Читать книгу: «Необыкновенное путешествие Таисии», страница 14
Таисия дернула ручку и открыла дверь. Все замерло. Она слышала только свое дыхание. Ровное, взволнованное. Комната мерцала огнями. Горели гирлянды на рождественской елке. Менялись яркие картинки в телевизоре, оставляя блики на стенах и потолке. Маленький огонек свечи на столе дрожал, освещая нетронутые блюда. В кресле напротив сидела мама. Она закрыла лицо руками и плакала. Слезы блестели на ее пальцах и, скатываясь, падали на колени.
Таисия подошла к маме, и сев рядом, крепко прижала ее к себе. Она чувствовала трепет и дрожь в ее теле.
– Не плачь, мам, – сказала она. – Я люблю тебя.
Мама подняла голову и посмотрела на Таисию. Ее глаза блестели от слез. Они были уставшими и грустными, а сама она сильно постаревшей и слабой. Она вытерла лицо руками и обняла дочь.
– Я тебя тоже очень сильно люблю. Прости меня. Прости, и никогда больше не уходи.
– И ты меня прости. Я никуда не уйду от тебя.
Таисия чувствовала мамино горячее дыхание у себя на шее, и тепло и стук сердца, идущего только вперед, подобно часам. Ей было все равно, что происходит вокруг. В этих объятиях она ощущала себя снова маленькой и беспечно счастливой. Она больше не боялась. Дождь тихо барабанил по подоконнику, оставляя косые линии на окне. За окном еще шумела улица. Тротуары блестели под фонарями. И в белом свете луны, тысячи огней потухали один за другим. Наступала ночь, тихая и безмятежная. Таисия спала в своей кровати. Рядом крепко обняв ее, спала мама. Их блестящие локоны волос сплелись на подушке.
14
Утро недоверчиво заблестело на них и скользнуло по их лицам, красивым и умиротворенным. Они лежали друг напротив друга, словно два отражения одной большой любви, забытой и не понятой, потерянной, но вновь взросшей из талой земли. Два огромных мира, непримиримых, разных, но одинаково прекрасных, слились в один.
Таисия открыла глаза. Уголки рта еле заметно приподнялись. По телу пробежала теплая волна спокойствия. Она не задавала вопросов и не давала ответов. Она просто охватила все тело и сдавила разум, прикасаясь легко и нежно, словно приятная усталость. Глаза уже не закрывались, они не хотели закрываться. Все, что они хотели – это видеть мир вокруг, каким он есть, каким он был, каким будет, когда время унесет его далеко за горизонт. И только мы останемся неизменными, все те же глаза и руки, ноги несут нас вперед под ритм, заданный сердцем, мысли сменяют друг друга, подобно смене дня и ночи. Мы обрастаем знаниями, от которых нам становятся не нужны вопросы, потому что ответы на них мы якобы знаем. Мы все реже смотрим вдаль, лениво отводя глаза от горизонта, и уже не бежим, распинывая утреннюю росу, а устало бродим по кругу, словно стрелки часов. Тик так, тик… так. Но мы все равно все те же. И стоит нам ощутить своей толстой кожей этот легкий ветер, уносящий за горизонт запах надежд и свободы, как мы вновь осторожно устремляем глаза вдаль. Это то самое чувство, когда стрелки часов, давно стоящих на месте, или все еще тикающих в привычном ритме, вдруг оживают мотыльками и, вспорхнув, вылетают в открытое окно. Когда желание идти становится вновь непреодолимым, и ты слышишь незыблемый ритм сердца, и понимаешь что те вопросы, на которые ты когда-то шутя ответил, так и остались не поняты и забыты.
