Читать книгу: «Лицо на пакете молока», страница 2

– Ты заболеваешь? Может, у тебя грипп? – спросил он, после чего вытянул вперед руки, словно хотел ее остановить. – Или реакция на молоко? У тебя сердце не остановится, ты не задохнешься? – он понял, что говорит слишком громко, потому что на них начали смотреть окружающие. – Дженни? – Парень взял ее ледяные ладони, и ей показалось, что пальцы Рива горячие, как раскаленная печь.

– Все в порядке, – ответила она. – Просто голова закружилась.

Дженни умела контролировать собственные фантазии. Тем более всегда сама придумывала все, что было связано, например, с Деним и Лейс, каждую деталь, чтобы ей нравилось. Но еще никогда в жизни не было грез наяву, которые разворачивались бы сами по себе и были больше похожи на кошмары. Эти ужасы выплыли из ее головы, словно монстры в ночи. Точно! У нее был кошмар наяву. Девушку продолжало трясти мелкой дрожью.

– Мне не стоит есть это, – произнесла она.

Кошмар прошел, тело внезапно стало ватным, словно все силы вмиг ушли. Женщина, барный стул, платье в горошек, порыв теплого ветра – все это постепенно исчезало из головы.

«Видимо, мне просто скучно живется, – подумала Дженни. – Наверное, в глубине души я злюсь на скуку так же сильно, как Рив на то, что он глупый. Мои родители совершенно точно настоящие. Никто меня не выкрадывал. И не было никакого платья в горошек».

– Можно нам взять это с собой? – попросил Рив официантку, показывая на порцию подруги. – Ей нездоровится.

– Все растает, – возразила официантка.

«Вот именно, – подумала Дженни. – Лучше бы сказала то, чего мы не знаем».

III

Родительских машин перед домом не было. Отец в такую погоду точно не сможет провести тренировку, так что должен вернуться с минуты на минуту. Мама работает волонтером в местной больнице два раза в неделю.

Подъезды к домам Рива и Дженни разделяли редкие кустики. В них постоянно сдавали задом Меган, Лиззи, Тодд, а теперь и младший. Всего несколько часов до этого девушка и сама надеялась, что будет делать то же самое в процессе учебы.

– Ты уверена, что у тебя все в порядке? – спросил он. – А то я могу попросить маму, чтобы она с тобой посидела.

– Не говори ерунды, – закатила глаза Дженни. Стало понятно, что она отказывается от предложения, и оба рассмеялись.

Если мама Рива о ком-нибудь заботилась, все было очень серьезно: постельный режим, куриный бульон, взбитые подушки. В школьной анкете надо было указывать телефонный номер для связи в случае чрезвычайной ситуации: Дженни писала ее номер, а сам Рив – номер мамы Дженни. На самом деле, когда девушка болела, с ней часто сидела именно она, массируя спину и читая вслух длинные главы из толстых книжек. Но проблема была в том, что во время болезни Дженни предпочитала, чтобы ее оставили в покое в теплой постели.

«Не может быть, чтобы меня украли, – снова пробежала мысль в голове. – У меня такие прекрасные соседи, не говоря о родителях».

Она выскочила из машины под проливной дождь, бросилась к боковой двери дома и вставила ключ в замочную скважину. Дверь выходила на лестничный пролет между кухней и подвалом, где находились белая стиральная машина и сушилка.

На кухонном столе Дженни увидела стопку почты, большой обернутый коричневой бумагой пакет с адресом Армии спасения и оставшиеся после завтрака грязные тарелки.

Она соскребла остатки еды в мусорное ведро и поставила тарелки в посудомоечную машину, но включать ее пока не стала, потому что внутри было еще много свободного места. На холодильнике под небольшим магнитом висела записка, написанная аккуратным почерком: «Дорогая, не забудь, что у нас вечером занятие. Буду к ужину, люблю, мамочка».

Дженни уже много лет не звала ее «мамочкой», хотя папу до сих пор называла «папочкой».

«Какое еще занятие?» – задумалась она.

