Читать книгу: «Полгода», страница 3

– И как мне изменить жизненный маршрут? Если бы я знала, уже давно сделала бы это, – я не смогла скрыть сарказм.

Мужчина, уверяющий меня в своей бесплотности, посмотрел на меня осуждающе. Я думала, что люди с небес не могут осуждать живущих на земле, ведь у них там райские сады, отсутствие боли и горестей, а тут вполне земное осуждение.

– Я хоть и бесплотен, духом являюсь, но не забывай, что прожил обычную человеческую жизнь и помню все, что было до моей смерти, и помню свой характер и человеческие грехи и прегрешения.

И, вроде, доказательство на поверхности, но червь сомнения грыз меня. Я попросила Арсентия подождать, а сама позвонила бабушке. На мою просьбу прислать единственное фото деда отреагировала бурно, вспомнила пару моментов из их короткой семейной жизни, посетовала на тоску по давно ушедшему мужу, и пообещала при личной встрече рассказать всякие истории из прошлого, которые я слышала сотни раз. Я в ответ пообещала в ближайшее время навестить ее, чем еще больше обрадовала бабушку.

Фото пришло на мессенджер через пару минут. Все время, пока я болтала с бабушкой и ждала сообщение, мужчина, представившийся моим дедом, терпеливо ждал в сторонке. Он не пытался со мной заговорить и хоть как-то напомнить о своем присутствии, лишь молча наблюдал за мной.

Я открыла сообщение. С черно-белой фотографии мне улыбался мужчина в военной форме, выглядевший моложе моего знакомого на несколько лет, но без сомнения это был он. Те же большие серьезные глаза, с затаившейся послереволюционной и военной историей, украшенных лучиками морщин, прямой нос, задорная улыбка. Единственным отличием было присутствие на фото напряжения, ожидания чего-то неминуемого. Сейчас же дед – теперь я со спокойной душой могла его так называть – выглядел расслабленным и спокойным, словно все плохое оставлено позади, и впереди его ждало только все хорошее.

Но если присутствие давно ушедшего деда в моей жизни реально, то и ангел тоже в действительности посетил вчера меня. А это значит, что исцеление с помощью предков началось.

Решив, что деду будет интересно взглянуть на свое изображение, я показала ему фото. Он с интересом взглянул в экран, долго рассматривал себя, а затем чуть дрогнувшим голосом произнес:

– Апрель сорок второго. Единственная фотокарточка. Наш командир в мирное время увлекался фотографией, вот и решил сделать нам подарок, поднять боевой дух. Фотокарточку отослал Евдокии. Думал, давно ее утеряла иль выбросила, ан нет… Сберегла.

– Всю жизнь хранит.

Заметив любопытство в глазах деда, я решила немного просветить его в области современных технологий. Вкратце объяснила функционал смартфона, показала фотографии, сфоткалась при нем. Он слушал с интересом, приговаривая о желании иметь подобное в свое время, а потом прервал меня, твердо сказав:

– Время неминуемо близится к полуночи. Нам о многом надо поговорить. Можем не успеть.

История большой любви бабушки и дедушки, его подвиги, рассказанные однополчанами бабушке в молодости, бережно хранились в нашей семье. И несмотря на то, что порой казалось, что в бабушкиных рассказах реальные истории перемешались с фантазией, я всегда с жадностью впитывала каждое слово, сожалея о том, что дед не дожил до моего рождения.

"Рядом со мной, зримо и незримо будут присутствовать мои предки", – с трепетом вспомнила я о словах ангела-хранителя, краем глаза глядя на деда. Ангел говорил, что мой род поможет исправить ошибки и начать новую лучшую жизнь, и теперь, не смотря на эхо сомнения, отзывающееся в моем обычном человеческом сердце, я готова была принять потустороннюю помощь.

– Дед, я готова начать исправлять. Что нужно делать?

– Эко ты шустрая, – рассмеялся Арсентий. – Давай сначала доберемся до твоего жилища, а то на улице темно, всякий сброд ходит, может тебе навредить. А я, внученька, не всегда могу тебе помочь. Тем более, что меня на этой земле видишь только ты.

