Читать книгу: «Блёстки повсюду», страница 4

Глава седьмая
Тестомесильная терапия

Проходят дни, а мой страх не ослабевает, а усиливается. Я подскакиваю по ночам, чувствуя, как колотится сердце и как пересохло во рту. Мои глаза распахиваются сами собой, я осматриваю комнату в поисках притаившихся ужасов. Я чувствую себя так, будто больше никогда не засну. Я боюсь расти без мамы. Я боюсь, что что-нибудь ужасное случится с папой, Имоджен, бабушкой, Кейт, Джесс или Клео. Я боюсь, что мне некого больше будет любить. Я боюсь читать мамино письмо на мой день рождения. Я решаю сосредоточить свои страхи на письме, потому что это единственное, над чем у меня есть контроль – ведь я могу спрятать его куда-нибудь до тех пор, пока не перестану бояться. Прошлой ночью я лежала без сна, думая об этом – я представила, как открываю конверт, а в нём лежит только чистый лист бумаги или, хуже того, слова, совсем не похожие на мамины. А может быть, я узнаю из этого письма то, что совершенно не хочу знать.

Я, конечно, хожу на сеансы к Сэму, но в то же время миссис Эллисон ведёт себя, как мой неофициальный, бесплатный и неквалифицированный психотерапевт. Сегодня, когда я прихожу домой, она уже на кухне – раскладывает ингредиенты, деревянные ложки, лопаточки, расставляет миски и формы для выпечки.

– Привет, милая, – говорит она, когда я вхожу и опускаюсь на стул. Под глазами у меня тёмные круги. – О нет, у тебя был плохой день в школе?

– Не совсем.

– Что ж, почему бы тебе не испечь хлеб вместе со мной? Замешивание теста – хороший способ избавиться от стресса, мне это помогает. Некоторые говорят, что хлеб лучше на вкус, когда сделан с любовью, но самый чудесный каравай я испекла после того, как узнала про отношения Уильяма с той красоткой из его офиса. Ты знаешь, что он сказал мне, когда я обвинила его в романе на стороне? «Сердце хочет того, чего оно хочет, Лиззи». Как он посмел цитировать мне чёртову Эмили Диккинсон? Я скажу тебе, что, помимо этого, Эмили Диккинсон написала: «Раненый олень прыгает выше». Что ж, она была права, верно? Вот я здесь, в Белсайз-парке с тобой и Сэром Ланселотом, и скоро я стану телезвездой. А последнее, что я слышала об Уильяме, – то, что он живёт в тесной квартирке в Клактон-он-Си вместе со своей будущей женой номер три.

Миссис Эллисон выгнала своего мужа, «ловеласа из Северного Лондона», как называет его папа, после того как узнала о его очередной измене. Это было за много лет до того, как мы переехали сюда, так что мы его никогда даже не видели. Хотя, судя по описанию, он полный неудачник, но миссис Эллисон говорит, что он единственный мужчина, которого она когда-либо любила, и поэтому теперь её спутник жизни – Сэр Ланселот, и никого больше ей не нужно.

– Ну, давай приниматься за дело. Мы будем печь плетёнку в восемь кос. Это было испытание умения в прошлом сезоне «Лучшего пекаря», так что вряд ли мы получим его снова, но кто знает? Судьи могут оказаться хитрыми. Надень фартук, Китти. Свою плетёнку ты будешь делать самостоятельно.

Два часа спустя моя тёмно-синяя форма сплошь покрыта мукой, но я чувствую себя лучше. Я неустанно месила своё тесто, но моя плетёнка плохо поднялась. Она как будто даже осела в духовке, в то время как у миссис Эллисон хлеб вышел настолько пышный, что его можно использовать вместо подушки. Миссис Эллисон сказала, что я замесила тесто слишком круто, но поскольку мне, похоже, от этого становилось легче, она решила оставить всё как есть. Но мне удалось как следует переплести «косы» из теста; все те часы, что я потратила, заплетая волосы своим куклам, хорошо подготовили меня к этой части работы. За чашкой горячего шоколада с ломтиком хлеба миссис Эллисон, намазанным её же домашним вареньем из ежевики, я выбалтываю свой страх относительно маминых писем. Остальные страхи я держу при себе. Они слишком велики, чтобы говорить о них с кем-либо.

