Читать книгу: «Желя. Добрая девочка и сплошные неприятности», страница 2
Глава 3
Вижу и сама, что муж мой без ума
Я так и осталась сидеть за столом, в задумчивости водя пальцем по его резному торцу.
– Малюта, а кто блинов испёк к завтраку? Что-то я тут, кроме господина нервенного не-колдуна и тебя, никого больше не видела. Малюта? – пришлось оторваться от разглядывания узора и поискать взглядом мальца.
Нашёлся рыжий на печи, в самом её дальнем углу. Он как-то боязливо жался к дальней стенке.
– Малюта, ты чего? – пришлось крутить головой в поисках того, что его так напугало, – Что?
– Ты – Жля? – прошептал он.
– Же-ля. Что такого? Ты – Малюта, я – Желя, заклинатель – Драгош. Как назвали в младенчестве, на то и откликаемся. Что это заклинатель так разбушевался, а ты на печку забился?
– Так ты не хозяина оплакивать явилась?
– А чего его оплакивать-то? Он хворый, что ли? Хотя умом-то точно хворый, то смеется, то воет, то по столу стучит, то в дом не пускает, то на завтрак приглашает. Но разве ж от дурости мрут? Никогда такого не слышала.
– Или ты весть какую из Нави принесла? – малой придвинулся в мою сторону.
Видится мне, что, может, от дурости и не мрут, но она заразна. Вон и мелкий крышею поехавший оказался. Чушь какую-то мелет, и глазки у него засверкали уж больно жутко. Пожалуй, стоит мне от него подальше держаться, а то у меня своего ума не шибко много, а как их головной хворьбой заражусь, то совсем безумна стану. Только как же мне от них болезных держаться вдалеке, когда идти мне некуда? Так, что там мне дядька рассказывал про дурачков обезумевших? К заклинателю их надо, он поможет. А что же делать, когда заклинатель сам безумец? Видать, лечил он дурачков, да и надышали они на него дуростью. Что делать-то?
Помнится, когда братья лежали с лихорадкой, наш деревенский лекарь советовал всем домочадцам укутывать рот и нос платками, чтобы мы тоже не слегли с болезнью. Значит, мне сейчас надо поступить так же. Только как объяснить это Малюте? Эти блаженные могут непредсказуемо отзываться на всякий намёк об их хвори.
Я начала шарить взглядом по дому. Ага, вот веник, можно начать уборку, а платок на лице будто бы от пыли защищает. Ай да я, ай да Желя! Умница!
– Ой, Малютушка, да что ж ты такое говоришь? Дядька меня привёз. Господину Драгошу в уплату долга. А я вот пока никак не пригодилась. Да ничего, вот в хате порядок наведу, может, хозяин твой рад будет.
Схватила полотенце, повязала на лицо на манер платка, как лекарь учил, и принялась мести.
– Вы уж меня со Степаном Игнатьичем простите, попылю немного, зато потом чисто будет!
Рыжий малец смотрел на меня слегка ошалелыми глазами, но где-то посреди уборки пришёл в себя и даже стал помогать. А ещё через какое-то время сам начал разговор.
– Хозяин Драгош один живёт.
– Один? И как же он справляется-то? Дом большой, и сад, и куры, и дела заклинательские. Как можно одному за всем поспеть?
– Ну, домовик, как водится, банник, дворовик, баба Марта когда-никогда заглядывает. Все помогают ему. Да и с лесными он в дружбе, бывают захаживают.
– А баба Марта – это кто?
– А! Это так не описать, видеть надо. От неё помощи никакой, зато компания.
– Так кто еду готовит? Неужто Степан Игнатьич? Не думала, что домовики настолько помогают.
– Да не, хозяин сам и готовит.
От этих слов я аж замерла с веником в замахе.
– Как сам? Он же мужик! Не положено мужику стряпнёй заниматься, бабское это, – я упёрла руки в бока и продолжила, – ты ещё скажи, что стирает и шьёт он тоже сам! Ишь, думаешь, если я пришлая, то можно мне сказки да небылицы рассказывать?
– Да честное правдишное, Желька! Я и сам, когда в ученики дядь Степану пришёл, не поверил. Но вот сам своими глазами увидел. Видать, это всё, потому что хозяин издалека прибыл, а у них там свой уклад.