Этим утром мама не пошла на работу. Вместе с дочерью, они сидели за столом и завтракали. По большей части они молчали, украдкой поглядывая друг на друга, словно чего-то стесняясь или не понимая. В воздухе витала неловкость, недосказанность. Что это было, думала Таисия, сон, или же… нет, этого не может быть, это точно был сон. Невероятный, страшный сон. Мама вела себя так, будто слышала все ее мысли. Она вела себя странно, совсем не как раньше – была рассеянной и излишне улыбчивой. Впрочем, Таисии так даже больше нравилось. Они пытались поговорить о погоде, но, говоря, каждый думал о чем-то своем, и разговор затухал. Почему она так смотрит, спрашивала себя Таисия, о чем она думает, и что она знает? И опять эта неловкость, как будто наступил кому-то на ногу. Хочется извиниться, но так стыдно, что немеет язык. Да и какое это все теперь имеет значение, главное, что она дома, с мамой. Она даже не была уверенна, уходила ли она куда-либо. Вчерашний день в школе, что она о нем помнила? Он словно был месяц назад.
Мама чесала руки, она была взволнована еще больше. Ребенок, не понимая, что происходит вокруг, оставляет ситуацию как есть, поверив ей на слово. Взрослый же убеждает себя, что он сошел с ума. Этим, судя по всему, занималась и мама.
– Не бойся, мам, ты не сошла с ума, – сказала Таисия. Мама неуверенно засмеялась.
– Очень на это надеюсь.
Она явно что-то знала, но не была готова об этом говорить.
– Тебе сегодня в школу? – спросила мама.
– Конечно, все как всегда, – уверенно ответила Таисия, стараясь не пугать маму еще больше.
Она посмотрела на часы. И в самом деле – стрелка часов подползала к полудню, завтрак уже давно остыл. Таисия поблагодарила маму и вышла из кухни. В комнате все было на прежних местах – тетради и учебники стопкой лежали на столе, кровать аккуратно заправлена. На ней сегодня утром она проснулась рядом с мамой. Сейчас ей хотелось как можно скорее выйти на улицу – было душно и как-то странно. Она быстро собралась, написала в телефоне сообщение подруге и, попрощавшись с мамой, выскользнула из дома на прохладную, залитую солнцем, улицу.
Когда мама провожала ее, то была сама не своя. Она больше не казалась несчастной, лицо ее светилось по-детски, задорно, как перед какой-нибудь шалостью. Что же это, думала Таисия по дороге к подруге. Она не успела дойти до условленного ими места встречи, как услышала дикий визг за спиной. Это была Зоя – она тут же бросилась Таисии на шею и засыпала ее вопросами, множеством глупых и несвязных вопросов, но таких родных и свойственных только ей одной.
– Я вернулась, и это главное, – ответила Таисия, закончив череду вопросов. Она и сама не понимала, что произошло, поэтому решила не вдаваться в подробности. Как ни странно – Зоя не стала перечить. Она была так рада видеть подругу, что все остальное не имело значения.
– А как же мама, она наверно тебя прибила?
– Все хорошо. Пожалуй, даже очень. Мы с ней помирились.
– Слава богу, а то я думала – достанется тебе.
– Как видишь – цела и невредима. Давай лучше рассказывай как тут у тебя дела?
Зоя оживилась. Всю дорогу до школы она рассказывала с какими трудностями ей пришлось столкнуться, сколько потратить сил и нервов, и в итоге, все равно быть пойманной на лжи, из–за балбеса Мишки. Это было забавно – снова слушать ее. Они, словно, не виделись вечность, а теперь вновь сидели за одной партой, все те же, и будто повзрослев.
День в школе прошел с особым наслаждением. Свет казался ярче, стены и окна – светлее и чище. Даже воздух был другим. Она вернулась, и все вокруг шло своим чередом. Лишь Мишка заворожено смотрел на нее. Она чувствовала его взгляд – он был теплым и ласковым. Сегодня он ничуть не раздражал, наоборот – был приятен.