– Что если слова мамы прозвучат совсем не похоже на неё? Она знала обо мне всё с самого моего рождения, но она не знает меня сейчас. Она писала эти письма воображаемой будущей Китти, той, которая, наверное, лучше, чем я. Мама всегда считала меня лучше, чем я есть.

– О, я думаю, твоя мама точно знала, кто ты такая, Китти Уэнтуорт. Ты очень славная девочка, которая постепенно становится замечательной юной леди. Мне очень грустно, что у нас с мистером Эллисоном никогда не было детей, хотя, учитывая его походы на сторону, это, возможно, и к лучшему. И всё же я кое-что знаю о матерях. Моя мать всегда говорила, что в первый же раз, когда она заглянула мне в глаза, она точно поняла, какая я. То же самое относится и к Лоре – она знала тебя вдоль и поперёк, Китти.

Миссис Эллисон гладит меня по руке и утирает своим испачканным в муке фартуком слёзы, катящиеся по моим щекам – я их даже не замечала.

– Ну что ж, мисс. Следующим номером – пудинг с густой патокой.

– Я, наверное, просто посмотрю, как вы его делаете, если вы не против, – отзываюсь я. Несмотря на отсутствие квалификации, миссис Эллисон довольно хороший психотерапевт. Но она говорит куда больше, чем Сэм.

– Сойдёт. Мы можем сделать вид, что ты судья. Мне нужно привыкать к зрителям. Ты знаешь, что помимо других участников, ведущих и судей, там будут операторы, режиссёры, продюсеры и бог весть кто ещё? Как ты думаешь, на телевидении будет кто-нибудь, чтобы сделать мне причёску и навести макияж?

Скоро стартует сезон «Лучшего пекаря Британии», в котором будет участвовать миссис Эллисон. Готовясь появиться на телеэкране, она пытается немного сбросить вес.

– Говорят, что камера добавляет десять фунтов, так что я и решила сбросить десяток, чтобы выглядеть собой.

В состязании между похудением и необходимостью пробовать бисквиты, торты и пудинги, чтобы довести их до совершенства, выпечка побеждает с большим отрывом.

– Тебе не нужно сбрасывать вес, Лиззи, – сказал ей папа на прошлой неделе. – Есть такая старая поговорка: «Не доверяй тощему пекарю».

В эти выходные миссис Эллисон убеждает меня поехать с ней по магазинам, чтобы купить ей новую одежду для шоу. Она выбирает десять ярких льняных рубашек с короткими рукавами тех оттенков, которые «Farrow & Ball», наверное, никогда не включат в число своих красок. Примерочная превращается в вихрь лаймово-зеленого, кричаще-розового, ядовито-оранжевого, ярко-аквамаринового и синего оттенка «электрик». Ещё миссис Эллисон выбирает три пары удобных штанов цвета хаки и две пары белых капри. Капри не очень-то ей к лицу, но миссис Эллисон обладает тем, что мама называла «освежающе здоровым восприятием тела в сочетании с большой уверенностью в себе». Она непрерывно отпускает весёлые комментарии сквозь занавеску примерочной.

– Эти штаны просто идеальны, потому что они немного растягиваются, а мне это понадобится, чтобы наклоняться, когда я буду ставить что-нибудь в духовку и доставать из неё.

Занавеска отлетает в сторону, когда миссис Эллисон совершает несколько рискованных проверочных прыжков в новых штанах – к огромному удивлению женщины, вышедшей из соседней примерочной.