Потом прошлась по дому, прикасаясь к разным предметам. Ее мама любила яркие и насыщенные цвета. Диван, например, был темно-синего цвета, как глубокое море, в которое так и хотелось нырнуть. В столовой две стены были стеклянные, а одна – ярко-красная. Единственное украшение в комнате висело на стене – фотография Дженни в двенадцатилетнем возрасте. Тогда она была подружкой невесты на свадьбе: девочка на снимке слегка наклонилась и со смехом придерживала на голове тиару из цветов. Ей самой портрет не нравился. В тот момент у нее еще не было брекетов, поэтому неровные зубы сильно выделялись. Родители же от этого фото были без ума.

«Как тебе тогда нравилось это платье, – вспоминали они, глядя в глаза девочке на фотографии, словно та была живой. – Как ты тогда радовалась и гордилась тем, что была на свадьбе, танцевала с женихом и лечь спать разрешили под утро».

Дженни поднялась в свою комнату. Вдоль лестницы висело еще много ее фотографий. Родители не любили семейные фотоальбомы, поэтому украсили снимками стены. Вот девочка на пляже, катается на лыжах, в форме скаута, а вот в своем первом длинном платье, на Гранд-Каньоне, во время урока гимнастики, во время церемонии вручения наград в средней школе, на «дорожке» во время показа мод, организованного в рамках благотворительного вечера местной больницы.

«Боже мой! – подумала она. – Я совсем сошла с ума. Придумываю, что меня украли! Сколько доказательств того, что у меня такие любящие родители: чистая одежда, записка на холодильнике, столько фотографий…»

Тут она вспомнила, какое занятие имела в виду мама – кулинарное. Миссис Джонсон решила, что у них должно быть какое-то общее занятие, и из всех возможных вариантов выбрала украшение тортов. До этого они безуспешно пробовали заниматься вышиванием, созданием лоскутных одеял и вязанием. Мама была уверена, что, как и многие другие женщины, они с Дженни могут найти творческое применение рукам.

Но единственное применение сама девушка пока находила только в том, чтобы красить ногти и набирать телефонные номера.

…телефонные номера…

На пакете из-под молока был бесплатный номер. «Если увидите этого ребенка…»

Она замерла прямо на лестнице и начала медленно крутить головой из стороны в сторону – шея неожиданно затекла, а взгляд настойчиво впивался в висевшие на стенах фотографии. Среди этих не было ни одной из младенчества и совсем раннего возраста. Она уже спрашивала родителей, и те объяснили, что купили фотоаппарат, только когда Дженни исполнилось пять лет.

На самом деле, чтобы сделать фотографию, совершенно необязательно иметь собственный фотоаппарат. Во многих детских магазинах и в самых обычных универмагах работали фотографы.

«Дженни Спринг. Украли в торговом центре в Нью-Джерси в трехлетнем возрасте».

«Должна же я что-то помнить, – размышляла она. – Все-таки у человека должны сохраняться какие-нибудь воспоминания даже из столь юного возраста. В конце концов, Дженни Спринг украли в три года, а не в три месяца».

Она вошла в комнату, которая была самой большой в доме. У каждого из родителей был собственный небольшой рабочий кабинет, а спали они в маленькой спальне, поэтому ей и досталась большая. Дженни всегда с огромным энтузиазмом бралась за какое-нибудь новое хобби, чтобы спустя несколько месяцев к нему охладеть, а потом и окончательно забросить. Полки и стены спальни являлись тому прекрасным доказательством. Тут был плакат с изображением гимнастки в те времена, когда ей нравились кувырки и упражнения. Девушка получала призы за участие в конноспортивных состязаниях – с четвертого класса практически дневала и ночевала в конюшне. Потом решила стать флейтисткой, и на пюпитре, который родители купили на прошлое Рождество, лежали ноты, по которым она уже давно не занималась.

