Читать книгу: «Бар на окраине», страница 4

Глава десятая

Однако утро вторника началось с телефонного звонка, нарушившего мои планы.

– Аришка, привет, подружка! Не разбудила?

– Нет… – помотала я головой, просовывая трубку поудобнее сквозь россыпь своих длинных густых волос, пытаясь спросонья узнать собеседницу.

– Слушай, я нашла то, что ты просила!

– А что я просила?..

Кто это?..

– Ну, рецепт салата с семгой и маслинами. Помнишь?

А, это же Дашка Басова! Моя студенческая подружка, она была свидетельницей у меня на свадьбе. Когда-то я была замужем, почти целый год. Боже, как это было давно!..

И про салат с маслинами тоже вспомнила. Как-то раз, в период замужества, мы отмечали у Дашки Новый год. Тогда я и спросила рецепт салата. Сколько же лет прошло?..

– Ты не занята сегодня? Мне казалось, у вас в библиотеке выходной… Слушай, приезжай ко мне, сто лет ведь не виделись! И поищи ту выкройку сумки, помнишь? Мне тут как раз подвернулся такой чудесный кусок кожи…

А и впрямь, почему бы не навестить старую приятельницу? Мне сразу пришли на память все наши отчаянные проделки в студенческие годы. Да, были времена!..

– Хорошо, – согласилась я, – жди, скоро буду.

Дашка Басова, в девичестве Пискунова, жила в собственном двухэтажном доме, доставшемся ей от мужа, внезапно пропавшего года два назад и через некоторое время всплывшего где-то на другом конце Земли. Он исчез безо всяких объяснений, а потом, когда Дашка уже отчаялась где-либо его обнаружить, неожиданно позвонил и оповестил о том, что обрел в жизни новый смысл и понял, что для постижения своей миссии на земле ему необходимо отречься от всего, что было раньше. Беседа была недолгой, Дашка ничего не поняла, за исключением того, что муж больше не вернется. Сначала ей было тяжело привыкать к новым жизненным условиям – муж занимался фармацевтическим бизнесом, и Дашка нигде не работала и практически ничего не умела. Ненадолго впав в панику, она, однако, не отчаялась, а вскоре открыла в себе талант швеи, окончила курсы и стала шить на дому и попутно сдавать нижний этаж огромного дома. Потихоньку жизнь начала налаживаться, и сейчас у нее своя сложившаяся клиентура, люди обеспеченные, и, в общем-то, даже хорошо, что все так случилось. Видимо, правду говорят – что Бог ни делает, все к лучшему.

Все это подружка рассказала, когда мы сидели за столом в большой светлой кухне, где Дашка только что закончила ремонт.

– А жильцы у тебя сейчас есть? – поинтересовалась я, оглядывая помещение и вспоминая, как за этим же столом мы встречали как раз тот самый Новый год, в котором мой муж счел, что я никудышная жена и вернулся из квартиры моей бабушки в родительские пенаты, а ее – обрел пресловутый новый смысл жизни и укатил бог весть куда.

– Есть один, – зевнув, протянула Дашка, – Аркадий. Он немного со странностями, но мне это не мешает. Главное, платит вовремя и с глупостями не лезет. Он уединение любит, ему нравится у меня. А что, тут тихо, спокойно. У каждого своя половина. Сюда он редко поднимается, только в определенный час, чтобы выпить козьего молока – ему для легких полезно.

– А какие странности у него? – спросила я, просто чтобы поддержать разговор. Дашка вдруг понизила голос почти до шепота и приблизила ко мне лицо:

– Мне кажется, он немножко ясновидящий.

– Как это? – удивилась я.

– Понимаешь, – зашептала подружка, – он математик, и дни и ночи напролет решает какие-то замысловатые формулы. Но ровно в час дня он отрывается от науки, выползает из своей норы и пьет козье молоко. Ему доктор прописал.

– Ну, и?..

– И вот в ту минуту, когда он его пьет – буквально секунды, мгновения – его иногда посещают озарения. Понимаешь?

– Нет пока, – призналась я.