– Рубашки с короткими рукавами очень практичны, потому что рукава не придётся закатывать, верно? Итак, в указаниях от продюсера сказано – никаких полосок, не то чтобы я собиралась выбрать их, потому что вертикальные делают меня похожей на шезлонг, а горизонтальные явно не пойдут к моей груди! Продюсеры заявляют, что одежда вообще должна быть без рисунка, очень жаль, потому что я видела вон там очень красивую блузку в цветочек. Ты знаешь, что оба дня съёмок каждого эпизода нам придётся ходить в одном и том же? Я всегда удивлялась, почему участники на второй день появляются в том же, в чём были в первом – это вроде как называется «непрерывность». Полагаю, люди просто стирали одежду с вечера, но мне это не по душе, так что я просто куплю по две штуки одинаковых вещей. Я не буду срезать ярлычки на тот случай, если смогу вернуть одну из них. Не хочу сглазить, но я покупаю вдобавок наряд на финал шоу.

Миссис Эллисон едва успевает перевести дыхание, прервав поток сознания. Папа говорит, что она способна уболтать всю Англию. Она появляется из примерочной с раскрасневшимся лицом, на котором сияет победное выражение. После того, как мы расплачиваемся за её наряды, миссис Эллисон громко сообщает, что наша следующая остановка – отдел нижнего белья. Она произносит это в нос, с «французским» выговором.

– Китти, я говорила с твоим отцом и сказала ему, что, по-моему, тебе пора уже подобрать лифчик. Она смотрит на мою плоскую, как блин, грудь. – Сейчас у тебя там не очень-то много, но важно носить поддерживающий лифчик по мере развития тела. В общем, он не особо хотел это обсуждать, но согласился, чтобы я повела тебя за покупками. Никогда не знаешь, как будет, ты можешь расцвести буквально за одну ночь, как это было со мной. Кстати, не стесняйся прийти ко мне, когда у тебя начнутся «критические дни». Я знаю, твоя мама всегда открыто разговаривала с вами, девочками, насчёт подросткового периода. Я вовсе не обученный профессионал, в отличие от неё, но я прошла университет жизни. Если вдруг захочешь спросить меня о месячных или о чём-либо ещё, я готова выслушать и дать совет, понимаешь, милая? К слову сказать, у меня-то они уже давно позади!

Она посмеивается, а я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышит. Пожалуйста, пусть она перестанет говорить о месячных и росте груди!

Миссис Эллисон продолжает:

– Свой первый лифчик я купила в «Marks & Spencer». Это наша, британская фирма, хотя королева, очевидно, закупается в «Rigby & Peller». Я заходила туда однажды, просто чтобы посмотреть, и лифчики стоили сто фунтов каждый! Старый добрый «M&S» ставит цены в восемнадцать фунтов. Но я думаю, что королева может себе позволить дорогие покупки. Кстати, я вот прикидываю, где могут быть самые маленькие лифчики.

– В Америке их называют спортивными лифчиками, – хихикаю я. – Или тренировочными. Как будто грудь готовится к Олимпийским играм.

– Что, правда? Судя по всему, это вон там. Мы просто называем их «маленькими». Ага, вот и они. Разумнее всего выбрать белый, кремовый или, может быть, очень бледно-розовый, но ничего слишком броского. Представляешь лицо своей бабушки, если мы вернёмся домой с красным или чёрным лифчиком для тебя? Посмотри, Китти, линейка «Первый лифчик ангела», они же симпатичные?

Я беру один лифчик и рассматриваю его.

– А можно купить с поролоновой подкладкой?

Миссис Эллисон изучает мою грудь.

– Может, один с подкладкой, один без неё? – предлагает она. – Я когда-то подкладывала в свой лифчик носки, но недолго. У меня рано выросла грудь. Как ты думаешь, какой размер подойдёт? АА двадцать восемь дюймов – самый маленький, но нужно измерить твои параметры.

– Ни за что, миссис Эллисон! Мне будет ужасно стыдно!

