Читать книгу: «О звере и фейри», страница 3

– Мм. Она доставляла много хлопот, было сложно угнаться за ней и одновременно присматривать за тобой. – Она издает щебечущий звук, похожий на стрекотание сверчков на закате солнца. – Знаешь, я уже не так молода, как раньше.

Я хмурюсь. Но кое-что еще меня беспокоит. Это слишком просто.

– Он будет недоволен, – говорю я, поглядывая на помост. Гейдж выглядит скучающим, его голова откинута назад, глаза прищурены, а зрение расфокусировано. Но я всем своим телом ощущаю его взгляд.

Создание передо мной поднимается во весь рост.

– Немногие могут противостоять Темному королю. И мало тех, ради кого я готова пойти на такое.

Я вздрагиваю. «Темный король. Так вот в чей двор я попала». Народец – сам по себе опасный вид, но Неблагой Двор имеет просто ужасающую репутацию. По крайней мере, так сообщалось в преданиях, которые я читала.

Она заправляет мне за ухо выбившуюся прядь, от ее слов и холодных пальцев на моей шее бегут мурашки. Этот жест такой добрый, такой знакомый, что у меня разрывается сердце.

– Я не знаю тебя, – повторяю я, позволив эмоциям выплеснуться в слова.

Звездный свет ее улыбки тускнеет, наполняется той же грустью, что и ее голос в моей голове:

– Ты знала, давняя подруга. И снова узнаешь. Я найду тебя, когда придет время. – Она не ждет моего ответа, скользит сквозь толпу к каменной лестнице. Танцующие почти благоговейно расступаются перед ней.

Когда ее звездное сияние исчезает из поля моего зрения, я прижимаю руки к груди, пытаясь подавить нарастающую там тоску. Мое естество знает это создание на каком-то глубинном уровне, там, где это имеет значение. По крайней мере, я так думаю, хотя у меня нет никаких воспоминаний, которые можно было бы извлечь. Кончики моих пальцев касаются щек, и я с удивлением обнаруживаю, что они влажные. Я совсем не понимаю, что происходит в этой пещере, но наше время на исходе. Я поворачиваюсь, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег, и направляюсь к столам. Приподнимаю скатерть и приседаю.

В нескольких шагах от меня Делия свернулась калачиком, ее волосы беспорядочно рассыпались по полу вокруг нее. На платье несколько прорех, но в остальном она выглядит целой и невредимой. Дыхание медленное и ровное.

Я подползаю к ней.

– Делия, – зову я. Она не шевелится, даже когда я повышаю свой голос, повторяя ее имя снова и снова. Протягиваю руку, чтобы встряхнуть ее, но останавливаюсь, положив руку ей на плечо.

Удивительно, что мы воспринимаем самих себя как должное изо дня в день. Не помню, когда последний раз смотрела на свои руки, действительно рассматривала их. Но сейчас… Они начинают дрожать. Что-то не так с ними, со мной. Моя кожа сияет в тусклом свете, по-прежнему бледная, но почему-то переливающаяся. Я сжимаю пальцы в кулак, проверяя. Они загибаются в идеальную О-образную форму, и я сдавленно вскрикиваю.

Делия наконец-то просыпается. Она потягивается, как будто видела лучший сон в своей жизни. Пока ее глаза не открываются и не видят меня.

Она вскрикивает и резко дергается, ударяясь головой о стол.

– Это я! – кричу я, протягивая к ней руки. Она отшатывается к ножке стола. Я опускаю руку, чувствуя лишь холод, растекающийся по телу: что такого она увидела во мне, чтобы так отреагировать?

Скатерть над нами рассеивается внезапной волной света. По пещере прокатываются аплодисменты. Я вслепую хватаюсь за Делию – мои странные удлиненные пальцы смыкаются на ее лодыжке, – когда высокая фигура наклоняется, чтобы посмотреть на нас. Делия извивается, но моя хватка надежна и непоколебима.

Гейдж замечает, что я удерживаю Делию за лодыжку, и встречает мой взгляд. В полумраке пещеры его глаза абсолютно черные, а не просто подернуты тенью.

– Испытание окончено, – объявляет он толпе, не выпрямляясь. Он не кажется довольным, но его голос спокоен. – Добро пожаловать домой. – Последнее слово он произносит полушепотом, пока толпа позади него ликует, глумится и кричит. Он протягивает мне руку.