– Главное, в остальное время он совершенно нормальный – если, конечно, не считать того, что помешан на математике. Он может и посмеяться, и поговорить о чем-нибудь – о политике там, или просто о жизни. Но в тот момент, когда пьет молоко…

Я внезапно пожалела, что приехала к Дашке. Я-то думала, что мы, как встарь, поговорим по душам, перемоем кости исчезнувшим мужьям, посплетничаем, возможно, я узнаю какие-нибудь новости о бывших однокурсниках, а тут… Дашка живет уже совсем иной жизнью, она и сама стала другой. Мне даже показалось странным, что когда-то мы были самыми близкими подругами. И сейчас эта бесполезная болтовня начала меня утомлять.

Дашка меж тем продолжала:

– По правде говоря, он живет у меня почти три года, а озарения эти случались всего пару раз – и как раз, когда он пил молоко. Пришла ко мне как-то Зинка Смородинова, соседка. А тут Аркаша выходит пить молоко. Поднес стакан к губам и вдруг начал ни с того ни с сего бормотать что-то бессвязное. Я глазами хлопаю, а Зинка вдруг побледнела вся и уставилась на него, как будто черта увидела. Что уж она в этой бессмыслице поняла – не знаю, но ее прямо перекосило всю. Сидит белая как полотно, а до этого хохотала, я унять ее не могла. А он тут закончил пить молоко, опустил стакан на стол и разом перестал бормотать. Зинка – к нему: мол, что ты имел в виду, когда то и то говорил? А он не поймет никак, что ей нужно, твердит – да ничего я не говорил, пил молоко и все!

Дашка шумно выдохнула.

– Так и не добилась она ничего от Аркашки. А мне потом объясняет – думала она об одной проблеме, и эти его слова прямо в точку попали. Да только быстро выпил он этот стакан, не успел ей чего-то главного сообщить. Ходила она после этого к нему регулярно на его молочные пития, да без толку. Так он больше ничего ей и не поведал. Выпьет молоко, и все.

«Совсем у подруги крыша поехала, – с тоской подумала я, выслушав сбивчивый рассказ. – Еще бы, если общается с такими, как этот бормочущий Аркаша и эта чокнутая Зинка, которая регулярно ходила слушать, что он скажет в момент питья козьего молока…»

Дашка, однако, не заметила моей реакции на свое повествование. Помолчав, она медленно добавила:

– Я сначала смеялась над ней, но примерно через полгода история повторилась. Зашел ко мне парень один знакомый. Сидим мы с ним, чай пьем. Тут Аркаша, значит, входит. Налил молока, начал пить. И вдруг голос его меняется, и он начинает что-то монотонно бубнить. Я-то мимо ушей, друг мой поначалу тоже. А потом смотрю, прислушивается он к Аркашке, хмурится. Потом и вовсе чашку опрокинул, кинулся к нему и чуть ли не за грудки – говори, мол, откуда знаешь? И что дальше будет со мной? А тот как раз последний глоток сделал, стакан поставил на стол, и глаза на лоб – чего ты, говорит? Не знаю я ничего…

Дашка внезапно прервала рассказ, встала и достала из стола печенье.

– Ой, прости, Аринка, заболтала я тебя. Подлить еще чайку?

– Да нет, пожалуй, – я потянулась за сигаретой, – мне уже пора. Давай покурим, да я побегу.

Дашка присела рядом.

– Я, вообще-то, бросила. А ты кури, – и она пододвинула ко мне красивую серебряную пепельницу в виде черепахи, – это я для гостей держу. Жилец один из Норвегии привез.

В Дашкином тоне почувствовалось легкое превосходство.

Я стряхнула пепел в нутро черепахи и покосилась на красивые часы в форме корабля, висящие на стене. Без пяти час. В торговый центр я уже не попадаю, по понедельникам он работает только до двух…

– Клиентка подарила, – опять похвасталась подружка, перехватив мой взгляд, – жена директора банка. Я ей платье шила к свадьбе дочери. А ты-то как? – вдруг спохватилась она. – Все там же? В библиотеке?