– Они всё это видели много раз, милая. Я читала в воскресной газете, что восемьдесят процентов женщин в Англии носят лифчики неправильного размера. Ты же не хочешь начать с неправильного размера, верно? – Миссис Эллисон говорит это так, как будто неправильный размер может привести к болезни или, по меньшей мере, к плохой осанке и обвисанию груди.

Мы смотрим по сторонам и замечаем женщину-консультанта по имени Гвен, которая говорит нам, что работает в отделе нижнего белья уже сорок лет, что её внук изучает географию в Даремском университете и что она сама любит в свободное время заниматься своим садом. Гвен вталкивает меня в примерочную, быстро и деловито обмеряет меня и церемониальным тоном сообщает, что мой размер – «А» двадцать восемь дюймов. Это как если бы сортировочная шляпа из «Гарри Поттера» направила тебя в Хаффлпаф, потому что для Гриффиндора тебе нужен размер «B» тридцать четыре.

– «А» двадцать восемь! – восклицает миссис Эллисон. – Молодец, Китти. Это даже не самый маленький размер. По виду так и не скажешь, верно, Гвен? Что ж, расплатимся и поедем домой. Сегодня после обеда я собираюсь печь профитроли. Ещё я делаю вкусный манговый заварной крем для наполнения эклеров, они будут с лимонной глазурью поверху, но я не уверена, смогу ли я правильно выдержать баланс между сладким и кислым, поэтому мне нужно, чтобы ты их попробовала, Китти.

– Хорошо. Только, миссис Эллисон, пожалуйста, не говорите Имоджен или папе, какой у меня размер лифчика!

– Конечно, не скажу. Я буду хранить твой секрет. Просто дай мне знать, когда нам понадобится снова приехать сюда за следующим размером, и мы сможем снова обратиться к Гвен.

Миссис Эллисон улыбается своей новой подруге, которая в полном восторге от того, что может рассказать своим коллегам: только что познакомилась с участницей нынешнего сезона её любимого телевизионного шоу!

– Все продавщицы из «M&S» будут болеть за тебя, Лиззи! Удачи!

Когда мы выходим из магазина, я беру миссис Эллисон за руку. Мама была права: наша соседка – прекрасное дополнение к Команде Уэнтуорт. Не знаю, что бы мы без неё делали. Не знаю, что бы я делала без неё. Мы идём по Оксфорд-стрит, чтобы сесть на автобус до дома, и я помахиваю маленьким зелёным бумажным пакетом, в котором лежат два лифчика из линейки «Первый лифчик ангела»: один белый и один нежно-розовый, оба с поролоном! Я очень жду, когда же я смогу увидеть по телевизору миссис Эллисон в её новом наряде, хотя мне нужно как-то подсказать ей, что не следует так сильно подпрыгивать.

Глава восьмая
«Лучший пекарь Британии»

Съёмки «Лучшего пекаря Британии» начинаются в эти выходные, и миссис Эллисон уезжает в Беркшир, в огромный загородный дом под названием Уэлфорд-парк, где делают это шоу. В её отсутствие мне поручено следить за Сэром Ланселотом.

– Это первый раз, когда мы разлучаемся, – всхлипывает миссис Эллисон, утыкаясь лицом в складки на толстой шее пса, пока таксист нетерпеливо постукивает пальцами по рулевому колесу. – Я пыталась объяснить ему, что вернусь вечером в воскресенье, но я не уверена, что он до конца понял меня.

Таксист с трудом подавляет смех, а папа пытается оттеснить миссис Эллисон в сторону такси.

– Китти, я прикрепила распорядок дня Сэра Ланселота рядом с холодильником. Там есть список магазинов, где он получает собачьи лакомства, так что он не позволит тебе пройти мимо них, не остановившись.

– Идите же, миссис Э., вы же не хотите опоздать? – говорит папа, и мы вталкиваем её в такси и машем вслед.