– Уклад свой, говоришь? – ой странно всё это.
Тем временем комнату я уже подмела. А в другие без разрешения заклинателя идти боязно. И платок снимать не хочется, а ну как от Малюты заражусь умопомешательством. Эх, а платье моё с обережной вышивкой вместе с остальными вещами пропало! А ведь там точно одолень-травы знак вышит был, он бы помог.
– Ох!
Вот же я глупая, зачем мне вышивка, когда я могу саму траву найти, время года подходящее! Быстро поставила веник в тот угол, откуда взяла, сорвала с лица полотенце и побежала к двери. Уже на самом пороге оглянулась на помощника домовика:
– А озеро в какой стороне?
Рыжий малец странно на меня посмотрел, но махнул рукой в нужном направлении.
– Спасибо! Скоро вернусь!
***
На выходе со двора я сорвала чернобыльник и вплела в косу.
– От русалок оберег не помешает. Седмица русалья, а ну как разгуляются?
Не то чтобы я хоть раз видела русалок, но всё же предосторожность никогда не повредит. Да и вообще, до того, как я попала в дом господина Драгоша, для меня домовики были не более чем дедовским поверьем. Да, я оставляла в дядькином доме молока для домовика, но всё равно всегда была уверена, что это кто-то из братьев его выпивает. Даже не знаю, почему я спокойно восприняла Малюту и его незримого дядю Степана. Наверняка это какое-то колдовское влияние неколдунского господина Драгоша.
И всё же что-то с заклинателем не так. Начиная с его внешнего вида, кончая поведением. Весь он какой-то не заклинательский.
Они же какие должны быть? Во-первых, старые. Хотя может, это действие молодильных яблок, о которых он упоминал? Во-вторых… а что во-вторых-то? Кажется, на «во-первых» моё представление о заклинателях заканчивается. Но всё равно, какой-то он не такой. Неужто заклинателям свойственно впадать в истерики? Бабское это состояние, не пристало здоровому мужику из-за растительности так убиваться. Подумаешь, травку я ему сундуком переехала. Кстати, о растительности. Что это за безбородый и безусый мужик? И кашеварит к тому же сам.
От собственной догадки чуть не запнулась.
– Девка! Заклинатель – девка!
То-то так отнекивался от того, чтоб я у него осталась. Всяко понятно, две бабы в доме – к беде да сварам.
А отчего ж скрывает? Так понятно, от чего. Мужику доверия больше. Это раз. После того случая с Ивашкой и Ягой ведьмам в деревнях вообще веры нет. Не зря же так разбушевался, когда я его колдуном звала, всяко понятно, что называться заклинателем безопаснее. Это два. А как кто прознает, что средь леса в большом доме девица одна живёт, так вообще пиши пропало. И имечко у него… у неё… всегда мне странным казалось. Драгош. Небось Драгомила какая-нибудь. А то, что ростом велик, так у нас в деревнях бабы поболе мужиков ростом иной раз вымахивают. А все женские выпуклости под широкой мужской рубахой скрыть нетрудно. Ну, точно! Всё одно к одному сходится. Только как же мне быть теперь? Оставаться при заклинательнице плохо, я уже говорила, две бабы в доме – худо. Возвращаться к дядьке – отлупит и назад свезёт, не могу ж я ему сказать, что господин Драгош оказался госпожой.
Я остановилась и прислонилась к раскидистому дубу.
– Эх, мудрый дуб, дай совет, как же мне теперь быть? С какого боку ни глянь, со всех выходит дурно. Ну, да ладно, делать нечего. Для начала всё ж таки одолень-травы сорву, потом буду голову ломать что дальше делать.
Повертела головой в поисках озера. Шла я уже давно, вон светило как высоко над головой поднялось, а озера ни следа. Вот ведь дура, надо было спросить у Малюты, далеко ль до озера! Или я с пути сбилась? Покрутилась на месте. Да нет, иду туда, куда Малюта указал. Значит, просто озеро дальше, чем я рассчитывала, хотя братья, перед тем как меня к заклинателю отправить, рассказывали, что живёт тот недалеко от озера.
Тут что-то огромное и чёрное спрыгнуло с дуба прямо передо мной. У этого чего-то были огромные зелёные глаза, вздыбившаяся шерсть и просто оглушительно громкое шипение.