Мне почему-то не захотелось рассказывать Дашке про день, когда я случайно уехала в незнакомый парк, в котором приняла решение, изменившее всю мою жизнь.

– Угу, – кивнула я, уткнувшись в чашку с жидким чаем.

– А на личном фронте как? – спросила Дашка без особого интереса, и не успела я открыть рот, как она, опять придвинувшись, доверительно сообщила:

– А я сейчас встречаюсь с одним бывшим военным. Он, правда, женат…

Из часов на стене внезапно выскочил кривоногий матрос и весело стукнул шваброй о палубу.

Видимо, таким образом часы пробили час.

– Аркадий! – встрепенулась Дашка, перебив саму себя. – Вот смотри: сейчас он придет пить молоко.

«Ох, грехи наши тяжкие, – опять подумала я, гася окурок в пепельнице, и встала.

Куда девалась та умная, чуткая, смешливая девчонка, с которой мы часами не могли наговориться обо всем на свете, поверяя все свои тайны и делясь последним?..

– Проводи меня, – попросила я Басову-Пискунову, чувствуя какое-то опустошение.

В этот момент дверь отворилась, и на пороге возник мужчина. Я посмотрела на него и забыла, что собиралась уйти. Я вообще обо всем забыла и даже не сразу почувствовала, что Дашка тянет меня за рукав, пытаясь усадить обратно за стол.

Как в замедленной съемке, я опустилась на прежнее место, не отрывая глаз от человека, вошедшего в кухню.

Он был высокого роста, худой, лет около сорока или чуть больше. Смуглое небритое лицо. Спутанные темные волосы, курчавясь, ниспадали на плечи. На нем была синяя клетчатая рубаха, небрежно заштопанная на локте, и облезлые брюки коричневого цвета. В общем, ничего необычного для рассеянного математика, с головой ушедшего в науку. Было бы странно, если бы в кухню вошел благоухающий одеколоном толстощекий улыбчивый мужичок, гладко выбритый, с уложенными гелем волосами и в безупречно отглаженном костюме и представился математиком. Так выглядят какие-нибудь продюсеры или ведущие телевизионного шоу…

А ученые – именно так, как Аркадий.

– Аркадий, – представился человек чуть осипшим голосом.

– Арина, – почему-то очень тихо ответила я и почувствовала, как меня охватывает какая-то странная дрожь.

Дашкин жилец посмотрел на меня, и меня до глубины пронзили его глаза – светлые, глубокие, проницательные. Я утонула в них, будто меня затянуло в омут заброшенное лесное озеро.

Тем временем постоялец подошел к холодильнику и вынул бутылку молока. Я не мигая уставилась ему в спину.

– Как там погодка, Арина? Стоит прогуляться? – спросил Аркадий приветливо, наливая молоко в высокий прозрачный стакан с нарисованной на нем изогнутой лилией.

– Пожалуй, с-стоит, – отчего-то заикнувшись, промямлила я, неотвратимо чувствуя, что сейчас произойдет то, ради чего Бог послал меня сюда.

Дашка встала в дверях, а математик сел напротив и поставил стакан перед собой.

Трясущейся рукой я вынула из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой слишком близко к коже, слегка опалив лицо.

– Я тоже много лет курил, – доброжелательно обратился ко мне Аркадий, – а потом пришлось лечиться от последствий этой пагубной привычки. А вы еще молодая, и красавица, как сказано у Некрасова, «миру на диво»; зачем же губить себя? Вот Даша бросила, молодец, проявила характер.

И математик улыбнулся, показав не очень ровные зубы. Улыбка сразу сделала его моложе и проще.

Я потерла обожженное место и, затянувшись, посмотрела на расстегнутый ворот его рубахи, из-под которого лезли темные курчавые волосы.

– Я тоже собираюсь бросить, – неискренне сообщила я, растворяясь в светлом омуте его глаз.

– Потом не пожалеете, – вновь улыбнулся худой мужчина, тряхнув спутанной гривой, и поднес ко рту стакан с молоком.

Сделал один глоток, поставил стакан назад и опять взглянул мне в глаза.

