Читать книгу: «Басни», страница 3

Шрифт:

Вельможа и Философ

Вельможа, в праздный час толкуя с Мудрецом
            О том о сём,
«Скажи мне, – говорит, – ты свет довольно знаешь,
И, будто в книге, ты в сердцах людей читаешь:
            Как это, что́ мы ни начнём,
Суды ли, общества ль учёны заведём,
            Едва успеем оглянуться,
      Как первые невежи тут вотрутся?
      Ужли от них совсем лекарства нет?» –
«Не думаю, – сказал Мудрец в ответ, –
И с обществами та ж судьба (сказать меж нами),
            Что с деревянными домами». –
«Как?» – «Так же: я вот свой достроил сими днями;
      Хозяева в него ещё не вобрались,
            А уж сверчки давно в нём завелись».

Волк на псарне

Волк ночью, думая залезть в овчарню,
                  Попал на псарню.
      Поднялся вдруг весь псарный двор –
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
      Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»
      И вмиг ворота на запор;
      В минуту псарня стала адом.
            Бегут: иной с дубьём,
                  Иной с ружьём.
«Огня! – кричат, – огня!» Пришли с огнём.
Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом,
      Зубами щёлкая и ощетиня шерсть,
Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
      Но, видя то, что тут не перед стадом
            И что приходит наконец
            Ему расчесться за овец, –
                  Пустился мой хитрец
                        В переговоры
И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум?
            Я, ваш старинный сват и кум,
Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры;
Забудем прошлое, уставим общий лад!
А я не только впредь не трону здешних стад,
Но сам за них с другими грызться рад
            И волчьей клятвой утверждаю,
      Что я…» – «Послушай-ка, сосед, –
            Тут ловчий перервал в ответ, –
      Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
            А потому обычай мой:
      С волками и́наче не делать мировой,
            Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

Петух и Жемчужное зерно

                  Навозну кучу разрывая,
      Петух нашёл Жемчужное зерно
            И говорит: «Куда оно?
                  Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы, право, был гораздо боле рад
Зерну Ячменному: оно не столь хоть видно,
                  Да сытно».

Невежи судят точно так:
В чём толку не поймут, то всё у них пустяк.

НАВОЗНУ КУЧУ РАЗРЫВАЯ, ПЕТУХ НАШЁЛ ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО…

Лисица и Сурок

«Куда так, кумушка, бежишь ты без оглядки?» –
            Лисицу спрашивал Сурок.
      «Ох, мой голубчик-куманёк!
Терплю напраслину и выслана за взятки.
Ты знаешь, я была в курятнике судьёй,
      Утратила в делах здоровье и покой,
            В трудах куска не доедала,
                  Ночей не досыпала,
            И я ж за то под гнев подпала;
А всё по клеветам. Ну, сам подумай ты:
Кто ж будет в мире прав, коль слушать клеветы?
      Мне взятки брать? да разве я взбешуся!
Ну, видывал ли ты, я на тебя пошлюся,
      Чтоб этому была причастна я греху?
            Подумай, вспомни хорошенько». –
«Нет, кумушка; а видывал частенько,
            Что рыльце у тебя в пуху».

      Иной при месте так вздыхает,
Как будто рубль последний доживает:
      И подлинно, весь город знает,
            Что у него ни за собой,
                  Ни за женой;
            А смотришь, помаленьку
То домик выстроит, то купит деревеньку.
Теперь, как у него приход с расходом свесть,
            Хоть по суду и не докажешь,
            Но как не согрешишь, не скажешь,
Что у него пушок на рыльце есть.

Стрекоза и Муравей

Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза.
Помертвело чисто поле;
Нет уж дней тех светлых боле,
Как под каждым ей листком
Был готов и стол и дом.
Всё прошло: с зимой холодной
Нужда, голод настаёт;
Стрекоза уж не поёт:
И кому же в ум пойдёт
На желудок петь голодный!
Злой тоской удручена,
К Муравью ползёт она:
«Не оставь меня, кум милой!
Дай ты мне собраться с силой
И до вешних только дней
Прокорми и обогрей!» –
«Кумушка, мне странно это:
Да работала ль ты в лето?» –

«ТЫ ВСЁ ПЕЛА? ЭТО ДЕЛО:

ТАК ПОДИ ЖЕ ПОПЛЯШИ!»

Говорит ей Муравей.
«До того ль, голубчик, было?
В мягких муравах у нас
Песни, резвость всякий час,
Так, что голову вскружило». –
«А, так ты…» – «Я без души
Лето целое всё пела». –
«Ты всё пела? это дело:
Так поди же попляши!»