Я смотрю на Делию, чье красивое лицо потеряло все краски.

– Не думаю, что могу отпустить ее.

– Зачаруй ее, – говорит он отрывисто, все еще протягивая руку.

– Я не могу… – Это… я способна на нечто подобное? – Я не знаю как.

– Конечно нет, – бормочет он, закатывая глаза, а затем поворачивается к Делии и щелкает пальцами.

Она тут же прекращает свои попытки вырваться, на секунду замирает и выглядит ошеломленной.

– Идем, – говорит он.

Я неохотно принимаю его протянутую руку, когда Делия повинуется, и ее движения кажутся механическими. Он рывком поднимает меня на ноги и отпускает, как только я оказываюсь в вертикальном положении. И обращается к Делии: – Поднимись по лестнице до самого конца, – говорит он мягко и спокойно. Она смотрит, застыв на месте. – Ступай домой и забудь обо всем, что произошло сегодня ночью. – Никогда не уходи с незнакомцами. Это небезопасно.

Я горько смеюсь. Ни черта подобного.

Делия стремительно убегает.

– Делия, подожди! – Она даже не останавливается, пока взбирается по ступенькам с непоколебимой решимостью. – Что, во имя всех звезд, это было? – спрашиваю я, поворачиваясь к Гейджу. – Какие, черт возьми, игры ты и твой друг Келлан ведете?

– Я бы не стал называть Келлана своим другом, – отвечает он, наливая пунш в два кубка, формой напоминающие цветы лотоса. – А что касается остального… – Он прерывается, протягивая мне одну из чашек.

Я качаю головой.

– Не стоит. Я слышала немало историй, чтобы понимать, как это небезопасно.

Он все же вкладывает чашку в мою руку.

– И эти истории правдивы. Для смертных.

– Ох. – Я бросаю взгляд на руку, обхватившую граненый кубок из хрусталя, удивляясь, как что-то может быть таким знакомым и таким чуждым одновременно. – Я… думаю, уже не смертная.

Гейдж без особого энтузиазма чокается со мной.

– Ты никогда и не была. – Он опустошает свой кубок, и после секундного колебания я повторяю за ним.

Напиток проникает в мое горло, как зимний ветер, такой же бодрящий, прозрачный и чистый. В голове малоприятно мутнеет, а по легким проносится холодок.

– Ты не знала? – Его черные и бездонные глаза не отрываются от меня. Он опускает кубок на стол, и отчетливый звук разносится вокруг.

Я кручу свой в руках, поглаживая хрусталь пальцами. Единственная часть меня, которую я успела увидеть, а о других даже думать не хочется. Я качаю головой.

– Что ты видела все эти годы? Лицо смертной? – спрашивает он неожиданно нежно. Он берет мою ладонь в свою руку. – Руки смертной? – Его кожа грубая, мозолистая, но теплая по сравнению с моей. Утешение в этих прикосновениях заставляет меня пошатнуться. – Тебе не следовало приходить сюда, – сообщает он, наклоняясь ко мне. Мы так близко друг к другу, что я могу рассмотреть его лицо, сокрушительную линию скул и темные, притягательные глаза. Но его слова заставляют меня задуматься, и у меня резко перехватывает дыхание.

– Я должна была позволить забрать Делию? – Выдергиваю свою руку из его ладони.

– Келлан подчистил бы за собой.

Гнев волной обрушивается на меня.

– Делия – мой друг, а не беспорядок, который нужно разгребать.

Он ухмыляется.

– Ты уверена? Сейчас она не очень-то переживала за тебя. – Его слова ранят. Он замолкает и засовывает руки в карманы. – Как и в лесу, если подумать.

Гнев одерживает верх надо мной, и я толкаю его в плечо.

– Не будь жестоким, – говорю я, слова вырываются едва слышным шепотом.

– Жестоким? – повторяет он тихим и угрожающим голосом. Делает шаг ко мне. – Ты еще не видела, насколько жестоким я могу быть.

Мое сердце колотится, и гнев нарастает, когда я вспоминаю о том, кто и что он такое. Я забылась. Дыхание снова болезненно перехватывает, и я задыхаюсь, пытаясь набрать полную грудь воздуха. Пещера начинает вращаться.