Я глубоко вдохнула, а выдохом поперхнулась, чувствуя, как пересыхает горло, как в самую сильную жару.

На меня смотрел уже совсем другой человек.

Глава одиннадцатая

Черты его внезапно резко обострились, скулы провалились, на щеках выступил румянец, словно мы оказались в жарко натопленном помещении. Глаза будто высветлились и до глубины зрачков вдруг наполнились странным сиянием. И он вперил в меня взгляд этих прозрачных глаз. Но тут же я поняла, что он меня не видит – взгляд шел далеко, сквозь мое тело и сквозь стены Дашкиной отремонтированной кухни.

Изменившись до неузнаваемости в единый миг, Аркадий вновь поднял и поднес к губам стакан, отхлебнул из него и поставил назад. Перед моими остановившимися глазами туда-сюда промелькнул острый локоть в синем заштопанном клетчатом рукаве.

И вдруг он начал говорить. Вернее, я бы сказала так: из него пошел потоком голос. Голос, имеющий темную окраску, монотонный и ровный, без всяких переливов и интонаций. Этот голос пригвоздил меня к месту. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Как завороженная, я смотрела, слушала и вбирала слова, падающие, как тяжелые каменные плиты.

– Солнце садится рано; время года – зима. Один день меняет все. Кажется, что к лучшему…

Перед глазами опять качнулся вверх-вниз смуглый локоть.

– …но только кажется. Не исследуй неверный путь. Верный путь ведет вниз. Бей врагов их оружием. Только тем, что было с ними.

Еще одно движение локтя.

– Дом между прошлым и настоящим. Мертвые живы, а живые будто спят. До Рождества – ты есть. А есть ли ты после Рождества?..

Пустой стакан опустился на стол. В то же мгновение стол резко опрокинулся набок, и его внутренняя часть вдруг почему-то оказалась над моей головой.

– Арина! Арина, что с тобой?.. – издалека послышался встревоженный голос Дашки.

И я увидела под столом ее лицо с выпученными глазами.

Чьи-то сильные руки, принадлежащие, видимо, Аркадию, легонько приподняли меня и заботливо усадили на стул.

Кухня качалась передо мной, как маятник.

– Ой, – вымолвила я еле слышно. Голос куда-то пропал, словно провалился внутрь тела.

Дашка поставила передо мной стакан с водой. Непослушной рукой я поднесла его ко рту и начала пить нервными глотками.

– Тебе лучше? – теплым баритоном спросил, склонившись надо мной, Аркадий. От заунывного темного потока слов не осталось и следа.

– Да, кажется… – шепотом ответила я, тупо уставившись ему в переносицу.

– Что, опять было?.. – озадаченно спросил математик, повернувшись к Дашке.

Та хмуро кивнула.

– И что я на этот раз бормотал?

Невинный вопрос вызвал у хозяйки шквал негодования.

– Какая тебе разница, что ты бормотал, раз ты ничего не помнишь и объяснить не можешь?! Смотри, до чего довел человека!

Аркадий понуро опустил голову.

– Иди к себе, – махнула рукой Дашка, – только стакан помой.

И прибавила непечатное выражение.

Аркаша взял злополучный стакан с лилией и пошел к раковине. Машинально прислушиваясь к плеску воды, я вновь потянулась за сигаретой.

– Ну что, поверила, наконец?.. Теперь колись, что ты такое услышала, что под стол свалилась, – требовательно заявила подружка, когда Аркашина спина нырнула из кухни в прихожую.

Но я совершенно не знала, в чем нужно колоться. Слова Аркадия лежали где-то на дне души мертвым грузом и придавили всякое желание их комментировать. Смысла их я не поняла. Я не могла ничего объяснить даже себе, не то что с навязчивым любопытством взирающей на меня Дашке.