Дженни не разделяла энтузиазма матери по поводу ярких и насыщенных цветов, в особенности красного и синего. Когда ей было четырнадцать, комнату оформили в гамме слоновой кости с добавлением бледно-розового и сиреневого. Покрывало она выбрала с кружевными вставками различных текстур и оттенков. Оно было слишком нежным и тонким, чтобы на нем лежать, поэтому девушка свернула его в трубочку, положила на пол у кровати и легла на шерстяное одеяло темно-розового цвета. Казалось, все тело одеревенело. Матрас под ней прогнулся, а позвоночник так и оставался прямым, как палка. Она приказала себе расслабиться, и постепенно плечи, потом шея и только после этого челюсть немного пришли в себя. И вот наконец все тело легло на пружинистый матрас.

Дженни активно начала перебирать воспоминания, словно карточки каталога библиотечных книг. Ничего нужного в памяти пока не обнаруживалось.

И тут неожиданно она натолкнулась на безумно яркое (совсем не темное или страшное) воспоминание… такое приятное… хорошее.

«Там есть кто-то еще».

Она резко вздрогнула от того, что внутри обнаружила маленькую девочку, которая отчаянно стремилась вырваться наружу.

Дженни облизала пересохшие губы. Тишина в доме показалась ей невыносимой. Она вскочила с кровати, сбежала вниз по лестнице, открыла боковую дверь и побежала в дом семьи Шилдс.

С ними ее семья была в настолько хороших отношениях, что девушка даже не стала стучать в дверь – просто открыла ее, крикнула «Привет!» и вошла внутрь. Миссис Шилдс смотрела сериал «Лесси».

– Не знаю, – произнесла женщина. – Может, конечно, что-то со мной не так, но я обожаю смотреть старые черно-белые сериалы. От них остается чувство полной безопасности.

«Безопасности…» – повторила Дженни про себя.

– Почему ты говоришь о безопасности? – послышался голос Рива, который вошел в комнату с учебником по физике в руке.

Ее удивил непривычный вид друга с учебником в руке.

– Тимми и Лэсси постоянно кого-нибудь спасают: то от лесного пожара, то из болота, то от поезда без машиниста, – ответила Дженни.

– Например, у себя на кухне я точно в полной безопасности, – заявила миссис Шилдс. – Здесь у меня всегда все в полном порядке. Попробуй шоколадное печенье, дорогая.

– Не стоит, – предостерег Рив. – Она добавила туда отруби и овсянку. Тимми никогда не стал бы кормить собаку овсянкой с отрубями, – добавил он, имея в виду героя сериала.

Тем не менее сам он взял пару больших печений и плюхнулся на стул. Рив был одним из тех парней, которые не умели спокойно сидеть, с ним в процессе обязательно что-нибудь случалось. Например, мог упасть, ломая при этом ножки стульев и спинки диванов. Его мама и Дженни были готовы, что он обязательно окажется на полу… Но на этот все прошло гладко.

– Миссис Шилдс, скажите, а давно вы здесь живете? – спросила Джейн.

– Ох, дорогая, всю жизнь. Я родилась в этом городе.

– Я имею в виду дом.

– Двадцать восемь лет. Мы купили его после женитьбы.

– А вы помните, когда мы сюда переехали?

– Конечно. Ты была самой красивой пятилетней девочкой, которая когда-либо жила у нас на Ромни-роуд. А твоя мама была очень строгой. Она на меня сильно повлияла, в хорошем смысле, – женщина улыбнулась, вспоминая прошлое.

– А почему? – спросила Дженни. Она откусила кусочек печенья, но не могла заставить себя его прожевать. Тесто и отруби лежали на языке, грозя встать комом в горле.

– Потому что ты плохо себя вела, – вставил Рив.

Миссис Шилдс с сыном рассмеялись.

– Ну что ты, Дженни всегда была милой, хорошей, послушной и вежливой, – поправила его мама.

«Интересно, почему я была такой паинькой? – думала девушка. – Может, боялась? Если меня украли, я должна была бояться именно их, а не других людей».

Миссис Шилдс посмотрела в экран телевизора. Там показали маму Тимми, на которой был надет фартук. В старых фильмах подобные сцены часто встречались.

И тут с Дженни снова стало происходить что-то странное. Кошмар навалился с такой силой и неожиданностью, словно только что в доме проломило крышу и она приземлилась прямо на ее плечи.

Фартук.