– Что… – выдыхаю я. – Что… ты… сделал… со мной? – шепчу я. Мои ноги подкашиваются. Гейдж успевает подхватить меня в последний момент, предотвращая мое падение на каменный пол, и я обмякаю в его объятиях, неспособная хоть что-то предпринять.

Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь, и мне хочется дышать с ним в унисон. В черных радужках мерцают зеленые и голубые блики огней.

Хватаюсь за горло, не в силах даже выдохнуть, сделать спасительный глоток воздуха. Его суровое выражение лица почти незаметно смягчается, пока он успокаивает меня. Гейдж отпускает меня, и я извиваюсь весь оставшийся путь наземь.

От удара что-то внутри меня расслабляется, и воздух со свистом вырывается из груди темным, немыслимым облаком, усыпанным звездами и вихрями насыщенного фиолетового цвета. Он наблюдает за облаком, и только так я понимаю, что мне ничего не мерещится. У меня хватает времени задаться вопросом о том, что, черт возьми, здесь происходит, прежде чем оттенки серого поглощают меня целиком.

Глава третья

Сосновые иголки впиваются в щеку. Даже не открывая глаз, я чувствую на своей коже утренние лучи солнца, а капельки росы свидетельствуют о том, что я нахожусь здесь уже давно. Но еще достаточно рано для дневной жары.

По ковру из сосновых иголок кто-то шагает в мою сторону, останавливается, немного замешкавшись. Мне нужно двигаться. Но я не в силах убедить в этом свои конечности.

– Проснись и пой, соня. – Прозвучавший голос помогает прийти в сознание. Сосновая шишка, обрушившаяся на мою голову, способствует этому. Застонав, я переворачиваюсь и поднимаюсь на колени. Мой взгляд натыкается на Элли.

Я валялась на земле на самом краю поляны, моя голова покоилась на выступающих корнях сосны, которые заменили мне подушку. Нет ни единого признака, что здесь когда-то было нечто иное, помимо открытого участка земли, окруженного самыми обычными деревьями, лишенного какой-либо магии. Здесь нет лестницы. Нет глубокого спуска под землю. Нет огромной пещеры. Никакого Народца.

Я сглатываю, пытаясь избавиться от несвежего привкуса во рту.

«Это всего лишь сон», – твержу себе. Неприятное последствие после дешевого пива, которым меня угостила Делия. Может, я даже ударилась обо что-то головой. И ничего больше. Вот что произошло на самом деле, иначе меня бы здесь не было.

Я поворачиваюсь к Элли.

– У тебя, случайно, нет с собой воды? – спрашиваю я.

Ее медово-карие глаза широко раскрыты, и она смотрит на меня так, будто все очень, очень плохо. Но она качает головой.

– Может, в джипе.

– Что не так? – Я потягиваюсь, со стоном разминая ноги, пока полностью не усаживаюсь на землю и смотрю на Элли снизу вверх.

Элли морщится.

– Ты выглядишь, мм… – Она отводит взгляд и пожимает плечами. – По-другому.

По-другому. Ох. Ох!

– Не в плохом смысле, – быстро добавляет она.

Мои пальцы сверкают в бледных рассветных лучах, а лишние костяшки согнуты. О нет. Они все еще… Я неуверенно подношу руку к лицу, не зная, что именно видит Элли. Прижимаю кончики пальцев к щекам, чувствую, как выступают острые костяшки. Я отдергиваю пальцы, словно те обжигают меня. Не уверена, хочу ли знать.

Я зажмуриваюсь.

– Кое-что случилось.

Она фыркает и закатывает глаза, и чары, удерживающие ее на расстоянии от меня, разрушаются. Она протягивает мне руку.

– Очевидно, ты полная и бесповоротная идиотка.

Хочется наградить ее свирепым взглядом, но у меня нет сил. Я только стискиваю зубы и поднимаюсь с ее помощью.

– Что происходит, Эль?

Она пожимает плечами и тянет меня к тропинкам, которые выведут нас из дикой части лесопарка.

– Я позвонила Грэн, – говорит она, вроде бы извиняясь, но в то же время давая понять, что никаких объяснений я от нее не получу. – Сразу же, как только заметила, что вы с Корди исчезли. Она была в бешенстве, кстати. – Ее лицо кривится. – Велела ждать тебя. Кстати, об этом…

На ее телефон приходит сообщение. Боже, если Грэн решила воспользоваться мобильным, значит, она действительно в бешенстве.