– А-а-а!
Я отпрыгнула назад, споткнулась обо что-то и приземлилась прямо на пятую точку, не забывая при этом истошно орать. Ну не люблю я, когда на меня прыгают и шипят.
Огромное чёрное шерстяное чудище продолжало двигаться в мою сторону, не обращая внимание на мой крик. Хотя, может, и обратило, потому что к шипению добавились ещё какие-то ужасающие звуки. Видимо, оно хотело меня переорать. Не тут-то было, потому что я решила прибавить громкости и перешла на более звенящие ноты. Не знаю, как у чудища, а у меня в голове точно от этого зазвенело, а птицы, сидевшие в ветвях ближайших деревьев, разлетелись кто куда.
Нащупала какую-то палку, видимо, об неё-то я и споткнулась, и, недолго думая, бросила её в этого лохматого шипельника, продолжая голосить во всю мочь. Палка угодила чудищу куда-то под ноги. Издав последний ужасающий звук, что-то похожее на «умахфшш», оно, видимо, решило, что воплю я громче него, прыгнуло в кусты и исчезло из поля моего зрения. Поорав ещё немного для острастки, я наконец-то замолчала. Вставать было по-прежнему страшновато, да и все силы ушли на голосистое отпугивание зверя, поэтому я немного отползла назад и уткнулась спиной в какое-то деревце. От толчка с ветки прямо передо мной упало что-то зелёное. Я уж было начала набирать воздуха для очередного отпугивающего клича, как вдруг это нечто залепетало:
– Ой, не ори, только не ори. Пожалуйста, не надо.
Присмотрелась к просящему. Это оказалось очень маленькое существо, будто покрытое мхом. Упало оно плашмя, словно в таком положении и лежало на ветке, закрыв ладошками уши, пока я случайно его не уронила.
– Не буду.
Подтянула колени к подбородку, продолжая разглядывать это странное мшистое существо. Оно приоткрыло один глаз и осторожно отняло руки от ушей:
– Точно не будешь?
– Точно. А ты кто?
Существо решило, что буря миновала, открыло уже оба глаза и село. Оно было даже меньше Малюты, только щекастое и пузатое, и всё какое-то зелёное, местами покрытое листьями.
– Аука я. Половину дороги за тобой шёл. Только хотел позабавиться, а ты ну кричать. Всё настроение мне перебила! Да я ж теперь седмицу слышать буду худо!
Про Ауку у нас в деревне слышали, что он путников путает, шутки с ними шутит да бывает пугает иногда. Это что ж, мне спасибо чёрному чудищу сказать надо, что благодаря ему меня Аука путать теперь не будет? Во дела!
– Что молчишь, девка? Стыдно стало, что слуха меня лишила? То-то же! Эх, надо ж так! Я такую забаву придумал.
– Простите, – и всё-таки с лесными духами стоит быть обходительными, мало ли мне ещё по лесу побродить придётся.
– Та, – Аука махнул рукой, – ты куда идёшь-то одна по лесу?
– К озеру мне надо, очень надо.
– Ну, раз надо, пойдём, провожу, а то ты опять орать начнёшь как потерпевшая, распугаешь тут всех так, что навсегда меня потехи лишишь.
***
Озеро и вправду оказалось совсем неблизко, хорошо, что Аука взялся меня провожать. Пока мы шли, я успела несколько раз пожалеть, что не взяла ничего с собой перекусить. Завтрак, которым заклинательница меня накормила, успел уже давным-давно перевариться.
– Во-о-он за теми деревьями озеро, – махнул зелёной рукой Аука.
Мы остановились.
– Ой, там за деревьями будто кто-то плачет, – заметила я.
– А то ж. Ты иди-иди, тебе ж к озеру надо.
Аука странно хихикнул и юркнул за деревья. Я покрутила головой в его поисках, но поди ж угляди такого маленького да зелёного в лесу. Пришлось идти к озеру. Оно действительно оказалось за деревьями, как и сказал мой мшистый провожатый.
А на большом камне, наполовину погруженном в воду, сидела очень красивая черноволосая девушка и плакала. Я заколебалась, то ли подойти поближе и успокоить её, то ли дождаться где-нибудь поодаль, пока она сама успокоится и уйдёт. Но пока я решала, что же делать, девица, видимо почувствовав моё присутствие, повернулась ко мне. Слёзы на её огромных чёрных глазах моментально высохли, а лицо перекосила злобная гримаса. Она взвыла:
– Ты-ы-ы!