«Зря она наехала на Аркадия, – только сочувственно подумала я про себя. – Такой симпатичный, и к тому же явно психически болен… Какой бред он нес: «Дом между прошлым и настоящим»…

Да и у меня со здоровьем, похоже, не все в порядке. Наверно, сказался хронический недосып. Я и не заметила, как стул уплыл из-под меня, а над головой навис стол… А если бы я упала на улице? Страшно даже представить…

Короткий визит к подруге, обернувшийся так плачевно, вверг меня в уныние. Пожалуй, надо уходить, и как можно скорее. Пройдусь по улице, подышу свежим воздухом. Все же, работа в ночном баре, где постоянно стоит чад и густой сигаретный дым, не лучшим образом сказывается на самочувствии…

Короткая мысль, кольнувшая в сердце, известила, что дело не в баре, а в голосе, который сразил меня, как мечом.

Я усмехнулась уголком губ. Так не бывает. Ни один голос не обладает такой силой, тем более, исходящий из тела тщедушного математика…

Не говоря ни слова, я сделала глубокую затяжку и медленно посмотрела на часы.

– Мне правда пора, – произнесла я наконец.

Дашка посмотрела на меня так разочарованно, словно я отказалась рассказать ей секрет только что исполненного фокуса.

– Ну как знаешь, – протянула она, надув губки.

Мне стало неловко от того, что я не оправдала ее ожиданий.

– Извини, – смутившись, развела я руками, – но мне, правда, нечего сказать. По-моему, у меня просто голова закружилась.

Дашка недоверчиво покосилась на меня.

– Прямо вот так, ни с того ни с сего… А мне все-таки кажется, это из-за Аркашки, ты просто рассказывать не хочешь!

И Дашка, явно обидевшись, отвернулась от меня.

– А по-моему, ты слишком большое значение придаешь какой-то ерунде. Ну, что он там излагал, вспомни? – пустилась я ее разубеждать, еле скрывая раздражение. – Дурацкие какие-то бредни… Ну вот, например, первое так называемое «откровение»: время года – зима. Но мы с тобой и без него знаем, что время года зима. Так?

– Так, – обалдело повторила Дашка.

– И что солнце садится рано, тоже не секрет.

– Ну да…

– Ну вот, – приободрилась я, начиная находить в нелепой ситуации элемент комизма. – А это что еще за рекомендации: бей врагов их оружием. Да не просто их оружием, а только тем, которое с ними! Как ты думаешь, это тоже адресованное мне послание высших сил?

Дашка недоуменно посмотрела на меня и вдруг прыснула. В ту же секунду и я закатилась смехом.

– Представляю, – чуть ли не рыдая, заговорила подружка, – придет к вам на литературный вечер поэт Смидович с новым томиком стихов, а ты – хрясь его им по башке!..

И мы обе вновь полегли в приступе безудержного хохота. Я, наконец, увидела перед собой прежнюю Дашку, беззаботную девчонку, давящуюся от смеха.

– Ну вот видишь, – с трудом отдышавшись, заявила я. – Ничего пророческого я в речах Аркадия не вижу. Просто чушь какая-то…

И в этот момент вдруг пришло ясное осознание того, что в этих разрозненных отрывистых фразах есть глубокое тайное знание, и мне необходимо понять, в чем конкретно заключается их смысл. И чем скорее, тем лучше.

Это осознание без стука вошло в мозг и мгновенно укоренилось в нем.

– Что это с тобой опять?.. – сквозь смех удивленно спросила Дашка, увидев мое изменившееся лицо.

Я с каменным выражением уставилась на нее, не понимая сумбура, внезапно возникшего в голове.

– Что-то состояние какое-то странное…

Может, это последствия употребления фирменного коктейля «Самарканд и Бухара»?..

– Из-за погоды, наверное, – спокойно предположила Дашка и, посмотрев в окно, добавила: – Метель опять.

– Я все-таки пойду, извини, – засобиралась я торопливо, – надо отдохнуть, отлежаться. За эти два дня нужно вернуться в форму. Падать в гостях под стол – это не дело.

Я попыталась пошутить, но фраза прозвучала невесело.

– За какие два дня?.. – насторожилась Дашка, вылезая из-за стола. – У тебя что, и завтра выходной?.. Мне казалось, раньше в твоей библиотеке…

– Отгул, – коротко бросила я, продвигаясь к двери. Подружка засеменила за мной.