Я вздрагиваю.

– Ты… ты прождала всю ночь?

Румянец окрашивает ее щеки.

– Э-э… нет. Я спала в джипе. Когда Делия вышла из леса, – выглядела она, кстати, отстойно, – я отправилась на твои поиски.

Эти обычные слова, возможно, для кого-то и прозвучат неубедительно, но у Элли есть талант находить потерянные вещи. Больше, чем просто способность.

– Спасибо, – говорю в ответ. Она неуклюже и неловко цепляется своим мизинцем за мой.

– Давай просто вернемся домой, – просит она, размахивая своим телефоном. – Грэн сказала, что нам нужно поговорить. – Она помогает мне пересечь заросший участок тропы, несмотря на свой небольшой рост. Элли вздыхает. Затем медленно, почти застенчиво прикусывает губу и поворачивается ко мне.

– Подруга, даже не знаю, как тебе сказать, но ты в курсе, что твои уши… острые?

Тихое ругательство срывается с моих губ, когда я поднимаю руки и ощупываю свои уши. Элли морщится, своим плечом прижимаясь ко мне, пока мы идем по тропинке.

– Что сказала Грэн?

Она фыркает.

– Она никогда и ничего мне не рассказывает. Мы обе знаем, что я лишь девочка на побегушках в этой семье. – В ее голосе звучит легкая насмешка, но мне не дает покоя мысль, что она действительно так думает. Мы можем приходиться друг другу кузинами, но Элли для меня как родная сестра, не учитывая разные фамилии, и мне ненавистно осознавать, что у нее такое представление о себе. Я пытаюсь подобрать нужные слова, но этого, кажется, недостаточно.

С минуту она молчит. Остались только гулкие шаги по тропе, пение птиц, приветствующих рассвет, и ощущение ее руки в моей ладони. Мы добираемся до джипа к тому моменту, когда солнце пробивается сквозь верхушки самых высоких деревьев, а жара в Джорджии набирает силу.

Я позволяю ей вести машину до дома, что уже само по себе говорит о моей усталости или отсутствии инстинкта самосохранения, который включается всякий раз, как только Элли пытается взять у меня ключи. Сейчас мне хочется только закрыть глаза – снова. Но даже в моей собственной памяти меня достигают вихри огней фейри, поэтому я прислоняюсь головой к прохладному стеклу, наблюдая, как мимо проплывает Стиллуотер. Мы проезжаем по последней улице в центре города, сменяя искусственно созданное очарование витрин туристических магазинов на проселочные дороги, на обочинах усеянные коттеджами, а иногда и двухквартирными домами. Элли не включает радио в знак уважения к изматывающему наплыву мыслей, которые пытаются вырваться из меня.

Она подъезжает к нашему полузаброшенному дому на окраине города. Припарковавшись в тени разросшихся ветвей дуба, Элли выскакивает из машины и взбегает по ступенькам в своем стиле, словно ничто в этом мире или в том, другом, ее не тяготит. Она поворачивает ручку двери, и выцветшая желтая краска осыпается, когда Элли дергает за нее. Мы вчетвером без конца препирались о том, в какой цвет покрасить дом. А когда нас осталось трое, вопрос так и остался нерешенным.

Внутри мы замечаем Грэн, вышагивающую по гостиной в своем синем махровом халате. Я замираю, когда она замедляет шаг и ее губы сурово поджимаются, пока она изучает мое лицо. Глаза задерживаются на каждой новой черте, чужом изгибе, которые я изучила лишь кончиками пальцев; ее взгляд скользит по мне, как будто она никогда не видела меня раньше.

– Мне всегда было интересно, как ты выглядишь на самом деле, – говорит едва слышно, не замечая слов, вырывающихся изо рта. Мои глаза закрываются. Вот и ответ на мои закравшиеся подозрения о том, известно ей обо всем или нет. Разумеется, она знала. Она сжимает руки в кулаки – совсем не в ее стиле. Я никогда не видела ничего подобного прежде.

– Мы… – Она замолкает, прочищая горло. – Нам нужно многое обсудить.

Элли хмыкает.