Фартук был белым и тяжелым, словно сшит из парусины. На нем был карман, в который мама клала маленькие твердые конфетки, чтобы Джейн могла протянуть свою детскую ручонку и вынуть сладости, обернутые в шуршащий целлофан.

«Но мама не носит фартуков…» – подумала она.

– Сейчас жизнь совсем не такая, как тогда, – задумчиво произнесла миссис Шилдс. – Слишком много опасностей, и нет Лэсси, чтобы спасать людей. Дженни, ты знаешь, матерям сейчас снятся кошмары о том, что может произойти с их детьми. Ведь есть риск утонуть в бассейне у соседей или сломать позвоночник во время игры в футбол. Я уверена, у всех хоть однажды был кошмар о том, как их ребенка сбивает машина или крадут, когда отвлекаешься на секунду. А твоя мама просто всегда за тебя боялась, понимаешь?

– Почему? – спросила Дженни и заставила себя проглотить кусочек печенья. Рив совершенно неожиданно превратился в заботливого хозяина и предложил ей бутылку содовой.

– Для этого не нужны особые причины, – ответила женщина. – Наверное, потому, что ты была единственным ребенком. У меня до Рива было трое, поэтому я уже успела напереживаться и теперь не волнуюсь по поводу него – слишком много думала по поводу остальных.

Миссис Шилдс и Рив начали шутливо обсуждать, сколько волнений он доставил ей за свои семнадцать лет и сколько еще может доставить в последующие годы.

Дженни осталась у них до конца серии «Лэсси». Финальная сцена эпизода происходила на кухне, где Тимми выпил стакан молока. Никто в старых сериалах не поил детей колой. Финал был счастливым, все обнимались, а собака громко лаяла и виляла хвостом.

– О боже, я опоздала! – воскликнула мама, резко открыв входную дверь. Она никогда не входила через боковую дверь, потому что любила главный вход с большим коридором, элегантными зеркалами и прекрасной мебелью, через который попадала в гостиную. – Ты случайно не начала готовить ужин? Помнишь, что сегодня мы занимаемся украшением тортов? Нам выезжать через полчаса. Что есть в морозилке? Можем что-нибудь разогреть. Ты сделала домашнюю работу? Какие оценки в школе?

Она обняла Дженни и несколько раз поцеловала в щеку.

– Папа уже вернулся?

– Нет.

Девушка смотрела на маму, пытаясь представить ее в виде человека, крадущего в торговом центре чужих детей. Но не получилось. Она могла представить, что ее мать создает фонд для оплаты обучения в колледже своей дочери. То, что эта женщина могла украсть ребенка, совершенно не укладывалось в голове. Тем более она всегда была вежливой, изысканной, любила, чтобы общение с дочерью происходило по всем правилам хорошего тона.

– Не люблю я, когда приходится уезжать из дома вечером, не увидевшись с ним. Ужасно, что мы не можем вместе поужинать. Я читала на днях, что во многих семьях Америки все теперь едят по отдельности – перекусывают на бегу, обходятся куском пиццы или блюдом, разогретым в микроволновке. Так грустно, что члены семьи больше не собираются на ужин за одним столом. И мы стали точно такими же. Не хочу быть такой, как остальные.

«Мы в любом случае не такие, – пронеслось в голове Дженни. – Ты же меня выкрала».

Миссис Джонсон была элегантно одета. Она повесила на плечики свое ярко-красное шерстяное пальто и сняла туфли на высоких каблуках. У нее были длинные ноги с узкой стопой, и женщине всегда было непросто купить подходящую обувь нужного размера и формы. Ноги Дженни были короткими, а ступни – широкими.

«Мы совершенно непохожи, – размышляла девушка. – Чем это объяснить? Тем, что у нас разные гены? Тем, что она мне не родная?»

Она заставила себя подумать об Адаир О’Делл, которая была высокой и худой. При этом ее мать была толстой и неряшливой особой, детьми которой, казалось, могли быть только невразумительные недотепы. И такое встречалось достаточно часто, так что внешнее сходство не имело большого значения.

В этот момент через боковую дверь в дом влетел отец, полный энергии.

