик на меню скрипит, когда стискиваю его в руках от ослепляющей ярости. Он привлек мое внимание. Приятной наружности, примерно мой ровесник и приходит сюда явно не ради гребаного кофе.
Сраный мистер Красавчик.
Я никогда не убивал человека из ревности. Что-то мне подсказывает, сегодня не тот день, когда я должен вычеркнуть это из списка.
– Красавица, да? – спрашиваю, подключив ноутбук к розетке под стойкой.
– Неужели у меня на лбу все написано? На этой неделе я сюда каждый день заходил.
– Да что вы?
Он кивает и салютует мне чашкой.
– Грег.
– Тобиас.
– У тебя французский акцент? Далеко ж ты забрался от дома.
Сесилия смотрит в нашу сторону, замечает, как мы общаемся, переводит взгляд на меня, после чего снова отворачивается.
– На самом деле я ровно там, где и должен быть. Только переехал. – Я, как чертов подросток, из-за отсутствия иных вариантов одетый в толстовку и джинсы, купленные в дисконт-магазине, поворачиваюсь к Грегу. Сам-то он ловелас в костюме.
– Что-то в ней меня привлекает. – Он улыбается шире. – Чувствую себя извращенцем из-за того, что возвращаюсь сюда каждый день, но она… – Слышу в его голосе любопытство. Каждое произнесенное им слово способно воспламенить меня, как жидкость для розжига. – Хочу рискнуть.
Сесилия использует этот момент, чтобы подойти к нам и искренне улыбается этому говнюку, а потом обращается ко мне:
– Голоден?
– Зверски, – выдавливаю сквозь зубы. – Завтрак был дерьмовым.
Первый день, Тобиас. Первый. Давай-ка обойдемся в первый день без трупов.
Она совершенно не осознает, сколько внимания привлекает. Или я ошибаюсь? Список задач, составленный Сесилией, превращает эту теорию в пшик, но, чтоб меня черт побрал, с Грегом у нее ничего не будет. Я этого не допущу.
– Просто дай знать, когда будешь готов.
– Сесилия, – нацепив на лицо чересчур самонадеянную улыбочку, обращается к ней хрен в костюме. Он встает и вытаскивает двадцатку, чтобы оплатить чек. Дешевый трюк. Я знаю, что будет дальше. Вижу в глазах Сесилии тревогу, а уже через мгновение она берет себя в руки. Сейчас она блефует гораздо лучше, чем в прошлом, но я мастерски распознаю ложь. Сесилия не хочет ни Грега, ни предложения, которое он готов озвучить, но это не ослабляет желания впечатать яблочный логотип нового ноутбука ему в черепушку.
– Я хотел узнать, можно ли пригласить тебя на ужин?
Войдя в только что заведенную почту, кликаю на иконку нового письма и стараюсь говорить ровным тоном:
– Когда я впервые ее увидел, ей было одиннадцать. – Они вдвоем поворачиваются ко мне, но я продолжаю печатать, не удостоив их взглядом. – Она была маленькой девочкой, но защищать ее от этого прогнившего мира было моей обязанностью. Я присматривал за ней. Берег ее.
– Тобиас, – предупреждая, шикает Сесилия.
– Позже она решительно ворвалась в мою жизнь и стерла образ маленькой девочки, которую я помнил. Я заявил на нее права, и с тех пор она только моя. Только я могу прикасаться к ней, обладать ей. Она, черт возьми, моя.
Сесилия зажмуривается, сжимая лежащие на стойке руки.
Перевожу взгляд на Грега, который выглядит так, словно вот-вот обделается в свои шелковые боксеры.
– И потому я был бы очень признателен, если бы ты перестал таращиться на мою будущую супругу так, словно она может стать твоей. Отвечу за нее, Грег: нет, она не станет с тобой ужинать.
Грег кивает.
– Прошу прощения, я понятия не имел. У нее на пальце нет кольца.
Щелкаю мышкой и открываю новое письмо.
– Оставь адрес, и мы вышлем тебе официальное приглашение.