Медленно подступал вечер. Он заглядывал в окна, заставляя их зажигаться ярким золотым светом, рассеивая тени по мокрым тротуарам и земле. Урок за уроком пролетали. Звонки, словно будильники – отрывали от мыслей, опять и опять, бесконечное количество звонков. Мишка по-прежнему сидел молча. Он не бросал записки, не играл с телефоном, не вставлял нелепых реплик в монолог учителя. В общем, вел себя совершенно в несвойственной себе манере.
И снова звонок, прерывающий мысли. Опять быстро собраться и идти, инстинктивно следуя за толпой. На этот раз они с Мишкой столкнулись в дверях. Сперва плечами, потом взглядом. Она невольно улыбнулась, он сделал тоже самое, только более неловко и, пропустив ее вперед, пошел рядом.
– Мы к тебе вчера заходили, – сказал он, чувствуя, как сохнут его губы.
– Я знаю, мне Зоя уже рассказала.
– У тебя мама – ну прям, мастер допроса.
– Это она тебя еще не пытала, – они засмеялись, после чего настала мучительно долгая пауза.
– А я ведь не просто так к тебе заходил, – признался он.
– Да? А зачем же?
– Извиниться хотел.
– Можешь сделать это сейчас, – предложила она.
– Конечно могу, – Мишка немного сконфузился, но быстро продолжил. – Повел себя как идиот. Не хотел тебя обидеть.
– Ладно, что было – то было, извинения приняты.
– Значит – ты не злишься на меня?
– Выходит, что не злюсь.
– А в кино со мной пойдешь?
– Посмотрим, может и пойду.
Она улыбнулась, парень выдохнул. Стало легко. Они стояли друг напротив друга, не замечая, как опустели коридоры, и создавшаяся пауза ничуть их не смущала. Только звонок, резкий и протяжный, прервал их радостное молчание, напомнив, что пора бежать.
Последние уроки быстро пролетели. Дождь барабанил по окнам и крыше. В прозрачном осеннем воздухе блестели тротуары. Капли рисовали круги на лужах, разбивались о зонты прохожих и оставляли темные пятна на одежде. Таисия попрощалась с Зоей и Мишкой – друзья разошлись по домам. Как хорошо, что я вернулась, думала она, проходя мимо серых домов и вдыхая прохладный, полный жизни, воздух. Во многих окнах уже горел свет, в том числе и ее собственных. Свет в них был теплым. Он как маяк вдали светился надеждой, пока маленький огонек в сердце дрожал на ветру. Капли текли по лицу. Холодные, вместе с мурашками, они заползали за шиворот. Вдруг, над головой раздался крик. Он прокатился по воздуху и дрожью пробежал по телу девочки. Она подняла голову – белым пятном в темном небе кружил буревестник. Его крик был похож на нежное пение. Таисия знала, что это пение было обращено к ней. Она заворожено следила за его полетом. Буревестник опустился совсем низко, пролетая мимо подъездов и окон домов, голых веток деревьев. Он проплыл в воздухе так близко, что, казалось, Таисия увидела свое отражение в его черных как ночь глазах. Затем он снова поднялся в небо, до Таисии донеслась его прощальная трель, и он исчез. Она помахала ему вслед и вошла в подъезд. Странное нетерпение и радость трепетали в ней. Не дожидаясь лифта, она поднялась по лестнице. Сердце стучало и прыгало. Его стук отдавался в ушах, вместе с мягким топотом ее ног по ступеням. Щеки горели, горело уши и лицо, еще минуту назад холодное от дождя. В глазах мелькали цифры – номера квартир, и двери, за каждой из которых скрывалась своя жизнь, маленький уголок счастья или одинокого горя, тепла и уюта или пустые безжизненные стены. И лишь одна дверь, от которой усиливалась дрожь, и тепло волной хлынуло внутри Таисии. Она замерла и, словно по команде, замер мир вокруг – и стрелки часов и дождь, все остановилось и следило за ней. Щелкнул замок, дверь отварилась. Потертый кожаный чемодан стоял открытый посреди прихожей. Щелкнуло внутри. Стрелки часов сорвались с места и вновь зашагали, ведя за собой жизнь.