– Прекрасная команда! – громко заявил он, после чего крепко обнял супругу. Дженни обычно подбегала к нему, чтоб обнять, но на этот раз почувствовала, что сделала всего полшага в его сторону. – Обожаю этих ребят, они так выкладываются! Из-за дождя пришлось тренироваться в зале. Главного физрука я просто не переношу, а вот уборщик мне нравится, и он мне всегда помогает. Поскорее бы следующая тренировка. Какой у них громадный потенциал! Сегодня едим пиццу из микроволновки? Вы куда собрались? Я что, даже не поговорю с моей дочуркой? – Он сделал вид, что обводит ногами футбольный мяч около ступней Дженни.

– Папа, перестань, – попросила она.

– Чего ты смущаешься, когда здесь нет никого, кого можно стесняться? Вот что: я то же самое исполню, когда рядом будут твои друзья, просто так, для сравнения.

– Ну спасибо.

– Мы едем на курс по украшению тортов, – объявила мама.

– Думаешь, это подходящий курс для человека, который, как ты, помешан на собственном весе? – спросил отец.

– Я же не собираюсь их есть, – заявила мама.

– Понятно, – сказал отец. – Тогда ешьте ваш замороженный фастфуд, а я приму душ и приготовлю себе настоящий ужин. Люблю вас. Успехов! Привезите мне кусочек торта, и чтоб глазури побольше, – произнеся это, он начал стремительно подниматься по лестнице.

«И говорят гораздо больше меня, они находятся в постоянном диалоге. Мне же больше нравится слушать, чем говорить».

Курсы проходили в столовой при бассейне. Когда Дженни с мамой пришли, в нос ударил знакомый запах хлорки и пота.

– Помнишь свои занятия плаванием? – спросила миссис Джонсон. – Слава богу, ты охладела к ним. Мы с другими матерями часами сидели в ожидании окончания тренировки. Во время соревнований было совершенно невозможно определить, где ты, да и заканчивались заплывы через пару минут после начала. Какое я испытала облечение, когда ты начала ездить на лошадях. Кстати, не хочешь снова этим заняться?

– Точно захотела бы, если бы знала, что в качестве замены ты предложишь этот курс, – ответила Дженни. – Мам, мне совершенно не хочется заниматься этими тортами.

– Ну, мы же не собирается их есть. Это не о том, как пекут торты, а как их украшают.

Они поднялись по лестнице на кухню, на которой днем готовили еду для нищих (сюда мама еще не устроилась волонтером, но, вполне вероятно, скоро сделает это), а по вечерам сдавали под разные кулинарные курсы: японской, китайской, вьетнамской и французской кухни. По сравнению с ними курс украшения тортов выглядел устаревшим.

– Мам, но в них же масса калорий. Это опасное хобби для фигуры. К тому же ты сказала папе, что не собираешься есть.

– Я соврала.

Они рассмеялись.

Сюда пришло девять участниц. Дженни была единственной, кому еще не было сорока и которая не думала о весе.

– Мне здесь нравится, – прошептала мама. – За исключением тебя я самая худая.

Украшать они учились не на самих тортах, а на картонке, куда выдавливали глазурь из тюбиков, бумажных конусов и тряпичных пакетов: делали цветы и ленточки. У Дженни не получалось делать это равномерно, поэтому цветы выходили кривые.

– Какие-то они увядшие, – заметила мама.

Преподавательница снова показала, как правильно выдавливать. Дженни наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть все действия, но неожиданно у нее снова начались видения наяву. Она подумала, что сейчас упадет лицом в глазурь и опозорится перед всеми.

Все в этом кошмарном видении было белым: белые цветы, белые взбитые сливки, белое мороженое. Красивая женщина, вращающийся барный стул у высокого стола. Белые ботиночки: малюсенькие и блестящие. Мы покупали обувь. Интересно, кто это «мы»? И кто я?

– Теперь ты попробуй, – сказала ведущая курса и положила тюбик Дженни в ладонь.