– Сэр Ланселот желает удачи! – кричу я во весь голос перед тем, как такси сворачивает за угол.

– Верно, а нам пора идти, Китти, – замечает бабушка. – Возьми Сэра Ланселота на нашу благотворительную прогулку. Он может даже оказаться полезным и побудить собачников сделать пожертвования.

– Давай прицепим на него нарцисс, – предлагаю я, достаю из бабушкиной сумки брошку в виде маленького жёлтого цветка и осторожно прикрепляю её к красному ошейнику Сэра Ланселота, удостоверившись, что булавка не расстегнётся и не воткнётся ему в шею.

Бабушка собирает пожертвования в фонд хосписа имени Марии Кюри, а нарцисс – их символ. Люди носят их так же, как изображения маков, чтобы показать, что они приняли участие в благотворительной акции. Сэра Ланселота потребовалось долго убеждать подняться на холм, и, как и говорила миссис Эллисон, нам приходится остановиться возле мясного магазина, у булочной и у винного магазина, где он получает лакомства. Бабушка поднимает брови при виде винного магазина, а я удивлена тем, что мрачный булочник угощает нашего пса, но выясняется, что у него тоже есть французский бульдог.

– Немного поздно для Дня святого Давида, вам не кажется, уважаемая? Разве он не в марте? – спрашивает какой-то мужчина после того, как бабушка резко взмахивает нарциссом у него перед лицом.

– На самом деле я продаю эти нарциссы для того, чтобы собрать деньги для местного хосписа имени Марии Кюри, – отвечает бабушка, одаривая его взглядом Медузы Горгоны, способным превратить смертного в камень. – Моя дочь Лора, мать Китти, умерла там пару месяцев назад. Я торчу на Хэмпстед-Хай-стрит не для того, чтобы праздновать день святого покровителя Уэльса. Я даже никогда не была в Уэльсе, и да, День святого Давида в марте.

Она умолкает и ждёт, в то время как мужчина, которому явно становится всё более неловко с каждым её словом, залезает в свой бумажник и достаёт банкноту в двадцать фунтов, которую засовывает в ящик для пожертвований.

– Спасибо большое, – искренне благодарит бабушка, а мужчина нервной походкой направляется вверх по холму.

– Бабушка! Ты заставила этого беднягу чувствовать себя просто ужасно!

– Что ж, он дал нам двадцать фунтов. Если чувство вины заставляет людей быть более щедрыми, то кто я такая, чтобы не воспользоваться этим ради доброго дела? «День святого Давида», конечно! Что за идиотский комментарий?

Следующей её жертвой становится ничего не подозревающая семья итальянцев. Они поднимают руки в знак извинения и объясняют, что у них есть только евро.

– Я принимаю валюту, – заявляет бабушка и стоит так до тех пор, пока отец семейства не роняет в её жестяной ящичек купюру в десять евро. Она реально не ведает стыда, и, по её словам, это основная причина, по которой она остаётся лучшим сборщиком пожертвований для хосписа.

– Наверное, я обзаведусь терминалом для карточек, – говорит она после того, как пятый человек объясняет, что у него нет наличных. – Похоже, всё меньше и меньше народу носит с собой наличку. Напомни мне поискать такой в онлайн-магазинах, когда мы вернёмся домой.

Мы направляемся вниз по холму – к дому. Сэр Ланселот, пыхтящий рядом с нами, похоже, не так уж скучает по своей хозяйке. По сути, в угасающем вечернем свете он выглядит почти довольным. Может быть, он рад тому, что ему не нужно торчать на кухне, а может быть, понимает, что близится время ужина.

– Как будто ещё вчера Лоре было столько же лет, сколько тебе сейчас, – произносит бабушка, улыбаясь мне. – Ты так сильно напоминаешь мне её! Имоджен больше похожа на неё с виду, но характером ты – точь-в-точь твоя мама. У тебя такое же, как у неё, чувство юмора и чувство справедливости. Ты замечательно умеешь слушать, совсем как твоя мать. Я никогда не перестану тосковать по Лоре, но, по крайней мере, я каждый день вижу её отблеск в тебе и твоей сестре.

