Читать книгу: «Член парламента», страница 13

XXX.

Наступило молчание, которое стало, наконец, невыносимо Лодеру.

– Ева, – сказал он, подойдя к камину, – я не сказал тебе еще о самом трудном. Недостаточно, чтобы я ушел. Нужно, чтобы вернулся Чилькот; нужно заставить его выполнять свои обязательства. Это должны сделать я и ты. Ты именно можешь многое сделать. Он боится общественного мнения – дай ему понять, что знаешь его тайну, и он будет слушаться тебя. Я пришел сегодня просить тебя об этом. Я знаю, что это трудная задача для женщины, – но ты не такая, как все женщины. Пойми, Ева, ведь это единственный исход для нас.

Он замолчал. Ева ничего не ответила, но подошла к Лодеру медленно и нерешительно, и протянула ему руки, как бы прося помощи. – Я поняла, – медленно произнесла она. – Когда ты меня к нему поведешь?

Лоиер помолчал и потом ответил тихо и отрывисто:

– Сейчас! Сейчас же! Я знаю, что ты берешь на себя тяжелое.

Точно боясь, что ему изменит собственная решимость, он прошел через комнату к стулу, на котором лежал темный плащ Евы, и молча набросил его ей на плечи. Потом он так же машинально открыл дверь, пропустил Еву и сам пошел за ней. Они молча сошли с лестницы и вышли на улицу. На пороге Лодер на минуту остановился, – и, может быть, даже Ева не представляла себе горечь его чувств, – мрак, который он увидел перед собою в будущем.

Увидав пустой кэб, Лодер подозвал его, усадил Еву и сам сел подле неё. Дорога в Клифордс-Инн показалась им обоим бесконечно длинной. Оба они почти все время молчали. Доехав до Мидль-Тампль-Лэн, они оставили кэб, прошли пешком по Флит-Стриту и, наконец, вошли в Клифордс-Инн. Ева вздрогнула от угрюмого вида двора.

– Точно кладбище, – проговорила она.

Лодер повел ее за собой по двору, потом по лестнице, и они остановились, наконец, у его двери. Лодер пробовал открыть дверь, но она оказалась запертой изнутри. Он обернулся к Еве с тревожным выражением лица.

– Тут что-то не ладно, – сказал он тихо. – Дверь закрыта и не видно света.

Он решил открыть замок своим запасным ключом и сказал, что войдет сначала один, а потом уже позовет Еву. Она согласилась и послушно отступила. Лодер открыл дверь и вошел в темноту, а она осталась его ждать. Прошло довольно много времени, и ей сделалось жутко. Наконец, он снова показался, но вид его был такой, что у Евы похолодели руки, когда она взглянула ему в лицо.

– Что случилось? – прошептала она.

Он, вместо ответа, близко подошел к ней, – в глазах его застыло выражение ужаса.

– Идем, – сказал он. – Идем скорее! Я отвезу тебя домой.

Ева схватила его за руку.

– Почему? Почему? – тихо спросила она.

Но он настойчиво повел ее в лестнице.

– Спустимся как можно тише, – сказал он. – Тебя не должны здесь увидать.

– В чем дело? Что случилось? – настаивала Ева, отказываясь повиноваться. Лодер посмотрел на нее в нерешительности и, наконец, уступил её просьбе:

– Он умер, – тихо проговорил он. – Чилькот умер.

* * *

Ева не имела времени опомниться после оглушительного известия. Лодер торопил ее, занятый исключительно мыслью о ней, о том, чтобы оградить ее от всякой неприятности. Только когда они вышли из Клифордс-Инна, так же незаметно, как вошли, и сели в кэб на Стрэнде, Лодер вздохнул с облегчением.

Ева все еще не приходила в себя. У неё было только успокоительное сознание, что Лодер подле неё и что она под защитой его силы. Они оба долго молчали. Наконец, и Лодер, чувствуя, что на нем лежит ответственность за Еву, решился заговорить.

– Ева, – сказал он, – ты понимаешь, что все это означает? – Она молчала, и после некоторого колебания он продолжал:– Пойми, – ведь с того времени, как я увидел тебя, я думаю только о тебе и ни о ком другом.

Она подняла глаза на него.

– Отдаешь ли ты себе отчет в том, что произошло сегодня? С сегодняшнего вечера в Лондоне нет человека, носящего имя Джона Лодера. Завтра его найдут мертвым в его комнате, и посмертное исследование покажет, что он умер от морфиномании. Его похоронят, ничего интересного в его комнатах не найдут, никакие родственники не явятся за его телом. Все это, конечно, ужасно, – но с этим приходится мириться.

– Для вас же это имеет еще другое значение, Ева, – продолжал он резко и взволнованно. – Сегодня закончилась целая глава моей жизни. Я бы мог навсегда захлопнуть книгу и бросить ее прочь. Но я думаю о тебе, и потому не бросаю. Вот что будет. Я вернусь с тобой на Гровнор-Сквер, останусь до тех пор, пока найдется для Чилькота предлог для отъезда за границу. Фрэда я буду избегать, откажусь от политики. И тогда я сделаю то, что сделал бы сегодня, если бы это оказалось возможным. Я уеду куда-нибудь в чужую страну, чтобы начать новую жизнь.

– В другую страну? – спросила Ева. – Что это значит?

– Я начну новую жизнь в новой стране, для того, чтобы я мог придти в тебе с плодами честного труда. Я не так стар, чтобы уж не мог сделать того, что делают другие.

– Ты не слишком стар, это правда, – медленно сказала Ева. – Но дело не в этом, не в твоих личных соображениях. Теперь весь вопрос в том, имеешь ли ты право уйти. У тебя есть дело. Ты нужен своей стране. У меня тоже есть права на тебя – я тебя люблю. Но и эти права ничто. Ты можешь отвергнуть любовь. А долг перед страной – другое дело. Ты от него не можешь отречься.

Он хотел ответить, но она остановила его:

– Не говори. Я знаю, что ты хочешь сказать. Но подумай. Ты принадлежишь Англии. А все твои рассуждения о нравственном долге вызваны гордостью. Гордость хороша, когда она уместна. Теперь не время для неё. Знаешь, – сказала она, кладя свои руки на его руки: – м-р Фрэд сообщил мне сегодня, что в его новом министерстве место товарища министра предоставлено будет тебе, Джон… – На этом слове она оборвала фразу. Кэб остановился перед домом Чилькота.

– Вас в кабинете ждет с полчаса м-р Фрэд, – доложил слуга.

Ева повернулась в Лодеру, чтобы узнать приговор, решающий их будущую судьбу. – Ты знаешь, что он пришел предложить лично место товарища министра, – сказала она.

Она замолчала. Через минуту Лодер обратился в ней. Лицо его было бледно и серьезно, – но за этим выражением светилась старая сила и уверенность в себе.

Сделав шаг вперед, он протянул ей обе руки.

– Мое согласие или отказ, – сказал он очень спокойно, – зависит от моей жены.