Ой-ёй, примерно так же у меня началось утро в доме Драго…милы. Неужто я этой красавице тоже какую-то травку затоптала? И когда успела?
– Ты-ы! Это всё ты! Ты увела у меня милого!
Э, нет, тут не травка, тут видимо распространившийся случай умопомешательства.
– Какого милого? О чём ты? Знать не знаю никаких милых.
– А-а-а! Не отвертишься! Я всё знаю! – она вскочила, да так резко, что я испугалась, что она поскользнётся и бултыхнется в воду, – Знаю, он к тебе ушёл! Меня бросил, а сам тебя выбрал!
Что ж тут в этом лесу воздух такой, что все с умом не дружат да с него сходят?
– Ой, девица, ты б вдыхала малыми порциями, а то усугубишь ситуацию.
– Ага! Уже и не отказываешься, что любимого моего охомутала? Вот я тебе сейчас косу твою пооткручу! Без косы ты ему небось не по нраву будешь!
Эта полоумная начала медленно ко мне приближаться.
– Что ты? Что ты?! Какой милый, какой любимый? Не уводила я у тебя никого! Зачем он мне. Да и я ему зачем? Ты же на себя посмотри и на меня. Ты ж красавица, а я простая деревенская девка, неужто ты в такого дурака влюблена? Не может того быть, – интересно, а на безумцев здравые рассуждения влияние имеют? – Может, ты меня с кем-то перепутала? Я вообще тут первый день, я ж из дальней деревни, как бы я твоего любимого отбивала издалека-то?
Умопомешавшаяся остановилась и призадумалась. Потом вернулась на камень и разрыдалась пуще прежнего. Пожалуй, не буду я её успокаивать, себе дороже. По деревенским девкам знаю, чем больше успокаиваешь, тем больше рыдают. А эта, если начнёт ещё больше рыдать, то лопнет. Так что подходить к ней не стала, к тому же непонятно, вдруг накинется да поколотит, вновь решив, что я ей соперница. Поэтому я присела на бережок поодаль. Уходить тоже не собиралась, во-первых, я одолень-травы ещё не собрала, а во-вторых, вдруг эта рыдательница решит утопиться?
Не успела я расположиться поудобней, как рыдания поутихли, и девица заговорила:
– Все они такие! Все мужики! И твой мужик тебя бросит и к другой уйдёт. Он и сейчас тебе изменяет, как есть говорю.
Интересно, какой эт мне мужик изменяет-то, когда у меня никакого мужика и в помине нет?
– Э-э-э… Так нету его.
– Конечно, он же гуляет у тебя! А соперница-то красивее да умелее!
– Да у меня вообще мужика нет, говорю.
Вообще, это была моя больная мозоль. Отсутствие мужика в моём возрасте – это грустно. Не то чтобы мне уж так сильно хотелось, чтобы он был. Но всё равно обидно как-то.
Черноволосая на меня странно посмотрела, постучала указательным пальцем по камню и спросила:
– Совсем?
– Вот же ж лапти в разные стороны! Нет, верхняя половинка мужика есть, а нижняя к сопернице сбежала! Раз говорю, вообще нет, так значит, совсем нет!
– Хм, – она опять постучала пальцем по камню, – Ну, а в деревне твоей тебе ж кто-то нравится?
– Да я ж там уже не живу и не буду. Я теперь в лесу у заклинательни… заклинателя живу. Вроде бы. Наверное.
– Заклинатель! – она радостно хлопнула в ладоши, а потом снова настроилась на свой заунывный лад: – Вот не верь ему, не любит он тебя! По чужим домам ходит, к девкам другим! Их округлые формы его влекут, а не твои.
Я как представила, что заклинательница Драгомила водит девок на сеновал и там им о любви рассказывает, так и покатилась со смеху.
– Да что опять не так-то?! – черновласка раскраснелась от злости и в сердцах ударила кулаками о камень.
– Ой насмешила, ой не могу, – от смеха у меня выступили слёзы на глазах, но я кое-как успокоилась и села ровно.