Она попыталась сделать цветок. В тюбике не было белой глазури, вместо нее вылезла тонкая синяя полоска. Девушка с удивлением уставилась на муляж торта и поняла, что пока она витала в облаках, все переключились на надписи, поэтому дрожащей рукой вывела: «С днем рождения».

«Когда эта девочка родилась? – подумала она. – Когда родилась Дженни Спринг? Может, ее день рождения – это и мой день рождения?»

IV

Она спала хорошо и крепко. Вспомнить, снились ли ей сны, не смогла. «Странно все это, – подумала девушка после пробуждения. – После всего произошедшего я ждала каких-то кошмаров». Дженни потянулась и вылезла из кровати.

Ей очень нравились пижамы и ночные рубашки. Когда было «пижамное» настроение, она частенько не могла выбрать, что надеть: фланелевую, короткую шелковую или хлопчатобумажную с кружевами. В последнее время ей полюбилась длинная ночная рубашка из плотной, как у толстовки, ткани.

Дженни стянула ее через голову и посмотрела на свое отражение в зеркале. Ей нравилось собственное тело.

В окно ярко светило солнце. Лучи попали на маленькие призмы, которые у нее остались со времен какого-то проекта в начальной школе. По стенам запрыгали миниатюрные радуги. Девушка протянула руку и «поймала» одну ладонью.

На столе расположилось несколько словарей, которые ей подарили на прошлое и позапрошлое Рождество. Их она открывала крайне редко. Но сейчас решила это сделать, поэтому взяла в руки толстый синий том и посмотрела значение слова «кошмар». Оно происходило из французского языка, точнее, двух: caucher – «давить» и mare – «ночное привидение». Потом посмотрела словосочетание «сны наяву» и узнала, что это сновидение, которое посещает нас днем, во время бодрствования.

«Привидение, – повторила она. – Вот, оказывается, в чем дело. Скорее всего, какое-то привидение или демон подсовывает мне эти кошмары, только дневные, ради шутки».

В школе мальчишки любили подурачиться. Да и она была не против, хотя предпочитала смотреть, а не участвовать. Больше всего ей нравилось подзадоривать друзей на всякие шалости, потому что в этом случае ничем не рисковала, если их поймают.

Как-то Питер принес огромный моток клейкой ленты. Естественно, ребятам захотелось что-нибудь с ней сделать.

– Давайте заклеим Саре-Шарлотте рот, – со смехом предложил Джейсон.

– Давайте приклеим крышки к ведрам для мусора, чтобы никто не смог их открыть, – ответила Адаир.

– Или приклеим косички Эллен Винтер к спине! – воскликнул Джейсон. Никому в ее классе она не нравилась. Бедняжке даже некого будет попросить отклеить волосы.

– Нет, лучше приклеим волосы Дженни! – снова заговорил Джейсон. – Тогда во время обеда мы сможем сидеть спокойно! Просто намотаем ленту вокруг ее головы, чтобы волосы никуда не лезли.

Дженни, закрывая голову руками, завизжала от радости и от ужаса одновременно. Она уже подумала о том, что, наверное, стоит натянуть подол свитера на голову и с визгом убежать по коридору. Но ее спасла подруга: Сара-Шарлотта представила, что может произойти с Дженни, и вздрогнула от ужаса.

– Нет, не надо! Когда ее будут отдирать, она волос лишится! Ты просто садист! Уведите и заприте его где-нибудь, он совсем с ума сошел.

– А мне нравятся спятившие, – заметила Адаир.

– Я знаю! – вдруг воскликнул Пит. – Склеим вместе парты.

– Что?

– Пойдем в крыло, где классы девятиклассников. Они все сейчас на обеде. Развернем столы, поставим их один к другому, чтобы никто не мог под парту стул задвинуть, и примотаем друг к другу лентой.

– Гениально! – покачала головой Сара-Шарлотта. – Это будет им чудесным подарком. Представьте, как долго придется их расклеивать.

В наступившей тишине каждый из ребят пытался представить, будет ли полученное удовольствие стоить наказания, которое можно заработать, если тебя поймают. Они взвешивали все «за» и «против»: то ли они окажутся мудрыми и спокойными учениками, то ли трусами, если не выполнят этот дерзкий план.