– Что? – нахмурилась я. – А как же те двое парней в баре?

– Они меня и не видели. Я им показал, что может с ними произойти, если они удумают тебя обидеть.

Я поежилась, вспомнив наполненные ужасом глаза.

– Каждую секунду человек выбирает определенную жизненную дорогу. И от того, какие мысли в эту секунду владеют человеком, зависит его будущее. У них были недобрые мысли, затуманенные алкоголем, они желали тебе зла и непременно причинили бы его, если бы никто не помешал. И их ждало бы наказание. Один из законов мироздания гласит: "Человек получает то, что отдал миру".

– Получается, это для меня тоже наказанием было бы? Ну, если бы ты не помешал им.

– Череда событий приводит к определенным последствиям.

– Но что я такого плохого сделала! – возмутилась я, совершенно не понимая и не принимая того факта, что мое преступление должно было иметь столь сильное наказание.

– Пошла куда зря, Полина, не подумав ни о последствиях, ни о себе, ни о близких. На кой ляд ты пошла в злачное место, где сидят такие люди, о чем думала?

Не согласиться было невозможно. Я выбрала не самое подходящее место для посиделок и чуть не поплатилась за свой необдуманный выбор. Пыталась доказать всем и вся, что я классная, а не тихоня, окунуться в дерзкий мир разврата и алкоголя, а в итоге чуть не вляпалась в историю с плохим концом. В последнее время я вообще туго соображаю, о чем незамедлительно сообщила деду.

– Знаешь ли, дед, ситуация у меня сложная. Предал меня муж. Плохо мне очень, хотелось забыться, вот и пошла в этот бар.

– Ты горе ставишь на пьедестал. Уходит на задний план жизнь твоя и близких твоих. Не замечаешь боли других.

– Беды моих близких не сравнимы с моей…

– Переболеть нужно, схорониться ото всех, полелеять недолго горе, а потом распрямиться, скинуть одёжи боли, и с новыми силами шагать вперед. Но не забывать о тех, кому ты должна. Сыны твои, отец с матерью.

Кивнула в знак согласия. Нельзя забывать о них, непростительно это, да нет у меня ресурсов ни на кого, даже на себя. Не стала этого говорить деду, он и так все понимает.

Некоторое время мы шли молча: я думала о своем, а дед о своем. И когда в поле зрения показались верхние этажи моего дома, задал Арсентий вопрос:

– Что ты ждешь от будущего?

– Будущее? Я не знаю, не думала. Детей вырастить, съездить куда-нибудь…

– В чем смысл твоей жизни?

Простой вопрос? Проще некуда. И я уже готова была ответить на него, как поняла, что ответа нет. Вырастить детей? Хорошо, они вырастут, вылетят из родительского дома, совьют свое гнездо… Я еще буду вполне молода, цель достигнута… А если они улетят за тридевять земель и видеться с ними будем редко? Смысл, конечно, в детях есть, важный, но не ключевой. Вложение сил в потомство обязательно, но ставить ли их не пьедестал?

– Вырастить детей? – все же ответила я.

– Дети не могут быть смыслом жизни, – озвучил мои потаенные мысли Арсентий. – Смысл жизни должен касаться лишь тебя. Будь ты с детьми, либо одна, смысл не теряется, всегда с тобой, как тень.

Тогда, может, создать свою крепкую семью? Дети уйдут, а семья останется. Муж, точнее. Только загвоздка в том, что муж имеет более независимое положение. Если ребенок так или иначе будет контактировать со своими родителями, муж может стать врагом. Нет, точно, не в создании семьи смысл жизни. Целью это может являться, но не смыслом.

Доработать до пенсии, а на пенсии заняться собой? Только большинство, переступив этот порог, продолжают работать. И вообще, глупая цель, не имеющая никакого смысла. Моя одна знакомая как вышла замуж в двадцать лет, так ни дня не работала, и живет вполне себе хорошо, ни в чем не нуждается. Конечно, положение шаткое, мужа может в любой момент не стать, как и сладкой беззаботной жизни.