Я сжимаю руку бабушки, не зная, что сказать. Вот потому люди и считают, будто я умею слушать: не потому, что это действительно так, а потому, что я часто не знаю, что сказать.

– Кто-то в хосписе сказал мне, что скорбь – это как блёстки, – продолжает бабушка. – Если ты бросишь в воздух горсть блёсток, то, как бы ты ни старалась, все блёстки ты не уберёшь. Мне кажется, это правда. Я продолжаю находить блёстки, забившиеся в самые неожиданные уголки. Полагаю, они всегда будут с нами.

В ту ночь я лежу в кровати, размышляя о словах бабушки насчёт скорби и блёсток. Это правда. Крошечные кучки лежат повсюду, ожидая, чтобы их нашли.

Миссис Эллисон возвращается со съёмок первой серии и врывается к нам, чтобы рассказать, как прошли выходные. Она подписала что-то, именуемое «договором о неразглашении», поэтому ей полагается держать в тайне почти всё, что случилось. Услышав это, бабушка фыркает.

– Тоже мне, МИ5 выискалось! Тайная пекарская служба Её Величества!

Миссис Эллисон не обращает внимания на слова бабушки и рассказывает нам, что её торт «Святой Клемент» – с пропиткой из апельсиново-лимонного сиропа – стал настоящим хитом. Техническое задание, когда ты заранее не знаешь, что предстоит печь, было в некотором роде кошмаром, но её фирменная выпечка – трио шоколадных бисквитов – стала триумфом.

– Вероятно, это больше подробностей, чем я имею право вам рассказывать, – заключает она, беспокойно обводя взглядом кухню, как будто из шкафа может выскочить команда юристов.

На следующей неделе мы собираемся вместе, чтобы посмотреть первую серию. Подруги миссис Эллисон из группы по обучению зумбе устраивают целый праздничный просмотр с тортом, транспарантами и портретами судей в полный рост, вырезанными из картона, но выясняется, что у преподавательницы зумбы фобия в отношении собак, поэтому Сэра Ланселота нельзя туда приводить.

– Представляете, кто-то может бояться моего крошку! – говорит миссис Эллисон, почёсывая ему лоб.

– Это трудно вообразить, – соглашается бабушка, всматриваясь в плоскую мордочку Сэра Ланселота. – Он совсем не выглядит так, как будто может кинуться на кого-то, верно?

– В общем, – продолжает миссис Эллисон, не обращая внимания на бабушку, – класс зумбы собрался дома у Мод, а я здесь, со всеми вами и Сэром Ланселотом, и это намного лучше.

Мы устраиваемся перед телевизором с полным чайником чая и разнообразной выпечкой. В следующие выходные будут снимать приготовление пирогов, так что на кофейный столик водружены два фирменных пирога миссис Эллисон – один сладкий, один мясной. Мы с Имоджен обе отказываемся даже попробовать мясной пирог, потому что он начинён такими отвратительными вещами, как крольчатина, фазанятина и оленина.

– Интересно, каков на вкус пирог с собачатиной? – хмыкаю я.

– Китти, не говори такие вещи при Сэре Ланселоте! – взвизгивает миссис Эллисон, обвивая его обеими руками, чтобы защитить от тех, кто захочет приготовить из него пирог.

– Из него получится даже несколько пирогов, – отмечает папа, кладя в рот очередной кусочек мясного пирога. Миссис Эллисон бросает на него сердитый взгляд.

– Прошу прощения, – бормочет папа с набитым ртом.

Глубоко сожалея о своём замечании насчёт собачатины, я поглаживаю миссис Эллисон по плечу.