– Никаких шуток. – Грэн пренебрежительно смотрит на нее, и Элли поднимает руки вверх в знак капитуляции.

Грэн обводит взглядом комнату, как будто никогда раньше ее не видела, смотрит за спину и направляется к плите. Из шкафчика достает жестяную банку.

– Чаю? – спрашивает она.

Мои плечи немного расслабляются.

– Чаю, – соглашаюсь я.

Мы с Элли следуем за ней через гостиную. Я устало опускаюсь на табурет за небольшим кухонным островком, благодарная за возможность побыть немного в тишине. Я укладываю голову на свои руки. Элли забирается на стул рядом со мной, и я буквально слышу, как в ее голове вращаются шестеренки. Мои же давно заржавели.

Грэн передвигается по кухне, и привычный утренний ритуал успокаивает. Наполняет чайник водой из-под крана. И, пока она включает газовую плиту, я изучаю ее. Она небольшого роста, как и Элли. С темными, как у меня, волосами, но которые пронизаны серебристыми прядями и пострижены в небрежный боб. Но никаких сходных черт – ни у кого из нас нет ее носа, скул или разреза глаз. Пока она достает сахарницу, я пытаюсь мысленно составить список того, что знаю о Грэн и о ее семье. Она никогда не говорит о таких вещах. Я знаю, что она ирландка, но не знаю имен ее родителей. Ни дальних родственников, ни о местах, в которых она росла – и всегда считала, что она из Стиллуотера. Я знаю, какой она любит пить чай, что ее раздражает и какие слова могут рассмешить. Но если вдаваться в подробности, то Грэн совершенно мне незнакома.

Чайник свистит, и Грэн снимает его с огня, выключая газ. На стойке рядом с ней выстроились наши любимые кружки с чайными пакетиками внутри, и она наполняет их дымящейся жидкостью. Присоединяется к нам у столешницы, вставая на противоположной стороне. Я делаю глоток из кружки, проводя пальцами по завиткам нарисованных цветов на поверхности. Мне всегда нравились яркие цвета и простой, незамысловатый дизайн, но еще больше я любила это потому, что Эмма создала его для меня. «Ох, Эмма. Что же ты натворила?» Горячая жидкость проникает в мое тело, облегчая душевные страдания, полученные за прошедшие двенадцать часов. Это утро кажется привычным, как и многие другие до этого: мы толпимся в небольшой кухоньке, попивая чай из наших кружек, – но все же с небольшим отличием.

Грэн дует в свой чай, не сводя с меня глаз, и похоже, не стремится начинать разговор. Но молчание заставляет меня нервничать. Я постукиваю пальцем по столешнице.

– Расскажи мне, что знаешь, – требую я. Элли вздрагивает, и я понимаю, насколько жестко прозвучали мои слова. Ради нее я добавляю: – Пожалуйста.

Грэн прочищает горло.

– Мы так долго пытались скрыть это от тебя, твоя мама и я. Даже говорить об этом вслух кажется неправильным. Но, думаю, ты уже догадалась, кто ты, – утверждает она. Когда я киваю, она делает глоток из своей простой белой кружки. – Чары уже начали ослабевать. Я предполагала, что один из них почувствует тебя, когда они окончательно рассеются. Кто… – Она снова прочищает горло. – Кто нашел тебя?

– Вероятно, Келлан. – В двух словах рассказываю ей о своей ночи, о глупом поведении Делии и о моем новоявленном враге, которого я, кажется, обрела в лице Гейджа. Она озадаченно моргает, когда слышит о Гейдже и вызове, что он мне бросил, и не подает виду, когда я рассказываю о том, чем все кончилось. Кажется, ее совершенно не волнует облако ночного неба, которое я испустила из себя.

– Гейдж, – хмыкает она. – Сейчас он – Темный король, – сообщает она, будто это должно объяснить его поведение. В каком-то смысле объясняет. Но на моих легких все еще чувствуются фантомные травмы от невозможности нормально вздохнуть, и я вздрагиваю.

Элли, которая никогда не вдавалась в подробности, смотрит на меня.

– Темный? – спрашивает она.

Я колеблюсь.

– Ты можешь объяснить ей? Я не уверена, что из всего этого сказка, а что – реальность.