Собеседница злобно на меня смотрела всё это время и будто что-то про себя решала.
– Ну что ж. Нет у тебя сейчас любимого, но когда-то же будет! Повстречаешь молодца красного, сердце своё девичье отдашь ему, а он растопчет его в пыль да уйдёт к другой! И вот она будет красивей, да умелей, да сноровистей тебя! И ничего ты ей противопоставить не сможешь. Попомнишь тогда мои слова. И даже когда он с тобой будет, то о другой думать будет!
– А чего ж ему тогда со мной быть? Зачем же я буду мужика неволить? Не захочет со мной быть, так пусть идёт к той, что красивее да умелее. Мужик же не собака, на цепь его сажать, что ли?
Черноволосая опять раскраснелась.
– Ты-ы-ы! Ты!
Так, кажется, мы опять пришли к тому, с чего начали. Она резко подскочила, но вместо того, чтобы с угрожающими речами пойти на меня, снова разрыдалась и ринулась куда-то вглубь леса.
– Вот точно, воздух в этом лесу способствует помутнению рассудка…
Глава 4
Где запивать, тут и ночевать
Я посидела ещё немного на берегу, опасаясь, что моя странная собеседница вернётся с новыми обвинениями, но она не появлялась. Мой желудок напомнил о себе и о том, что его надо кормить больше, чем раз в день.
– Тихо-тихо. Сейчас травы соберём и вернёмся. Может, там еды заклинательница сварила, а может, от завтрака чего осталось.
Только как же собрать одолень-траву? Растёт-то её тут тьма, а как собирать? Ведь все знают, что так просто рвать её нельзя. Ну, можно, конечно, но целебной силы тогда от неё никакой. А рвать её надо в подвешенном состоянии. И на чём же мне тут повиснуть? Я стала внимательно осматривать озеро. А вот и удача! Поодаль росло дерево, низко склонившееся над озером, а прямо под ним – целый островок листьев одолень-травы. Если мне удастся залезть на это дерево да проползти по стволу к тому месту, под которым растёт трава, а потом оттуда до неё дотянуться… Ладно, нечего рассиживаться, надо попробовать.
Встала и направилась к дереву. Вблизи оно оказалось не таким большим, как я сначала подумала, но делать нечего, надо лезть. Пришлось вспомнить детство и то, как мы с братьями лазали по деревьям, когда были маленькими. После третьей попытки, когда подошвы снова заскользили по коре, и я шмякнулась на землю, ободрав ладони, пришла к выводу, что обувь надо снять. Вообще-то длинное платье тоже ужасно мешало, поэтому верхнее платье я скинула, оно и так у меня одно, а после лазанья по деревьям станет вообще непригодным для носки, а подол исподнего обернула вокруг ног и завязала на манер мужских порток, чтоб ползти было удобнее и чтобы потом, когда буду свисать с ветки над озером, оно не сползло мне на лицо.
Без сапог стало лезть гораздо удобнее. Проблемы начались, когда я перелезла на нужную мне ветку. Она оказалась слишком тонкой и даже под моим небольшим весом стала гнуться. Но я продолжила ползти:
– Мне… нужна… эта… трава, – всё-таки день без еды лишил меня сил, ползти было тяжко.
Наконец я доползла до нужного места. Теперь нужно было каким-то образом свеситься с ветки, сменить положение и перестать удерживать своё тело над ней. Поэтому я слегка качнула бёдрами в сторону и… У-у-ух! И вот я вижу синее-синее небо вместо озера. Видимо, моей пятой точке уже давно хотелось стать ближе к озеру, раз она так резво меня перевесила. Так, дальше надо было как-то уговорить руки отцепиться от ветки и, удерживаясь за неё одними ногами, начать рвать одолень-траву. С руками почему-то договориться не получалось, они вцепились в дерево, будто травеньский клещ в тёплое место, и никак не хотели отцепляться. Наконец я смогла с ними договориться, и моё тело резко ухнуло навстречу озеру.
– У-а-а-а!