– Мне кажется, этот пирог с яблоками и сливами – один из ваших лучших, – говорю я ей. Должно быть, это её успокаивает, потому что она отрезает мне ещё один большой ломоть.

– Конечно, самое сложное в Пироговой неделе то, что Пол постоянно проверяет низ на сырость. Допусти, чтобы низ был мокрым, – и тебя отправят домой вот так! – Миссис Эллисон выразительно щёлкает пальцами у папы перед лицом, отчего тот проливает свой чай.

– Мокрое что? – переспрашивает он, промокая салфеткой свои брюки, в которые впитался чай.

– Мокрый низ. Нижняя корочка пирога должна быть сухой и хрустящей. Не должно быть ни единой протечки. Разве вы не помните ту несчастную женщину в прошлом сезоне, у которой из пирога вытекла начинка?

Папа со встревоженным видом заглядывает под свой ломоть пирога с дичью.

– Сухая, как кость, – констатирует он.

Я тоже проверяю свой пирог снизу. Корочка немного мокрая. Ну, может быть, скорее влажная, чем мокрая. Я решаю не упоминать об этом, потому что не хочу снова расстроить миссис Эллисон после моего замечания насчёт пирога с собачатиной.

Участников шоу представляют одного за другим, и неожиданно на экране появляется миссис Эллисон – в телевизоре она крупнее, чем в жизни, – и просто светится в своей лаймово-зелёной рубашке из «M&S» и безупречно-белом фартуке. Она энергично взбивает смесь для торта, беседуя с двумя судьями.

– Это один из тортов, которые я особенно люблю печь, – говорит она, – и две маленькие девочки, живущие по соседству, просто в восторге от него.

Мы радостно вскрикиваем при этом упоминании, несмотря на то, что она назвала нас маленькими девочками.

– Что ж, сегодня их нет среди судей, так что посмотрим, насколько нам понравится этот торт, так ведь, Лиззи? – зловеще отзывается Пол, переходя к следующему участнику. – Удачи.

– Нравится ли нам этот человек? – спрашивает бабушка, с подозрением глядя на него. – К Прю мы, конечно, относимся хорошо, а вот насчёт него я не уверена. И что это за фамилия такая – Голливуд? Скорее всего, это псевдоним. И чем он так уж отличился?

– Это его настоящая фамилия, – отвечает миссис Эллисон. – Я его спрашивала. Он был главным пекарем в ресторане при роскошном лондонском отеле и специализировался на выпечке хлеба. Команда часто отпускает шуточки насчёт того, что он похож на серебристую гориллу, но он относится к этому с юмором, по-доброму.

– Я бы сказала, что это прозвище ему неплохо соответствует, – говорит бабушка. – Знаете, это действительно приятное шоу. Думаю, я буду продолжать его смотреть и после того, как тебя исключат.

Имоджен тычет бабушку в бок, указывая ей на то, что это был бестактный комментарий, и мы все возвращаемся к просмотру шоу и поеданию пирогов. Сэр Ланселот ухитряется стащить кусок мясного пирога и прячется с ним под стол. Он, судя по всему, совсем не против того, чтобы съесть Бэмби. Эпизод завершается тем, что отставного уэльского бухгалтера по имени Райс отправляют домой из-за его потёкшего шоколадного суфле.

– Славный парень, – замечает миссис Эллисон. – Так ужасно, что его первым отослали домой! Он был жутко расстроен.

– А мне кажется, он выдохнул с облегчением, – возражает папа. – Похоже, эта пекарская работа – нелёгкий труд. Теперь он может расслабиться, сидя дома и глядя, как вы потеете в этом шатре, пока он сидит у себя на диване с холодным пивом и пирогом со свининой, купленным в магазине. Ему-то не нужно больше волноваться насчёт мокрой нижней корки!

Что ж, наверное, Райс действительно может выдохнуть с облегчением, но я – нет. До тех пор, пока миссис Эллисон не назовут величайшим пекарем Британии. Я очень хочу увидеть её триумф.