Дед молчал, пока я искала истинный смысл своей жизни. Я перебирала и отметала множество вариантов, и ни одно не тянуло до самого главного. В итоге спросила деда, на что он ответил одной фразой: "Ты должна сама понять".

До дома мы добрались быстро и без приключений. Во дворе, по обыкновению, не работали фонари, лишь один из них периодически мерцал, требуя замены лампочки. Жители несколько раз звонили в соответствующую службу, но вскоре после замены, фонари снова чудесным образом переставали работать. И вот уже почти как месяц во дворе стояла непроглядная темень, чем и пользовалась местная молодежь, пока дожди и первые заморозки не загнали их в теплые и сухие подъезды.

Я боялась после работы ходить по двору одна, и раньше меня всегда встречал Андрей, а теперь же мне приходилось надеяться только на собственные силы и удачу.

– Оттуда все видится иначе. Издалека, свысока, под другим углом. – Произнес Арсентий. – Все изменилось. Улицы стали тихими и спокойными. Небо не озаряет кроваво – пыльное зарево. Идешь вдоль дорог, а по ним проносятся блестящие машины на большой скорости. А витрины магазинов горят разноцветными лапочками. Все горит, и надписи, и двери. Так много света и огня. Мирного огня, призванного развлекать и привлекать покупателей. Так много людей одетых красиво и совсем не по-советски, что ли. Лица девушек раскрашены, что даже порой не понять, кто под маской краски скрывается. А ваши некоторые парни так похожи на девушек. И все такие спокойные и одновременно несчастные. Нет в вас счастья. И мысли бегут-бегут, перепрыгивают друг через друга, обгоняют. Бежит, и сменяется другой, такой же быстрой, мимолетной.

Дед, вроде, и мне все это говорил, но в тоже время словно сам себе под нос бормотал. Я хотела сначала защитить свое время, современников, а потом поняла, что в чем-то он прав. Счастье и семью люди променяли на развлечения, смену партнеров и бесполезную гонку за новомодными гаджетами и шмотками. Сразу оговорюсь: не все.

Я была не против порассуждать на тему "раньше было лучше", и уже приготовилась дискуссировать, но дед тут же оборвал мой порыв словами о важности его прихода ко мне и ценности знаний, что он должен мне передать. И "раньше было лучше" не входит в перечень излагаемых сведений.

Васька всегда чувствует наше приближение до того, как мы вставим ключ в замок. Мы экспериментировали: стоит только зайти кому-то из членов семьи в подъезд, как Василиса несется встречать к порогу. А потом наша малышка с круглыми боками от ежедневного ничегонеделания громко мурлыча бросается под ноги, требуя ласки и внимания. И корма.

Но сегодня все было несколько иначе. Васька уже топталась у порога, готовая броситься под ноги, но стоило мне только открыть дверь, как шерсть на загривке и спине встала дыбом, из приоткрытой пасти вырвалось зловещее шипение, которое, по кошачьему мнению, должно было напугать непрошенного гостя. Без какой-либо подготовки Васька выпустила когти, прыгнула на Арсентия, и пролетев сквозь моего деда, врезалась в дверь. Я подхватила питомца и, поглаживая и приговаривая успокаивающие слова, закрыла в своей спальне.

– И животные, – без предисловий сказала я, вернувшись к деду. Он уже переместился в зал и с интересом рассматривал интерьер, уделяя особое внимание фотографиям на стене.

– Что? – не понял дед, переведя на меня взгляд.

– Животные тоже тебя видят.

– Удивительно, да? Вроде, живем в одном мире, ходим рядом, а видят только четвероногие.

– Почему так?

– Думается мне, что дело в отсутствии человеческого разума. Они видят то, что видят и не отрицают ни божественного, ни земного. Человеку свойственно сомневаться, перепроверять, переубеждать себя и других. И когда в раннем возрасте взрослый научит ребенка видеть лишь материальное, внутренний взор перестает замечать духовное.

Смысл в его словах имелся, и я, удовлетворенная ответом, кивнула.