– Ой, подожди! – вдруг воскликнула она, метнулась в комнату и вернулась со сложенным вчетверо тетрадным листком. – Вот. Здесь рецепт.

Я взяла листок и сунула в сумку.

– Спасибо.

– Ну ладно, давай поправляйся, а то я волнуюсь – что это с тобой в самом деле?.. – спохватилась, наконец, подруга юности.

И глянула на меня равнодушными глазами.

– Не волнуйся, – сказала я, берясь за ручку двери, – все будет хорошо.

– Звони, – приказала Дашка на прощание.

– Конечно, – пообещала я, спускаясь по лестнице.

Очутившись на заснеженной улице, я облегченно вздохнула.

Глава двенадцатая

Жаль, что так бездарно прошел выходной, думала я, возвращаясь домой пешком и с наслаждением подставляя лицо морозному ветру. Ну да ничего, сейчас я прогуляюсь, по пути куплю мандаринов, а дома приму ванну, укроюсь пледом, включу диск с каким-нибудь фильмом, и мандариновый аромат будет напоминать о предстоящем Новом годе…

А потом наступит Рождество, и я поеду в Трансильванию.

«До Рождества ты есть. А есть ли ты после Рождества?..»

Я вздрогнула. Странный все-таки этот Аркадий. Ни с того ни с сего понес весь этот бред… Что он там еще говорил?..

От нечего делать я попыталась воспроизвести в памяти фразы, произнесенные математиком во время поглощения молока.

Сначала он замогильным голосом сообщил очевидные факты. «Время года – зима. Солнце садится рано» – эти два высказывания я почему-то хорошо запомнила. Наверно, потому, что позже смеялась над ними с Дашкой. А что еще?..

Кажется, «один день меняет все…»

То ли к лучшему, то ли к худшему… не помню.

Тут, если разобраться, «ясновидящий» – я хмыкнула – прав. Действительно, у меня все изменилось в один день, четырнадцатого декабря. Ну, допустим, он просто нечаянно попал в точку. Так, а дальше что?.. Дальше полная бредятина. «Бей врагов их оружием. Только тем, что с ними».

Как этот совет можно применить ко мне? Каких врагов я должна бить? И в каком смысле их оружием?..

Здесь Аркадий явно дал маху со своими предсказаниями.

Потом, кажется, он изрек нечто потустороннее. А именно, загадочную фразу «Дом между прошлым и настоящим». Как это прикажете понимать? И еще что-то в таком же духе, про живых и мертвых. А как вам нравится «Не исследуй неверный путь»? Напоминает философию даосизма.

Закончил же сеанс ясновидения он вот именно этим сомнением насчет того, есть ли я после Рождества?..

Ахинея какая-то. Набор слов. Я сделала глубокий вдох-выдох. Да, ну и бестолковым оказался визит к Дашке! Самый приятный момент в нем – это рецепт салата с семгой…

Рассуждая так, я незаметно приблизилась к своему дому. Посмотрела на часы – путь домой занял чуть больше часа. Отличная прогулка! Теперь надо зайти в павильон за углом, купить мандаринов и забыть об Аркадии вместе с его страшным голосом и бессмысленными словами.

Так я и сделала.

Но, похрустывая на диване мандаринами, я опять начала размышлять – только теперь уже не о сумасшедшем ученом, а о разговоре, подслушанном в кабинете Ивана Ильича. Вспомнить беседу милой парочки в подробностях раньше как-то не было времени, а сейчас она почти вся выветрилась из головы и показалась безобидным перемыванием костей новому работнику. Что они про меня говорили?.. Марианна спросила, не сую ли я нос, куда не надо. Иван Ильич выразил мнение относительно моей тупости. Неприятно, конечно, что меня, закончившую институт с красным дипломом и аспирантуру, счел туповатой директор ночного бара, кстати, на мой взгляд, сам достаточно туповатый. Но никакой угрозы моему будущему в этом его выводе нет. Потом, когда Марианна уронила к моим ногам сигарету, директор усмехнулся и сказал, дескать, она уберет. Да, унизительно, но, вообще-то, я для этого там и нахожусь. К тому же он не знал о моем присутствии под столом. Еще неизвестно, что говорят о нас за глаза те, кого мы считаем друзьями… В процессе дальнейшего общения они назвали меня хоть и недостаточно молодой, но стройной, с гладкой кожей. Ну что ж, спасибо за комплимент! В общем, это была болтовня двух самодовольных, богатых людей, которые всех остальных считают низшими существами.