Теперь я висела над озером вверх тормашками, а ветка, за которую я цеплялась ногами, отчаянно раскачивалась вверх-вниз. Мои руки то погружались в воду по локоть, то еле-еле доставали до неё. Некоторое время повисев без движения и дождавшись, пока ветка успокоится, я принялась за срывание травы. Это было довольно трудно, потому что стебли скользили и никак не хотели отрываться. Наконец я крепко уцепилась за стебель двумя руками и стала тянуть его на себя. Озеро стало приближаться. Я прекратила тянуть. Озеро всё ещё приближалось. Резко рванула стебель вверх и произошло сразу три события – трава поддалась и осталась у меня в руках, ветка не выдержала и с хрустом надломилась, я головой вперёд вошла в воду, при этом почему-то не переставая сжимать ногами ветку.
Отчаянно замахала руками, чтобы мир снова встал на своё место и дно озера оказалось под ногами, а не наоборот. Как выяснилось, если отпустить ветку, зажатую между ног, и начать ими дрыгать, то мир встаёт на место гораздо быстрее. В конце концов моя голова очутилась над водой, и я смогла откашляться от озёрной воды.
– Вот ведь, лапти в разные стороны! Тьфу. Собрала травушки. Кстати…
Я снова нырнула в озеро, теперь намеренно. Вот убей не помню, надо срывать стебли травы или коренья. Хотя, как можно в висячем положении сорвать коренья, не знаю, но на всякий случай попробую хоть один корешок да вырвать.
Не знаю, сколько раз я ныряла и выныривала, чтобы глотнуть воздуха, но в какой-то момент этот упёртый корешок решил, что я упёртее, и сдался.
Стуча зубами от холода, я вышла из воды. Озеро было прохладным, а пока я воевала с травой, светило уже начало клониться к горизонту. Как смогла, отжала на себе исподнее, которое изрядно пострадало при добыче одолень-травы, и натянула поверх него сухое верхнее платье. В первые мгновения мне даже стало теплее, но потом и верхнее платье промокло, и от любого дуновения ветерка меня стал пробирать озноб. Добытую с таким трудом траву я завернула в подол исподнего. Было не очень удобно, зато не в руках нести.
– Надо бы поторопиться, а то светило зайдёт, совсем замёрзну. Или с пути собьюсь впотьмах.
Пошла к тому месту, на котором повстречала умопомешавшуюся черновласку, оттуда будет легче вспомнить, куда идти. Но, зайдя за деревья и углубившись в лес, я начала сомневаться, туда ли иду. Да уж, с проводником было гораздо проще найти дорогу. Но сейчас я вряд ли снова на него наткнусь.
Было холодно и зубы начали стучать, а ещё до ужаса хотелось есть. Раньше я никогда так надолго не оставалась без еды. Возможно, стоило бы поискать каких-нибудь ягод, в конце концов, я же в лесу, но не хотелось сбиваться с пути и терять время.
Стало темнеть, или я просто ушла совсем в глубину леса, где кроны деревьев слишком плотно сбивались над головой. Сапоги, надетые на мокрые ноги, начали натирать. Прошла ещё немного и остановилась передохнуть. Поодаль росло огромное дерево, у подножия которого расположился плоский поросший мхом камень. Уселась на камень и прижалась к тёплому стволу дерева. Кажется, в какой-то момент я уснула от усталости, потому что – вот я сижу на камне, а вот я уже каким-то образом провалилась внутрь дерева.
– А-а-а, что?
Я оказалась наполовину в дереве, а наполовину по-прежнему на камне в лесу. Та половина, что с головой смотрела сейчас в потолок. Определённо это был потолок. Внутри дерева потолок! Повертела головой. Тут был стол, несколько стульев, лавка. В общем это был вполне себе дом. Дом – значит, тепло и еда! Пускай всё это в стволе столетнего дерева, сейчас это не столь важно. Та половина меня, что была на камне, быстро присоединилась к той, что внутри. Я затворила дверь, которая очень хорошо сливалась снаружи со стволом дерева. Если бы не ввалилась сюда случайно, ни за что бы не догадалась, что это дом.
Вопреки моим опасениям, в комнате по-прежнему было светло. Свет исходил от нескольких ламп и отражался ото мха, покрывающего стены. Присмотревшись, я поняла, что в лампах находится множество светлячков, которые всё и освещали.
– Вот это да! Я будто в сказке.
Но от светлячков тепла не исходило, и поэтому я продолжала дрожать. Хозяина дома, видимо, не было, раз на моё наглое появление (или в моём случае это было вваливание?) никто не среагировал.