Дед выглядел как живой. От него не исходило ангельского сияния, он ступал по полу, прикасался к вещам, от него пахло свежескошенной травой, будто он только вернулся с покоса. Мне было интересно, холодный ли он или теплый, не восставший ли мертвец?

– Можно я тебя потрогаю? Или не смогу?

Дед протянул руку, и я кончиками пальцев дотронулась до нее. Рука оказалась чуть прохладной и мягкой, как у обычного человека, но в тоже время что-то необычное, необъяснимое было в этом прикосновении, словно мне довелось приоткрыть великую тайну, прикоснуться к чему-то неведомому для обычного человека.

– Мое тело давно истлело, лишь кости покоятся в земле. То, что ты видишь перед собой, всего лишь образ, что был при жизни.

– Ну ты был… красивый, надо признать.

– Да, был недурен собой, – рассмеялся дед, но тут же серьезно продолжил. – Время, Полина, на земле нещадно проглатывает секунду за секундой, отнимая у нас возможности. Я могу не успеть, остался всего час. Наша задача развязать узел твоего пути, разгладить дорогу жизни.

Мой взгляд упал на часы. Ровно одиннадцать вечера.

– Как, дед? И успеем ли за час?

– Я покажу тебе сюжет, он заставит тебя переменить взгляды. И после ты найдешь ответ на вопрос об истинном смысле жизни.

Твердая, прохладная рука сжала мою ладонь, и прежде чем мир заплясал в бешеном ритме первобытного танца перед моими глазами, дед произнес: "Не бойся, я буду с тобой до конца". Я ничего не успела понять и уточнить, как провалилась в белый плотный туман. Абсолютная бесцветная пустота, лишенная ощущений: меня словно не существовало в те мгновения, лишь слова глубоко в сознании задавали вопрос о том, где я. В пугающей неизвестности рука деда не позволяла окончательно дезориентироваться и впасть в панику.

Еще пару мгновений и туман рассеялся, явив мне совершенно незнакомый вид. Я часто заморгала, не веря своим глазам, еще надеясь, что все вернется на места, и представивший пейзаж ничто иное, как какое-нибудь временное помутнение, но картина не исчезала. Я медленно оглядела покрытую высокими сугробами землю, укрывающую черным одеялом спускающаяся ночь. Плотный ряд голых деревьев, принакрытых свежим пушистым снегом, прятал густой лес. С другой стороны раскинулся небольшой населенный пункт, освещенный редкими пятнами огней. Мы с дедом стояли у самой кромки леса, не чувствуя холода. Я не понимала где мы находимся, и что требуется от меня.

– Где мы?!

– Мы в моем времени. Здесь ты найдешь ответы на некоторые вопросы.

Я закрутила головой, ища хоть что-то, за что можно было бы зацепиться и найти ответ хоть на один вопрос, но ничего, кроме бесконечного снега, нескольких огней и пугающего леса не находила. Несмотря на то, что я не испытывала холода, не чувствовала ветра, не ощущала падающего снега, я непроизвольно поежилась и обхватила себя руками, желая согреться. Прикоснулась к пушистому свежему снегу на еловой лапе – рука прошла сквозь ветку.

– Дед, это все реально? Или ты ввел меня в транс и погрузил в собственные воспоминания?

Арсентий поднял руку, заставляя меня замолчать. Он к чему-то прислушивался, и я ради интереса последовала его примеру. Я не могу представить конкретную картину из его прошлого, могу лишь предположить, что сейчас время военных лет. Не страшно, даже любопытно. Какой эпизод его жизни сейчас я увижу?

В томительном ожидании мы простояли целую вечность. Пока дед напряженно всматривался вглубь леса, я рассматривала его. Черты лица Арсентия заострились, лицо осунулось, под глазами пролегли тени – не тот светлый дух, что явился мне в баре стоял подле меня, а солдат Красной Армии. Я видела его земные переживания, он словно вернулся в годы жизни. И знал, что случится вскоре. Догадка вспышкой мелькнула в моем сознании: возможно, это один из последних дней жизни Арсентия. Мне стало не по себе, захотелось вернуться домой, в уютную кухню, обхватить холодеющими руками горячую кружку чая и погрузиться в свои проблемы.