– Это все сказки, – говорит Грэн. – Народец поделен на дворы, – рассказывает она Элли. – Благой и Неблагой. Существуют и фейри-одиночки, но в наши дни они встречаются все реже и реже. Благой Двор – это Двор Света, Двор Лета. Представьте себе Титанию в ее благоухающей цветами беседке с пикси, носящимися вокруг и заставляющими смертных влюбляться друг в друга. Большинство представляют Народец именно так. Но Неблагой… – она запинается.

– Двор Тьмы, – поясняю для Элли. – Двор Кошмаров.

Она заметно вздрагивает.

– Боже. Так вот где ты была?

Я киваю, нахмурившись. Думаю о скоплениях звезд, улыбке, сотканной из звездного света, и запахе лаванды. Не все из этого было кошмаром.

– Но при чем здесь Фэй?

Грэн выдыхает через нос.

– Фэй – сидхе.

На один миг мне показалось, что я ослышалась. Мой взгляд устремляется на нее. На ее лице ни единой эмоции, и холод заполняет мое нутро.

– Это не… – Смешок вырывается из меня, грубый, язвительный. Это невозможно.

Элли переводит взгляд с меня на Грэн.

– Что? Что это значит? – Она никогда не углублялась в легенды, довольствуясь лишь тем, как обезопасить себя.

Я бросаю на Грэн предупреждающий «даже-не-смей» взгляд, но она не реагирует.

– Королевская кровь, – отвечает она, позволяя словам повиснуть в воздухе. Элли широко распахивает глаза.

Я качаю головой.

– Нет. Ты ошибаешься.

– Уверяю тебя, это так, – вздыхает она, поворачиваясь к Элли. – Сидхе. Эльфы, как называют их некоторые. У них много имен. Их магия сильна, и они прекрасны.

Я чувствую ее тяжелый взгляд на себе. Беспокойно постукиваю пальцами по столешнице, ногти издают приятный щелкающий звук. Это уже перебор. Полукровка? Отлично. Но королевская кровь? Абсолютно точно нет.

– Но, если она из королевской семьи, почему, – Элли обводит меня руками, – она здесь?

– Это сложный вопрос.

Мои пальцы не прекращают отстукивать ритм. Грэн стискивает зубы.

– Все началось с темного, безумного короля.

Мне не хочется ее вновь перебивать, но я не могу совладать с собой.

– Он… он настоящий?

Она согласно кивает.

– Двадцать лет назад Благой Двор подписал брачный договор с Темным королем. Но они восприняли это как оскорбление. Вместо одной из своих дочерей-сидхе они послали подменыша. – Она делает паузу и переводит взгляд на меня, прежде чем продолжает: – Твою мать. Но, похоже, шутка сыграла им на руку. Союз оказался удачным, и Благой Двор остался доволен. Они пожертвовали малым, и в придачу заключили договор с Двором Тьмы. А Темный король получил прекрасную жену. В его собственном дворе становилось все меньше и меньше сидхе. Он надеялся увеличить их численность с помощью новой леди. Видит Бог, люди в любом случае более… плодовиты, чем Народец.

– Эмма, – выдыхаю имя своей матери. Я знала, что она была подменышем, но это… – Она… – Я прочищаю горло и пытаюсь договорить: – Она любила своего мужа?

Грэн опускает свою чашку на столешницу и складывает руки перед собой. Ей требуется секунда, чтобы подобрать слова, но от нетерпения у меня внутри все клокочет, и я начинаю отстукивать пальцами еще быстрее.

– Эти события произошли до того, как он заделался Безумным королем. – Когда ее слова замолкают, Элли шлепает меня по руке. Должно быть, мои постукивания нервируют ее. Она без колебаний прикасается ко мне, и за это я ей признательна. На секунду позволяю своей руке замереть, затем переворачиваю ладонь, сжимая ее пальцы. Она повторяет за мной.

– Сперва он напрягся. Но в этом нет ничего удивительного для Неблагого Народца. Для них он просто вступил в свои права. Но король чувствовал, что происходит что-то неладное и все становится хуже, поэтому он окутал свою жену и будущего ребенка чарами, скрывая их от сильнейших представителей Народца. – Она колеблется некоторое время.

Мои пальцы крепче сжимаются вокруг руки Элли.