Лжец

            Из дальних странствий возвратясь,
Какой-то дворянин (а может быть, и князь),
С приятелем своим пешком гуляя в поле,
      Расхвастался о том, где он бывал,
И к былям небылиц без счёту прилагал.
            «Нет, – говорит, – что я видал,
            Того уж не увижу боле.
                  Что здесь у вас за край?
            То холодно, то очень жарко,
То солнце спрячется, то светит слишком ярко.
                  Вот там-то прямо рай!
            И вспомнишь, так душе отрада!
            Ни шуб, ни свеч совсем не надо:
      Не знаешь век, что́ есть ночная тень,
И круглый божий год всё видишь майский день.
            Никто там ни садит, ни сеет,
А если б посмотрел, что́ там растёт и зреет!
Вот в Риме, например, я видел огурец:
                  Ах, мой творец!
            И по сию не вспомнюсь пору!
      Поверишь ли? ну, право, был он с гору». –
«Что за диковина! – приятель отвечал, –
На свете чудеса рассеяны повсюду,
      Да не везде их всякий примечал.
Мы сами вот теперь подходим к чуду,
Какого ты нигде, конечно, не встречал,
            И я в том спорить буду.
      Вон, видишь ли через реку тот мост,
Куда нам путь лежит? Он с виду хоть и прост,
            А свойство чудное имеет:
Лжец ни один у нас по нём пройти не смеет;
                  До половины не дойдёт –
            Провалится и в воду упадёт;
                  Но кто не лжёт,
Ступай по нём, пожалуй, хоть в карете». –
                  «А какова у вас река?» –
                        «Да не мелка.
Так, видишь ли, мой друг, чего-то нет на свете!
Хоть римский огурец велик, нет спору в том,
Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нём?» –
«Гора хоть не гора, но, право, будет с дом». –
                  «Поверить трудно!
      Однако ж как ни чудно,
А всё чудён и мост, по коем мы пойдём,
      Что он Лжеца никак не подымает;
            И нынешней ещё весной
С него обрушились (весь город это знает)
            Два журналиста да портной.
Бесспорно, огурец и с дом величиной
      Диковинка, коль это справедливо». –
            «Ну, не такое ещё диво;
            Ведь надо знать, как вещи есть:
      Не думай, что везде по-нашему хоромы;
            Что там за домы:
      В один двоим за нужду влезть,
            И то ни стать, ни сесть!» –
      «Пусть так, но всё признаться должно,
      Что огурец не грех за диво счесть,
            В котором двум усесться можно.
            Однако ж мост-ат наш каков,
Что Лгун не сделает на нём пяти шагов,
                  Как тотчас в воду!
      Хоть римский твой и чуден огурец…» –
      «Послушай-ка, – тут перервал мой Лжец, –
Чем на мост нам идти, поищем лучше броду».

Щука и Кот

Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
            А сапоги тачать пирожник,
            И дело не пойдёт на лад.
            Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
                  Он лучше дело всё погубит,
                        И рад скорей
                  Посмешищем стать света,
            Чем у честны́х и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.

                  Зубастой Щуке в мысль пришло
            За кошачье приняться ремесло.
Не знаю: завистью ль её лукавый мучил
Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил, –
            Но только вздумала Кота она просить,
                  Чтоб взял её с собой он на охоту,
                  Мышей в анбаре половить.

ЗУБАСТОЙ ЩУКЕ В МЫСЛЬ ПРИШЛО

ЗА КОШАЧЬЕ ПРИНЯТЬСЯ РЕМЕСЛО

«Да, полно, знаешь ли ты эту, свет, работу? –
            Стал Щуке Васька говорить. –
            Смотри, кума, чтобы не осрамиться:
                  Недаром говорится,
                  Что дело мастера боится». –
«И, полно, куманёк! Вот невидаль: мышей!
                  Мы лавливали и ершей». –
«Так в добрый час, пойдём!» Пошли, засели.
                  Натешился, наелся Кот,
            И кумушку проведать он идёт;
А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот, –
                  И крысы хвост у ней отъели.
Тут видя, что куме совсем не в силу труд,
Кум замертво стащил её обратно в пруд.
                  И дельно! Это, Щука,
                        Тебе наука:
                  Вперёд умнее быть
            И за мышами не ходить.

Обоз

            С горшками шёл Обоз,
      И надобно с крутой горы спускаться.
Вот, на горе других оставя дожидаться,
Хозяин стал сводить легонько первый воз.
Конь добрый на крестце почти его понёс,
            Катиться возу не давая;
                  А лошадь сверху, молодая,
      Ругает бедного коня за каждый шаг:
            «Ай, конь хвалёный, то-то диво!
            Смотрите: лепится, как рак;
Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!
            Смелее! Вот толчок опять.
      А тут бы влево лишь принять.
            Какой осёл! Добро бы было в гору
                  Или в ночную пору, –
            А то и под гору, и днём!
            Смотреть, так выйдешь из терпенья!
Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!
            Гляди-тко нас, как мы махнём!
            Не бойсь, минуты не потратим,
      И возик свой мы не свезём, а скатим!»
Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,
      Тронулася лошадка с возом в путь;
      Но только под гору она перевалилась,
Воз начал напирать, телега раскатилась;
Коня толкает взад, коня кидает вбок;
            Пустился конь со всех четырех ног
                  На славу;
      По камням, рытвинам пошли толчки,
                  Скачки,
Левей, левей, и с возом – бух в канаву!
            Прощай, хозяйские горшки!