Задул ветер, поднимая от земли снег, грозя перерасти во вьюгу. Было удивительным стоять посреди зимы в платье и колготках, и совершенно не испытывать холода. Я сделала пару шагов – следов не было. Странное ощущение, я словно и есть в этом времени, но в то же время меня здесь и нет. Кино изнутри.

Краем глаза я заметила, как три бесшумные тени в белых одеяниях призраками вынырнули из гущи леса. Один, подав руками знак, прильнул к стволу дерева, оглядел местность. Двое других продолжили движение вперед по направлению к огонькам. Странные люди полностью сливались со снегом. Мне стало жутко, и дед, почувствовав мою тревогу, прошептал:

– Это я и мои товарищи.

Я на миг испугалась, что наши голоса потревожат тишину, выдадут явно нежелающих быть обнаруженными троицу, но те не услышали нас.

– Нас никто не слышит и не видит. Даже если ты сейчас начнешь кричать и бегать.

Но бегать и кричать у меня не было никакого желания. Мне, как и им, хотелось оставаться незаметной.

– Сорок третий год. Мы отправились в разведку. Серый на подстраховке. Он должен нас прикрыть. Я и Егор ушли вперед.

Я замерла, всматриваясь в черноту. Дед с товарищем пропали из виду, и тот Арсентий, что стоял сейчас рядом со мной, рассказывал, что происходит с ними. Они движутся в лагерь неприятеля, подсчитывают технику. Действуют аккуратно, заходят с менее прикрытой стороны. Шанс быть обнаруженными минимален.

Я с замиранием сердца смотрела в сторону огней, ожидая возвращения деда с товарищем. Тот, что остался за деревьями, не шевелился, готовый в любой момент прийти на помощь. Мне хотелось приблизиться, всмотреться в лицо, но двигаться было страшно.

Тишина. Ничто ее не нарушает, лишь биение моего сердца. Я поддалась вперед, вглядываясь в тьму, надеясь, что дед с товарищем вернутся в целости и сохранности. Что за день, что за случай решил мне Арсентий показать? И как эти моменты повлияют на мое мировоззрение?..

Ветер усилился, пушистый снег поднимало над землей, кружило, заметая недавние следы Арсентия и его товарища. Дед пояснил мне, что специально был выбран этот день для разведки, так как непогода, загнавшая противников в отнятые у мирных граждан избы, сыграла на руку советским солдатам.

БАХ! Резкий звук разрезал тишину, напугал и оглушил меня. От неожиданности, позабыв о своей неприкосновенности, я присела, прячась от шальной пули, не переставая выискивать глазами двух партизан. Из темноты вынырнули две фигуры. Снежная стена скрывала их от наших с душой деда глаз. Тот Арсентий с товарищем пригнувшись, бежали к лесу, а над их головами летели пули. Яркие лучи света немецких фонарей, сопровождаемые выстрелами и выкриками противников, метались по кромке лесы, вылавливая партизанов.

Я вскочила на ноги и бросилась вперед. Пули летели мимо и сквозь, не причиняя никакого вреда. Первобытный страх, рожденный в первые мгновения сменился страхом за деда и его товарищей. Я понимала, что не могу прикоснуться к этой реальности, остаюсь наблюдателем фильма в прошлом, но могу прочувствовать происходящее на себе. Зачем мне это?! Почему я не осталась смотреть в стороне, а ринулась в гущу событий?!

– Серый, – резко выкрикнул Арсентий, ныряя под защиту леса. Но Серый, оставленный наблюдателем, не ринулся с товарищами, а перегородил дорогу к отступлению. Он выставил автомат вперед, не давая пройти, а позади все ближе слышались крики.

– Ты что творишь?! – оглушенный поведением товарища, прошептал тот, имя которого было Егор.

– Наблюдай внимательно. Видь главное, не отрывай куски картины, – говорила душа Арсентия, а я во все глаза смотрела на разворачивающуюся картину.