– А чары? – Я замолкаю, не уверенная в точности вопроса, поскольку еще не разбираюсь в том, как устроены миры.

– Это невероятно сложный элемент магии, который создал твой отец, Фэй. – Она закусывает губу. – Чары… распались без постороннего вмешательства?

– Кое-кто, – я делаю паузу, подыскивая подходящее слово, – снял их прошлой ночью. После того как мы прошли через завесу.

Гнев пульсирует во мне, обжигающий и неуместный. Грэн позволяла мне уходить в лес день за днем, не пыталась даже предупредить. Неужели она не думала, что я заслуживаю хотя бы этого?

Она отводит взгляд, не желая смотреть мне в глаза. Замечает ли она в них осуждение? Надеюсь, что да.

– Я думаю, переход в мир фейри разрушил оставшиеся следы этих чар, таких же старых, как и сама магия. Подобные вещи недолговечны. Ему пришлось связать их с кровью твоей матери, чтобы чары распространились и на тебя. – Она делает глоток уже остывшего чая. – Я последовала за ней, когда он отослал ее. С тобой. Я была нянькой Эммалин, растила ее с малых лет. Я не могла отпустить ее одну.

– Подожди, – перебивает Элли. – Значит, ты одна из них? – спрашивает она Грэн.

В глазах пожилой женщины мелькает горечь, и она качает головой.

– Нет. Обычная человеческая служанка. Я долгое время прислуживала при дворе.

Меня вдруг осеняет внезапная догадка, и я рефлекторно сжимаю руку Элли. Она пытается уследить за ходом моих мыслей, и тут ее внимание привлекает последний недостающий фрагмент пазла. Он встает на место, и ее глаза расширяются от понимания. Взгляд перемещается на Грэн.

– А что насчет меня? – спрашивает тихо. А затем повторяет вопрос снова, уже громче, пока Грэн безучастно смотрит на нее: – Что насчет меня?

– Я… ты была… – Она запинается. Элли умоляюще смотрит на нее, и какое-то время Грэн продолжает молчать.

Мое сердце болит за Элли. Мы никогда не задавали вопросов. А в те редкие моменты, когда мы все же спрашивали, нам отвечали, что родители Элли умерли. «Господи, мы были так доверчивы». Это была ошибка. Мы не должны повторять ее.

Губы Грэн сжимаются в тонкую линию, и в ней поселяется решимость.

– Ты была подменышем. Когда они похитили тебя, ты была совсем юной, и они сохранили тебя такой. На самом деле после нашего отъезда потребовалось некоторое время, чтобы ты начала меняться.

Элли бледнеет.

Грэн напрягается, и ее пальцы переплетаются между собой, руки соединяются, словно она хочет помолиться.

– Ты долгое время была фавориткой Благого Двора. Когда я уезжала, то забрала тебя с собой.

Тело Элли словно застывает.

– Почему ты привела меня сюда? – тихо и осторожно задает она вопрос.

Мое сердце разрывается, и больше всего на свете я хочу, чтобы Грэн солгала. Потому что, судя по всему, она собирается сказать совсем не то, что Элли хочет услышать.

Нужно отдать ей должное, в голосе Грэн звучит запоздалое раскаяние, когда она отвечает:

– Ты чертовски хорошо умеешь находить вещи – находить людей. Если бы ты осталась там, наши поиски были бы лишь делом времени.

Элли всхлипывает и съеживается на своем месте.

– Хватит, – требует она. Грэн смотрит на меня, приоткрыв рот, и я удивляюсь, как проживший столько лет человек может быть столь бесчувственным. Элли сползает со своего стула на пол и кладет голову мне на колени. Я нежно провожу пальцами по ее короткостриженым волосам. Мне хочется любыми способами облегчить ее боль.

Она с жалостью смотрит на меня.

– Мне срочно нужно сладкое, – шепчет она. Я прикасаюсь рукой к лицу Элли. Иногда я забываю, насколько она маленькая. Все в ней такое громкое, такое внушительное. Забываю, какая она хрупкая под всей этой боевой раскраской и поведением.

Я высвобождаюсь из ее рук. Она сворачивается клубочком у стойки, а на ее колготках появляется новая стрелка.

– Что случилось после того, как мы ушли? – интересуюсь я у Грэн, открывая дверь в кладовую.