В обычной ситуации я бы никогда так не поступила, но сейчас это был почти вопрос жизни и смерти. Моей жизни и моей голодной и холодной смерти! Стала рыться в шкафчиках. И даже нашла ещё одну дверцу, ведущую в кладовую. Эту дверцу я была готова расцеловать. За ней нашлись солёные грибы и квашеная капуста. Опять же, в обычной ситуации это не совсем еда, это скорее закуска, но у меня была не обычная ситуация. Поэтому я наложила себе капусты и грибов в чашку, и стала искать, есть ли тут у хозяина какое-нибудь тёплое одеяло.
Одеяло нашлось. И теперь, укутавшись в него, я сидела на лавке и уплетала соленья.
– Ох, спасибо хозяину дома, век не забуду.
Теперь, когда я наелась, мне до ужаса захотелось пить. Пошарила взглядом по комнате в поисках воды. На полке стояла бутыль с жидкостью. Налила себе полную кружку и стала пить. После первого же глотка поняла, что это не вода. Из глаз брызнули слёзы.
– М-медовуха, кхе-кхе, – от крепости закашлялась.
Медовуха была какой-то странной, с непривычным вкусом и слишком крепкая, но я сделала ещё один осторожный глоточек, решив, что это поможет мне согреться. Подумав немного, выловила ещё грибочков и приговорила всю кружку медовухи, а потом ещё одну.
Мне стало тепло-тепло. Я наблюдала, как в лампе кружат светлячки, пока вся лампа не начала кружить вместе со столом. Потом и лавка, на которой я сидела, присоединилась к этому кружению. А через время вся комната стала кружиться и выписывать замысловатые повороты. Я представила, как выглядит это снаружи – большое старое дерево кружится в танце среди прочих лесных деревьев. Глупо хихикнув, повалилась на лавку и заснула.
***
На ноги мне кто-то сел.
– Эй, мне ж ими хдить ишшо, – пробормотала я.
С меня нагло содрали одеяло. Попыталась потянуть одеяло на себя, чтобы опять укрыться, но для этого пришлось подняться и разлепить глаза. Комната продолжала вращаться.
– Ммм, всё ще кржится, – установила я и опять закрыла глаза. Зачем их открытыми держать, если всё равно от этого кружения ничего не разглядеть?
– Эй, девка, ты тут откуда? – видимо, это спрашивало то кружащееся пятно, которое я успела разглядеть, пока мои глаза ещё были открытыми.
– Оттуда, – махнула рукой в сторону двери и прилегла обратно на лавку.
– Откуда оттуда? Ты как сюда попала? – вращающееся пятно всё никак не хотело уняться и потрясло меня за плечо.
Поняв, что оно так просто не отстанет, решила рассказать ему всё как есть: как я пошла к озеру, как на меня напало чудище, проводил Аука, пристала умодвинутая девка, как упала в воду, а потом заблудилась, замёрзла, проголодалась и совершенно случайно здесь очутилась. Я-то всё это решила, вот только мой язык решил иначе. Он и так-то иногда будто своей жизнью живёт, а после медовухи и подавно.
– Умпомешные все, грю. Я вот и ршила, не хчу я збалеть-т…
– Ты сколько выпила-то?
– Щущуть, я ток для сугреву. Бзиба, хзяин.
– Так, ты давай просыпайся-то, – он опять начал меня трясти, что ж меня всегда все трясут, – Ты живёшь-то где?
Пришлось опять подняться с лавки, открыть глаза и попытаться внятно поговорить с вращающимся пятном:
– Ммм. Нигде. Я у него должна была жить. А он оказался не он вовсе. А так же нельзя, понимаешь, кружащееся пятнышко?
На внятное выговаривание слов ушли все силы, поэтому я, поставив локти на стол, положила голову на ладони. Так было проще всего её удерживать.
– Какой он? – кажется пятнышко стало терять терпение.
– Ну, Др..Драгомила эта… – голова стала стремиться всё ближе и ближе к столу.
– Фу-ты, ну-ты. Какая ещё Драгомила? И кто такой этот «он»?
– Ну, заклинах… неколдуч… чаровнарь… – мысли в голове стали путаться, а язык во рту как будто стал распухать, – Эу, пятныуко, пофмотыи фто ф яыком, – высунув язык, я повернулась к доставучему пятну.