– Довольно, Тобиас, – выговаривает Сесилия. – Извини, Грег.
– Все в порядке. – Он берет со стоящего рядом стула твидовый пиджак и обращается ко мне. Слабак. – Ты счастливчик, Тобиас. До встречи, Сесилия.
– Приходи еще, Грег, – убедительно просит она, задержав на нем взгляд еще на добрых десять секунд, когда он выходит за дверь, насвистывая как кретин.
Крышка ноутбука захлопывается, ударив по пальцам, и я смотрю в свирепые темно-голубые омуты.
Все верно, детка, сразись со мной.
– Если и дальше планируешь вести себя как дикарь, то можешь уходить. Со мной это не прокатит.
– Три момента, – бормочу я себе под нос и поднимаю крышку, чтобы допечатать письмо. – Я бы хотел клаб-сэндвич, картошку фри и твой номер телефона.
– Ну ты и ублюдок.
– Твой ублюдок, – напоминаю ей, снимаю с телефона блокировку и толкаю к ней. – А он сколько угодно может заказывать чертову яичницу и кофе, но так откровенно пялиться на тебя не имеет права.
Сесилия недовольно уходит на кухню через двойные двери. Спустя секунду ко мне фланирует миниатюрная блондинка с копной кудрявых волос. И тогда я понимаю, что Сесилия снова решила спрятаться.
– Это вас обслуживала Сесилия? – спрашивает она приторно елейным голосом.
– Буквально схватила за яйца, – бурчу я, отправляя письмо.
– Что, простите?
– У меня уже приняли заказ, спасибо. – Я наклоняюсь и тихонько ей говорю: – Проверьте, пожалуйста, чтобы она не вернулась с коробкой крысиного яда.
Блондинка заливисто смеется и тоже наклоняется, демонстрируя мне декольте, которое меня уж точно не интересует.
– А с чего бы ей так сделать?
– Бывший парень, – морщусь я. – Она от меня не в восторге.
У блондинки отвисает челюсть.
– Так тот мерзавец – это вы?
– Собственной персоной. А вы обо мне наслышаны?
Отлично.
Она грозно щурится. Да, она в курсе.
А вот это уже плохо.
– О, мы и впрямь хорошо вас обслужим.
Так, лучше тут больше не есть.
* * *
– Ты неместный?
Взгромоздившись на стул, стучу по клавиатуре, а рядом стоит нетронутый сэндвич. Вопрос задал пожилой мужчина, который с самого прихода сверлил меня взглядом. После нашей беседы Сесилия ко мне почти не подходила. Когда она поняла, что я не ушел, у нее не осталось иного выбора, кроме как вернуться к работе. Она в пятнадцатый раз останавливается, вытирая в третий раз стойку, и явно издевается надо мной в ожидании моей реакции.
– Только переехал, – отвечаю, смотря на него поверх крышки ноутбука. Мужчина намного старше меня, но у него почти идеальная выправка, грива седых волос, выглядит очень холеным. Бывший военный.
– Откуда переехал?
– Да здесь рядом.
– Зачем?
– Думаю, можно сказать, что я просто сменил работу.
– Чем занимаешься? – спрашивает мужчина громче, чем это принято в общественном месте, – видимо, немного потерял слух.
– Да всяким-разным. В основном, нес службу.
Сесилия фыркает.
– Военную? – орет он на весь бар. – А, я тебя понял. Я служил во Вьетнаме. Так ты первую неделю на гражданке?
Сесилия смотрит на меня, и я ухмыляюсь.
– Именно.
– Вначале трудно, но потом привыкнешь. У ветеранов свои привилегии.
Окидываю взглядом фигуру Сесилии, она это замечает.
– Надеюсь, так и будет. – Когда ее губы слегка приоткрываются, в паху становится тесно. На языке еще осталось немного ее вкуса. – К гражданской жизни еще нужно приспособиться, – добавляю для убедительности. У меня появится новая цель – убедить ее слушать и верить моей правде. Руки так и чешутся прикоснуться к Сесилии, но воздерживаюсь и закрываю несколько окошек.