Адаир на следующей неделе назначили экзамен по теории вождения, так что получать наказание ей не особо хотелось.

– Может, не будем этого делать? – умоляющим тоном произнесла она. – Лучше поспрашивайте меня про тормозной путь.

Дженни открыла правила, которые подруга носила с собой, и начала зачитывать девушке вопросы по теме. Адаир правильно ответила на каждый. Судя по всему, она выучила все наизусть.

– Я ужасно боюсь забыть что-нибудь из документов, которые надо иметь при себе для экзамена, – взволнованно сказала Адаир. – Вдруг мне права не дадут, если я забуду принести свидетельство о рождении?

– Ну, если ты что-нибудь забудешь, тогда мы все поймем, какая плохая у тебя память, – заявил Джейсон. – А раз так, ты не заслуживаешь брауни, поэтому давай его сюда.

Дженни внезапно вздрогнула.

«Ну вот, мало того что я не могу контролировать свои мысли и кошмары, так еще и тело ведет себя непонятно», – разозлилась она.

– А разве для получения прав нужно свидетельство о рождении? – спросила девушка. Она почувствовала, что грудь будто сдавило, а в животе начало крутить.

«Нет! Нет! Нет! Не хочу ничего знать, – решила она. – Потому что… почему? Неужели в глубине души я уже все знаю? Разве я об этом не догадывалась? Вообще, как можно забыть настоящую семью и момент, когда ее у тебя отняли? Нет, это выдумки, это привидение, о котором я читала утром… Но почему же я холодею от страха?»

– Три формы удостоверения личности, – ответила Адаир. – Я возьму свидетельство о рождении, карточку социального страхования и паспорт.

Джейсон неожиданно рассмеялся.

– Помню, как я впервые увидел свое свидетельство о рождении, – начал он рассказ. – На нем была специальная тисненая печать золотом, все выглядело так официально. Смотрю и вижу, что дата моего рождения не сходится. Я был в шоке. Подумал сначала, что я – это кто-то другой, приемный, или в роддоме подменили. Аж руки вспотели.

Во рту Дженни стало так сухо, что она не смогла ничего больше спросить.

– Но оказалось, – продолжил Джейсон, – что там две даты: день рождения и день регистрации ребенка, которая делается спустя несколько дней. И я просто не на ту дату посмотрел.

Девушка почувствовала, что она тает, как мороженое на солнце, силы ее покинули. Может ли воображение оказать на нее разрушающий эффект и свести с ума? Она никогда не видела сумасшедших.

«Люди же не по собственному желанию сходят с ума, – думала она. – Это происходит, как с асфальтовой дорогой, которая разрушается от заморозков и оттепели».

Ей казалось, что она обеими руками держится за свой здравый смысл, словно за сумочку, когда идешь в толпе.

Рив не подвез ее до дома, поэтому она поехала на автобусе. Дженни решила выйти пораньше, чтобы немного пройтись.

Она жила в районе, где архитектура была весьма разнообразной – все здания были разными. Раньше улица была застроена большими особняками с колоннами, украшавшими парадные входы. По обеим сторонам улицы росли огромные деревья. Постепенно между этими особняками начали появляться современные виллы и домики в деревенском стиле. Ее семья жила в старом, но сильно перестроенном доме, в который добавили огромные стеклянные окна.

Дженни шла по заваленной опавшими листьями обочине. Их должны были убирать уборщики, которые каждую осень появлялись со своими шумными «пылесосами», засасывающими и перемалывающими красную и золотую листву. Девушка не любила смотреть, как это происходит.

Она зашла в дом через боковую дверь.

– Мам!

– Я здесь, дорогая, – ответила та. Она сидела за своим рабочим столом, на котором стояли папки, лежали разные списки и документы, свидетельствовавшие о благородных делах, за которые боролась ее мать. – Как школа?

– Как обычно, ничего особенного.

– У меня был прекрасный день, – радостно сообщила женщина. – Мой лаосец совершил квантовый прыжок. Скоро я ему буду не нужна.