Почему же тогда разговор напугал меня? Что в нем было такое?.. Бред Аркадия вытеснил из моей головы беседу в кабинете, и я никак не могла вспомнить, какая фраза в тот момент меня насторожила?..

Внезапно я отложила половинку мандарина, подошла к зеркалу, заглянула в него и рассмеялась. На меня смотрела высокая стройная девушка (мой рост 169 см) с длинными темно-русыми волосами. Глаза ее задорно блестели, а на лице сверкала белозубая улыбка. Ха, вот тебе и старая тупая особа! На себя посмотрите, господа! Маленький, толстенький, похожий на пончик Иван Ильич и Марианна – полная, даже грузная, ноги при близком рассмотрении слегка опухшие, в крашеных волосах попадается седина, под глазами мешки… Она ухоженная, конечно, ничего не скажешь, но ей ни за что не дашь двадцати восьми лет – а именно столько ей должно быть, если она моя однокурсница. Выглядит она на все тридцать пять.

Очень довольная выводами экспертизы, я вернулась на место, положила в рот очередную дольку мандарина и с наслаждением съела.

Потом вышла на кухню и закурила сигарету.

Внезапно вспомнилось, как приветлива была Марианна при нашей первой встрече. Как кинулась ко мне с объятиями, восклицала «Ариша, Ариша!», усадила в машину, предложила работу…

«Я помню, как хорошо ты училась…»

Ладно, отношение начальства к подчиненным – особая тема. Что бы они обо мне ни думали, это неважно. Главное, они платят. Вслух никто не выразил недовольства мной и моей работой. Марианна была сама любезность. А Иван Ильич даже назвал «красавица» и «душенька»…

Правда, мне почудились совсем другие слова…

Наверно, у него вставная челюсть.

И я снова рассмеялась. Вот черти!

В тот момент, когда я в шутку назвала их чертями, какое-то смутное воспоминание колыхнулось в душе. Воспоминание о фразе, которая выбивалась из пустого высокомерного разговора… Фраза, из-за которой я почувствовала

опасность

Нахмурившись, я вновь затянулась сигаретой. А была ли она, эта фраза? Или это уже переутомление от анализа разговоров, бредней и еще

странного шепота у двери

Ну вот в нем-то как раз вообще ничего странного нет. Он, я думаю, меня не касался вовсе. Просто после речей, подслушанных в кабинете, мне уже казалось, что все разговоры посвящены мне. А это уже мания величия, подумала я, погасив окурок в пепельнице и возвращаясь на диван, к мандаринам в глубокой чашке, раскрашенной под хохлому.

День клонился к закату.

Разговоры, шепоты… Да даже если на всех углах бара будут шептаться о том, что я старая и тупая, я все равно буду работать, потому что такой зарплаты нет, я думаю, даже у академиков в пресловутом центре Бармина. А меня не берут не то что в центр Бармина, а вообще практически никуда. Так что пусть считают меня кем хотят, хоть чертом с рогами…

И опять легкая тень воспоминания скользнула по сердцу. Что же там, в глубине памяти, сидит и не хочет вылезать наружу?..

Неожиданно я вспомнила свое отражение в ведре с прозрачной водой, которую Лилька замутила своим броском карамельки.

Мне показалось, что на голове у отражения были рожки…

Да, мать, – сказала я себе, – а еще Аркадия считаешь душевнобольным…

Чувствуя, что от этих дурацких дум скоро лопнет голова, я решила больше ничего не подвергать анализу, доела мандарин и вставила в DVD диск с детективом про мисс Марпл.

…А завтра в «1000 покупок» за сапогами, и больше никаких размышлений!