– Что привело в этот уголок Вирджинии?
– То, без чего не могу жить, – непринужденно признаюсь и чувствую, как Сесилия вся подбирается, но тут повар подает сигнал, что заказ готов.
– Ты не похож на того, кто хочет жить в провинции.
– Вообще-то я вырос в городе, похожем на этот. Отсюда на машине часов десять.
– Ну, и Вашингтон недалеко, если вдруг приспичит пожить в большом городе.
– Спасибо за информацию.
– Меня зовут Билли.
– Приятно познакомиться, Билли. Я Тобиас, парень Сесилии.
Сесилия кашляет, а Билли улыбается, показав идеальную для его возраста улыбку. Добрая половина завсегдатаев Сесилии носят зубные протезы. Этот городок не из тех хипстерских мест, где из-за всплеска популяции как на дрожжах растут пивоварни. На самом деле этот город – один из тех, о которых наверняка не знают в остальной части Америки. И чертовски отличное место, чтобы укрыться.
– Ты ни разу не упоминала о парне, – говорит Билли Сесилии.
– Я – самая сокровенная тайна, – подмигнув ему, встреваю.
Билли катает во рту зубочистку.
– Не обольщайся, сынок. Все мужчины, которые частенько сюда захаживают, считают себя ее парнем. – Он расплывается в улыбке. – Будь я лет на тридцать моложе…
– Скорее на сорок, Билли, и не заканчивай это предложение, – предупреждаю я, и Сесилия, наконец-то улыбнувшись, идет ко мне. Берет мой сэндвич и смачно от него откусывает. Это редкое проявление доброты с момента моего приезда, и мои плечи немного расслабляются.
Она медленно жует, и мы неотрывно смотрим друг другу в глаза. В ее взгляде я вижу девушку, что встретил, и женщину, которую полюбил, так, словно это было вчера. Возможно, ее гнев из-за сна прошел.
– Ты закончил? – спрашивает она, выхватив тарелку, как только я тянусь за второй половинкой сэндвича.
Нет, похоже, еще злится.
– Это правда, Билли. Он мой бывший, – ехидничает Сесилия таким выразительным тоном, что становится ясно: грядет беда. – Приехал сюда, пытаясь меня вернуть. Но я подумываю отказаться.
Билли приподнимает брови.
– А что с ним не так, кроме манеры одеваться?
Билли: 1, Тобиас: 0.
Она скрещивает на груди руки и улыбается.
– Причин достаточно.
– Он всегда так одевается? В таком прикиде он мог бы сняться в одном из рэп-клипов.
Билли: 2, Тобиас: 0.
– Это всего лишь часть его маскарада. Он профессиональный лжец.
Черт, опять началось. Она явно собирается устроить мне публичную порку.
Вперед, детка.
– Это не к добру, – говорит Билли, смерив меня взглядом, а Сесилия начинает пересчитывать на пальцах мои проступки.
– Он вор, лжец, а еще не спросил разрешения, когда впервые меня поцеловал, так что джентльменом его точно назвать нельзя.
– Безобразие, – нахмурившись, изучающе смотрит на меня Билли. – У дам всегда нужно спрашивать разрешение.
– А еще он меня предал, – добавляет Сесилия, и в ее голосе нет ни капли веселья. Удар такой сильный, что я хмыкаю.
Больно тебе – больно мне. Взгляни на меня.
Но Сесилия не смотрит, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не перепрыгнуть через стойку.
– И это все натворил ты? – хмуро спрашивает Билли.
Я киваю.
– Я.
– И даже защищаться не будешь?
– Нет, – отвечаю я, и Сесилия переводит на меня взгляд. – Все это правда.
– Тогда есть хоть одна причина, почему ей стоит тебя простить? – За моей спиной стоит Марисса, и я чувствую, как все люди в кафе слушают, затаив дыхание.
Гребаная провинция.
Сесилия собирает грязные тарелки, когда я наконец заговариваю в сраной попытке защититься.
– Вчера я перестал лгать. – Я едва успеваю закончить, прежде чем она исчезает за двойными дверями.