Кроме всего прочего мама преподавала английский. Одного из ее учеников, мальчика из Лаоса, интересовал только спорт, и он пытал ее бейсбольной терминологией.

– Мам, – начала Дженни, – для сдачи экзамена на права мне понадобится свидетельство о рождении. Можно на него посмотреть?

Рука мамы с карандашом, которым она заполняла какой-то формуляр, остановилась. Девушке показалось, что костяшки побелели, а пальцы плотнее и крепче обхватили карандаш.

– Дорогая, но это будет только через несколько месяцев.

– Я понимаю, но Адаир рассказывала о свидетельстве о рождении, и мне просто захотелось посмотреть на свое.

– Оно в банковской ячейке.

– Да? Так давай съездим в банк.

– Я сейчас очень занята.

– Тогда завтра.

– Завтра суббота, – быстро ответила мама. – Банки закрыты.

Дженни чувствовала себя, как палач, ведущий самого себя на казнь.

– Давай в понедельник.

– Джейн Элизабет Джонсон, не приказывай своей матери, хорошо? Ты можешь вежливо попросить, а не командовать?

– Почему ты не хочешь показать мое свидетельство о рождении?

Миссис Джонсон перевернула страницу записной книжки и уставилась в белый, пустой лист.

– Перестань, Дженни. Давай лучше чего-нибудь съедим. Чего тебе хочется? Я недавно ходила в магазин и купила много замороженной еды для микроволновки, которую мы еще не пробовали. А для тебя взяла замороженный фруктовый сок вместо мороженого.

«Она не хочет показывать мне свидетельство о рождении, потому что его нет? – думала девушка, направляясь на кухню. – Или, может, на нем не та дата рождения? Или просто потому, что не в настроении ехать в банк?»

Дженни посмотрела в хлебницу и решила, что не хочет ни свежих бейглов с луком, ни пончиков, ни малинового пирога. Посмотрела на кухонные полки и не захотела открывать ни пачку шоколадного печения, ни орехового. Не было никакого желания есть клубнично-ванильный йогурт или остатки пиццы в холодильнике.

– Да, наверное, то, что мне нравится, лежит в морозилке, – сказала она вслух.

Но ей никто не ответил, потому что мамы не было.

Когда Дженни возвращалась домой из школы и миссис Джонсон была дома, они всегда болтали, обсуждали произошедшие за день события, перекусывали и вместе открывали почту. Но на этот раз мама не только осталась в кабинете, но и закрыла дверь.

Дженни открыла морозилку, и сразу повеяло холодом. Там она увидела банку любимого папиного мороженого с лесными ягодами. Потом достала с полки любимую глубокую тарелку с изображением кролика Питера. Она была у нее с незапамятных времен.

«Всю мою жизнь? – думала Дженни. – Или со времен, когда меня…»

Девушка приказала себе не думать на эту тему. Из выдвижного ящичка она достала ложку. Ручка у нее была деревянной и треснувшей, наверное, оттого, что ее мыли в посудомоечной машине. Металлическая часть была в крапинках от времени.

Словно из бездонных глубин памяти, в ее голове всплыла картинка другой кухни. Сначала она увидела пол из желтого линолеума, на котором были разбросаны игрушки. Потом ножки стульев и ноги взрослых. И тут на уровне глаз появилась поверхность стола.

Дженни начала дышать тяжело и часто, как ребенок, у которого начался приступ астмы. Она чувствовала, что сложно стоять на ногах. Дыхание учащалось, а стоящая перед глазами картинка становилась цветной, все более четкой и подробной.

…комната не очень большая… беспорядок… два кричащих ребенка, сидящих в высоких детских стульях… фартук… тот самый, белый, из холщовой ткани, с карманом, из которого она вытаскивала конфеты… упаковка белого хлеба для тостов… ей показалось, что она узнала рисунок на обоях… услышала саму себя, как просит молока… но никто ее не услышал из-за крика двух младенцев, поэтому Дженни сама налила его, оставив на столе лужу… Она вспомнила, что бумажным полотенцем вытерла ее, гордясь, что может за собой убрать… Потом вспомнила, как ее подняли на руки и обняли… смех… шум… движение… беспорядок…