– Назад, – тыча дулом в товарищей, безоговорочно доверившие свои жизни, сквозь зубы холодно приказал дозорный. Мне казалось, что за цинизмом колеблется сожаление о содеянном, и дрогнувшая рука говорит об остатках благородства. Время, отведенное на шпионаж товарищей, давало возможность принять окончательное решение. Он мог, не дожидаясь возвращения Арсентия и Егора сдать их противникам, но те полчаса ушли на раздумье, и мой дед это знал. Внутри Серого боролись цепляющаяся любой ценой за жизнь трусость и вложенная матерью и отцом честь.

Серый что-то выкрикнул по-немецки, выстрелы прекратились.

– Ты им не нужен будешь, – озвучил потаенные сомнения бывшего товарища дед, без страха, с долей сожаления глядя в глаза предателю. Их силуэты были окутаны зимней ночной тьмой, но твердость взгляда серых глаз светилась огнем сквозь мглу.

– Не тебе знать, Сеня, – так же спокойно ответил предатель, но в глубине голоса еле различимо билось сомнение. Счет шел на секунды, нужно было срочно что-то делать для сохранения жизни и свободы. Стрелой Егор кинулся на бывшего товарища, пытаясь выхватить оружие и перенять силу на свою сторону. Арсентий бросился на подмогу, завязался бой.

Помня слова деда и желание закрыть глаза руками, я не отводила взгляда от страшной картины, пытаясь зацепиться за главное. С одной стороны предатель, с другой два преданных товарища. Все трое хотели жить. Они боролись почти безмолвно, лишь прерывистое дыхание вылетало из перекошенных ртов.

– Беги, – сквозь стиснутые зубы рявкнул дед Егору.

– Не брошу.

– У тебя трое детей. Данные! Беги, сказал! – зло прохрипел Арсентий, всем телом наваливаясь на предателя, и свободной рукой отталкивая Егора в сторону. Он мгновение мешкался, но в тот же миг сорвался с места и, лавируя между черными пятнами стволов, устремился к своим с добытой информацией. Впоследствии, полученные данные помогут красноармейцам в боях и освобождении деревни, и мой дед будет награжден медалью. Ну а пока он боролся с предателем, зная, что ангел смерти расправил над ним крылья.

Я кинула последний взгляд в спину Егора, молясь, чтобы он добрался до места в целости и сохранности. Знаю, знаю, что доберется, но все равно страшно. Мне хотелось, чтобы он остался, помог Арсентию, но я и понимала, что тогда они оба не выберутся отсюда живыми.

Больно от моего бездействия, от того, что стою рядом, могу дотронуться до деда, но не в силах помочь тому, кто ценой своей жизни освобождал нашу страну от фашизма, чтобы через несколько десятков лет мои родители, я, мои дети и миллионы других людей могли спокойно жить на этой земле.

Арсентий придавил Серого к земле, заломив тому руки, и в самое лицо прошипел:

– Зачем?

"Он думал, что силы на стороне Германии", – пояснила душа деда.

– Я… Жить хочу, – зло прохрипел Серый. Сотворенный предательский поступок заставлял совесть ныть, и чтобы заглушить ее стоны, Серый рождал в себе ненависть. Его злые глаза глядели прямо на моего деда, а тот лишь покачал головой.

"Он думал, что так избежит смерти".

– Я тоже.

"Я очень хотел жить, но еще больше хотел мирного неба над головами моих потомков".

За спинами послышался хруст снега и немецкая речь. От русских солдат их отделяло несколько метров – пару минут свободы.

Новая звуковая вспышка оглушила лес. Дед, заметно бледнея, оседал на снег.

– Ах, ты, гад! – завопила я, бросаясь к ним бесполезно молотя воздух. Дед, опираясь о ствол дерева, поднялся, стараясь гордо держать спину, за ним следом распрямился Серый. В его глазах, неотрывно глядевших на правый бок товарища, плескался страх, разочарование, боль и смятение. Хотел ли он в действительности смерти тем, кто считал его своим? Осознавал ли до конца цену предательства? Вероятно, в его трусливой душе еще можно было отыскать остатки чести и достоинства. Остатки человечности.