Голова Грэн опускается, когда она говорит:

– Он истребил весь свой род. Всех до единого Неблагих сидхе. Он выслеживал их одного за другим.

Элли не поднимает глаз, но я вижу дрожь, прокатившуюся по ее телу. Я не виню ее.

Я перебираю коробки на полке и достаю упаковку из фольги.

– Клубничное, Эль?

Она стонет под столом.

– Почему ты всегда пытаешься накормить меня фруктами?

Порыв воздуха вырывается из носа, и это самое малое, что я могу сделать, чтобы заставить ее улыбнуться.

– Тогда шоколадное. – Она поднимает в воздух маленький кулачок. – Что дальше, Грэн? – спрашиваю я, переключая свое внимание на нее, пока загружаю «поп-тартс» в тостер.

Грэн ерзает на месте.

– Его народ отвернулся от него. Они имели на это полное право. А его первый рыцарь убил его и захватил трон. – Она фыркает. – Я сожалею о потере твоего отца, – подчеркнуто формально говорит она.

Я отмахиваюсь от нее.

– Почему он ополчился против своего народа? – Безумный король, мой отец. Он был злодеем во всех наших выдуманных играх.

Грэн качает головой.

– Никто не знает. И твоя мать всегда задавалась этим вопросом до того, как перестала быть собой.

– Получается, он не всегда был сумасшедшим?

– Он всегда был частью Неблагого Двора, – говорит она так, будто речь идет о чем-то грязном. Если мой отец – Темный король, то кем тогда являюсь я? Выражение ее лица и голос смягчаются.

– Нет, он не всегда был злым.

Из тостера выскакивает шоколадное печенье, и я кладу их на бумажное полотенце. У меня накопилось много вопросов к Грэн, но я не думаю, что смогу выдержать еще больше. И сомневаюсь, что только мне одной придется пережить это. Я усаживаюсь на свое место, опуская печенье вниз. Элли выхватывает их и принимается уплетать, пока они не остыли.

– Что дальше, Грэн? Что нам теперь делать? – Я вытягиваю руку, демонстрируя свои изменения.

Грэн хмурится в замешательстве.

– Ты… Твои родители рассчитывали, что ты вернешься домой.

Слова застревают у меня в горле. Она, должно быть, шутит. Но Элли подпрыгивает, посмотрев на Грэн своими распахнутыми глазами.

– Чтобы остаться? – пронзительно восклицает она, встревая в разговор прежде, чем я успеваю подобрать нужные слова.

– Чтобы править, – поправляет Грэн.

– Что? – взвизгивает Элли. – Ты хочешь, чтобы она туда вернулась?

Она шлепает меня по ноге, будто в этом моя вина.

– Ай, осторожней, – прошу я.

Грэн кривится.

– Элли…

– Нет! – Она выбирается из-под стойки, чуть не опрокинув при этом табуретку, сжимая в руке половину печенья. – Нет. Меня переполняют эмоции, и я собираюсь прятаться, пока не успокоюсь.

Она мчится по коридору, словно черно-зеленое пятно, и шипит на Грэн, когда та зовет ее. Дверь в ее спальню захлопывается с таким грохотом, что шкафчики над раковиной дребезжат.

Я вздыхаю.

– Ну, все прошло неплохо. – Грэн косо смотрит на меня. – Что? – спрашиваю я, стараясь не звучать слишком резко.

Она прижимает ладони к столешнице, словно пытается разгладить морщинки, появившиеся за последние полчаса.

– Ты должна вернуться.

С трудом сдерживаю горький смех, который грозится меня задушить. Еще вчера, услышав, что мне придется вернуться в то место, я испытала бы тайный восторг, который не смогла бы объяснить. Но побывав там?

– Там правит замечательный король. Кажется, они прекрасно обходятся без меня.

Она хмурится, и я впервые замечаю, насколько глубокие у нее морщины.

– Он не сидхе. Даже не его часть, он – чистокровный гоблин.

– И что?

Она практически шипит:

– Это неправильно!

Дрожащий вдох вырывается из груди. Не знаю, как терпела это так долго, но я чувствую, что переломный момент уже близок. Я не понимаю, почему ее так волнует, кто правит Двором, частью которого она даже не является. Почти два десятилетия у них правит король Гоблинов, но я не могу внятно выразить эту мысль.