– Ох ты ж надо ж так! – вскричало оно, – Так ты у Драгоша-заклинателя живёшь?
Я сначала пожала плечами, а потом несколько раз кивнула. Видимо, это был правильный ответ, потому что через какое-то время передо мной появилась кружка с водой, и с вопросами ко мне больше не лезли и не трясли. Поэтому я положила голову прямо на стол и снова уснула.
***
Сквозь сон услышала, как кто-то вошёл в комнату.
– Дражек, хорошо, что пришёл. Смотри, твоя девица?
– Ох, язви её в душу. Я уж надеялся, что она в деревню вернулась. Как она здесь оказалась?
– А я почём знаю? Сегодня день такой заполошный, то одно, то другое, набегался по лесу. Днём Ауке ушные компрессы делал, вечером ходил с водяником успокаивать жалицу, с ней срыв нервенный приключился. А как вернулся, так девицу твою обнаружил.
– Твой дом же простой путник обнаружить не может.
– То-то и оно, что не может. Уж не знаю, как она тут очутилась.
– А меня-то звал зачем? Мог бы её отправить с Аукой.
– Ой, Дражек, тут такое дело… До медовухи моей она добралась.
– А медовуха опять с вытяжкой из мухоморов? Сколько раз я тебе говорил…
Тут у меня в ушах зашумело и я перестала слышать разговор. Шум всё никак не прекращался, и мне это очень не нравилось. Открыла глаза, кружение прекратилось, но всё по-прежнему оставалось размытым. На столе возле моей головы стояла лампа со светлячками. Начала её отталкивать, что было затруднительно, потому что пока я спала, рука без моего разрешения стала весить с десяток пудов. Еле-еле смогла столкнуть со стола лампу:
– Жужжт у мня в ушах, – язык опять не хотел нормально выговаривать слова.
Шум прекратился, и, снова засыпая, я слышала разговор.
– Чё эт с ней, Дражек? Мою любимую лампу вдребезги!
– Всё мухоморы твои!
Меня начали тормошить, прикладывая что-то прохладное к лицу и рукам.
– Придётся её к тётке нести. Настойкой тирлича отпаивать.
– К Ягине-то? Зачем? Ты ж сам выращивал.
– Выращивал, пока одна девица не проехалась по грядке сундуком.
В следующий раз я проснулась оттого, что меня несли. Это они зря, мир снова начал подпрыгивать и кружиться, так что я крепче закрыла глаза.
– Чего там с жалицей вашей приключилось? – голос был прямо над моим ухом.
– Позвал меня водяник, говорит, сладу с ней нет, рыдает.
– Так на то ж она и жалица, чтоб рыдать.
– Ага, токмо она не за милого рыдала, а за девку, на которую её чары не подействовали.
– Как не подействовали?
– А вот так. Говорит, та только смеялась да разумом говорила. Ни семечка ревности да жалости к себе в её душе зародить не смогла говорит. Ой, как она рыдала, насилу успокоили.
Мир продолжал раскачиваться, и всё же укачал меня. Проснулась я от того, что голову мне приподняли и стали вливать в горло какую-то горькую жидкость.
– Пей-пей, девочка, легче станет, – голос был женский и приятный.
Я проглотила жидкость, и меня снова положили на подушки. Как же мне надоело засыпать и просыпаться! Строго-настрого запретила себе спать. А то я так всё просплю! Вот уже женщина какая-то появилась, а я не знаю, кто такая и откуда. Мысли по-прежнему путались.
– Откуда ты её взял, Дражек? – до меня донёсся шёпот женщины.
Ага, то ли разбудить меня не хотят, то ли не хотят, чтоб разговор слышала. А значит, надо изо всех сил слух напрячь. Я даже потянулась на звук.
– Сама вчера вечером явилась ко мне на двор, в сундуке.
В ответ женщина поцокала языком.
– Проклятье видел?
– Да, только понять не могу, как снять и кто больше страдает.
– Ну-ну. А что с твоими переговорами?
– Пока без особых успехов. Но нападений больше не было.
Мне стало интересно, о каких нападениях идёт речь, и я потянулась ещё больше в сторону говорящих, вот только не рассчитала, да и грохнулась с кровати.