Серый стоял не шевелясь, крепко сжимая пистолет. Еще несколько мгновений и к ним подбегут немцы, схватят деда и… Я зажмурилась от страха перед его незавидной участью. Я не могла позволить пленить его, но что я, лишь зритель в чужой реальности, могу сделать?

На белой маскировочной одежде расплывалось багряное пятно, сквозь пальцы, пытающиеся зажать рану, сочилась кровь, окрашивая под ногами чистый снег. Арсентий, плотно сжав губы от боли, твердо смотрел в глаза Сергея. От его гордого, не сломленного вида стало не по себе – трусость всегда робеет перед смелостью, даже если силы превосходят. Мой дед молча ждал, не имея возможности ничего сделать вооруженному здоровому человеку. Время словно остановилось: два скрещенных взгляда, я, душа деда, глядящего на себя и приближающиеся голоса.

– Прости меня, – слова предателя прозвучали еле слышно, но мы все услышали их. Губы деда скривились в усмешке, и он в полголоса ответил:

– Я, может, тебя и прощу. А дети – никогда.

Серый резко вскинул пистолет, и почти упер его в лоб деда. Ни один мускул не дрогнул на бледном лице Арсентия, лишь взгляд стал тверже. Я приготовилась к выстрелу или к угрозам, и поэтому не сразу поняла, что предатель сказал моему деду.

– Беги отсюда.

Дед, видать, тоже не сразу сообразил. Мгновение, пока он мешкался, позволило противнику приблизиться к ним. Сквозь деревья показались темные фигуры немцев, уверенных, что в их руках оказались разведчики.

– Пшел, говорю, прочь! – прошипел Серый, тыча в деда пистолетом. Дед, схватившись за бок, рванул вперед, понимая, что шансов оторваться от погони практически нет. И только чудо может спасти его.

Серый, развернувшись, направил дуло пистолета на тех, кому еще несколько минут назад служил, и нажал на курок. Его жизнь оборвалась в тоже мгновение, когда пуля из его пистолета достигла нужной цели. Один-один. Последняя мысль, произнесенная до конца, вмещала в себя всего два слова: "За мир".

Оставив погибших, я бросилась следом за Арсентием и преследователями, выкрикивающими на немецком резкие фразы, время от времени паля в сторону деда. Расстояние медленно, но верно сокращалось, не позволяя раненному деду оторваться от здоровых, отдохнувших врагов. Арсентию, пригибаясь, лавируя между деревьями, чудом удалось избежать нового ранения. Не чуя ног, я бежала за ними, кричала, чтобы они, гады такие, оставили в покое моего деда. Я ничего не могла сделать, и это рвало мне сердце, заставляя рыдать…

По наитию, от злости, я со всей силы толкнула в широкую спину ближайшего ко мне противника, не надеясь ни на что, но неожиданно руки уперлись в спину солдата и тот полетел вперед, зацепил своего товарища, а тот третьего. Словно домино немцы попадали в лесные сугробы. Тот, что бежал последним, оглядывался, пытаясь понять, кто его толкнул, что-то объяснял своим, а те лишь злобно ругались, пытаясь подняться. Я же недоуменно смотрела на свои руки, не понимая, как такое могло произойти.

Рядом со мной возникла душа деда. Я и забыла, что стремглав убежала от него.

Недолгая заминка позволила уйти моему деду вперед, оставив позади врагов. Конечно, нагнать разведчика им не составило бы труда, если бы не случайные помощники. Откуда-то справа послышался сначала громкий треск, а затем и короткое, чуть протяжное рычание. Немцы замерли, одними глазами переглядываясь, стараясь не выдавать своего присутствия. Аккуратно, почти бесшумно они взвели курки, дрожащими руками направляя в сторону звука. Я во все глаза вглядывалась в темень, пытаясь высмотреть зверя. Ломая ветки, в нашу сторону ломился огромный медведь-шатун. Разъяренный, разбуженный, не понимающий, что делать в холод и голод, он шел на троицу, нарушившую спящую тишину леса. Видать, от страха они замешкались буквально на пару секунд, что дало медведю время подойти как можно ближе к людям. Налитые кровью глаза пробежались по жертвам, страшная пасть обнажала белые зубы, готовые впиться в мягкое тело, огромные когти оставляли глубокие полосы на препятствиях.

Три пальца практически одновременно нажало на курок и все три пули попали в цель. Но зверь не рухнул, лишь пошатнулся. Ослепленный острой болью, обезумивший медведь зарычал, предрекая свою гибель и тех, кто нанес ему смертельную рану. В одно мгновение он пересек остаток пути и обрушил когтистыми лапами смертельные удары на перепуганных людей.

Я отвернулась, не в силах смотреть на бойню, желая скрыться с места, над которым витала смерть.

Чуть прохладная рука сжала мою ладонь, и вновь перед моими глазами все закружилось, унося прочь из леса. Когда мы ворвались в мою действительность, часы показали двадцать три ноль один.

– Время имеет свойство в нужные моменты растягиваться, как резина, и сжиматься до минуты, когда то необходимо. Твоя минута здесь растянулась в часы там.

– На работе так бы. Восемь часов уместить в минуту, а на отдыхе наоборот, растянуть до бесконечности, – пробормотала я невпопад, пытаясь прийти в чувство от увиденного. Маленький кусочек войны уместил все ужасы, переживаемые нашими предками: предательство, смерть, преследование. И среди всей этой черноты честь и отвага сияют яркими огнями. Собственная жизнь, значимая, нужная – отодвинулась чуть назад ради мира на земле, ради жизни потомков…

– Дед… Я коснулась того немца. Я толкнула его в спину… Ты говорил, что я не могу… Я смогла… Почему?

Было видно, что Арсентий тоже не готов был к такому исходу. И еще… Очевидным было то, что мой поступок повлиял на ход истории. Из фильмов мы знаем, что это очень плохо, и грозит следующим поколениям катастрофой, вплоть до нерождения… Но то иностранная фантастика, а что же на самом деле?

– Я не попал в плен, как изначально было уготовано судьбой. Я не смог бы уйти от них, если бы не твоя случайная помощь. А тут еще и этот бурый бедолага… Из его лап я точно не вышел бы живым. При любом раскладе меня ждала смерть, ходила, старуха с косой подле меня, ждала…

На несколько минут в квартире воцарилась тишина. Дед размышлял о случившемся, я же в подробностях вспоминала события ночи, прокручивала в голове фразы, действия и ощущения, что поневоле завладели мной.

"Я жить хочу", – сказал Серый и предал товарищей, надеясь выжить.

"Я тоже", – ответил дед и выбрал смерть, чтобы потомки жили под мирным небом.

"Я прощу. А дети никогда". Сначала я подумала, что дед имел в виду детей Сергея, и лишь теперь поняла, что подразумевались мы, многочисленные потомки многонациональной страны всех тех, кто боролся с фашизмом на нашей большой земле.

– Знаешь, я тут подумал, – Арсентий потер подбородок рукой. – Если ты смогла прикоснуться к прошлому, повлиять на ход событий, значит, на то была Божья воля. Никому не известны его планы, и лишь ты одна можешь попробовать разгадать эту загадку. Я знаю одно: ни один волос не упадет с головы человека без Его ведома.

– А как же войны? – возмутилась я, с содроганием вспомнив недавнюю картину. – Это тоже и Его воля?

– Это воля людей. Создатель не мешает выбору человека. И только сам человек должен принять решение, отделить тьму от света, встать на тропу добра и милосердия. Если Бог за каждого будет делать выбор, то его дети не смогут научиться отличать хорошее от плохого.

Я не могла согласиться с ним. Если бы Он всех нас отворачивал от тьмы, помогал совершать лишь хорошие поступки, мы бы жили в мире и согласии.

– Если родитель будет за своего ребенка делать дела, каким он вырастет?

– Несамостоятельным. Не умеющим принимать решения.

– Верно, – улыбнулся дед. – Каждый сам должен прийти к добру. Только тогда в сердце загорится истинный свет.